Стих да реца

Филипп Морис
ВТОРОЙ КРЕСТОВЫЙ
 
Гуннами грубыми
Дунули трубы.
Рыцарей птицами
Кликали свитками.

Сволочь на площади,
Лошади взнузданы.
Перепоясаны, грузные
Узнаны.

Ломится звонница,
Ноет и молится.
Плетью и розгами –
Кто не поклонится!

Кесарю – кесаря,
Господу – Богово.
Папскими буллами
Вскинуты головы.

Мытаря вытурим,
Кожано -ковано.
Царство Небесное
Нам уготовано.

Будет вам, бравые,
Слева направо
Алым по золоту
Резано колото.

Пики да бубны
Выпали вместе,
А в перекрестии –
Бестии.

Прочь кавалерия!
Вскачь кавалерия!
Гордые – первыми.
Веруя. Веруя!
       



Я под твоим "Второй Крестовый" оставляла восторженную рецу в тот же день, потом удалила как раз из тех соображений, что может ты не хочешь быть узнанным. Так ты что, не видел её?

Джаничка   06.07.2012 10:59   •   Заявить о нарушении правил / Удалить

Добавить замечание

Не видел, не успел насладиться. Жаль.

Филипп Фиссен   06.07.2012 12:33   Заявить о нарушении правил / Удалить

Ну, воооот...(( И мне жаль.
Ну, ладно, зато я теперь знаю, что ты теперь знаешь, что я знаю - эт тоже неплохо, по-моему. А лучшее - враг хорошего, как известно, поэтому скажу кратко: там было о потрясающем воображение КПД, отличном владении словом, блестящем уме и т.п., и т.д. /хватит уже?/))
Ну, если ещё короче, то о солидарности и поддержке.)
А вообще, очень интересен вопрос о глубоком вживании в образ. Что думаешь по этому поводу?)

Джаничка   06.07.2012 13:21   Заявить о нарушении правил / Удалить

Филипп Фиссен:

Я их написал, а они стали жить, двигаться... потом появились звуки: лошади зафыркали, узды и упряжь зазвякала о латы и мечи, громогласные всадники захохотали над рыжей девкой с корзиной, вороньё подбросилось в небо, встревоженное колоколами, вышел епископ, что-то говорит, его не услышишь издали, и всем хочется подойти поближе, оборванцы на площади стали суетиться, кто-то огреб поперек спины плетью, городской дурачок ловит петуха, его ругают бабы...
Ты видела все это? Значит я написал их для тебя.
Я хочу как алхимик создавать зримый образ с помощью слов. Не назидать, не рассказывать историю, а что бы читатель сам увидел. Своими глазами.

...А рыжая, кстати, ничуть не смущается, довольно нагло посмотрела на здоровенного бородоча, восседающего на кауром, поймав ее взгляд он даже как-то сам стал не такой грозно-дикий. Она сгорит на костре через полгода, с поломанными костями и выдранными волосами - епископ тоже ее заметил. Будь он сейчас среди этих бравых дураков, отправляющихся чёрт-те куда (прости Господи, Pater Noster) и неизвестно зачем... Да, нет. Известно. Собираются там бражничать и насиловать сарацинок. Нет чтобы благородно устраивать хозяйство и следить за смердами. Собирать подати и вести благочестивый образ жизни. Тащатся куда-то. Он, а точнее его родственники, выбрали для него другой путь. Если все будет, как доносят из Рима, скоро он станет монсиньором кардиналом, а там возможно и ... Не следует так заноситься, гордыня - грех. Но все же, если бы не обет... Ведьма.
У рыжей уже сейчас дурная слава: кто-то из горожан, говорят, видел ее ночью, идущей с кладбища, а на воскресной мессе она вроде бы не читала "Te Deum laudanum..." вместе со всеми, а что-то твердила тихо, чтоб никто не разобрал... вот и сейчас жена аптекаря и ее кумушки судачат у нее за спиной, что-то выкрикнула ей торговка с красной мордой, она быстро ответила, певучим и твердым голосом, тут же отвернулась и пошла своей дорогой, а торговка, замерев на миг и набрав воздуха, разразилась такой бранью, что даже не заметила, как мальчишки в деревянных башмаках стырили у нее из-под носа какую-то снедь.
Барон, тот самый бородач, получив тычок тяжелой перчаткой в плечо от своего приятеля, пролил себе на седло баролло из кубка, чертыхнулся... Друзья расхваливали охоту в день Святого Фомы, а он снова поспешил повернуться туда, где только что видел плутовку, да та, видимо, уже свернула за угол...
Снова загудели трубы. Зеваки в толпе пытаются как можно выше задрать головы и смотрят туда, куда направили взгляды седоки, им сверху видны императорские штандарты, можно уже  разглядеть и самого императора в белом плаще поверх блистающей кольчуги, его походная корона поймала хилый луч, пробившийся сквозь облака и задевший крест на вершине собора. Толпа мгновенно всколыхнулась, увидев в этом знак, загалдела. Рыжебородый император говорит что-то богатырю с непокрытой головой, сидящему прямо, расправив широкие плечи, верхом на белом жеребце. Тот тоже, вроде бы, рыжеват или он просто поймал на свою светлую макушку тот же луч. На его одеянии - золотой лев. Это Ричард, король Англии. Где-то тут должен быть и третий монарх, французский король Филипп. Но богатырей больше нет и зеваки отказываются видеть короля в невысоком, тонком юноше, с усилием сдерживающим гнедого коня. Хватит им, чтобы  теперь годами травить байки, и двух самодержцев.