Новый Орлеан. (Луизиана).
Город располагался в дельте Миссисипи, которая впадает в Мексиканский залив. Собственно, это удачное месторасположение и дало столь мощный толчок развитию города, сделав его, в конце концов, самым крупным морским портом на южном фронтире, поэтому в Новый Орлеан стекались товары не только с Юга США, но и со всех территорий, расположенных по течению великой американской реки и ее притоков – Огайо, Миссури, Ред-Ривер, Арканзас. Это обстоятельство превращало город в торговую и экономическую столицу поистине огромного региона.
На рынке Нового Орлеана покупали и продавали все, что могло принести прибыль: сахар-сырец, табак, хлопок с плантаций Луизианы и Миссисипи. Кукурузу и пшеницу доставляли из Огайо, Индианы и Теннеси. Виски и окорока из Кентукки. Пушнину из Западных территорий. Ткани и промышленные товары из Англии и Голландии. Вина и парфюмерию из Франции и Италии. Крупные и мелкие партии рабов, отовсюду.
По широко распространенному тогда представлению Новый Орлеан был именно тем местом, где могли преуспеть образованные и амбициозные люди.
Основанный французами город сохранял и в те дни черты не совсем американского города. Его коренные жители – креолы еще не растворились среди активно осваивавших Луизиану американцев, а держались особняком, сохраняя свой язык, свою культуру, традиции и стиль жизни. В то же время после окончания войны с Англией сюда начал и прибывать суда с выходцами из Ирландии, которые стремились обособиться и успешно ассимилировались в среде таких же пришельцев из других европейских стран. Это придавало городу особый экзотический колорит, который очаровывал эмигрантов.
Стоял солнечный день. К портовому берегу, качаясь на волнах, причалила корабельная шлюпка, спущенная на воду со стоявшего на якоре парусника. Как только борт шлюпки коснулся пирса на сваях, на него взошел молодой мужчина, дружелюбно махнув рукой двум гребцам, доставившим его к берегу. Мужчина поднял вверх голову и некоторое время, сощурив глаза, любовался ярким безоблачным небом. Набросив на плечо кожаный флотский парфлеш с пожитками, он еще немного постоял и направился по бимсу вниз, в гущу толпившегося на берегу народа.
Через час он уже бродил по улицам города, с небольшим запасом денег в кармане, удивленно озираясь кругом.
Мужчина был выше среднего роста. Чрезвычайно живой и подтянутый. На продолговатое, скуластое лицо из-под фетровой шляпы спадали пряди курчавых светлых волос, которые он снова засовывал под шляпу плавным движением руки. Военная выправка, быстрая, почти механическая вразвалочку походка выдавали в нем моряка.
Когда-то именно жажда романтических приключений заставила его покинуть родной дом. Его увлекало все яркое и необыкновенное, ибо он был в том возрасте, когда человек больше всего влюблен в романтику. Но суровая флотская жизнь на военном паруснике изменили облик романтики, оставив одни разочарования, напрочь стерев те иллюзии, которые он ранее питал по отношению к образу «морского волка».
Гуляя, он пристально всматривался в лица креолов и воспринимал их мир осколком ушедшей в прошлое эпохи – романтической, возвышенной и благородной. Ему казалось, что они резко отличаются от американцев, которые торговали хлопком, табаком, лесом и всевозможным сырьем. Тогда как кружева, драгоценности, туалеты и шляпки, шелк и атлас, ювелирные изделия и антикварные редкости входили в торговую прерогативу креолов.
Когда он забрел во французский квартал, то сразу попал под докучливые возгласы виноторговцев, наперебой предлагавших отведать первосортного «Бордо» и «Шампани».
Дальше его взору предстала картина ссоры здоровяка-кентукийца с слегка подвыпившим французом, который вызывал того на дуэль. Парни, сцепившись после яростной словесной перебранки, достали из-под прилавков кавалерийские сабли и начали ими страстно размахивать.
За ходом дуэли высокомерно наблюдала старая креольская знать, удивляясь чудачеству двух «недоумков» не поделивших между собой прилавок. Неизвестно чем бы все закончилось, если бы не раздался пистолетный выстрел, произведенный кем-то из старожил-креолов, остановивший дуэлянтов. С минуту оба забияки еще собачились, а потом разошлись по местам, продолжая заниматься каждый своим делом.
Летом почти вся деловая активность в городе замирала – значительная часть состоятельных горожан покидала Новый Орлеан, устремляясь на север, спасаясь от высокой влажности и духоты. Но не особенности климата заставляли жителей покидать город в летние месяцы, а угроза желтой лихорадки, которую переносили москиты с окрестных болот.
Почувствовав, что его мучает жажда и легкое чувство голода, наш герой забрел в один малопривлекательный ирландский паб, где рассчитывал не только вкусить пищи и удовлетвориться прохладным пивом, но и снять временное жилье.
На заднем дворе дома, где располагался паб, находился пруд, в котором плавали утки. Каждый выпивающий мог выйти и за определенную плату попробовать поймать удачу, стреляя в уток. В центре помещения располагались ветхие столы для игры в карты, за которыми восседали мужчины, сосредоточившись каждый на своей комбинации.
Следующей комнатой, являлась та, в которой за более высокую входную плату устраивались танцы, пение, подавалось меню, состоявшее не только из еды и выпивки, но из красивых девушек, которых содержали хозяева для удовлетворения мыслимых и немыслимых желаний посетителей.
Вся атмосфера этого заведения с неумолкающей музыкой, изрядно расслабляла, и явно толкала к опустошению кошелька, более того искушала соблазном значительно его пополнить. Во всем этом кипучем городе наш герой не мог найти занятия, к которому был бы пригоден, и адекватно оценить ситуацию, отзвуки которой нашептывали ему, чтобы он поскорее отсюда убирался.
– Добро пожаловать, сэр! – сказал невысокий с залысинами пабликэн (трактирщик), – подойдя к столику напротив входа, где вольготно разместился наш герой. – Могу предложить шотландский эль (пиво верхового брожения), с привкусом рома.
– Пожалуй, – ответил моряк.
–Коктейль? Грог? Джин?
–Благодарю, пока ограничусь элем.
–Будете, есть, сэр?
–Что-нибудь вкусное и сытное, пожалуйста.
–Кейджун – красные бобы с рисом, – предложил пабликен. – Джамбалая: отварной рис, заправленный овощами и ошметками говядины, поистине блюдо местных гурманов, сэр?
–Согласен, несите.
Сытно поев и выпив пару пинт эля, гость ирландского паба, заметно повеселев, принялся хлопать в такт барабану, на котором под мелодичные звуки скрипки отстукивал дробь лиловый негр, в мокрой от пота холщевой рубахе.
Одинокого морского волка, выброшенного на берег волной судьбы, заметила местная светская львица, не первой молодости дама, едва сохранявшая черты прежней привлекательности. Она на удивление нашего героя оказалась хозяйкой той части паба, где насытившимся посетителям предлагали «десерт», в виде специально обученных шлюшек, готовых за не малую плату удовлетворить даже самые низменные пристрастия изголодавшихся по женской ласке мужчин.
–Привет, красавчик, – лукаво произнесла, она. – Далеко ли путь держишь?
–На север. Вверх по реке.
–Зачем тебе север. Оставайся у нас. Найдем тебе работу, – мило рекомендовала она, запустив свои шаловливые, пухлые пальцы в его густую шевелюру.
–Нет, мне домой надо. Там много работы, – ответил наш герой, отстраняя руку этой тетки.
–Как знаешь, милашка, дело твое. Подари себе удовольствие, – сказала она, старясь обратить его внимание на развязанных кокеток, выстроившихся в ряд, чуть поодаль музыкантов.
Боюсь, мэм, денег не хватит, - ответил он, изобразив улыбку.
–Денег? – удивилась дама, – Эй, парни, – крикнула она четверке мужчины игравшим в покер, а ну-ка освободите место молодому человеку за игральным столом. Пусть попытает счастье.
– Что ставит, твой морячок, а Глэдис? – спросил один из игроков, обращаясь к даме.
– Мне нечего предложить на кон, – ретировался, было, гость.
– Могу одолжить, – предложила Глэдис.
– Ну, тогда это меняет дело! – весело произнес наш герой.
– Но сперва, красавчик, ты приласкаешь меня, – ухмыляясь, сказала она, – вон там, в той комнатке. И в твоих интересах очень постараться сделать так, чтобы мне понравилось.
За столом игроков наблюдавших за происходящим разразились неподдельный смехом.
Поставив в неловкое положение, гостя Глэдис добавила:
– Я еще не так уж стара, малыш, и не так часто предлагаю мужчинам деньги за то, чтобы обладать ими.
–Я право не знаю, мэм, – сконфузился морской волк. – Простите, но вынужден отказать вам, не по причине того, что не испытываю к вам симпатии, а из моральных соображениям, мэм. Еще раз прошу простить меня.
– Эй, Баутисто, – крикнула Глэдис трактирщику, – гляди-ка моралист выискался. Ты случайно не из миссии святого Антония, а парень?
–Нет, мэм, я из Рейнджпоинта и воспитан в благочестивой семье.
–Рэйнджпоинт? А это, где сынок? – спросил пожилой креол, скидывая карты.
–Вверх по реке, на правом ее брегу, в Арканзасе, – ответил моряк, надевая шляпу, намереваясь покинуть заведения.
В это время в одной комнат резко отворилась дверь и оттуда в игральный зал вывалились два разъяренных мужлана. Один наспех натягивал панталоны, а другой, изрекая массу ругательств, волочил за волосы голую шлюху, периодически пиная ее ногами. У девушки в кровь было разбито лицо, она кричала от боли, умоляя прекратить избиение. К бедняжке бросилась на помощь Глэдис, но получив удар в челюсть от второго любителя «клубнички» распласталась на полу. Из-за стойки ринулся трактирщик Баутисто, но был остановлен выстрелом, того, который избивал девушку. Игроки за столом бросились по углам зала. Лишь только моряк недоумевающее глядел на происходящее, принимая решение.
– Джентльмены! – окрикнул наш герой взбесившихся мужчин. – Прекратите!
Он быстро подскочил к тому, кто ударил Глэдис и прямым в подбородок отправил парня головой прямо в полку с посудой. Правым боковым, как бьют заправские кулачные бойцы, он саданул второго, который влетел в дверной проем комнаты, где недавно еще развлекался с девчонкой.
Осмотревшись, наш герой поднял шляпу, склонился над Глэдис, слегка потрепал ее ладонью по щекам, приводя в чувство, и произнес:
– Как вы, мэм?
– Порядок, малыш, – невозмутимо прошептала Глэдис. –Бывало и похуже. Ты настоящий рыцарь, я смотрю. Помоги мне встать.
Игроки в покер потихоньку пришли в себя, выползли из углов, уделив внимание раненому трактирщику. Избитую девушку увели выскочившие из соседних кабинетов подельницы.
–Спасибо за гостеприимство, мэм, – сказал моряк, забросив на плечо свой дорожный парфлеш. – До скорого.
–Обожди, малыш. Если нет, где переночевать, то милости просим, денег не возьму, – предложила хозяйка заведения.
–Раз так, то это меняет дело, – ответил он, лучезарно, улыбаясь.
–Я, Глэдис ван Лейба, хозяйка сего гламура, как ты успел заметить. Все называют меня «мамочка» Глэдис. Ты же можешь меня называть мисс. Да, да мисс, чего вытаращился? Не замужем я. Был муж… А, да ну его, что говорить, пойдем выпьем грога, малыш, как тебя там…
–Гарт, мэм, Уильям Гарт, из Рейнджпоинта.
До глубокой ночи, «мамочка» Глэдис и молодой Гарт, предаваясь воспоминаниям, опустошая бутылки с грогом.
–Послушай, малыш, а ты откуда такой бравый? – заплетавшимся языком спросила Глэдис.
–Из Рейндж…рейндж… по-и-и-инта, мисс, – не менее косноязычно проговорил Уильям. – Я же уже говорил.
–А-а-а-? Хи-хи, – усмехнулась пьяная Глэдис, перейдя на икоту. – Все равно не знаю, где это.
–В Арканзасе, мэм, – добавил Уильям, подливая в стакан Глэдис горячительное.
– Послушай, малыш, а ты и вправду меня не хочешь?
Уильям скорчил рожу и покачал головой.
– Фу, бука, гадкий поросенок! – сказала явно не довольная Глэдис. – Неужели я такая страшная?
– Не-не-не, – запротестовал Уильям, размахивая руками, – вы, мэм просто в матери мне годитесь. А, я не сплю с матерями.
– Ха! В матери! Ишь ты его, сынок нашелся! Да, ты же кабелина еще тот или морская качка навеки усыпила твоего «дружка», а? Ха-ха! Признавайся маме, мерзавец!
– Нет, мэм, – ответил Уильям залив в рот очередную порцию грога. Разрешите полюбопытствовать, а где ваш муж.
– Муж? Муж, – молвила Глэдис, раскуривая трубку, – бросил меня, поддонок.
– Как? – удивился Уильям, вытаращившись пьяными глазами.
– Я вообще-то из Виргинии, – сообщила Глэдис, выпустив клубок едкого табачного дыма изо рта. – Отец содержал факторию в долине Роанок. Потом он куда-то пропал. Мать не выдержала, и вскоре отдала Богу душу.
Я осталась одна посреди дикой природы. Случилась буря. Во время грозы вспыхнул пожар и превратил мое наследство в пепел. Потом я прибилась к каравану, который шел в Теннеси, отдалась по дороге одному трапперу, который нанялся проводником, таскалась с ним по лесам и горам. Надоело мне, и я от него сбежала, куда глаза глядят. Ну а потом… Потом попала к индейцам чикасо. Слышал о таких?
Уильям пожал плечами.
– Так вот эти индейцы продали меня маскогам в Алабаме, с ними я прожила долго, пока меня не выкупил за десять ружей мой бывший муженек промышлявший разбоем на море. Флибустьер, одним словом. Какая у нас была любовь! Ты себе не представляешь, малыш. И любила я его безумно… Когда мы пришли на паруснике в Орлеан сбыть награбленное, мой желанный проигрался в карты в этом самом пабе. И, чтобы рассчитаться поставил меня на кон хозяину ирландцу. Я должна была телом отрабатывать карточный долг своего благоверного. Потом он ушел на шхуне в Мексику, обещал вернуться, но видимо забыл. И с тех пор я приросла к этому пабу, будь он неладен. Когда здесь стояли англичане, обслуживала их. Хотела уйти с ними. Но хозяин не отпустил. Ирландец преставился не так давно и мне как своей любимой шлюхе завещал долю в этом заведении. В компаньоны я взяла креола Баутисто. Вот так вот, малыш…
– Моя мать тоже из Виргинии, – задумчиво произнес Уильям, – рассказывала, что когда-то ушла с караваном на Запад. Я же родился в Северной Каролине, около Шарлот, слыхали?
Глэдис покачала головой.
– Пойдем спать, малыш? – устало буркнула Глэдис, приложившись к стакану.
–Угу, – только и смог выдавить из себя Уильям.