Странный поэт

Николай Островский
В кафе было полулюдно. Здесь обычно собиралась творческая молодёжь – поэты,писатели, художники. То,что должно быть везде, было только в этом городе. В кафе было принято заводить новые знакомство, вести себя прилично,но достаточно фамильярно. И вот однажды в кафе появился новый посетитель – бледный юноша с грязновато-длинными волосами. Взгляд у него был какой-то холодный, старчески-грустный. С первого взгляда ощущалось его одиночество, неумение быть иным. Какими путями и зачем он забрёл сюда – этого ,наверное, не знал и он сам. Я поборол секундное колебание и пошёл знакомиться. Мне интересны всякие новые люди и тем более странные. Я представился. Он сухо назвал себя, сказал что он поэт, но сюда зашёл случайно. «Вы публиковались?» - спросил я. «Да, к сожалению.» «К сожалению?!»
«Я отступил от своих принципов. – пояснил он. – Дело в том, что я гений, а гений просто обязан быть абсолютно одиноким существом, не должен рассчитывать на положительное понимание его произведений другими людьми.»
Я был шокирован его признанием и наглостью. Похоже, что он не шутил, называя себя гением и свято верил в своё предназначение. Можно было отнестись к этому иронически. Но не мешало бы сперва выяснить основания его нелепой уверенности. «Гений – понятие туманное. – сказал я. – Обычно мы не можем знать о своей гениальности наверняка. Оценка других определяет в конечном итоге значение поэта в поэзии.»
«Чтобы верно судить о себе, нужно быть искренним. – Ответил он.- это первое условие. В сущности, всякий поэт считает глубоко в душе себя гением. Иначе творчество не имеет смысла. Если нет максимума таланта – есть графоманство. Обычно же люди надевают маску ложной скромности, делают вид, что уважают мнение читателей. На самом же деле нам необходимо считать себя гениями,чтобы плодотворно и оптимально творить. Все другие творцы – наши конкуренты. А читатели так вообще враги. Поэт предельно одинокое существо. Он пишет только для себя. Всё остальное вторично, лишь влияние внешней среды, традиции, привычки индивида быть и социальным существом.»
«Как могут быть читатели – все – врагами? – Усомнился я. – Для кого мы, собственно, пишем? К тому же и все положительные оценки исходят от читателя. А конкуренция творцов не исключает взаимопонимание, положительную оценку, творческий контакт …»
Его глаза ехидно прищурились. Похоже, он основательно обдумал проблему и имел ответы на все возражения.
«Если читатель хвалит тебя, он усыпляет твою самокритичность, вводит тебя в соблазн самомнения. Но я должен – из чувства собственного самолюбия – творить оптимально, в том смысле, как я сам понимаю эту оптимальность. Положительная оценка может быть и ложной. Я сам должен судить себя и по возможности объективно. Что до отрицательных оценок, то они чаще всего несправедливы. Нет адекватного понимания читателем чужих стихов. Такая критика создаёт у творца комплекс неполноценности. Но допустим, что негативная критика справедлива. И что? Где вы видели поэта, который что либо изменил в своих стихах, согласно критике со стороны? Корректировка творчества осуществляется только через внутренний рост поэта, через его внутренний опыт. И здесь-то он должен быть первейшим критиком самого себя, добиваться оптимальности. И только тогда он может сказать себе – «я гений». И это будет большим стимулом для дальнейшего творчества. Я творю для себя. Но я не хочу чувствовать себя графоманом и должен творить согласно законам самого искусства. Что до контактов творцов, то негативное в них преобладает. Если творец понимает что другой творец искуснее его, возникает чувство зависти. Каждый признаёт другого только чтобы другой признал его самого. Каждый ищет в чужом своё и понимает чужое только в меру личного опыта и пристрастий. Многие гении в истории не понимали и неправедно критиковали друг друга. Взаимопонимание случается, но при этом мы попадаем под влияние других творцов и критиков.
Но именно в творчестве я обретаю наивысшую свободу своей индивидуальности. Совершенно не важно, истинно ли моё суждение о том, что я гений. Главное – что это даёт моей душе, моему самолюбию, моему творчеству. Утверждая свою гениальность, я берусь за самое сложное и желаю добиться наивысшего успеха – как я это понимаю. Мне не нужен никто, чтобы творить. Недаром всё великое рождается в уединении.»
«Но имеет ли смысл такое творчество – ни для кого? Творчество в пустоту?» - Спросил я.
«Вся реальность, в сущности, - пояснил он, - бытие в пустоте, суета сует, цирк форм. Для меня главнее сам процесс творчества. В фантазии я скорее обрету чувство своей ценности, сформирую ценности и идеалы, чем во внешней реальности. Пока я творю, я бог. Я создаю свою вселенную. Ради этого наивысшего наслаждения творческим процессом я и творю. А там будь что будет. Будут ли меня помнить или читать после моей смерти или при жизни – мне всё равно.
Моё творчество своеобразный наркотик. Оно постепенно убивает мои силы, истощает. Но пока я могу творить, я буду чувствовать себя гением, хотя бы наперекор общему мнению.»
Мы помолчали. Я не знал, что сказать. Противоречивые чувства заиграли во мне. Я понял, что этот человек интересен и умён. И что я ему не нужен. Но и он устал от своего одиночества. И пришёл сюда с тайным желанием выговориться. Я попросил его почитать свои стихи. Он отказался. «Может, обменяемся номерами мобильников и продолжим знакомство?» - Поинтересовался я. «Это не нужно. – Сухо ответил он. Встал, чопорно попрощался и вышел из кафе.