ГЛАВА 10. НЕОЖИДАННЫЕ ПАРАЛЛЕЛИ
«Мир тесен».
(Расхожее, но очень верное
определение)
Говорят, что спать днём вредно – голова будет болеть и, опять же, всяческая гадость может привидеться. Я собиралась было просыпаться, но снова задремала. И прикорнула-то всего на несколько минут, а глупый сон тут же начал сниться…
И явилась ко мне в предпросыпной дрёме сторожевая псина Жучка из моего бывшего санатория. Справедливости ради надо сказать, что совсем негодящая она была сучонка – огромная, хоть и совсем юная; чёрная, с большим процентом примеси генов немецкой овчарки, а то, возможно, и гиеновидной собаки или ещё какой мерзкой доисторической твари навроде динозавра. Так получилось, что была она нещадно отравлена неизвестно кем ещё десять лет назад ввиду своей беспросветной глупости, упёртой злобности и неуёмной кусачести. Возможно даже, что она кидалась зубами вперёд на сотрудников и отдыхающих не по вредности, а по излишней живости характера и глупой молодости. Глядишь, подросла бы и поумнела, да вот только кто бы ей позволил подрасти в подобной ситуации. А жаль – найдись, к примеру, на её счастье какой-нибудь хозяйственный рог, так и до сих пор бы исправно несла охранную службу где-нибудь на дальнем огороде, сытая и довольная жизнью, в отличие от других сотрудников, но, да вот не повезло собачке…
Но во сне возможно многое. И приснилось мне, что вышеупомянутая самка собаки Жучка, живая, здоровая, довольная таки своей жизнью и весьма раздобревшая от неё, стоит на задних лапах, одетая в белый халат, и покровительственным тоном поучает моего Сашу. А он, как при беседе с руководителем, разговаривает с ней отменно вежливо, но с неприкрытым ехидством. Отличная у него, скажу я вам, тактика общения с начальством. По методике великого суфия и приколиста Ходжи Насреддина.
Не успела я похихикать по поводу увиденного, как Саня обратился уже непосредственно ко мне:
- Вставай, козлёночек, труба зовёт. Начмед звонила, на работу нас приглашает. Сезон открывается в «Лукоморье». Давай собираться…
Начмед сашиного санатория «Лукоморье», имеющего место быть на соседнем море, в пятистах километрах от Крыма, Абдурахманова Гюльчатай Пегасовна к Саше до поры до времени относилась снисходительно, позволяя ему жить и работать.
А потом началось то, что можно прокомментировать только словами классика: «Бывали хуже времена, но не было подлее». В эпоху неприкрытого дерибана санаторных угодий мода на интеллект среди руководителей улетучилась, и в настоящих интеллектуалах быстренько перестали нуждаться. Любой чиновный болван покупал себе диссертацию и автоматически считался гениальным. Благо, дефицита блюдолизов наши благословенные края никогда не испытывали. В результате медицинское начальство окончательно избавилось от «ненужный вещей» в виде двух врачей от бога (кстати, боженька этому никак не помешал), в результате чего мы перебрались таки на жительство ко мне в Крым.
- Странно, в честь чего это нас решили отозвать на работу в свой санаторий? Неужто совесть пробудилась? – подумала было я, и от такой несуразной мысли окончательно проснулась в уютной спаленке дома Кошмарских. И рассмеялась.
- Ты почто заливаешься? – спросил мой супруг, - что-то смешное приснилось?
- Куда уж смешнее, - захихикала я и рассказала ему свой сон.
Потом мы посмеялись вместе, а заодно подумали, что подобный сон не может сулить ничего хорошего. Но пан Кошмарский сказал, что мне был дан знак свыше, указующий на следующий исторический узел, требующий нашего оздоровительного вмешательства. Нам, естественно, сразу же стало интересно – какую-такую связь имеет история нашей семьи с начмедом полузабытого и убиенного санатория. Из отдалённого на полтысячи километров от Крыма бывшего нашего места работы. А дядюшка многозначительно заметил на это, что имеет, мол, но вы обо всём узнаете в своё время, иначе будет неинтересно.
- А если всё-таки сейчас узнать, что произойдёт? – спросил дотошный Саша.
- Оно, конечно, нет запрета ищущим, но не будет того эффекта, - ответил Кошмарский.
Ну, ежели заради эффекта, то и подождать можно. Поскольку дядюшка у нас большой специалист по весёлым спецэффектам и приятным сюрпризам.
Наша дружная семейка привычно расположилась перед экраном и приготовилась к очередному этапу работы по спасению осточертевшего до колик мира от грозящих ему глобальных проблем и неприятностей. Яська включил компьютер, и мы традиционно прильнули к экрану в ожидании чего-то нового и интересного.
Новое опять же по традиции оказалось в чём-то повторением старого. Это снова была степь. Посторонний наблюдатель мог подумать, что мы давно не видели степные просторы и успели всерьёз по ним соскучиться. Потому что перед нами таки снова были они, во всей своей красе. Точнее сказать, во всей своей грозной и недоброй красе. А если уж совсем точно сказать, то в первый момент вообще непросто было определить, что там показывал большой экран нашего компьютера.
По причине огромного облака пыли, поднимаемого в воздух неисчислимыми полчищами всадников на маленьких коренастых лошадёнках и скрипучими примитивными повозками, запряжёнными медлительными рогатыми существами – если не ошибаюсь, быками или даже коровами. Вся эта явно недружественная орава, слабо различимая в густом облаке пыли, с тупым упрямством и достойной лучшего применения целеустремлённостью двигалась в одном направлении по выжженной солнцем и вытоптанной копытами огромного количества вьючных и упряжных животных степи.
Насколько можно было различить хоть что-то в этом кошмарном шествии, земля была жестоко избита, трава вытоптана, деревья, если когда-то и росли в данной местности, давно вырублены. То там, то здесь в поднявшейся чуть ли не до неба обильной пыли мелькали сосредоточенные скуластые лица с узкими злобными глазками, неопрятная меховая одежда и шапки – малахаи, низенькие сердитые лошадки, наполненные скарбом кибитки. Были там, по-моему, кроме всего прочего, даже гружёные ослы и верблюды…
Суровое кочевое войско, окончательно испоганив экологическую обстановку на любимой родине неподалёку от обожаемых и начинающих высыхать в результате людского вмешательства рек Керулена и Онона, начинало своё движение в сторону чужих свежих лугов и полноводных рек. Это никак не вселяло радости в наши сердца. Как и то, что о грядущей беде не догадывался никто из наших предков.
- О, Матка боска, кто это? – испуганно спросили Ядвига с Вандой.
- Это, милые паненки, гоги и магоги. Безжалостный дикий народ, несущий страшную смерть всему живому, - ответил пан ксендз Тадеуш, - всё происходит так, как предсказывали великие библейские пророки.
- И как же господь допустил такое? – спросил Збышек.
- Как испытание господне, сын мой…
Мы не стали вступать в богословский спор, а продолжили просмотр происходящих на экране событий. События, надо сказать, большим разнообразием и избытком филантропии не отличались. Конно–ишачье–верблюжья армада бесстыже продолжала своё победоносное шествие по чужим землям. К сожалению, вся эта злобная шушваль с интеллектом и мягкосердечием саранчи вылупилась, оформилась и выползла в набег в самое подходящее для него время. Великие цивилизации постепенно догнивали, их государства давно превратились в аппараты угнетения собственных народов, вызывая нормальную ответную реакцию вышеназванных народов в виде презрения и нездорового пофигизма в свой адрес. Руководители или, скорее, хозяева государств по законам жанра всерьёз зажрались, забыв о своём долге слуг народа, и, как положено, стали вырождаться. Как следствие, функции вышеназванных государств и их начальников не выполнялись. И тут появилось испытание господне, плавно переходящее в его же наказание в виде плотной массы дикого, задиристого и беспощадного кочевого сброда.
Обидно было видеть, что творили вооружённые дебильноватые пастухи и охотники из дикой степи, добравшись до древних, богатых и имеющих на своём содержании огромные и до зубов оснащённые новейшим оружием армии, держав. Конечно же, не украсят историю древних цивилизаций разрушение китайской стены и демонстративно презрительный въезд предводителя гогов и магогов в главную соборную мечеть великого города Самарканда. Больно и обидно было за соседей. Но вот вражье войско добралось и до России. И что же их ожидало здесь? Государство на тот момент ещё не успело состариться, а вот руководство…
В России испокон веков начальство было третьей, нет – первой и главной проблемой наряду с дураками и дорогами. И не надо привычно рожать расхожие тупизмы, мол, «каждый народ получает такое руководство, которое заслуживает», не надо. По отношению к нашей стране данный затёртый афоризм не срабатывает. Истинно русский человек никогда не полезет в руководство. Быть может, по этой самой причине наше начальство всегда представляло собой совершенно другую нацию, не имеющую ничего общего с коренным народом и ни капли не интересующуюся, жив ли тот народ–кормилец как таковой вообще. Им абы гроши да харчи хороши. А народ пусть хоть сгинет. Для достижения их национальных интересов любые потери хороши. Бабы новых рабов нарожают. А удел нации начальничков – обжираться и выяснять между собой, кто дурнее и богаче.
До поры до времени такая норма жизни бывает просто омерзительной, но с появлением серьёзного противника становится смертельной для страны. Описываемый период не стал исключением. Добрый, умный и работящий народ поднялся на защиту своей Родины от бесчисленных и жестоких орд без централизованного военного руководства. И Россия обезлюдела. Крепкие и опытные воины, уцелевшие в бандитских разборках удельных князьков–плутократов, были положены в большинстве своём на полях неравных битв. Женщины, дети и лучшие мастера–ремесленники уведены в рабство, где многие погибли от голода и непосильных нагрузок, так и не дойдя до рабских рынков. Нельзя сказать, что дошедшим повезло больше. Они всю оставшуюся жизнь тяжело проработали, обогащая старушку Европу – нынешний оплот демократии и общечеловеческих ценностей. Лучшие князья погибли наравне с лучшими дружинниками, а худшие…
Худшие представители нации власть имеющих продолжали иметь свою власть, получая с неё многочисленные материальные блага. Для этого им надо было только вовремя съездить на поклон к врагу и заручиться поддержкой отдельных святош, скорбно повествующих о «начальстве от бога», а также о «гневе» и «испытаниях» господних, поскольку «господь терпел и нам велел». Если бы в те времена дикими захватчиками раздавались ордена, их бы получили в первую очередь представители нации власть держащих, которые вполне устраивали новых хозяев, не брезгуя и выполнением полицейских функций по отношению к своему народу.
Кстати, на фоне разорённых и разграбленных городов и сёл мы не заметили практически ни одной разорённой или разграбленной церкви. Видать, боженька хранил. Или ещё кто. Мы не ставили и не заостряли этот вопрос из уважения к милейшему святому отцу Тадеушу. Он и сам всё прекрасно понимал – зачем заставлять хорошего человека кривить душой ради поддержания чести мундира, точнее, рясы. Да и далеко не все князья и священники были гадами. Увы, нашей стране это уже не могло помочь. И так продолжалось долго. Нескончаемо долго. В опустошенной врагами и удельными князьками стране рождались и умирали в рабстве целые поколения, не знающие мира и свободы. Но не знать воли и не желать её – это, как говорят в славном городе Одессе, «две большие разницы».
Постепенно народились люди, не считающие нормой жизни рабское пресмыкание перед какими-то немытыми баскаками из какой-то баскаканой Орды. Одним из них был княжеский сынок Митенька, впоследствии прозванный Дмитрием Донским. Вовремя родился он и удачно воспитан был хорошими людьми, в том числе и дальним родственником и тёзкой Дмитрием Боброком–Волынцом, мудрейшим и храбрейшим из бояр. Вырос и возмужал княжич Димитрий, выросло и сложилось и его государство. Появилось храброе и боеспособное войско. По всем законам истории, близилась решающая битва. И враг не преминул явиться, в который уж раз, на многострадальную русскую землю.
На экране снова появилось сборище злобных шакалов верхом на мелких конячках – явно близких родственниках дикой лошади Пржевальского. Конно–верблюжье–ишачья армада под управлением хана Мамая упрямо двигалась к месту своего будущего позора.
- Катажина, Александр, - произнёс дядюшка, - обратите внимание на эту колоритную пару. Только не удивляйтесь ничему. В жизни и не такое бывает.
Мы с Саней воззрились на двух вояк в облезлых меховых шубах и, откровенно говоря, были немного шокированы увиденным. Драные шубы и с рождения немытые тела – это, конечно, противно, но при отключении запахов (что вовремя сделал наш добрый мастер компьютерного дела) ещё можно как-то перенести. Пожирание вяленой под седлом конины без вилки и тарелки со смачным облизыванием грязных кривых пальцев – смотрится гадко и непривычно, но ведь кочевые обычаи иного и не предполагают. Ядрёный кумыс крупными глотками из грязного бурдюка со стеканием по шубе – смотреть неприятно, но для здоровья пьющего крайне пользительно. Это мы уже видели не раз и почти перестали удивляться. Но физиономии бравых степных вояк оказались до омерзения знакомыми.
- Как тебе кочевнички? – спросил Саша.
- Пат и Паташон, - брезгливо ответила я.
Два дикаря действительно серьёзно отличались ростом – самое малое, сантиметров на пятьдесят. Но, опять же, не это шокировало больше всего. А что же? Мы пригляделись внимательнее – и ужаснулись.
- О, господи, - сквозь зубы процедила я, - только не это! Дядюшка, откуда они здесь?
- Успокойся, племянница, это не те, о ком ты сейчас подумала.
- А кто же? Неужели когда-то в мире было ещё что-то подобное?
- Конечно. Под нашей старою луной много чего встречалось необычайного…
- Ну, и как эти экспонаты музея грязевых скульптур прозывают?
- Изволь. Сих бравых воителей зовут Яростный Галим (это тот, кто повыше и пожирнее) и Доблестный Кутак (тот, что пониже ростом), - ответил дядя, - да что с тобой творится, Катажина?
- Вспомнила, как переводится имечко второго недомерка и несколько смутилась, - краснея и мерзко хихикая, ответила я.
- Это она так смущается, - привычно съехидничал мой благоверный.
- И как же оно переводится? – мои любимые родственники, мало того, что были хорошо воспитаны, ещё, к своему счастью, не знали восточных ругательств так же хорошо, как я.
- При дамах не могу.
- Скажи мне на ухо.
Услышав перевод, дядюшка точно так же покраснел и захихикал:
- А что, пожалуй, что и походит. И размером, и сущностью своей. В давние времена имена давались заслуженно…
Плосколицый криволапый батырчик ростом чуть ниже полутора метров был до отвращения похож на моего бывшего главврача Юхыма Йосыповыча Дрындюка, который долгие годы изгалялся над бедным санаторием «Браво» вплоть до полного уничтожения оного санатория. Был он таким же мелким и съёженным, из-под грязного форменного малахая зыркали на окружающий мир злобненькие крысиные глазки.
- Дядюшка, это юхимкин родич, что ли?
- Как есть, родич по прямой линии.
- Чего-то я не понимаю в этой жизни. Дрындюк у нас числился представителем самой что ни на есть «титульной» нации, да ещё и элитных кровей, происходя из диких лесов западных пределов «ридной нэньки – батькивщины»…
- Ой, не смеши ты меня, Касенька. Разве не помнишь, что генетически все эти «титульники» не имеют ни малейшего отношения к «нэньке»? Они являются прямыми потомками весьма недружественных «батькивщине» злых кочевников, унаследовавших вековую ненависть своих предков – кипчаков к твоим предкам – славянам. Ты ведь, помнится, немного интересовалась историей, так неужели всего этого не знаешь?
- Знать-то я немного знаю, но не думала, что всё до такой степени запущено. И потом, вы ведь в курсе, что сделали эти потомки злых кочевников с нашей историей?
- В курсе, - вздохнул Кошмарский.
- А как тебе Яростный Галим? – вмешался в нашу историческую дискуссию Саша.
- С ума сойти! Вот это Галим так Галим! Прозвищу соответствует полностью. Как есть галимый.
Ростом под два метра, жирный до состояния супоросной свиньи, на кривых коротких ножках, с длинными волосатыми руками и в рыжей шубе клочьями, внешностью суровый батыр сильно напоминал снежного человека в состоянии лёгкого бодуна. А лицом он был, не поверите – точная копия нашей Гульки. А ещё точнее, Абдурахмановой Гюльчатай Пегасовны, свежеприснившегося мне неблагодарного начмеда санатория «Лукоморье». Сон в руку. Вот он, обещанный сюрприз.
- Что, дядюшка, сей экземпляр тоже является кое-чьим родственником? – ехидно спросили мы с Сашей.
- Ну, конечно же. Такое сходство случайным не бывает. Вы рады? – съехидничал в ответ дядюшка.
- Безумно, - утробно ответили мы, - а, скажите пожалуйста, они нам не родственники случайно?
- Боже упаси. Ни в коем случае. Как и следующий экземпляр. Во всех трёх случаях у вас есть только общая история. Смотрите…
Картинка на экране начала медленно двигаться. Сменяли друг друга конные сотни, верблюжьи упряжки и гружёные нехитрым скарбом ослики. Кочевье как кочевье. Интересно, кого нам собрался показать на этот раз мой премудрый родственник?
А на сей раз кочевье собралось остановиться для принятия пищи и ночлега. Были разнузданы и пущены пастись упряжные животные и боевые конячки, поставлены на прикол кибитки, уже закипало походное варево в прилаженных над огнём котлах. Наши карикатурные знакомцы готовили в своём казане украденную накануне и слабо очищенную от перьев курочку с ароматными степными травами. Кочевое блюдо почти сварилось, и парочка батыров вознамерилась потешить свою плоть горячим наваром, как тут от соседних котлов донеслись предупредительные крики:
- Курицын идёт! Курицын идёт!
Не успели туповатые вояки среагировать на дружеское предупреждение, как рядом с котлом буквально из-под земли вырос тощий кудрявый субъект в чёрных латах с крестом в руках:
- Покайтесь, дети мои! Примите святое крещение…
- Р-р-р, - ответили кочевые воины.
- Похлёбочку готовите? – благодушно спросил чёрный рыцарь, не обращая внимания на неласковый приём и помешивая в казане крестом.
- Вон отсюда, неверный! – проверещал Яростный Галим голосом Гюльчатай Пегасовны.
Ему вторил Доблестный … не буду говорить, кто.
- Ухожу, ухожу, - кротко ответствовал набожный рыцарь, подозрительно быстро унося ноги. Истинный образец христианского смирения.
Туповатые кочевники кинулись к костру – и остолбенели. В котле, в булькающей кипящей воде варился дочиста обглоданный куриный скелет…
Ох, и потешались же над коллегами собратья по набегу! Особенно изгалялся юркий кипчак по имени Заурка. С его лёгкой руки Яростного Галима в кочевье переименовали в Глупого Галима, не обращая ровно никакого внимания на горестные завывания пострадавшего по поводу всемирной несправедливости.
Похихикала и наша компания. А потом мы с Сашей попросили ешё раз показать нам неизвестного проповедника в латах – и остолбенели. С экрана глядела на нас знакомая по прежним экскурсиям в прошлое угловатая образина «немчина Робки». «Роберт №2» с аппетитом догладывал куриную ножку. Надо же, насколько мир тесен!
- А этот откуда взялся?
- Это снова не он, а его предок. Генуэзский арбалетчик Диего ди Гуска. Собственной персоной.
- Мы с вами ничего не перепутали в мировой истории? Это, вроде бы, татаро–монгольское войско. Откуда в нём появился какой-то ощипанный Гуска?
- Если бы только он один. Сам по себе войсковой капеллан погоду не сделает. Но на подмогу хану Мамаю по приказанию высшего духовенства явилась банда генуэзских наёмников–арбалетчиков, а это по тем временам была солидная боевая сила из самых современных.
- Появление генуэзцев понятно. Но, всё же, никак не могу взять в толк, продолжала недоумевать я, - Роберт Монц был не то немцем, не то голландцем, а его предок почему-то оказался итальянцем. Как это могло произойти?
- Элементарно, - ответил Саша, - не такая большая Европа, да и границы тогда были не столь серьёзно определены и охраняемы, как в наше время. Мало ли куда судьба могла забросить генуэзского авантюриста, которого наверняка не жаловали в родном городе, как и любого другого авантюриста. Нашёл себе соответствующую пару – вот тебе и начало новой ветви в новой стране. Были и в те времена небрезгливые девицы, согласные на союз с подобным существом. Не так ли, пан Казимеж?
- Примерно так всё и произошло, пан Александр, - ответствовал Кошмарский, - но это уже совсем другая история.
- А правда ли, что в армии Мамая были даже представители сугубо мирного народа, который тогда промышлял больше торговлей, чем войной? – не уставала любопытствовать я.
- Одно другому не мешает, как для истинного бизнесмена, - ответил дядюшка, - вот, кстати, один из представителей предприимчивого народа. Но он, кажется, уже доторговался…
На экране Галим на пару с боевым соратником гоняли по кругу немного более опрятно одетого, чем они, кочевника с печальными подбитыми глазами и расквашенным носом. Бедный хазарин прятал голову в плечи, пытался закрыть её руками, но противники, в отличие от него, были искусными вояками, и каждый их удар достигал цели. Яростный старательно действовал треснувшей доской, на которой был изображён чей-то портрет, а Доблестный весьма умело пользовался жёсткой ременной плетью. Визгу и причитаний в качестве звукового сопровождения было на целую хазарскую мешпуху:
- Ой, да ви меня не так поняли! Ой, да что ви творыте со своим боевым товарищем!
- Степной торбаган тебе товарищ, шакал, сын ишака! – вопил разъярённый Галим. Его коллега действовал молча, но профессионально…
- Что за шухер на базаре, что за кипеж на бану? – серьёзно продекламировал Саша строки из одесской песенки.
- Ну и представление! – только и смогла сказать я между взрывами хохота. Очень уж комично смотрелся весь этот кипеж. Или шухер – уж не знаю, как точно классифицировать увиденное, - за что это они его так?
- За дело, - смеясь, ответил дядюшка, кстати, лучше приглядитесь к жертве репрессии, панове.
Нам с трудом удалось рассмотреть лицо вышеупомянутой жертвы – уж больно побито было оно, несмотря не все попытки его таки замаскировать – на сей раз полами драного шёлкового халата.
- Что-то, вроде, знакомое, - неуверенно протянул Саша, - Катерина, хватит ржать, посмотри. Это скорее по твоей части.
Действительно, потрёпанный лик побиваемого слишком напоминал одного из классиков современной фантастической литературы, в своё время изгнанного из редакторов оной.
- Да это, если не ошибаюсь, сам Изенька Потцентукекс!
- А, это он, кажется, пописывает под псевдонимом Изяслав Правоверов? Напомни, пожалуйста, что он там натворил во всемирной литературе?
- Нечто маниакально–делириозное. С немалым количеством обглоданных черепов и щедрых олигархов. Но это больше по твоей части. Ты у нас лучше разбираешься в психиатрии. А я просто терапевт. Я нормальных пациентов лечу.
- Снова предок, - вздохнул Саша.
- Снова, - Кошмарский аж закашлялся от смеха, - данного хазарского воина из пришедшего на подмогу Мамаю полка наёмников зовут Гулеб.
- А за что это бедного Гулеба так … отгулебили? – спросила я.
- За дело, - повторил дядюшка, - посмотрите, чем эти нечестивцы его воспитывают.
- Плёткой, - пожала плечами я.
- А второй?
- Никак, иконой. Вот паразиты! Ничего святого для них нет. Что ж такое происходит?
- Данную икону Иоанна Крестителя коммерсант Гулебка намедни продал Яростному Галиму под видом персидской миниатюры с изображением якобы святой Мариам, предварительно закрасив на ней усы и бороду.
- А на кой бес кочевнику икона?
- Наш торговец сумел убедить наивного покупателя в том, что сие изображение является чудодейственным амулетом самого царя Сулеймана, предохраняющим своего владельца от всех видов вражеского оружия.
- И что, предохранил амулет?
- В первом же бою вражеская стрела задела Яростного немного пониже спины. Спасли его только ни разу не стираные штаны. Вдобавок, при последующей за этим переправе через реку гулебова краска благополучно смылась течением, открыв мощную растительность на лике святой. А тут ещё куриный супчик издавал такие заманчивые ароматы, что гурманистый торгаш не мог не подойти понюхать. Вскоре после Диего ди Гуска. Аккурат под горячую руку…
- Ну, не повезло негоцианту, - подытожил Саша.
Мы снова покатились от хохота. Смеялся даже наш преподобный пан Тадеуш. Правда, недолго. Его заинтересовало, из какой церкви грешный хазарский аспид спёр многострадальный образ.
- Не из церкви, - вздохнул пан Казимеж, - это семейная икона некой благочестивой боярской семьи, с которой произошла большая беда.
- Какая же?
- Добрые люди из сострадания приютили компанию хазарских купцов, которые в благодарность за гостеприимство поделились с ними неким количеством чумных блох. В результате почти вся семья вымерла от особо опасной инфекции.
- А купцы?
- Что им станется, у них иммунитет.
- Но кто-то из семьи остался в живых?
- Осталась только одна молодая и слишком доверчивая боярышня. Она настолько уверовала в безгрешность и гениальность душки Гулеба, что имеет шансы в ближайшем будущем остаться без отцовского терема.
- Какая странная доверчивость.
- Вот так господь и лечит людей от избыточного фанатизма, - назидательным тоном сообщил пан Тадеуш…
На экране тем временем бойкий хазарин Гулеб вывернулся из рук суровых мстителей, живенько протиснулся сквозь толпу гогочущих кипчаков и дал дёру. Надо ли говорить, что представление имело большой успех у степной аудитории, а язвительный Заурка присвоил бывшему Яростному Галиму почётное звание «Дважды Глупый Галим», под которым тот и остался в памяти своего многочисленного потомства…
Смотреть на всё это было не толко смешно, но и до крайности грустно. До чего же надо довести свою страну, чтобы в результате очередной княжеской перестройки оказаться захваченными подобной мразью!
- Что, мои хорошие, за державу обидно? – сочувственно спросил Кошмарский.
- Очень. И пожизненно, - ответили мы с Сашей.
- В утешение должен сказать, что основная для той эпохи битва добра со злом произойдёт вскоре и решится не в пользу агрессора. Не знаю только, насколько подобное известие вообще может кого-то успокоить.
- За неимением других добрых вестей и эта сойдёт. А поучаствуют ли в той битве наши предки? – спросили мы с Сашей.
- Только их дальние родственники и друзья.
- Не может быть. У нас в роду трусов и дезертиров не было, - убеждённо заспорила я.
-Не в этом дело. Они бы и участвовали. Только твои потенциальные предки, к сожалению, до битвы не доживут.
- Какая жалость! Но хоть посмотреть на них можно?
- Скорее нужно. Можно также попробовать вмешаться в ход истории.
- Эх, и пораспутываем узелочки!
Степь (ну, как же без неё, родимой!). По выжженной, вытоптанной копытами вражеской конницы земле уныло бредёт толпа связанных, оборванных и в большинстве своём окровавленных людей. Под бдительной охраной конных дикарей и огромных и не менее злых пастушьих собак.
- Полон, - печально сообщила Эльжбета, - наши славянские бранцы…
Худые измождённые женщины (некоторые даже с грудными младенцами на руках), молодые девчонки, ребята, крепкие нестарые мужики (в большинстве своём израненные, но даже без повязок) были варварски связаны, одеты в рубища. Уставшие до предела и все босиком они брели по обожжённой злым солнцем степи. Люди передвигались с трудом, находясь на грани потери сознания от голода и перегрева. Конная охрана при этом хамила как хотела. Тех, кто по состоянию здоровья смел отстать от толпы, нещадно хлестали бичами.
Надо ли говорить, что особенно в этом усердствовали наши недобрые знакомые Пат и Паташон с Зауркой. Им доставляло море удовольствия проявлять свои садистские наклонности против беззащитных людей – это же не мечом махать в честном бою, где и ушибить могут. А в почтительной близости от них с шакальей прилипчивостью двигались две конные фигуры, сильно отличающиеся как от коллег, так и друг от друга. Одна – в новом шёлковом халате, мягких сапожках и своеобразной шапочке – в принципе, тот же кипчак, но только несколько отгламуренный и аккуратнее выглядевший. Другая – в европейском прикиде, с болтающимися на боках коня снятыми от жары фрагментами иссиня–чёрных лат.
- О, а эти два экземпляра откуда здесь взялись, стервятники мутированные? Мало им физиономии чистили за пакости?
- Они ещё большие чистки вытерпят за ожидаемые барыши.
- И куда эта гнилая компания сопровождает несчастный полон?
- В Кафу, на рабский рынок.
- Такой приятный город Феодосия, и такие ужасы в ней творились в прежние времена!
- История иногда бывает весьма жестокой…
- И кто же из нашего знакомого паноптикума получит барыши от продажи моих предков?
- За твоих – никто.
- Интересно узнать, почему? Наверняка, сбегут. Я бы обязательно попыталась. Неужто они это не сделают?
- Попытаться-то они наверняка попытаются. Да вот что только из этой попытки выйдет…
ПРОДОЛЖЕНИЕ
http://www.proza.ru/2012/07/27/414