Черноморский стиль 2
© Антон Санченко
© перевод Виктора Лукинова.
А до училищных гонок оставалось не так уж и много времени. Но почти на каждой тренировке они слышали то знакомое Гоголевское «Полундра!», и шлюпка с красно-белой флюгаркой, обходила их то слева по борту, то справа, пусть и на последних метрах дистанции, когда уже направлялись к причалу. Правда, Гоголь уже не рисковал насмехаться над одиннадцатой ротой, показывая ей буксир. Таки запомнил.
На одной из тренировок они даже гребли ноздря в ноздрю с десятой ротой с полкилометра, но потом Гоголь крикнул:
- Лёва, «рыба-мясо» нас обходит, что ж ты смотришь!»
И загребной гоголевцев Лёвка так рассвирепел и навалился на весло, что экипажу Вишни снова оставалось лишь лицезреть соперников. Учитывая то, что гребцы в шлюпке сидят лицом к корме, этот ракурс для вишенцев был невыигрышным.
- Вегетарианец он у них, ни рыбы, ни мяса не употребляет, - пояснил причину совсем неспортивной злости Котляревский.
- Опять они нас «сделали», - падал духом народ. Но Котляревский лишь хитро усмехался и обещал:
- Вот перед самыми гонками скажу вам что-то такое, от чего вам сразу легче станет на душе. Сделаете их, как стоячих, не переживайте.
- А почему сейчас не скажешь?
- Сейчас ещё рано. А ещё про кое-что – промолчу. Скажу, когда уже финишируете. Не дрейфь, пехота! Прорвёмся!
- Сам ты – сапог кирзовый! – отозвался кто-то из гребцов. Таки действительно уже оморячились, если обижаются даже на сравнение с пешими пехотинцами.
На последнюю тренировку пред гонками добирались с приключениями. Народу на набережной набилось – что к мавзолею. Одних девок – половина пединститута имени Крупской, по крайней мере. Все какие-то принаряженные, праздничные, накрашенные. Оркестр играет «Прощанье славянки», чепчики в воздух взлетают, дамочки «ура!» кричат. К исторической пушке не протолкнуться. И присесть не на что бедным «тюлькачам», вельбот ожидая.
- Что тут за дискотека?
- «Товарищ» в рейс отходит. Курсантов «централки» на практику везёт.
В море на моряков и поглядеть обычно некому. Потому и все свои театральные эффекты для публики они обычно приберегают как раз на швартовку. Вот какой, спрашивается, смысл в том, чтобы загнать бедных курсантиков в парадной форме на реи? Паруса можно будет ставить лишь в море, за Очаковом. Однако ж красота! Свистят боцманские дудки, звучат в мегафон команды, курсантики бегут вверх по вантам, растекаются по реям, становятся в полный рост и замирают, вцепившись руками в специальный леер, словно зависают в воздухе, широко раскинув руки – воздушная акробатика да и только. Пусть этот спектакль и бесплатный, но любую стоимость билетов «Товарищ» отыграл бы в полном объёме. Публика визжала от восторга.
Ну, у кого практика и операция «Парус», а у кого училищные гонки на носу. Из-за этого переполоха и толкотни вельботы в тот день швартовались с другой стороны набережной, «тюлькачи» едва успели добежать и вскочить, прежде чем последний отвалил.
- Твои все успели? – спросил у Котляревского загребной гоголевцев Лёвка.
- Да все как будто.
- А Гоголь где-то заблудился.
- Точно, вон он скачет, - рассмотрел Котляревский одинокую фигуру в затрапезной робе среди того шумного бала. Гоголь взгромоздился на стульчик в летнем кафе «Мороженное» и отчаянно махал вельботу фуражкой. Но отошли уже прилично, перевозчик возвращаться отказался.
- Ну ничего, догонит.
- На чём? Следующий бот через два часа только пойдёт. Одолжи нам Вишню своего на руль, чтоб последнюю тренировку не портить.
- Ну, Вишню… У вас таких рулевых сроду не водилось. Могарычёвое дело, - сразу начал набивать цену Котляревский.
- Ну да ладно, - всё же согласился. – С одним условием. Даёте нам пять минут форы на этой тренировке.
- Не поможет, - рассмеялся Лёвка. – Всё равно вставим на дистанции.
- А вот посмотрим.
- Вокруг острова через нижний рейд? Замётано.
И вот уже третья шлюпка с сине-белою флюгаркой (экипаж Вишни, но в этот раз без Вишни) отваливает от училищного понтона, наваливаясь на вёсла что есть силы, а седьмая шлюпка с красно-белым значком (экипаж Гоголя, но в этот раз – тоже без Гоголя), терпеливо выжидает обусловленные 5 минут форы. Гоголевцы может и смухлевали, но кто ж им позволит – на руле у них Вишня чуть не с секундомером. Этого времени хватило как раз для того чтобы «беглецы» пересекли затон и углубились в ерик, соединявший его с Цюрупинской Конкой, совсем исчезнув из поля зрения.
Гоглевцы тоже начали резво и похвалялись те 5 минут отыграть ещё до буя на нижнем рейде. Но как ни наваливались на вёсла, за всё время Вишня лишь раз увидел корму своей родной шлюпки – в самом начале тренировки. Котляревский уже выходил из ерика и поворачивал направо в то самое время, когда «преследователи» только в ту узкую протоку влетели и вынуждены были умерить ход. А дальше – как корова языком «беглецов» слизала.
- Видишь? – время от времени спрашивал у «вагоновожатого» загребной Лёвушка, ведь «пассажиры» сидят в том трамвае спиною вперёд и куда шлюпка идёт не видят.
- Нет, не видно ещё, - неизменно отвечал Вишня, до тех пор, пока шлюпка не выгребла на самую середину Конки, уже и буй тот на рейде был на прямой видимости, спрятаться за изгибами берега Котляревский уж ни как не мог.
- Ты что ослеп, молодой? – не выдержал наконец Достоевский и бросил весло, чтобы осмотреться.
- Таки нету, оставили нас в дураках «рыбо-мясоеды»! По борту вёсла, парни, мы за собственной тенью гонимся, а не за Котляревским.
- Молодой, что-то ты темнишь, - сразу стал наседать Максимка из Горького. Дрался он знатно, по-босяцки, Вишня когда-то сам лично видел. Потому и заёрзал на своей банке рулевого.
- Они точно вправо поворачивали, а не на Спортивную Конку? Казачёк засланный! Колись. За борт сыграть хочешь?
Хорошо, что авторитетный и рассудительный Лёва вступился за своего одолженного рулевого и подтвердил, что тоже видел, как Котляревский поворачивал вправо.
- Тогда непонятно.
- Гребём на базу, может там станет понятно, - подвёл черту под дискуссиями Лёва. Вишня в этот момент полюбил его всеми фибрами души – глыба-человечище!
И гоголевцы погребли, ругая Вишню за очень медленный, по их мнению, темп счёта.
- Не «два-раз!», кричи «и-раз!», молодой, да? Твой язык за наш вёсла не успевает! – поучал кто-то из баковых.
Ну и пускай себе гребут. Автор предлагает читателям задержаться на Цюрупинской Конке ещё немного. Оставаться на стороне автора – не самая худшая стратегия для читателя. Тогда не придётся ждать до самой водной станции, чтобы узнать, куда исчезла шлюпка Котляревского.
Потому что команда радистов и её тренер-перебежчик от механиков в это время находились едва ли не в десятке метров от недоумевающих соперников – в камышах. С какого это чуда Котляревский туда на полном ходу влетел, не забыв скомандовать «Вёсла по борту!», никому кроме него пока неизвестно. Сказал своим только, чтобы сидели тихо и не шумели. В жмурки, мол, поиграть надо.
- Сейчас они снова стартанут, рассматриваем стиль гребли, говорим, что заметили.
- Ага, - первым заметил несоответствие Коцюбинский.
- Они не в том месте рвут весло. На «раз!», а не на «два!», как мы. Мы наваливаемся в начале гребка, а они в конце, то есть.
- Вот, вот. Ещё что?
- Ги-ги, когда Лёвушка наваливается, их ял прямо волну роет, словно через верёвку спотыкается, - подметил Яновский.
- Вундеркинд! – обрадовался Котляревский. – Лёвушка у них действительно половины шлюпки стоит. Однако если рвать весло в конце гребка, ял так и будет идти спотыкаясь. А если наваливаться, когда весло только входит в воду, вывернутое, вы шлюпку не только вперёд, но и вверх немного выталкиваете, и нос идёт накатом с волны на волну.
- Что ещё?
- Они весло меньше нас вдоль борта проводят, потому и гребут чаще. Может и нам так нужно, чтобы их «вставить»? – добавил Винниченко.
- А это вряд ли. Чаще, не значит быстрее, - не одобрил Котляревский.
- От многих вещей, обычно, зависит, да хоть и от ветра и волны, но на спокойной воде точно лучше длинную проводку весла делать, как академические лодки гребут. Они вон даже подъезжают на своих баночках-каретках, чтобы подальше весло провести. А мы всё же не Балтике, погода летом так и шепчет: спиной тяни весло, спиною. Не в бушлате гребёшь.
- Так это и есть твой черноморский стиль? – догадался Хвылевой.
- Ну, почти. В черноморском стиле вёсла проводятся так далеко, что гребцы почти ложатся спинами на банки, по крайней мере их уже и не видно из-за борта, одни макушки торчат вровень с планширом. Красиво смотрится, особенно когда шлюпка с какого-нибудь корабля на рейде идёт забирать командира с Графской пристани, и будто сама теми вёслами уже машет в какие-то моменты. Перед собственным командиром гребцы всегда стараются шик показать, и не сачкуют.
- Э нет, я не акробат! – представил процесс Квитка, и даже попытался отклониться назад до уровня планшира, держась за весло. Чуть на колени Коцюбинскому не шлёпнулся.
- Ну и шлюпка у нас пока не совсем черноморская, - усмехнулся Котляревский в усы и достал из кармана пучок каких-то разноцветных ленточек.
- Вот разжился у прапорщика знакомого парашютными стропами. Прилаживайте к ногам возле упоров.
- Мы не акробаты, мы лыжники! – заявил Хвылевой, продевая ноги в прилаженные стропы.
- Вот теперь можно и по-черноморски, - заверил Котляревский.
- Я одного не понимаю, - не выдержал наконец Кулиш, который всю дорогу лишь слушал и сопел.
- И на вёсла мы лучше наваливаемся! И стиль у нас черноморский-старинный с закидонами! Какого же чёрта они нас всё время обгоняют? Ну почему?
Котляревский расхохотался.
- Эх, обещал перед самыми соревнованиями сказать, однако придётся видно сейчас. Рассекретил меня Кулиш. Ребята, во мне весу 98 килограмм. Всё это время вы катали по Днепру в шлюпке лишний центнер. И если вы последний раз держались вровень с ними четверть дистанции, имея такую тяжесть на борту, то…
Они ещё никогда так не гребли! Камыш и осока летели за бортом, как на горной речке. Шлюпке можно было убирать шасси и взлетать. Вот же удружил Котляревский, вот уж порадовал! Вот тебе и черноморский стиль!
- Чуть не забыл, - сказал Котляревский уже под вышкой пограничников
- Ещё одну команду мы с вами не выучили. «Вёсла на валёк!»
- А как это? – не поняли гребцы. Знали они уже «вёсла на воду» и «вёсла по борту», «суши вёсла» и «вёсла на укол», «вёсла под планшир», даже, приходилось выполнять, не говоря уже про «навались», «табань» и «шабаш», а вот «вёсла на валёк»…
- Ну, как ружьём «на караул» делают видели? Ну-ка поднимайте вёсла вертикально вверх, уперев рукоять в днище лодки. Так, хорошо, и лопасти вёсел вдоль борта выровняли. Отлично.
- Команду эту подают лишь тогда, когда шлюпка первой пересекает линию финиша. Слышали? Только первая. Но я думаю, вам завтра понадобится.
На понтоне их встречал … курсант Гоголь.
- О, нашлась пропажа! – почти одновременно крикнули они с Котляревским друг другу. А дальше Гоголь начал нести какую-то околесицу:
- А я сразу догадался, что дамочка эта не здешняя. Одна шляпка чего стоит – столичная штучка! – о чём это он?
Но по берегу и вправду ходила какая-то дамочка бальзаковского возраста в неимоверной шляпке из рисовой соломки. Прямо тебе Чио Чио Сан. Дамочка с деловым видом рассматривала, расспрашивала, записывала. Сопровождал её Валуев в чёрных флотских штанах, форменной тужурке с погонами и в пилотке подводника ( наверное действительно важная птица заглянула, если даже Валуев перешел с «формы раз» на штаны, да ещё и записался в подводный флот).
- А это что такое? Как называется? – спрашивала дамочка.
- Это две команды шестивёсельных ялов только что закончили тренировку. Слева команда десятой роты, чемпионы училища и Азово-Черноморского бассейна, рулевой Гоголь, - терпеливо, как экскурсовод в Сухумском обезьянем питомнике, пояснял Валуев.
- А справа?
- Ну, так себе, ещё одна команда. Младший курс.
Вокруг Валуева и дамочки нарезал круги какой-то бородатый молодчик в ковбойской рубашке и джинсах, он неожиданно замирал в неудобных позах и смотрел то на Днепр, то на шлюпки через рамку сложенных по-операторски пальцев.
- А можно чтобы те парусники завтра в кадре были? – спрашивал молодчик.
- Сделаем, - обещал Валуев, скосив глаз на дамочку.
- А можно будет интервью у вас взять, - допытывалась дамочка.
- Сделаем, - отвечал Валуев.
- Старт будет вон от того красного буя в конце затона, - пояснял диспозицию Валуев.
- Шлюпки пройдут весь затон по прямой, выйдут в Днепр возле сторожевой вышки пограничников, дойдут до буя на нижнем рейде, обойдут его левым бортом и возвратятся сюда. Финиш здесь, где мы сейчас стоим, - рассказывал Валуев.
- Хорошо, первую часть отсюда и будем снимать, - решила дамочка.
- А дальше я могу взять Вас и оператора на судейский катер, - пообещал Валуев.
Ещё не поняли? – спросил Гоголь, когда странная делегация ушилась с причала в эллинг.
- Центральное Телевидение наши гонки завтра снимать будет.
И скромно добавил:
- Моя заслуга.
- Ври…
- А зачем мне вам врать? Когда вы меня не дождавшись отвалили на вельботе, я в кафе «Мороженное» приземлился. Не спешу никуда. «Товарищ» как раз отошёл от причала, развернулся через правый борт на фарватере, погудел на прощанье, и двинул на выход в море. Публика разошлась, до катера ещё далеко. И тут – эта дамочка с бородачом. Сели за соседний столик, сокрушаются, что на отход опоздали, успели только с кормы «Товарища» заснять, пропала передача: материала мало, зря из самой столицы на РАФике тряслись. Прощай премия, хоть бы за командировку деньги назад возвращать не пришлось. Ну, я включаю свою природную обаятельность, знакомлюсь, спрашиваю, как передача называется. «На земле, в небесах и на море». А я, не будь дурак, и намекнул, что у нас завтра гребная регата училищная, как раз в тему…
- Ну ты даешь, Гоголь! – расхохотались курсанты обеих шлюпок.
- Так что готовьтесь, молодые, На камеру снимать будут, как мы завтра вас порвём. Как Тузик грелку, - вставил кто-то из гоголевцев.
- Ну, доживём – увидим, - уверенно ответил Квитка. А Котляревский только усмехнулся в усы.
А что там до того завтра жить оставалось? Поужинать, да переспать.
Наяривал оркестр на волейбольной площадке. Вальс. «Амурские волны». Надраенные баритоны, басы и тромбоны слепили на солнце, оркестранты и двенадцать экипажей гребцов потели в жарких суконных клешах и белых голландках – по случаю телевидения всех вырядили по форме номер два. Оператор в ковбойке гонял вдоль строя двенадцати ротных гребных команд, снимал рапорт Валуева начальнику училища, нахально просил повторить доклад, чтобы снять обоих разукрашенных золотом начальников в кителях и при всех регалиях, ещё и крупным планом.
Начальник училища – флегматичный добродушный дядька с погонами капитана порта хохотнул и согласился.
- Ну, давайте, дубль второй и последний, - ещё и с иронией поглядел на Валуева, который во всё это кино его втянул. Когда каперанг во второй раз шел строевым шагом, держа руку под козырёк, в задних шеренгах послышались смешки.
Курсант Котляревский наблюдал за всем этим с понтона. Ведь он ни в одной из гребных команд, как выяснилось, не числился – вольная птица. И оставалось ему лишь смотреть со стороны и болеть за своих. Но не окольцованным альбатросом ходить ему довелось недолго.
- Котляревский! – заметил его Валуев, когда разыграли гоночные номера на белых табличках, строй распустили, и команды направились в эллинг за вёслами. (Вишня вытянул своим седьмую воду – далековато, да).
- Котляревский, иди сюда, будешь склянки отбивать.
Склянки – это такое мелодичное бомканье в корабельный колокол или рынду. Когда-то, когда механических часов ещё не было и в проекте, по ним вёлся отсчёт времени у моряков – отбивали их через каждые полчаса, сверяясь с часами песочными. Перевернул получасовую склянку вверх ногам – брякнул в колокол. Потому и – «отбить склянки». Но сейчас склянки отбивают уже только в праздники, да титрах Одесской киностудии.
Котляревский показательно отбил по просьбе телевизионщиков полдень, хотя был ещё десятый час. Но в полдень сигнал был по-выкобенистей. Правда, в кадр попала лишь его рука. Однако он сильно не расстраивался. Кому надо – узнает по татуировке. Традиционная в «тюльке» рыба-молот была у него наколота. И тут прибежал запыхавшийся Вишня.
- Всё, кранты! Всё пропало! Ох знал, что гоголевцы свинью нам подсунут, но чтоб такую!
- Они наши вёсла похватали, все шесть с желтой маркировкой. На них мол не написано, что они одиннадцатой роты. Эх!
- Так ведь и вправду не написано, - усмехнулся Котляревский.
- Вот чтобы вы, салаги, без меня делали? Ваши сосновые вёсла, комплект для гонок, я ещё вчера отложил на другую сторону эллинга, на стеллаж где мачты и паруса лежат.
- Правда!
- Нет, «Известия». Беги, пока ещё кто-нибудь и их не спёр.
И окрылённый Вишня помчал к своим, как рысак, смешно выбрасывая вперёд ноги. А шлюпки более шустрых экипажей уже отваливали от причала, разминались и выстраивались недалеко от линии старта. Вот отвалил на линию старта судейский катер с оператором. Шлюпки уже выравнивали носы на той воображаемой линии между красным буем и катером, то подгребая, то табаня потихоньку. Шлюпка с седьмым номером стала в строй чуть ли не последней. Котляревский сжал кулаки.
- Вёсла!... – скомандовал судья в мегафон. И все шлюпки замерли с занесенными вперёд вёслами.
- На воду! – скомандовал судья и поверхность воды в затоне вскипела пенными бурунами под лопастями семи десятков вёсел.
- А ведь точно могли бы Фонтанку вместе вычерпать, подумал Котляревский.
Фавориты-фаворитами, а гнались сегодня все двенадцать рот. И статистов среди них таки не было.
На самом старте разобраться в том, что происходит на дистанции, почти невозможно. Все ещё свеженькие, все спуртуют, шлюпки движутся вперёд быстрыми рывками, и то одна, то другая выдвигает нос впереди остальных, чтобы со следующим гребком откатиться назад. Да ещё и перспективу нужно учитывать – более удалённые от наблюдателя шлюпки кажутся отстающими из-за своих меньших размеров.
Флотилия лодок уже пронеслась мимо причала, на котором остались лишь оркестранты да Котляревский. Каждый музыкант болел, понятно, за свою роту, и парни чуть не сталкивали один другого в воду. За одиннадцатую роту болел крепко сбитый баритонист Мамочка. Наскакивать на такого субтильным трубачам и саксофонистам было небезопасно для здоровья.
- Видал, наши мимо причала первыми прошли! – крикнул он Котляревскому и от избытка эмоций выдул из своего баритона партию варяжского гостя.
Шлюпки одна за другой подходили к выходу из затона и поворачивали за мыс, за наблюдательную вышку пограничников. Судейский катер с оператором и начальством шел немного сзади всей армады.
- Бинокль бы, - подумал Котляревский.
- Ну держи кулаки, Мамочка. Вроде бы наши третьими в Днепр вышли. Ещё поборемся.
Теперь оставалось лишь ожидать их возвращения. В действительности, на такой длинной дистанции всё решает выносливость, - убеждал себя Котляревский.
- Разве не гонял я их как сидоровых коз? Нет, должны быть первыми и даже из десяти минут выскочить, обязаны, - убедить себя можно в чём угодно, но как переубедить в этом ещё и соперников, которые не знают, как настойчиво ты тренировался. Котляревский раз за разом смотрел на часы и проверял не остановились ли они.
Однако и бесконечные десять минут когда-то заканчиваются.
Вот снова появился в воротах затона и направился к причалу судейский катер, чтобы успеть высадить съёмочную группу на берег. Вот высунула нос из-за мыса и первая шлюпка.
Гоночного номера на таком расстоянии не различить. Но все болельщики притихли, всматриваясь каждый в какие-то свои приметы. Котляревский тоже вгляделся и на радостях чуть не треснул баритониста Мамочку кулаком, который он до сих пор держал стиснутым.
- Наши!
И смотреть на номер ему было уже не нужно. Шлюпка шла, размеренно вымахивая вёслами. Именно так, временами казалось, будто шлюпка сама машет теми вёслами, как крыльями, так далеко отваливались её гребцы, только макушки торчали над планширом. Потом, как мишени в тире выскакивали над бортом их полосатые спины в тельняшках и вода вокруг бортов с плеском вспенивалась лопастями вёсел. Але оп – и гребцы снова исчезали. Уже слышно было «Два-а-а! Раз!» совсем охрипшего Вишни, вот он зачем-то выпрямился во весь рост на своей банке, держа руль стоя, и из последних сил просипел:
- Двадцать гребки..и..!
Все болельщики захохотали.
_ Девятнадцать! Восемнадцать! – в шесть луженных глоток подхватили обратный отсчёт радисты.
Шлюпка преследователей показалась из-за мыса только сейчас. Она проигрывала не меньше десяти корпусов, и Котляревский даже не сразу понял, что то никакая не десятая рота. Только когда радостно завизжали какие-то мелкие барабанщики из оркестра, которые уж никак не могли быть старшекурсниками, он удивился: « А где ж это Гоголь»?
- Четвёртая рота! Даёшь! – верещали салабоны.
Но на барабанщиков сразу же зашикал Валуев, выстраивая оркестр на причале. Он выскочил с катера первым, галантно подал руку дамочке-режиссёру и люто зыркнул на Котляревского, отойдя в сторону, чтобы дать место оператору установить камеру на штативе.
- Я тебе покажу черноморский стиль! – пообещал через голову оператора Котляревскому разгневанный каперанг.
- Как Вы сказали это называется? – тут же переспросила дамочка.
- Черноморский стиль гребли, - засмеялся начальник училища, который тоже как раз сходил с катера.
- Предмет особой гордости начальника нашей водной станции. Я думаю, в своём интервью он Вам о нём ещё подробно расскажет.
- Какая красота! Я в восторге! Лёша, не запори мне эти кадры! Это должна увидеть вся страна!
Шлюпка с седьмым гоночным номером как раз пролетала мимо причала. В кадре казалось – будто шесть однояйцевых близнецов гребут. Не стукнут – не грюкнут, вёсла одновременно по воде плеском лопастями ударяют, проводят синхронно, наваливаются все вместе, ещё и отваливаются назад по самый планшир, как под банки не катятся – не понятно, и выдыхают даже одновременно, словно в один нос сопят. И с каждым следующим гребком звучит хором могучее:
- Три!..
- Два!..
- Один!..
- Финиш!
- Вёсла на валёк! – скомандовал загребной Квитка вместо охрипшего рулевого и над шлюпкой взметнулись вверх шесть вёсел, будто шесть победительно поднятых рук.
Оркестр играл туш, ещё и вторым и третьим финалистам. Их тоже ожидали награды и торты. Потом уже без музыкального сопровождения и кондитерских изделий, одна за другой пересекали линию финиша остальные шлюпки, и гребцы обессилено бросали вёсла по борту и падали на банки отдыхать. А гоголевцев среди них всё не было!
Вишня уже просипел «Шабаш!» и ловко пришвартовался к понтону, когда из-за мыса наконец вынырнули ещё две шлюпки. Это была последняя интрига тех гонок – кому именно оркестр сейчас сыграет «Чижик-пыжик где ты был?», как «чествуют» на флоте последнюю команду гонок.
Ни одна из двух шлюпок не желала этой сомнительной почести, и едва ли не самая ожесточенная борьба разыгралась как раз между двумя аутсайдерами. Они шли нос в нос до последнего, только вот гоголевцы с левого борта гребли … лишь двумя вёслами. Насупленный Лёвушка сидел пассажиром на своей банке и косо посматривал на своих коллег.
- У него весло разлетелось, когда вокруг буя разворачивались, и он табанил, - объяснил Вишня.
- А кто им виноват, если они такие пижоны, что запасных вёсел с собой не берут. Я ещё на тренировке такое заметил, но думал – может так надо? Может они вес таким способом экономят?
- Наверное Лёвке досталось именно то «весло имени Хвылевого», - хохотнул Котляревский.
- Но мы и так бы их «сделали», не сомневайся. Ещё до буя мы выигрывали у них полтора корпуса, - похвастался Квитка.
Именно в это время оркестр грянул «Чижика …». Но шлюпка Вишни уже даже не смотрела, кому именно, ведь им предстояло выполнить ещё одну испокон вечную флотскую традицию: выкупать за бортом своего рулевого. Однако хитрый Вишня и тут выкрутился.
- Ребята, не меня, его, - перевёл стрелки на Котляревского.
Сопротивляться было бесполезно. Тренера новых чемпионов бурсы схватили за руки – за ноги, и раскачав под общий хохот, как был – в полной амуниции, швырнул с понтона в Днепр. Оркестр играл туш.
Валуев скрежетал зубами, от невозможности заорать на всю базу своё «Котляревский!», но не подавал вида – как раз готовился к интервью. Дамочка собственноручно умело гримировала его карандашиком, и хорошо, что хоть губы своей помадой не подводила. Это не шутки, срочно провозгласить панегирик тому, с чем ты всю жизнь беззаветно и последовательно боролся, да ещё и перед камерой телевидения. Наверное понять каперанга Валуева до конца смогли бы лишь те историки КПСС, в одну ночь переквалифицировавшиеся на историков Украины. Ну да хватит об этом. Пускай Валуев идёт и отдувается перед камерой самостоятельно. Он для окончания этого рассказа уже, как будто, и не нужен. Чемпионов всё равно должен приветствовать и награждать не он, а начальник училища.
Свои приветствия же Чиф начал с того, что вступился за Котляревского.
- Мужички, вы его не утопите на радостях, – ему на практику ещё надо идти.
- Какую практику? – кинулись гребцы к Котляревскому, едва тот вылез на понтон.
- Это и есть то, что я собирался вам сказать уже после финиша, - ответил Котляревский выливая воду из ботинок.
- Наша десятая рота послезавтра уезжает в Севастополь. Там барк «Седов» уже нас ждёт. И чтобы поехать от бурсы на соревнования в Одессу, вам достаточно было прийти вторыми.
- Однако видишь как всё обернулось. Десятая рота даже в тройку не вошла. Не говори гоп…
- Смотрите не подкачайте в Одессе! Чтоб без таких вот неожиданностей! – счастливо говорил он своим воспитанникам, когда награды и торты были распределены.
Когда учебный барк министерства рыбной промышленности «Седов» проходил Гибралтарский пролив, его радист принял из Одессы довольно непонятную радиограмму. «Седов» шел вокруг всей Европы из Севастополя в Калининград. В радио из Одессы же было лишь одно слово текста
НЕ ПОДКАЧАЛИ
Зато целых семь подписей. Адресатом значился курсант Котляревский.
Черноморский стиль после тех гонок как-то сам собою в училище возродился. Особенно после передачи «На земле, в небесах и на море», которую всё училище теперь смотрело в ротных помещениях в организованном порядке, то есть принудительно. Вместо передачи «Когда поют солдаты».
А курсант выпускного курса Котляревский в это время разглядывал за бортом величавые пенные валы Атлантики и размышлял:
- Ну вот, все мечты сбываются. О чём бы таком ещё помечтать? Принимаю предложения.