При той памятной встрече с обоими Краснопольский присутствовал как-то отстранённо. Он с самого начала понял, что этих кандидатов ему навязали и противу всех ожиданий проконтролирововать их действия он не сможет. Лишь Гришу ему довелось видеть со стороны на стрельбищах. Но что такое наблюдать пару раз или готовить человека? Как говорят те же русские, съесть с ним не один пуд соли? Или говорят баварцы, хлебать с ним суп из одной тарелки? Краснопольскому лишь представили обоих кандидатов. Затем оба показали своё умение стрелять, когда увезли на практические занятия в лес. Стреляли оба отменно, причём, Маша сразу из обоих рук. (С левой, правда, с некоторой задержкой.) После чего Краснопольский, он же Краснодольский, назвал как бы невзначай несколько адресов в Московской области, куда при необходимости можно было «прилечь». Кроме того он заявил, что его «хозяин» располагает своими источниками в окружении Сталина. После того, как кандидаты «залягут» у него, он, само собой разумеется, изучит их на пригодность к исполнению акции. Тот, кого он забракует, скорее всего, может уйти. Причём, навсегда – так, что и следа не останется. А вот баба… «Она мне больше по душе, - добродушно заявил «Русс Ивановитч». – Чувствуется в ней стерженёк вот такущий вот! – он развёл руки по сторонам и показал «какой-такущий» он имел в виду. Вы имейте в виду, что хозяин может её пристроить, скажем, в обслугу Большого театра или, со временем, конечно, в кремлёвский буфет. Кроме того, не забывайте, что шеф охраны вождя народов – большой ходок, скажу я вам. Ему подставить интересную женщину – раз плюнуть! Любит это дело. Болтает много, что не попадя. Так что нашу Машеньку надобно прямо к нему. А этого… ум, гм, хмыря, если доживёт, конечно, используем как последний вариант. Сунем на один из секторов Садового кольца с этим вашим… тьфу ты, язык сломаешь… Главное, что б не промазал – с первого выстрела… Потом… Я не знаю как он потом будет выбираться, но думаю, если его привязать к бабе, то да… Шанс есть». «Не знаю как вы, но мы делаем так, - усмехнулся Ставински: - Пусть девушка курсант беременеет, а потом… Догадались, поди уже, наверное». «А, сажаете на крючок? Ясное дело… Нет, мы так не работаем. У нас другие методы: отправляем бабу на первом месяце вместе с отцом в одной группе. Так надёжнее. А то он башку забъёт мыслями о ней и провалит задание. Ферштейн? Ну, то-то…» «Есть риск, что они оба… как это по-русски… смыться… Или прийти в огэпэу. Вы просчитали этот вариант, герр майор?» «Тот, кто работает по убеждениям, а не за страх, никогда не сбежит и не прейдёт к чекистам с повинной головой. Надобны именно такие люди. Если ваши - не таковы, о чём тогда разговор травить? Сплюнем и разбежимся…»
Краснопольский-Краснодольский вскоре утомил их основательно. Он даже потребовал выезда на стрельбища, где Маша и Гриша продемонстрировали в обстановке полнейшей секретности (вся охрана была удалена на дальний периметр) свою стрельбу из ручного противотанкового гранатомёта под названием «панцеркнаппе». Он небольшого толчка при выстреле вздрагивала рука. Из сопла с оглушительным грохотом вылетала струйка пламени. Гранатка тёмной точкой, оставляя дымную полоску, устремлялась к движущейся на транспортёрах цели, изображающей макет легкового авто. Каждый кандидат брал прицел с упреждением на движение – взрывом сносило пол мишени из кровельного железа. Вскоре на полигон выкатили русский трофейный легкий танк сопровождения пехоты – Т-70. Выстрелом с 300 метров кумулятивный заряд прожёг без труда 30 мм лобовой лист. Внутри кумулятивная струя расплавила затвор пушки и сиденье стрелка-наводчика. Всё это давало заманчивые перспективы. Всё дело было лишь в связях или агентурных источниках, поставляющих эти связи. Именно с их помощью можно было плюсовать многие «почему» и «если», преобразить их в целостную систему, где каждый или почти каждый вопрос соответствовал своему ответу. Но пока до желанной схемы было ещё далеко. Ибо, по данным Ставински русского в СД «запрягли» готовить кандидата для какой-то параллельной акции. СС явно готовили какую-то гнусность или намеревались сами выступить в роли ликвидаторов. Но это нужно было сорвать, во что бы то ни стало. Нужно позарез, как говорят…
***
…Это самое, - окончательно разлепил веки Василий, - вы, чьи такие будете? Кто из вас главный, я не понял?
Руки у него были связаны в два узла. Они были закручены за спину. Сам он расположился на табуретке спиной к холодной бетонной стене. Свет огромным палящим кругом бил по глазам, что было не совсем приятно. Но его учили переносить яркий, режущий свет на курсах «четвёрки» под Воронежем. Рефлекторная память делала понемногу своё нужное, полезное дело. Глаза начинали вспоминать вспышки света, передаваемые оператором (улыбчивой, надо сказать, приятной во всех отношениях женщиной) в условленном режиме под звуки сигналов и без звуков. Это позволяло сетчатке зрачков быстро усвоить болевой порог и выработать необходимую защиту от болевого же шока. (Иными словами, нервы глазного яблока передали мозгу загодя нужную информацию о подобной ситуации, а мозг научился заблаговременно посылать рефлекторный сигнал о сокращении глазных мышц, на случае «световой атаки».) Понемногу глазные нервы свыклись, и стали спокойно реагировать на сильное облучение. По сути, таким людям, как он, была не опасна «светотерапия». Кроме как утомление глазных нервов и самопроизвольное сокращение глазных мышц через час-два она не вызывала.
- Нyтe-с, нуте-с… - услышал он тут же знакомый гнусавый голос: - Мы где-то с вами встречались?
- Что-то не припомню, - уверенно соглаг Васька. – Голос какой-то незнакомый.
Он узнал Барятинского и хотел ответить вопросом на вопрос, но вовремя не стал этого делать. Это было б всё равно, что дразнить племенного бычка красным флагом.
- Хорошая у вас память, я погляжу, - процедил собеседник весьма недоброжелательно. – Такое ощущение, батенька, что на память прежде не жаловались. А вот теперь… Так меня не припоминаете?
- Не припоминаю, - снова солгал Васька ещё уверенней, чем прежде.
- Ах, какая жалость… Не припоминаете, значит. А зачем комедию разыгрываете? Ась?
- Какую-таку комедию? – Васька то расслаблял, то напрягал зрачки, фиксируя внимание на отдельных фокусах света.
- О, как мы не любим, когда нам лезут в голову, - Барятинский наконец встал и прошлёпал вокруг стола, почти невидимый в световом круге. – Не догадываетесь, зачем вы здесь?
- Не-а… Шёл себе по улице и вот тебе – оказался. Не такое бывает. Война, как говорится! Что с ней станется, со стервой проклятой? Житиё нынче такое, сами знаете. Хреновое…
- Да время, время… Так вот – этого времени у вас почти не осталось. Если, конечно, будете продолжать в том же духе. Понятно или ещё пояснить?
- Ай, ай, ай, как страшно,- съязвил Васька, нарочно спокойно. Он знал, что угрожают, когда боятся и хотят узнать как можно больше. Так, что о смерти да ещё преждевременной лучше б тебе не заикаться, подумал он.
Кто-то из сидящих засопел и шумно задвигал стулом. Световое пятно померкло и немного сместилось. Яркий конус упал на одиноко сидящего в правом дальнем углу человека. Его руки были, очевидно, прикручены к спинке стула. Мундир «филдграу» с рунами СС был измят и в пятназх коричневато-бурого цвета. Знакомые полуседые волосы были спутаны и частью прикрывали опущенное лицо. Из полуоткрытого рта на цементный серый пол капала кровь. Если бы не короткие, вырывающиеся из груди вздохи, могло показаться, что эсэсманн помер. Лоренц… Как он здесь? Хотя, ясней ясного. Их же захватили вместе. Как он мог профукать такой момент? Эх, горе-разведчик, диверсант ты хренов. Или херов?.. Он так уверенно привёз меня на свою явку. Стоял комендантский час – ни одна живая душа без пропуска не могла без опаски и носа казать на улицу. А вот же, целая группа вооружённых людей, да ещё с автоматами. И не побоялась нас похитить и привезти сюда. Что это за место? Катакомбы? Заброшенный дот, бомбоубежище? Чёрт его дери… Не будем разбрасываться! Всё, собрался с мыслями, снова успокоился. Ага, вот! Фоммель накануне вышел и как-то нездорово ухмыльнулся. А речь шла о явочной квартире, о «проявке». Может, это оно и есть? Ну, правильно, разыграли при мне дуриков, а сейчас проявляют. Этого нужно было ожидать прежде, а они потянули время лишь бы усыпить бдительность. Немного усыпили, еди их…
Эти мысли ворвались слепящим вихрем в ещё гудящую от удара голову. Барятинский это почувствовал и отреагировал мгновенно:
- Ну, что, сволочь фашистская? Будешь признаваться или нет? Говори, сука!
- А вы у этого кренделя без пальто спросите, - Васька кивнул в сторону Лоренса нарочно небрежно, хотя его внутри то и дело мелко трясло. – Вот он вам лучше всех пояснит и всё скажет.
- Ого! Я вижу, наметился прогресс – Барятинский удовлетворённо шмыгнул носом. – Значит, признаёшь, что виделся?.. Где, когда, цель встречи? Живо отвечать, мразь!
- Что-то я не припомню, паря, что б мы перешли с тобой на ты. Ну, и хрен с тобой. Перешли, так перешли…
- Слышь меня! Хайло своё побереги – зубов не досчитаешься…
- Ну, вы прям как в гестапо, милейший мой батенька! Или того, у товарищей чекистов. Говорят так при товарище Ежове следователь подследственного… того… обрабатывал перед тем как, значит…
Васька нарочно тянул время, подбирая самые нелепые, порой отстранённые формулировки. Его голову снова обожгла догадка: как Фоммель будет отчитываться о похищении обергруппефюрера СД, с которым выезжал на мероприятие? Вот, кретины…
- Ты, гнида! Так вот…
Барятинский в два прыжка достиг его и махнул ладонью.
- Так вот, я тебя серьёзно предупреждаю! Заткнись и отвечай, когда спрашивают. Только по существу. Ну?!?
- Я бы с удовольствием. Но ты же говоришь, заткнись. Как же мне отвечать? Нелогично как-то получается.
Плоская боль обожгла его губы. Они онемели и стали чуть солоноватыми. Удар между тем пришёлся в пол силы, что было совсем неплохо.
- Знаете, - как можно более снисходительно заметил он, - а вы это напрасно затеяли.
Он подавил в себе желание облизаться, чтобы не выдать своё напряжение.
- Что именно?
- Этот допрос с пристрастием. Лучше уж сразу, как говорили в Гражданскую – в штаб Духонина. Я ведь всё равно больше положенного не знаю. И вам сверх того не скажу. Ведь ни слова больше не поймёте. Ну, слова-то, может, и уловите, даже запишите, а сам смысл… То, что мне известно, имеет такой смысл, что может вам повредить. Не говоря уже о том, что в процессе изложения эта информация начнёт сопротивляться мне, - Васька инстенктивно поморщился, - и я её начну вам излагать чёрт те как… Оно вам надо?
- Да что ты говоришь!?!
- Да то и говорю… Уж вы мне поверьте. Придётся разворошить массу всего сопутствующего. А вам это весьма и весьма не понравится. Сами должны допетрить… Лучше будет, если сами скажите – ради чего всё это затеяно?
- Ага, чтобы вы подогнали свою легенду к нашим вопросам? – глухо спросил кто-то из сидящих. – Что, за идиотов нас держишь? Ну-ка, врежь ему для профилактики, дорогой товарищ!
- Тише-тише! – Цвигун опустил подбородок и, убедившись, что его не бьют, продолжил: - Хорошо, хорошо. Со всеми условиями согласен. Спрашивайте же, наконец.
- Был задан вопрос… - почти захрипел Барятинский над головой. – Напомнить или сам вспомнишь?
- Ага, да-да… Конечно, был задан… Цели моего общения с этим, прости Господи, субъектом, что сидит понуро на вашем стульчике? Да какие могут быть у меня с ним общие цели? Познакомились намедни. Предлагал стать его агентом. Я вежливо отказался. Он ещё раз предлагал. Даже предложил подвезти с площади, где я, кстати, прятался во время облавы. Обратили внимание? Ну, то-то. Несоответствие, так сказать… Я опять, то есть снова ему отказал. Тут он меня куда-то повёз. Сказал, что б я сидел, не рыпался. Потом налетели вы… Дальше совсем неинтересно.
- Ты ничего не забыл? – угрожающе встрял Барятинский.
- Что именно? Напомните, пожалуйста…
Цвигун начал довольно развязано, за что тут же был наказан: его со всего маху звезданули ногой по голени.
- Эй, может, хватит, а? – из глаз Васьки нечаянно выкатились слёзы боли. – Силён ты, однако, бить связанных. Чай не один я у тебя такой в руках побывал. Угадал, поди?
- Уймись… Да, всякие побывали. Разговорчивые такие же и молчуны. До поры, до времени.
С минуту установилось гулкое молчание. Угрожающая тишина вскоре стала рассасываться, как утренний туман. В ней зарядились прорехи, сквозь которые Цвигун уловил искры доверия и проблески интереса. Значит, сразу не прикончат. Есть среди этой кодлы кто-то из наших – внедрёнников-нелегалов. Неужели чуток подержат здесь, пока страсти наверху улягутся? Если только это не затея герр Лоренса и герр Фоммелем. А на лице у обергуппефюрера сейчас – не сложный театральный грим, избражающий кровоподтёки? Ась, не слышу?.. Он, кажется, стал шевелить губами, выйдя из себя, и тут же вновь собрался и живо успокоился. Нет, надо следить за собой. Так ещё ненароком выдам то, что внутри. Как говорится, на тарелочке с голубой каёмочкой.
- Как я понял, приговор мне либо давно вынесли, либо только выносят, - разрядил он обстановку скорбным голосом. - Что ж, не сказать, что б радости было много, но всё-таки… Приятно помирать среди своих. (Кто-то из сидящих за столом сочувственно хмыкнул, но на него тут же зашикали.) Вот, вот… Я о том же, дорогие товарищи. Надеюсь, что дадут хоть прикурить перед тем, как «дырка в голова». Или петлю на шею. И от ста грамм не откажуся. То же приятно – для жития в загробном мире. Там, старики говорят, многое вспоминается. То, что при жизни делалось. И хорошего, как говорится, и не очень. А у кого, значит, одно или другое перевешивает, тот идёт по распределению. Либо на сковородки с маслом кипящим, либо в райские кущи. Кто куда… Так вот, товарищи дорогие. Если не желаете выслушать, поразмыслите вот над чем. Я вам нужней живой, чем калеченный. Не говоря уже про башку со свистом. Или с петлёй на шее. У кого какая фантазия, конечно…
- А он прав, - густым басом прокомментировал кто-то в центре светового круга. – Мы уже наметили его, а зря… Если гражданин, хм-гм… желает что-то сказать, облегчить душу, то надо выслушать.
- Ага, как на парткоме, - хмыкнул отчего-то «сочувствующий». – Этот холуй фашистский издевается над нами! Сто грамм ему, видите ли…
- Издевается, говорите? Ну и пусть… - прогудел бас. – Перед смертью не нахохочешься. Нам от этого ни тепло, ни жарко. Согласись, а? Пускай говорит, как хочет. А ты, Сиз…
Барятинский оглушительно закашлял, что заглушить кличку. Между тем было странно, что «бас» решился озвучить её в присутствии посторонних. Или они решили их всё-таки прикокнуть? А с мертвецов, какой спрос?
- А зачем мы ему… это самое… - начал было Барятинский, но решил этим ограничиться.
- А тебе не интересно полюбопытствовать? – голосом под «бас» поинтересовался Василий.
- Или ты только по мордасам шлёпать можешь, гражданин следователь?