"Чтобы врожденную неловкость природным ритмом одолеть"
О. Мандельштам
Я всегда мечтала летать. Не на самолете, парашюте или дельтаплане, ни во сне, ни на яву, а только в балете. В детстве невозможность этого и моя природная "не балетность" мучили так сильно, что я часто плакала от собственного несовершенства, оттого, что никогда-никогда не буду стоять сцене, и софиты не будут слепить глаза.
В тот день меня разбудил телефонный звонок. Учтивая старуха-англичанка, балетный агент, проблеяла в трубке, что сегодня Александр S может наконец-то дать мне интервью. Какой Александр, зачем? Зачем вы вообще разбудили меня?! Я знать ничего не хочу про вашего танцовщика, чуть не сказала я ей, но, вовремя вспомнив, кто я и где, только покорно ответила - да, я приду.
И пришла в тот же день на служебный вход Королевской оперы, опоздав минут на десять. За стеклянной дверью, как в приемном покое больницы меня уже послушно ожидал Александр какой-то там. Очередной балетный гений и его английская старуха-агентша (ох уж эти балетные старухи, впрочем, они заслуживают отдельного рассказа) Но когда я увидела его покорно опущенные плечи и синеглазый испуг во взгляде, (как будто его привели не на интервью, а на укол к медсестре), то немного смягчилась. Да он же совсем еще ребенок, подумала я.
Подозрительная охрана Королевской оперы долго не желала меня пускать и я, размахивая пропуском, билась как бабочка о стекло. Наконец дверь открылась, и я устремилась к английской агентше с извинениями. Потом обернулась к юному танцору и сказала по-русски:
- Привет, ты любишь давать интервью? Он удивленно вскинул брови (наверное, ему обещали серьезного английского критика) и неуверенно ответил
- Не-а.
- Я тоже их терпеть не могу, вздохнула я непритворно. Пристаешь к человеку, лезешь к нему в душу, а зачем это все, к чему?
Но тут нашу старуху сменила не менее безобразная молодуха (что у них тут в Англии с генофондом, в самом деле?), которая повела нас за собой по лабиринтам Королевской оперы в специально отведенную для интервью комнату.
Оборачиваясь и шутя на ходу, я словесно "разминала материал" пытаясь разговорить и разогреть его до нужного, непринужденного состояния. Но, кажется Александр, как и я, был теплым от природы и не нуждался в этом. Уже на втором повороте мы смеялись вовсю над амбициозным Z и другими балетными персонажами.
В лифте нас обступили галдящие дети из королевской балетной школы. Какая-то девочка с красными волосами поднялась на цыпочки и поцеловала героя моего интервью в губы. Я отвела глаза и почувствовала себя среди всего этого радостного гвалта абсолютно лишней. Хотелось тихо растаять в воздухе и остаться навеки "призраком балета" Ковент-Гардена. Тогда можно было бы просто обожать балет, а не писать бесконечные статьи о нем. Но растворятся в пространстве, я еще пока не научилась, а, потому подкинув повыше как мячик, упавшее настроение бодро улыбнулась и вышла из лифта. На фоне этих нимфеток-конфеток кто угодно почувствует себя черепахой Тортилой. Как там, хочешь чувствовать себя молодой и стройной, держись поближе к старым и толстым?
Не комплексуй, сказала я себе и, стараясь, как юноша впереди, ставить ноги в третью позицию вошла в комнату для интервью, обставленную уютными голубыми диванчиками.
Разглядывая его серенькую футболку, непонятного цвета трико и стоптанные балетки я размышляла, о чем же его все-таки спрашивать? Ведь я даже не видела, как он танцует! В Интернете я нашла только стандартное - родился, учился, награждался. Придется импровизировать....
Он устроился на диване напротив меня и я, заглядывая в его ясные голубые глаза под светлой челкой, старалась развлечь его как могла, отчаянно шутила, сама же первая смеялась своим несмешным шуткам и в целом молола полную ерунду. Хотя внутри меня уже начинала звенеть на одной струне тихая мелодия: - Он просто совершенен, так искренен и прост, так чист и доверчив, и что ему Гекуба?...
Мое кривляние, как ни странно возымело действие. Он расслабился, устроился с ногами на диване и тоже начал шутить, рассказывать всякие байки из балетной жизни. Постепенно мы уже почти перебивали друг друга восклицаниями: а помнишь, а вот еще ....
...Про меня в Вашингтоне написали, что у меня аура Джеймса Дина. Это кто? А я не голубой, а на конкурсе в Париже,...а Цискаридзе...
Я хотела ответить на все по порядку: что Джеймс Дин это был такой американский секс-символ, я заметила еще в лифте, что он не голубой, что Париж наверняка был покорен, а Цискаридзе все равно гораздо старше и вообще отдыхает....
Но тут мы заметили, что пролетело уже больше сорока минут и ему пора. Как маленький балетный солдат, всегда в строю. Как там, у Андерсена - оловянный солдат и балерина? Он был, наверное, и тем и другим.
Расставшись по приятельски, мы весело помахали друг другу на прощанье и, в общем, здесь должна была бы стоять точка в моем рассказе об одном из многих интервью, но черт меня дернул пойти, все-таки посмотреть, как он танцует, и тогда я совсем пропала, а потому здесь будет стоять только,
Надо сказать, к своему позору, что я никогда не видела "Баядерки" и потому на спектакль пришла со смешанным чувством стыда и любопытства. Место мне, как журналисту не английскому досталось только стоячее, и поэтому пришлось все четыре часа простоять как жирафе, вытянув шею. Я нетерпеливо высматривала появление на сцене своего нового знакомого. Как вдруг, возникнув из-за кулис, он сразу же взлетел над сценой в прыжке так высоко, что я просто обомлела, запылала и не поверила, что это он. Какая стать! Какая победная улыбка, царственный поворот головы, гибкий взмах рук, выворотность ног, "он ставит ногу как розу в вазу" (Бродский) Откуда все взялось? Неужели это он, тот заморыш в серой майке и стоптанных балетках, запинающийся и повторяющий после каждой второй фразы - нет, этого не пишите?! Этот канареечный принц в желтом тюрбане с грацией леопарда и прыжками антилопы (выражаясь языком индийской сказки, которая разворачивалась на сцене) От него же глаз не оторвать, даже если он возникает всего на мгновение в глубине третьей кулисы. Ни-че-го себе!
Нет, конечно, актерское мастерство еще требует доработки - эти нахмуренные бровки, стиснутые губки, марионеточные движения "рукою делая жест, словно прося взаймы" (Бродский) Но как же чисто и легко он отталкивается от сцены, совершенно, кажется, наплевав на все законы земного тяготения. На вершине пируэта он словно застывает на пару секунд в абсолютной по своей красоте невесомости. И мое сердце автоматически взлетает вместе с ним, как мячик, который он держит на ладони, подбрасывая еще выше.
Помните в детстве? Если долго бежать по полю и хорошенько оттолкнуться от земли, то непременно взлетишь, растворясь в синем воздухе.
Он смог! Здесь и сейчас, прямо на глазах "изумленной публики".
Вот сейчас, он, улыбнувшись, поцелует руку своей сюжетной невесты, и уже через две минуты не сбив дыхания, сиганет метра на два в высоту. Может у него пружинки в балетках или на сцене какое-то прорезиненное отталкивающее покрытие? Или он не подчиняется законам притяжения? И просто умеет летать, с беспечной легкостью и счастливой улыбкой воплотив мою детскую мечту о невесомости, свободе над человеческим телом и законами физики?
Но вот занавес закрылся, а мой рот так и остался открытым. Я почувствовала почти досаду. Ну почему же он не сказал сразу? Почему промолчал тогда! Я бы...верните мне эту комнату с голубыми диванами... я все перепутала.. я переспрошу... как же он так умеет?! Это настоящий секрет, это перевернет все в танце, так не бывает, думала я грустно и радостно улыбаясь, пока не заметила, что рассуждаю вслух, что на меня оборачиваются старухи в бриллиантах, в фойе, и что уже прозвенел третий звонок.
Как сомнамбула я вернулась в зал. Занавес поднялся, а взгляд так и остался в тумане моих мыслей, из которого медленно, как во сне, потекла белая патока райских дев-гурий, плавно взмахивающих руками-крыльями в такт завораживающей музыки. Самый красивый массовый гипноз из всех мною виденных - это несомненно акт теней в Баядерке. После премьеры уже, я прочитала в Гардиане у английского собрата по перу - "Когда истинные поклонники балета умирают, в награду они попадают в акт теней из третьего действия Баядерки"
И вот, среди всего этого курино-гурийного царства появляется мой желторотый принц Солор - легкий, растерянный, запутавшийся в собственных миражах, "в страшную воронку втянутый, обольщенный и обманутый" (Цветаева) Когда же он упал на диван в конце третьего действия и от сознания, что все это был лишь сон у него беззвучно затряслись плечи, мне показалось, что это не он, а я лежу на этом диване и плачу от невозможного каждый вечер.
Ты с ума сошла, только и твердила я себе в следующем антракте. Так не бывает! Да ты хоть понимаешь разницу между сценой и залом, между балетом и жизнью? Как можно даже соотносить себя с этим крошкой-принцем? Он же невесомый эльф, а ты неподвижная корова. Я знаю, грустно зазвенел в ответ тихий голос. Пусть, но моя душа... она там... , взмывает ввысь с каждым его новым прыжком. Да, но ты посмотри на себя, это все равно, что если бы кадушка с квашеной капустой влюбилась в соловья! Я знаю, повторил тот же печальный голос. Но ведь только это и делает меня живой, наполняя невесомостью и волшебной легкостью мои слова, сны и мысли. Я умею танцевать в тексте, точно так же как и он на сцене. Ведь нет никаких разных искусств, есть одна общая абсолютная невесомость, из которой все и возникает: взгляды и жесты, мысли и чувства, движения души и слов. Все это та же бесконечная невесомость, в которую мы когда-нибудь вернемся...
Когда на следующий день я случайно встретила моего юного танцовщика за кулисами, я шепнула ему за два шага до его выхода на сцену лишь то, что я была вчера на спектакле.
- Ты видела? - вспыхнул он, обернувшись, совершенно по-детски.
- Видела, - ответила я строго и потом серьезно добавила, - Послушай, но ведь ты же не танцуешь...
- Да?... и на его радостно-моцартовское выражение лица мгновенно набежала тень.
- Ты летаешь!
И он, выпархивая на сцену, наградил меня такой солнечной улыбкой, что на несколько секунд я действительно ослепла и лишь через какое-то время, улыбаясь ему в ответ в полной темноте, нащупала дверь, ведущую в зрительный зал.
Теперь я точно знала, что тоже умею летать - нужно только попробовать уловить это чувство, истоки которого повсюду. Тогда легкая волна восхищения подхватит и понесет наверх, туда, где твоя обыденность соприкоснется на мгновение с бесконечной, абсолютной невесомостью.