(О чём Вы думали? - рассказ)
Из дома Саакян вышел в скверном настроении. Накрапывал дождик. До метро было рукой подать, но дорога проходила мимо стройки и жирная глина, размокшая под дождём, сразу навязла на подошвы.
"Девятку" свою он отвёз вчера в ремонт – тосол течёт, вентилятор не работает…
- Как они там умудряются так усовершенствовать модель, что половину лета, а оно было жарким, я вынужден был стоять по обочинам дорог с дымящимся капотом? Мерзавцы! - ворчал про себя Саакян. - Прав был Саркис, говоря, что ничего серьёзного нельзя предпринимать в мае. А я машину купил. Вот и промаялся с ней всё лето!
Ну вот!.. чуть не упал на глине. Ботинки, словно у бомжа теперь. Ох, Господи! Ну и образина же этот ротвейлер - пасть, словно у акулы. И, что это закон позволяет выгуливать таких крокодилов без намордника и поводка? И хозяйка... под стать ему! Какая гадость!
Так, за внутренним разговором с самим собой, Саакян дошёл до метро. Настроение всё ухудшалось…
- Сейчас я окунусь в духоту метро, отдающую кисловатым запахом пупка, а какая-нибудь скотина станет похмеляться пивом рядом со мной. И завершающим аккордом - тележка какой-нибудь пенсионерки проедется по моим ногам, а бедная старушка этого даже не заметит. Ну как тут не взорваться?
А вот и наш скоростной транспорт. Ну, помогай Бог!
Ой, что это все в чёрном? Траур что ли? Или мы вообще так ходим, и просто я отвык за рулём?
Всю жизнь страдаю от того, что не вышел ростом, - сокрушался про себя Саакян. – Так этот дылда чуть не свернул мне голову своим рюкзаком – вот дрянь какая! Боже, ну пошли мне сегодня хоть что-нибудь радостное! Сейчас ведь и на работе будет продолжение этого проклятого утра.
Мой шеф, Роберт Сергеевич - любимец женщин, щёголь, пахнущий трубочным табаком «Clan» и благородным парфюмом, опять, глядя снисходительно сверху вниз, будет похлопывать по плечу, и говорить, словно с напроказившим школяром:
- Ну что же Вы, Саакян? Если поставка сорвётся по Вашей милости… и далее – ничего хорошего.
В вагон втиснулись студентки – хорошенькие щебетуньи. Они болтали так быстро, что он еле успевал улавливать смысл, не говоря уже о том, чтобы самому так быстро попробовать говорить.
- Как скоротечна жизнь! - возобновил он внутренний монолог. - Чем старше становлюсь, тем стремительней проносятся дни и годы. От меня постоянно все чего-то ждут, и всё в больших размерах. Я постоянно что-то должен, должен… должен. Неужели надо умереть, чтобы взять передышку?
Как бы сойти с этого порочного круга? Хоть немного передохнуть, собраться с мыслями, посидеть под дубом на взгорке, и чтобы горизонт был виден! А жизнь естественно и неспешно текла бы рядом, дабы ты немного посмотрел на неё со стороны.
А ведь такой счастливый случай представился мне однажды! – вспомнил он. – Это было в пору моей юности, в Друскининкае, где работал отец.
На берегу речки Ратничелли я сидел и бездумно смотрел на журчащую внизу по камням воду.
Вон, девушка везёт на раме велосипеда свою подругу, они хохочут, падают и снова хохочут, потом плюют на содранные колени и прикладывают к ним листья подорожника.
А там мальчишки качаются на «тарзанке» над омутом. Они уж посинели от холода, но жизнь прекрасна, и звенят над речкой их высокие голоса.
На мостке, с удочкой в руках, задремал на солнышке старик, у которого вовсе нет поклёвки, но, похоже, он об этом совсем не горюет.
Так сидел я, обняв колени - долго-долго… смотрел на кузнечиков, а они на меня. Любовался тающими в небе облаками, угадывал в их очертаниях то всадника, летящего на коне, то чёлн с прекрасной принцессой, то замок невиданный.
На закате солнца небеса заиграли такими красками, что у меня потекли слёзы.
Потом стало смеркаться, и на противоположном берегу реки слоями поползли туманы. Они были, словно живые, текучие, постоянно меняющие форму.
Вскоре и звёзды одна за другой начали вспыхивать на небосклоне. Апофеозом того дня стала полная Луна. Оранжевым большущим диском выплыла она из-за деревьев и залила своим мистическим светом всё вокруг.
И сразу ландшафт стал каким-то неземным, и я, Саакян, впервые в жизни поразился тогда грандиозности и красоте всего происходящего. Луна смотрела на меня кустодиевской мадонной, чуть приоткрыв рот, а я – на неё – изумлёнными глазами.
И почему-то не жалел больше о своей первой настоящей любви, утраченной сегодня навсегда. Казалось, я получил такой дар свыше, который будет оценен мной лишь много лет спустя.
Так, углубившись в воспоминания, Саакян на автопилоте сделал пересадку и уже подъезжал к месту работы. Тут от сентиментальных грёз его отвлёк знакомый запах духов, давно забытый, но такой волнующий и сейчас.
Народу было битком. Перед ним оказалась женская спинка, облачённая в кремовый пиджачок. Вьющиеся рыжеватые волосы струились и щекотали Саакяну нос. Очаровательный запах исходил от этих волос.
Женщина была выше его. На левом плече у неё висела сумочка, правой рукой она держалась за поручень, но народ на остановке поднажал, и женщина оказалась вплотную прижата к Саакяну.
Упругая, обтянутая юбкой, а может брюками – в давке не разобрать – попка упиралась ему в живот. От пиджачка пахло солнцем и свежестью. Запах духов от волос перемешивался с запахом хлеба, и это было волшебное и волнующее сочетание. Саакяну давно уже не было так хорошо от присутствия людей.
Он мысленно представил себе, что у женщины должна быть красивая грудь и, если бы толпа позволила заглянуть сбоку, его догадка наверняка бы подтвердилась.
О, Бог мой! Как хотелось поцеловать эти хрупкие плечики, зарывшись носом в душистые волосы! Хотелось обнять её талию.
И, в то же время, все эти желания были не приземлёнными, а совершенно другими – возвышенными. Сердце колотилось где-то в горле. Казалось, что всем своим организмом он осязал, созерцал, вдыхал это прекрасное существо, но это было совсем не земное ощущение. Он любовался им, как творец своим произведением.
- Лишь бы не дотронуться до неё рукой, и лишь бы толпа нас не разлучила, - думал Саакян, и глаза его были влажными.
И это ощущение блаженного восторга он пытался навсегда закрепить в своей памяти, как ту, кустодиевскую, луну.
Вот и его станция. Толпа вытолкала их обоих из вагона. Женщина обернулась к нему. Ей было за сорок, и она была хороша собой. Чуть наклонившись к нему, она спросила хрипловатым бархатным голосом:
- Простите, это Вы стояли в вагоне сзади меня?
Саакян побледнел:
- Сейчас она скажет какую-нибудь гадость!
Но женщина продолжала в весьма дружелюбном тоне:
- Если не хотите, можете не отвечать, но… мы ведь с Вами больше никогда не увидимся. О чём Вы думали?
И Саакян ответил, как на духу:
- О женщине, о любви небесной.
- Я это почувствовала. От Вас исходила энергия такой мощи, какой я просто не встречала. Вы очень сильный мужчина, и жизнь Вам должна быть подвластна! Желаю вам этого…
От неожиданности Саакян заморгал, спазм сдавил горло.
- Спасибо!.. - хрипло выдавил он.
Женщина улыбнулась, и толпа закрутила и развела их в разные стороны.
Потом он будет думать о ней. В памяти будут всплывать её молодые, желто-зелёного цвета глаза, опушенные густыми ресницами.
Мысленно Саакян благодарил Бога, что Он послал ему эту встречу. Встречу, после которой начнется новый отсчёт времени, и сам Александр Саакян продолжится в нём уже в другом качестве, но тогда это было ему не ведомо.
2008 г.