Паранойя

Коша Оля
Это началось давно, когда дочке было около двух лет, а их совместной жизни чуть больше трех. Тогда ее муж не приехал с работы в свой день рождения и не ночевал дома. Его телефон молчал, она обзванивала всех его друзей, потом начала звонить в ГАИ, в милицию, в больницы…
Под утро резкий телефонный звонок выдернул ее из вязкого сна и женский голос продиктовал адрес, сказав, что там стоит его машина. Да и вообще его машина там часто стоит…

Она дождалась утра, отвела малыша в садик, а сама рванула по указанному адресу, благо ехать было недалеко. Его машина действительно стояла у подъезда, плотно занесенная снегом. Она припарковалась рядом и стала ждать, когда он выйдет, чтобы ехать на работу. Она не знала, о чем она будет говорить с ним, в голове была пустота. Она просто ждала… Прошел час, а он так и не вышел. И тогда она вошла в подъезд, поднялась пешком на 4 этаж и нажала кнопку звонка.

За дверью послышался смех, потом щелчок замка  и она увидела на пороге своего мужа, он стоял в халате, такой же был у них дома… За его спиной маячила фигура девушки.
Увидев все это, она поняла, что значит слово «предательство». В голове закрутился сумасшедший хоровод мыслей… маленький ребенок на руках, она не работает, родители особо не помогут, она толком без образования, развод, ребенок без отца, кому она будет нужна, как она будет жить… ее затошнило от страха, и она прислонилась к стене, глупо и растерянно улыбаясь.

Как сквозь вату до нее доходил голос мужа, который что-то ей говорил. И вдруг в этом потоке невнятных, будто в замедленной перемотке слов она услышала одну его фразу: «Я знал, что ты сегодня приедешь».
- Зачем? – она слышала свой голос со стороны, будто это произносила не она…
- Зачем? А зачем ты родила? Зачем твоя мать потребовала свадьбы…? – его громкий голос эхом отлетал от стен подъезда и иглами впивался ей в голову…
-Как это потребовала? Ты же сам говорил, что хочешь… и свадьбу и ребенка…
- Я говорил тебе то, что ты хотела услышать и не хотел быть подлецом в собственных глазах, который бросил беременную бабу…
- Как ты мог так… что я тебе плохого сделала…
На секунду она зажмурилась и потрясла головой, неистово надеясь, что это только сон, тяжелый кошмарный сон, что сейчас она проснется и рядом будет ее любимый муж, который обнимет, погладит по голове и весь этот ужас уйдет, смытый его родными руками…
- Ну а что ты хотела, дорогуша? Раз женила на себе мужика, которому ты и не нужна особо, то будь готова к тому, что долго он с тобой не проживет. Найдет себе лучше. Ты ведь даже пишешь безграмотно.. . видела я список, что в магазине надо купить, который ты ему дала. Ха… «жувачка»… это ж надо так написать! – и возникшая рядом с ее мужем девушка пронзительно засмеялась.
Именно этот громкий, веселый и искренний смех стал тем выстрелом, который напрочь снес ей голову…

Очнулась она на улице, сидя в снегу, а перед ней стоял на коленях муж и тряс ее за плечи.
Она оттолкнула его руки, с трудом поднялась, отряхнула снег с куртки и пошла к  своей машине. Муж что-то орал ей вслед, краем глаза она видела ту девушку – она стояла на ступенях подъезда, прижимая руки к лицу и тоже что-то кричала – на них оборачивались люди, а парень, который шел ей навстречу по дорожке, отшатнулся от нее, едва не упав в сугроб.
Открыв дверь машины, она взяла с пассажирского кресла красиво упакованный маленький сверток и, размахнувшись, швырнула его в сторону мужа. В воздухе зашуршала бумага, разворачиваясь и превращаясь в красочный хвост кометы, и под ноги ее мужа упал флакон мужской воды «Hugo Boss»…
- С днем рождения, родной! – ее крик спугнул галок, сидящих на голых ветках тополя.

По дороге домой ее так трясло, что несколько раз  пришлось останавливаться,  чтобы унять дикую тряску рук. В голове по прежнему метался мутный поток разных несвязанных мыслей, она пыталась их как-то продумать, понять, почему так случилось, решить, что ей делать дальше, но все ее попытки вязли как в болоте.
Добравшись до квартиры, она рухнула на диван и проспала до вечера. Потом забрала дочку из садика, потом что-то делала, говорила… через пару минут она уже не могла вспомнить, что именно…
На следующий день к вечеру домой приехал муж. Они долго говорила на кухне, она плакала, а он просил прощения. За что? Что она говорила ему в ответ? Она не помнила, потому что вязкий кисель в голове не давал думать, понимать свои и его слова. Она хотела только одного – что бы ее оставили в покое, не заставляли думать, отвечать, принимать решения.
Так прошла неделя. Она вставала, готовила завтрак, отводила дочку в садик, приходила домой и сидела до вечера на кухне, тупо глядя в окно и выкуривая сигарету за сигаретой.  Потом возвращался с работы муж, она кормила его ужином, о чем-то с ним говорила и затем ложилась спать.
Все.

В голове по-прежнему вместо конструктивных мыслей был плотный туман. И все ее попытки как-то разогнать этот туман, что-то решить для себя, сделать какие-то выводы, приводили к лишь одному – она без сил валилась на диван и засыпала на 10-12 часов. Пробуждение не приносило облегчения и, в конце концов, она смирилась с тем, что никогда уже не сможет нормально думать, когда в ее жизни становилось все плохо.
Дни превращались в месяцы, перетекающие в годы, а они продолжали жить вместе. Та зимняя история как-то улеглась, отошла на дальний план, тягостная каша в голове постепенно рассосалась…

Она старалась не ссориться с мужем, потому что не могла выносить, когда он на эмоциях повышал голос, не выясняла отношений, не спрашивала, где он пропадает сутками… ей не хотелось в очередной раз испытывать то ощущение физической беспомощности и бессилия от невозможности думать. От невозможности решать самой за себя, отстаивать свои интересы, принимать однозначные решения и высказывать их вслух. Она знала, что результат будет прежним – звенящая пустота в голове, бессилие и нежелание говорить вообще, и ненависть к самой себе из-за этого.
В итоге через пару лет они все же развелись и это был единственный раз, когда она смогла найти в себе силы прорваться сквозь ненавистный туман и сказать: "Родной, уходи. Я больше не хочу жить с тобой".

Она научилась с этим жить, научилась отлично делать вид, что все может решить сама, разрулить любые свои проблемы и вообще она дама самостоятельная. У нее даже в  действительности получалось это, при условии, что проблемы были не слишком сложными. Сложные пускались на самотек, но она научилась – и ей даже это нравилось -  жить в иллюзорном мире собственного всесилия и ума. В этом мире она чувствовала себя защищенной, она не боялась, что ее жизнь разрушится от чужих решений. И единственное, чему она молча, упорно и яростно, зачастую в ущерб своим интересам, сопротивлялась – это любым попыткам разрушить ее иллюзии, отнять у нее ее веру в собственную значимость и безопасность. Это происходило только в одном случае – когда за нее что-то решали, поняв ее неспособность к этому, и просили выполнить то, что решено. И на нее не действовали никакие доводы о правильности принятого решения, в необходимости это выполнить, вообще ничто и никак.

Она понимала, что это неправильно, что это путь в тупик собственной жизни, что никто и никогда не сможет жить с ней рядом в таких условиях, что она портит жизнь своим близким, которые думают, что она может принимать решения и воплощать их в жизнь. И не понимают в чем дело, когда этого не происходит.
Несколько раз она отдавала бразды правления в мужские руки, но надолго ее не хватало. Поначалу она выдыхала, радуясь, что теперь ей не надо играть, не надо делать вид собственной значимости, можно просто жить, зная и веря, что родной человек не предаст, решит все проблемы, что все будет хорошо, что он стена, за которой она может укрыть собственную разрушенную голову. Но со временем она начинала считать себя ничтожеством, которое можно с легкостью предать и растоптать, она переставала верить мужчине, искала в его словах и действиях подвох и желание ей навредить и в итоге посмеяться над ней.
Как тогда. Когда звонкий женский смех разбил ей голову.
Она ждала и верила, что когда-нибудь любящий человек поймет все это, и не будет судить ее слишком строго. И поможет ей справиться с этим. Ведь она не виновата, что ее душа больна. Больна тем давним страхом и бессилием перед предательством.