Француз
Кто из студентов не опаздывал на занятия? Покажите мне этого ботаника, дайте посмотреть в его светлые очи зубрилы и сухаря! Подумаешь, проспал, с кем не бывает, значит, вчерашний вечер удался. Списать все на пробки – и нет проблем! Тем более что треть студенческой группы опаздывает каждый день или через день, а есть и такие смельчаки, которые появляются в университете как красно солнышко поздней осенью. А ты опаздываешь только – раз …в месяц, ну, если честно, в неделю. Что в этом криминального? Каждый студент знает, что опоздать на первую половину первой пары - это ничто, все равно, что прийти за час до лекции, не явиться к началу второй половины – особый шик. Но Женька в тот день опоздала на вторую половину второй пары…
А студенты 212-й группы в это утро были заняты делом страшной государственной важности. Суд над Гаем Юлием Цезарем был в самом разгаре. Сообщество римских граждан только что прослушало пылкую речь сенатора Брута (в миру - Парамонова) под названием «Убийство во благо Рима!» И что еще оставалось Бруту? Недавно убиенный, но вновь живой Юлий (он же – Нечаев) скептически пожал плечами, мол, что тут ответишь? Затем порывисто вскочив с позорной скамьи обвиняемого и приняв гордый, оскорбленный вид, наигранно-театральным тоном воскликнул:
- О, времена! О, нравы! Вот кто должен быть на месте обвиняемого! Убийце даете вы трибуну! О, толпа, жалкая толпа! Как коротка ваша память! Как вы не благодарны! О, Рим, Рим, как быстро ты забыл о милосердии Цезаря!
- О да, как же мы забыли о милосердии Цезаря? – это вновь вступил в разговор Брут – Парамонов. – Обещаешь мне ноги перебить, прежде чем прикажешь распять?
Клеопатра, царица Египта (она же Зинаида Седова, страшно польщенная своим новым именем), восседавшая в качестве свидетельницы в непосредственной близости от членов судейской коллегии, между тем кокетливо улыбалась бывшему диктатору Рима. Суд проявлял нетерпение, а, вернее, полную нерешительность. Кому дать слово на этот раз, а то как бы Брут и Цезарь, то бишь Парамонов с Нечаевым, не бросились реально другу другу морды бить. Нечаев, воодушевленный взглядами и улыбками Клеопатры, уже принял борцовскую позу и, изобразив глубокое раздумье, наконец, произнес: «Жребий брошен!»
Серафима Аркадьевна, преподаватель истории древнего мира, женщина солидная и аристократичная, недовольно заметила: «Ну, что за театральщина, Нечаев?! Ближе к делу, ближе к истории!».
- Извините, Сера…, мадам, но я не Нечаев, - обиделся Нечаев. – И все по делу, все по тексту…
«Что за детский сад?! Не второй курс, а лицейский класс какой-то!» - п недовольно отметила про себя Серафима Аркадьевна и принялась жестами торопить суд….. И в этот момент входная дверь пропустила в студенческую аудиторию опоздавшую Светлову.
Брови Серафимы Аркадьевны изогнулись изящной дугой, а на лице отразилось удивление. Старосте в день семинара опаздывать непозволительно! – прокричали ее глаза.
«Я знаю… Я виновата…» - Женька от стыда была готова провалиться вниз, на третий этаж.
- …Верю, у тебя была уважительная причина, - наконец, тихо произнесла Серафима Аркадьевна, словно боясь испугать членов суда, которые подобно Пентиуму 2000 года выпуска продолжали висеть уже минут пять, не зная, кому - обвиняемому или свидетелям - поверить.
Этому обстоятельству несказанно рад был римский диктатор в лице Нечаева. Под многообещающие взгляды Клеопатры и одобрительные крики всей студенческой аудитории подобно своему историческому прототипу Нечаев завернул яростную и эмоциональную речь, периодически прерывающуюся восклицаниями типа: «Лучше один раз умереть, чем постоянно ожидать смерти» или «И ты, Брут!». Сенатор Парамонов, т.е., Брут, конечно, при каждом таком восклицании нервно вздрагивал, пытался перебить речь противника тезисами, вроде: «Смотрите, перед вами человек, лживый, подлый, коварный и распущенный. Вспомните хотя бы об его юношеской связи с Никомедом…»
- Да-да, вспомните, - немедленно парировал Юлий – Нечаев. – Соберете все сплетни и попробуйте опровергнуть сведения о моем широком образовании, о моем литературном наследии, вспомните, наконец, мои завоевания. И еще - тебе Парамонов никто памятник не поставит, а мне возведут и не один!
Клеопатра – Седова, не смущаясь, аплодировала и чуть не пищала от восторга, сенатор Парамонов, т.е. Брут, молчал, не находя более слов для ответа. Члены суда, все как один к семинару не готовые, и вовсе трусливо косились в сторону Серафимы Аркадьевны, мол, остановите этот беспредел...
Евгения Светлова в это время тщетно мечтала только об одном, как бы пробраться к третьему столу первого ряда незамеченной.
- Ты где бродишь, подруга? – яростно прошептала Оля Смирнова, пропуская Женю на свободное место у окна. - Неужели проспала?
- Проспала, – стыдливо покраснев, кивнула Женька.
- Нууууу, - удивленно протянула Оля, - так, вообще, все на свете поспать можно. У нас тут такое…
- Как семинар?
- Да какой семинар? Дался кому-то этот Цезарь! Нам сегодня не до него… У нас тут другая, более интересная персона нарисовалась…
- А теперь я бы хотела выслушать мнение стороннего свидетеля, - запас терпения у Серафимы Аркадьевны закончился, суд Рима выдохся и, похоже, окончательно зашел в тупик, – простого горожанина… ну, предположим…, Сциллой его зовут…
С последней парты, где-то за спиной Жени, послышалось движение, звук отодвигаемого стула, а затем на всю аудиторию раздался голос молодого человека, которого девушка не видела.
- Историки будущего, как известно, оценят Гая Юлия Цезаря как выдающегося древнеримского государственного деятеля, полководца, диктатора, его завоевания, повлекшие расширение римской империи и изменения облика Западной Европы, его реформы…
Женя замерла, резко обернулась, вызвав удивление всей группы. В глазах потемнело: «Не может быть!»
Молодой человек в ярко синем джинсовом костюме, известный Жене и читателям под именем Ингвальд, улыбнулся, до боли знакомым движением отбросил прядь черных волос со лба, и не торопясь, продолжил:
- Мне же, рядовому гражданину Рима, памятны его публичные речи, а еще больше устроенные Цезарем гладиаторские игры…
- Ну, вот видишь, подруга! Какие у нас сегодня новости! – защебетала Оля Смирнова.
Неожиданно забыв на миг о роли римского гражданина, Ингвальд на глазах у всей студенческой группы кивнул старосте Светловой: «Привет, Женя!», словно они расстались только вчера. Группа 212 и даже Серафима Аркадьевна ахнули от удивления: «Они знакомы?!»
А Женька, не замечая ни общественного внимания к собственной персоне, ни удивленного лица и нетерпеливых вопросов подруги и ближайшей соседки Оли Смирновой, беззвучно шептала про себя: «Ричард, как он похож на Ричарда!» И слезы, да-да, предательские слезы, выступили на глазах девушки. Короткое мгновение… и воспоминания нахлынули жаркой волной, и все - группа 212, Гай Юлий Цезарь, Университет, Город – все исчезло.
Средний сын короля Карла Великого принц Ричард, которому тоже суждено было стать великим королем и в величии превзойти отца своего, предстал перед Женей. Рядом с Ричардом скромная крестьянская девушка Мерсия – его будущая жена. А это Этьен, великий писатель, написавший историю своей жизни, трагической гибели возлюбленной, предсказавший собственную смерть, позади него прославленный воин Иль-де Франса граф Андре Неверский. А вот и Анри, будущий маршал Франции. А это девушка, как две капли воды похожая на тебя, - Анна, франкская принцесса. Рядом с ней ее верный возлюбленный, граф Луи де Шервилль. Как я по вам скучала все эти долгие два года, друзья мои! Ингвальд, последний принц из королевского рода де Флер, студент Академии Космических странников, ожививший в памяти все эти дорогие образы, что занесло тебя в мой мир? Что ты делаешь в нашей студенческой аудитории, какое дело тебе до группы 212, Гая Юлия Цезаря и до …меня?
Женьке захотелось закричать это на всю аудиторию, ошарашить своим криком аристократичную Серафиму Аркадьевну, взбудоражить всю группу… А Димка? Дима! Конечно, Ингвальд должен знать о нем все. А, может… От последней мысли Женька едва не задохнулась. А если и Дима здесь? Они, Ингвальд и Дмитрий, кажется, однокурсники?
А Ингвальд продолжал свой монолог, завороживший всех в аудитории:
- Обвинения в жестокости и распущенности, наверное, справедливы, отчасти, во всяком случае… - юноша грустно улыбнулся. - История человечества, к сожалению, не знает идеальных правителей. Веками ее творили люди, существа несовершенные и слабые. Жажда власти всегда побеждала веления совести и чести. Нравственность и ее законы не совпадают с законами земных государств. Убийства, предательство, коварство, непорядочность, распущенность и нечистоплотность – такие черты присущи почти всем земным власть имущим. А потому один мой знакомый зем.., ваш соотечественник всерьез утверждает, что следует запретить устанавливать на улицах городов памятники некогда жившим людям… И Гай Юлий Цезарь – не исключение…
- Француз! Представляешь, настоящий француз!!! – это, наконец, кричащий шепот Оли достиг ушей Жени. – И смотри, как здорово по-русски шпарит… Из Франции, из Парижа! У нас по обмену, всего на два дня…
- Да, он издалека… - тихо ответила Женя, медленно приходя в себя.
- А красавчик!!!
- А тебе, Смирнова, какая забота, ты же у нас, кажется, дама замужняя?! – ехидно ухмыльнулась с соседнего стола Танька Свиридова.
- Дэвчонки! Не ссорьтесь, он по любому никому из вас не достанется, - это Танькин сосед Галуст, широкий душой, как всегда попытался всех помирить. - В нашем универе он только на один день. Жень, а ты откуда этого интуриста знаешь?
- Да, действительно, откуда? – допытывается и Свиридова.
- Ну, правда, где ты с ним познакомилась? – не унимается и Оля Смирнова.
Женя отстраненно молчала, а потом совершенно серьезно произнесла:
- Повстречались на полпути от Парижа к побережью, последний раз виделись в нашем славном Городе…
- История Рима как история жизни конкретного человека… Вопрос не в том, насколько добродетелен или преступен Гай Юлий Цезарь, - продолжал Ингвальд, в то время как вся женская половина группы ломала голову, как бы с ним познакомиться, - вопрос лишь в том, какие уроки готовы извлечь мы из истории его жизни. Жаль, земная история так малому учит.
- Вот как? – брови Серафимы Аркадьевны вновь изменили форму. – Вы так считаете?
- Да, - просто ответил Ингвальд. – Я так считаю. Уроки истории, опыт предшествующих поколений почти ничему не научил поколения, приходящие им на смену. Может, поэтому ваш…, нашей цивилизацией избран неверный, если не сказать, гибельный путь развития.
- А ничэго так в Париже студентов учат! – присвистнул от удивления Галуст.
Серафима Аркадьевна нервно повела плечами, что также означало крайнее недоумение. А Ингвальд, не заметив волнения студенческой группы, убежденно утверждал:
- Да, гибельный, я не оговорился. Кто, создав мощную техногенную державу, переведя все свои активы в электронный вид (на последних словах юный француз не смог скрыть откровенной усмешки), может быть спокоен за свое будущее? Только неосторожные, если не сказать, неразумные зем... земляне. Природа, ее первозданное бытование, ее мощь, мудрость и красота - для вас по-прежнему неразгаданная загадка. Вычислительная машина, мобильный телефон, цепкая паутина общемирового монстра под названием Интернет, электронный документооборот (Ингвальд вновь засмеялся), виртуальная – электронная форма бытования, заменяющая реальную жизнь, - ваши ценности!
Студенты-историки недоуменно переглядывались уже продолжительное время, брови Серафимы Аркадьевны приобрели необыкновенно выгнутый вид. Преподавательница сумела лишь робко, да-да, робко, произнести что-то вроде:
- …Электронный документооборот… Государственные услуги в электронном виде, разве, это не веяние времени? Разве, в Европе…
- Электронный документ – как вас, историков, источниковедов, могут прельщать эти понятия?! Не понимаю! – воскликнул Ингвальд. – Дело свое, профессию, песню и душу доверили вы бездушной машине, мечты, мысли и раздумья опубликовали в Интернете. Молодые люди (Ингвальд кивнул на студентов), сутками погруженные в мировую паутину, более реально существующие в «Контакте» и «Одноклассниках», чем в этом доме науки, или взрослые ученые мужи, всерьез озабоченные проблемой внедрения электронного документооборота (Ингвальд вновь улыбнулся), что станет с вами, когда в один прекрасный день все электричество на планете Земля закончится?
- Электричество… закончится? Как это? – Зинка Седова, забыв о роли Клеопатры, первой из одногруппников вышла из состояния ступора.
- Да, да, закончится, - не унимался Ингвальд, - а все ноутбуки и сенсорные планшеты (как там они у вас называются?) представят пользователям изображения в стиле знаменитой картины Малевича, топливо, дающее жизнь вашим «Волгам» и внедорожникам, испарится…
- Испарится?! – глаза Седовой расширились. Она обернулась к бывшему диктатору и римскому полководцу Нечаеву. – А, что, такое, правда, бывает?
- Что вы будете делать? – грустно усмехнулся «французский студент». - Что может заменить вам эти и другие блага цивилизации?
- А книги? Книги останутся? – громко, на всю аудиторию прошептал Парамонов.
- У вас, ведь, и книги уже электронные? – спросил Ингвальд.
- Не все, - несмело вставила слово Серафима Аркадьевна.
- А книги при свете свечи, поздней ночью, воцарившейся на планете Земля… - Улыбки не было больше в глазах Ингвальда, только боль и горечь читались в глазах странного студента из далекого Парижа. - ...где-нибудь на утлом суденышке или чудом уцелевшем плотике из десятка бревен… Конечно же, книги будут служить жалкой горстке уцелевших утешением и горьким напоминанием о том, что было до…
- До чего? – за всю группу, потерявшую дар речи, спросила Седова.
- До того злосчастного дня, когда море явит свой ужас…
- Нет, не правда, в моем мире …в нашем мире этого не случится! Этого не будет никогда! – Женя вскочила со своего стула, прокричала это в полный голос и мгновенно завладела вниманием всей аудитории.
Секунду они, Ингвальд и Женя, смотрели в глаза друг другу, ведя неслышный разговор. И «студент из Франции» вдруг … весело рассмеялся:
- Конечно, этого никогда не будет. Я пошутил! Это такой прием разрядки обстановки и переключения внимания на семинаре. Вот и страсти по Гаю Юлию Цезарю забыты, и действующие лица нашего суда почти примирились…
- Ну, ничего себе у них во Франции приемчики! – воскликнул и тоже рассмеялся Галуст, его примеру последовала вся группа.
И только Серафима Аркадьевна недовольно хмурила брови: «Ох, уж эти иностранцы!» А Женю охватил настоящий озноб, в странной лихорадке зуб на зуб не попадал.
Звонок возвестил об окончании пары. Забыв о необходимости вынесения приговора Гаю Юлию Цезарю, историки заспешили к выходу. Находящаяся в состоянии растерянности Серафима Аркадьевна и не подумала их остановить. И первым исчез в проеме двери молодой человек по имени Ингвальд.
- Стой! Ингвальд, остановись! – к немалому удивлению однокурсников староста группы 212 бросилась за ним следом.
Он не может просто так встать и уйти!
Забыв о подруге и расталкивая знакомых, преграждавших путь, девушка догнала странного француза только на лестнице, ведущей вниз, на третий этаж.
- Ингвальд! – перепрыгнув через несколько ступенек, порывисто схватила его за руку. – Что все это значит?
- Жень, извини, очень спешу, - студент, вовсе не французский, а космический, осторожно отстранился и поспешил удалиться от девушки на несколько ступеней вниз.
- Видишь, и я попробовал подняться на этаж четвертый, - улыбнулся грустно и неожиданно напел мотив из факультетского гимна. – С какими только интересными персонажами я сегодня не повстречался! Жаль ты опоздала…
- Постой, не уходи, Ингвальд, - тихо попросила Женя.
- Прости… Я не могу здесь дольше оставаться. Я узнал все, что должен был.
- А… - Женя поняла, что не сможет сейчас произнести это имя и задать главный вопрос.
- Дима? – Ингвальд почему-то испугался этого вопроса. - Он далеко сейчас…
- Прости, - повторил и оставил Женю одиноко стоять в лестничном пролете между четвертым и третьим этажами.
- Евгения! – это спустя минуту Трофим возник как всегда из ниоткуда. – Я знал, что красота - страшная сила, но чтобы до такой степени?! Весь факультет гудит о вашем французе, а ты его, похоже, слегка напугала?
- И правда, напугала… Вот только чем? – задумчиво произнесла Женя и направилась вверх по лестнице.
И Трофим, подобно Ингвальду, "слегка испугался", когда Женя подошла вплотную, взяла за руку, назвала по имени:
- Андрей!
И совершенно серьезно спросила:
- Вот скажи, что делать, когда в твоей жизни одно за другим происходят странные, не поддающиеся логическому объяснению события, возникают из небытия и также неожиданно исчезают старые знакомые? Что делать, Трофим?