Вскоре Миша выслушал подробный рассказ о своей предстоящей деятельности. Затем он подписал «форму два», заполнил анкету и психологический тест, написал автобиографию. Его сфотографировали в специальной комнате для служебного удостоверения и личного дела. В своей речи, которая отдалённо напоминала инструктаж, Владимир Николаевич подчеркнул, что главный спектр Мишиной деятельности будет сосредоточен именно на Сочи. «Да, - заметил полковник СВР и старший научный сотрудник Центра стратегических разработок, - ваш город с момента избрания его столицей зимних Олимпийских игр 2014-го года становится центром России и всего мира. Тем более что кавказский хребет является сосредоточение психо-энергетических вибраций планеты. К ним подключаются все кому ни лень. Это влечёт за собой определённые последствия. Поэтому данный канал психо-энергетического воздействия надо взять в наши руки. Дабы господа деструкты не могли использовать его против нас и всего человечества. Сознательного, но в основе своём несознательного, что лишь увеличивает потери от катастроф, цунами и землетрясений со сходом снежных лавин. К тому же, там где деньги там и власть. А Сочи притягивает к себе внушительные денежные потоки. Огромную роль в деструктивной обработке масс будет играть и уже играет пресса и религиозные организации тоталитарного толка. И там, и здесь издревле концентрируется вселенский бионегатив, что и порождает деструктов. И теми, и другими плотно занимаются наши спецслужбы, включая МВД и ФСБ. Но в числе их сотрудников немало бионегативных носителей, которыми также необходимо заниматься».
- Вот, кстати! – хлопнул себя Миша по темечку. - У нас в Сочи обретается некто Саркисян. Национальность тут не при чём, но… Я собирал по нему информацию и кое-что накопал. Во-первых, этот тип неопределённой национальности имел отношение к одной из армянских преступных групп в Москве. Якобы занимался сбором наркотических средств. Вскоре, не поладив со своими, убежал в Сочи, где моментально стал своим для неких американских миссионеров. Кстати, он каким-то боком связан с выдачей загранпаспортов, что само по себе интересно. Ведь данная процедура проходит через ОВИР. А это и МВД и ФСБ вместе взятые. Не может быть этот Саркисян Размик Саркисович… ну, скажем…
- …из числа нашей клиентуры? – закончил Владимир Николаевич. – Хорошо! Мы изучим этого типа вдоль и поперёк по свои каналам, - он что-то черкнул золотым «паркером» в блокноте с отрывным календарём, что носил с собой. – Вот так, по крупицам приходится собирать информацию об ином человеке. Если он человек… А вы у себе на месте скоординируйтесь с вашим начальством. Пусть оно определится с этой одиозной личностью. Хотя национальность, вы правы, тут не при чём. На его месте с успехом мог бы оказаться Иванов Иван Иванович. Или Иваненко…
Вечером того же дня Миша оказался представлен директору Центра стратегических разработок. Беседа происходила в другом здании, что было огорожено высоким бетонным забором, имело внешний и внутренние КПП с охраной из молодых людей в штатском. Юрий Петрович (так звали директора), разговаривая с Михаилом, высказал пожелание: главный упор в свете предстоящих олимпийских игр должен быть сделан на журналистскую среду. Бионегатив заполнил собой и газеты, и телеэфир. Это позволяет ему бросать семена своих разрушительных программ на несознательную почву человеческого восприятия. Так с предстоящей олимпиадой у ряда жителей (в основном, молодёжи) связаны не самые лучшие ожидания. Рост наркотиков типа «экстази», проституция, гомосексуальные связи с богатенькими иностранцами… Всего не перечислишь. Конечно, иные деятели считают: неплохо было бы вернуть времена КПСС, когда через прессу и ТВ ничего такое не пролазило. Все щели были надёжно замазаны, все люки задраены. Но враг нашёл хитрую уловку: стал превращать процесс закрытости от зла в закрытую схему. Так и образовался «железный занавес». У нас же это явление стало называться забюрокрачиванием жизни общества. К 1986 году эта схема стала откровенно откачивать из страны все жизненные силы. Её пришлось заменить. Вернее сказать, была сделана попытка, оказавшаяся не вполне удачной. Без предателей, как говорится, не обошлось. Враг, упирая в несусветный тоталитаризм, который сам породил, добился отмены контроля Центра за рядом так называемых реформаторов. В результате чего в конце 80-х и вначале 90-х на лидирующих позициях правительства СССР, а затем России объявилось немало деструктов. Они и укрепили временно дух бионегатива, что привёло к зомбированию общества. Одним словом, брат пошёл на брата, сын на отца…
В довершении беседы директор крепко пожал Мишину руку. Кроме пожеланий в успешной работе он вручил ему служебное удостоверение в виде красной книжки. Разворот был выполнен из цветов российского знамени. В графе должность значилось «младший специалист». В нижней части, помимо печати и подписи директора, значилось: «Сотрудникам МВД, ФСБ, прокуратуры надлежит оказывать активное содействие данному лицу в связи с особыми полномочиями».
Вместе с Владимиром Николаевичем они спустились в буфет и выпили по чашке кофе.
- Ну как общие впечатления? – поинтересовался он. – Вы, я вижу, уже осваиваетесь.
- Да вот, пью с вами кофе, - заметил Миша.
- Хотя мысли где-то витают. Что-то связанное с девушкой. Притом – с красивой. У которой родители явно не из простых смертных, - Владимир Николаевич осторожно пригубил кофе. – Мы одобряем и этот выбор. Одно «но»: не торопитесь с ответом. Никаких обещаний. Это может плохо кончиться. Понимаете? Когда душа находится в стадии формирования, обещания неуместны. Тем более их немедленное исполнение. По вашему прошлому прослеживается один недостаток – чрезмерное чувство ответственности. Не так ли?
- Да-да, - Миша перестал чему бы то удивляться. – Но у меня и в мыслях не было обещать ей… то есть Ирине… Зачем? Всё ещё впереди. К тому же я не знаю её родителей. Так, шапочное знакомство. Они, по-моему, либо не интересуются мною, либо…
- Продолжайте, - ободрил его Владимир Николаевич. – Вы ведь хотели высказать предположение? Ну же?
- Ну да. Вот оно: по-моему, они давно уже собрали обо мне нужную информацию. И это известно кое-кому ещё, - Михаил прозрачно намекал на Центр.
- У меня нет слов, - полковник осторожно отодвинул от себя чашку на блюдечке. – Пойду хлопотать о вашем внеочередном повышении. Звоните, не забывайте, - он тряхнул его за локоть и был таков.
Миша допил свой кофе. Затем, посмотрев телевизор (показывали передачу очередного расследования терактов 11 сентября, где излагалась версия о заранее заложенной взрывчатке в небоскрёбах, отчего те сложились и рухнули), он решительно двинулся на выход. По пути ему пришлось демонстрировать своё новенькое, пахнущее краской удостоверение на двух внутренних КПП. На выходе из здания его ожидал сюрприз. На полу внешнего КПП лежал огромный, лохматый пёс неопределённой породы. Он загораживал своим грозным видом путь через турникет. При виде Миши собака встрепенулась и глухо зарычала. Охранник, молодой парень в сером пиджаке и тёмной водолазке читал книгу.
- Собака, так нельзя, - Миша спокойно вытянул правую руку. Ладонь он направил на пса. – Дай мне пройти.
Собака продолжила рычать. Однако уши встали торчком, а хвост приподнялся, что сулило благодушное настроение.
- Ну, дай же мне пройти, мой хороший? – повторил Миша свою просьбу.
- Дай пройти человеку, - отвлёкся от книги охранник.
Пёс нехотя встал и приблизился к Михаилу. Повиляв хвостом, он внезапно взял руку парня в открытую пасть и легонько сдавил её зубами.
***
Перед отправкой в Сочи Миша сдержал обещание, данное Ирине. Они побродили по Кремлю, заглянули в Третьяковскую галерею. Однако о предстоящей помолвке девушка предпочитала не вспоминать. Миша решил также не затрагивать эту щекотливую тему. Вспоминая проницательный взгляд Владимира Николаевича.
Гуляя по манежной площади, они думали зайти в Кремль. Но какая-то сила опустила незримую и непроницаемую стену. Складывалось впечатление (Миша улавливал это внутренним зрением, что приятной болью открывало «третий глаз»), что вокруг российской святыни клубилась грязно-серая масса. За красными зубчатыми стенами и башнями, в златоглавых соборах и где-то ещё, скрытый от простых глаз, жил невероятно-сильный источник неземного света. Он восходил искрящимся потоком в небеса. А вокруг, словно ограждая его от простого народа, клубилось омерзительное нечто… Проще-простого было списать это на «сатанинских» депутатов Думы, бесконечный клубок заговоров и козней, что зловещей аурой покрывал Кремль и всю Россию ещё задолго до октября-ноября 1917-го. Проще простого… Мише и не хотелось делать это. Крепко держа за локоть свою девушку, он с удовлетворением отмечал: ей также не хотелось идти на поводу этого грязного «киселя».
- Лично я совсем не замёрзла, - сказала Ира, распуская тесёмки на шапке-малахае. – А ты, мой милый?
- Ты меня греешь, - немного подумав, изрёк Миша. – Вот прижмёшься и согреешь. Но у меня такое предчувствие, что нам следует ещё пару минут здесь постоять. Так, на всякий случай.
- Ну, давай постоим коли так, - согласилась Ира, выпуская клубы морозного пара. – Я не против, - постучала она меховыми ботами в тигровых разводах.
В ответ на такое терпение Миша взял её ручки и стал растирать их своими. Через варежки, как говорится. Она нежно поцеловала его в нос. Вскоре Миша почувствовал спинным мозгом усиливающееся напряжение. Будто близилась опасность. И верно – кто-то сдавил его плечо рукой и как следует, тряхнул.
Вот так значит, подумал парень. В Москве, стало быть, так знакомятся. Явно, что бионегатив так проявился. Только чего ему надо? Сейчас выясним…
- Я вас слушаю, - сказал он как можно учтивее, не оборачиваясь.
- Слышь, это я тебя слушаю. Повернись, алло!
- Это можно, - встретившись глазами с Ирой, он, придерживая её за одну руку, слегка подался назад. – Так лучше?
Перед ним (а вообще-то за спиной) высился заправской амбал. Весь в чёрной кожанке. Несмотря на мороз, с непокрытой, выбритой до синевы головой. Глазки у этого переростка были узенькие и неопределённого цвета. Такая помесь гориллы с носорогом. Было видно, что мальчик, хоть и не привыкший много думать, на этот раз медлил. Что-то или кто-то стеснял его «безбашенные» действия.
- Ты чё здесь в натуре типа обжимаешься? Чё, в своих Сочах? Герла наша и неча её приватизировать. Понял или на пальцах объяснить?
- Мальчик, ты в каком классе учишься?
- Я не понял: здоровье чё – по барабану? К стоматологу охота? Чё ты здесь паришься? Гони отсюда в натуре!
«Кожаный» сделал попытку взять Мишу за грудки. Но тот умело сделал ему апперкот левой в почку. Правда, рассчитав удар – в пол силы. Зубы верзилы лязгнули, на глаза опустилась сизая поволока. Руки он всё же опустил. А Ира, крепче вцепившись руками в Михаила, едва не сорвала его рукав. В её глазах соседствовал ужас с восхищением.
- Слышь ты, гандон, - голосом полным плачущей неуверенности начал парнишка. – Я щас по мобиле вызову два грузовика РНЕ. Тебя щас в натуре оттрамбуют. Яйца на брусчатке будут! Понял? Граждане! Русские люди! – заорал он, озираясь. – Жиды руку подняли! На меня! На русского! Вы чё, в натуре, за меня не подписываетесь?
Пару-другую минут продолжалось это якобы патриотическое излияние. За это время, показавшееся ему Вечностью, Миша и Ира узнали о себе много нового. Ира, оказывается, предала русскую идею, путаясь с жидо-масоном. К тому же с заезжим, что было ещё хуже. (Вот бы с местным - тогда…) Миша, понятное дело, был в самом худшем положении. Ему давалось всего 24 часа. Собрать вещи, помыться, побриться, чтобы забыть сюда дорогу. Сюда, значит в Москву в частности и в Россию вообще. Улепётывать предлагалось непременно в Израиль. Иру от таких речей хватило сперва в жар, затем в холод, наконец, в хохот. Она громко хохотала, повиснув на Мишином плече. Сам же парень, собрав спокойствие в кулак, лишь покачивал головой. На каждую тираду бритоголового парировал: «Ну да, ну да. А, ну понятное дело! О, как всё запущено! А, ну Бог с тобой! Ой, прости нас Господи, рабов Твоих грешных».
Несмотря на то, что вокруг ходили люди, никто даже не остановился. Вдали маячил наряд милиции с дубинками и рацией. Но они также не думали подходить.
- Слышь ты, ушибленный! Что б я тя здесь больше не наблюдал. Понял? В поездах не ездей – под колёса бросим, - напоследок бросил бритый в пространство. Смачно плюнув, он заскрипел «берцами» к толпе таких же бритоголовых, в кожанках, притоптывающих у стеклянного подсвеченного купола Торгового центра. Они, вволю посмеявшись, сорвались с места. На Мишу с Ирой даже не посмотрели.
Ой, кто-то у меня дошутится, подумал Миша игриво. И про Сочи ему известно.
- Я не поняла, любимый, что это было? – обдала его белёсым паром девушка, что вволю насмеялась.
- Да так. Много силы – ума не надо, - филосовски изрёк он. – Ты мне сейчас точно рукав оборвёшь.
Пройдя через Кузнецкий мост, они вышли на набережную Москвы-реки. Шествуя по брусчатке Красной площади, Миша с удовлетворением отметил: грязно-серый полог, окружающий Кремль, будто ослаб и поредел. Неужто, и на мне закручена судьба Великой России? В толпе, на которую опускались сумерки (до поезда «Москва-Адлер» оставалось четыре часа), происходили мистические явления. То Мише казалось, что седое от мороза и снега Лобное место обступила толпа длиннобородых людей в сермяжных армяках и лаптях, в собольих шубах на золотых и серебряных застёжках; стрельцы с бёрдышами теснили её, а сверху думный дьяк нараспев читал указ Иоанна Васильевича IV об учреждении опричнины. То ему представлялось польско-литовское нашествие. По бревенчатой Москве с белокаменным Кремлём и златоглавым казанским собором, что своими куполами отображал созвездие Ориона, носились закованные в латы польское гусары с шумящими на ветру лебедиными крыльями. В амбразурах стен клубились залпами чугунные и медные пушки. Польские паны в парчовых кунтушах кричали из бойниц проклятия ратникам Минина и Пожарского, что, разгромив войска гетмана Ходкевича, осадили московский кремль, где был заперт будущий царь – Михаил Романов с чадами и домочадцами. То покрытая дымами столица («сердце России», по определению Наполеона Бонапарта) была заполнена армией «двунадесяти языков». Солдаты в разных мундирах и киверах, французы, пруссаки саксонцы, ганноверцы, итальянцы, швейцарцы, голландцы сновали по горящим улицам. Волокли тюки награбленной одежды, узлы золотой и серебряной посуды. Валялись пьяные и покрытые сажей. В пепле и грязи. Многие из них падут бездыханные по старому смоленскому тракту. Ведь они надругались над святынями русского и российского народа. Обесчестили церкви и соборы, где устраивали конюшни и отхожие места. Жалко и поделом…
Мише также представился парад ноября 1941-го. «Коробки» полков, уходящих на фронт. Ползущие по заснеженной брусчатке железные коробки игрушечно-малых Т-70 на бензинных двигателях, дизельных Т-34. Врезавшаяся по кинохронике шеренга красноармейцев в суконных шлемах, с американскими ручными пулемётами Льюис. Все проходящие смотрели на трибуну Мавзолея, седую от мороза, где в окружении вождей стоял Иосиф Сталин. Покачивая рукой над суконной фуражкой, в простой шинели, он провожал уходящих на фронт. Многим было суждено погибнуть. Но ещё многие выжили и отстояли Великую Россию. Но без злорадства российский народ вспоминает о 750 000 германцах, погибших в битве за Москву. О почти 10 миллионых потерях Германии, большинство из которых отдало Богу душу на Восточном фронте. Всё в руке Божьей.
Сколько же костей легло в Русскую Землю? Зачем? Сколько душ живёт и воплощается в ней? И у каждой своя судьба. Карма, так называемая, что на санскрите означает «мудрость». Не потому ли столь сложна судьба моего Великого Отечества, что столь сложны и многочисленны судьбы его народов? Настоящему поколению предстоит дать ответ.
- …Тю, привет, герла!- прервал ход его мыслей взбалмошный голос. Некая разряженная девица (чёрная с серебряной мишурой шубка, такие же лосины, серебряной парчи сумочка) выпорхнула на снежный тротуар из чёрного «ланд крузера». – Пыли сюда! А, это твой мен? Его тоже тащи! Едем вместе.