Дорога представляла собой тенистую тропинку, устланную сосновыми иглами. Она вилась меж деревьев и внезапно выводила на маленькую прогалину, где бежавший к морю ручеек разливался солнечным прудиком под поросшим жимолостью берегом.
Там дорога разветлялась. Одна тропинка шла вверх по холму, в глубину леса, а другая резко сворачивала вниз, к морю, между сосен и золотых дубов.
Индил с наслаждением вдохнула теплый осенний воздух, жмуря глаза на пробивавшееся сквозь ветви солнце. Она уже и забыла, каково это - очутиться в лесной глуши, а не быть окруженной высокими стенами Крепости-на-Перекрестке. Под ногами - дорога, идущая в бесконечную даль, и на сердце легко и спокойно, никуда не нужно спешить, никого не надо спасать. А рядом идут верные спутники, с которыми эльфийка прошла уже множество дорог - смешная плутовка Нишка, задумчивый и спокойный Касавир, робкая и неуверенная Шандра и - ершистый и молчаливый Бишоп. Идут, ничего не требуя взамен.
На ночлег путники, выйдя из леса, остановились возле какого-то древнего каменного сооружения, похожего на менгиры. Издали оно казалось совсем маленьким посреди бескрайней равнины, но когда путники подошли ближе, камни постепенно выросли до своей огромной высоты.
В камне везде росли колокольчики. Древние менгиры были покрыты лишайниками всевозможных расцветок - зелеными, золотисто-янтарными и серыми. Ветерок в густой траве звучал почти как шум тихой реки. Несмотря на осеннюю пору, в небе иногда раздавалось пение птиц.
Пока Бишоп и Нишка разводили костер, Касавир рассказывал об этом странном памятнике. Никто не знает, говорил он, когда и каким народом были воздвигнуты эти менгиры. Он говорил, что раз в год малариты приносят здесь человеческие жертвы.
Но ничто - ни правда, ни легенды - не могло передать древнее магическое очарование этого места. Для Индил оно заключалось в основном в чистом темно-синем с огоньками звезд небе, колыхании трав, пении ночных птиц и - в ощущении счастья.
Потом все сидели у костра, а Индил собирала брионии, блестящие ягоды жимолости и поздние осенние колокольчики, которые выглядят хрупкими, а на самом деле твердые, как жесть. Потом эльфийка, положив собранные букеты на землю, подсела к костру посмотрела на своих спутников теплыми темными глазами, в которых играли искорки яркого пламени.
- Эй, Индил! - Самозабвенно жевавшая Нишка ткнула эльфийку локтем и задорно подмигнула. - Сыграй нам!
- Да-да, сыграй! - поддержала воровку Шандра.
Касавир едва заметно улыбнулся, глядя, как Индил состроила рожицу плутовке и потянулась к своей лютне, убранной в темный чехол. Эта гримаска вернула паладина в то время, когда только встретил эльфийку в Горах Мечей - а как давно это было? Кажется, что с тех пор прошла вечность...
Эльфийка согнула ногу так, чтобы лютня опиралась о колено. Склонив голову, задумчиво покусывая губу, Индил примеривалась длинными пальцами к струнам, подбирая мелодию. Наступившую тишину нарушало только негромкое потрескивание костра да крики птиц высоко в темном небе.
Наконец Индил подняла голову и обвела всю компанию взглядом. Два беглых аккорда слетели со струн, нежные и печальные, как зимняя ночь. Девушка запела:
- Дрожа во мраке зимнего утра
Смотри, как пламя прячется в дыму -
И ты увидишь в отблесках костра
Мой взгляд, летящий через тьму.
Пусть бьет о скалы ледяной прибой,
И стонет ветер на закате дня -
Ты различи сквозь долгий волчий вой
Ту песню, что я пела для тебя.
И коль в снегах не отыскать следа,
Взгляни туда, где дремлют облака.
Пускай ведет тебя моя звезда
К таким родным, далеким берегам.
Никто у костра не шевелился. Всем хорошо была известна эта старинная баллада, которую часто переделывали в тавернах на похабный манер, когда пьяные посетители сопровождали слова непристойными позами. Но исполнение Индил было дерзким в своей простоте, ибо она пела всерьез. Касавир задумчиво смотрел куда-то вдаль, прислушиваясь к нежному, сильному голосу эльфийки; Нишка и Шандра опустили взгляд - простые, такие знакомые и искренние слова затронули самые потаенные струны души, и от этого становилось так тепло и хорошо... Даже следопыт тихонько и одобрительно хмыкнул, изредка поглядывая на Индил. Странно, что она решила выбрать именно эту песню в этот вечер...В этот вечер, когда хочется поверить в то, что в мире нет никого, кроме них, пятерых странников, сгрудившихся вокруг костра.
- В пещерах тьмы, где затаился враг
И на просторах, где струится свет
Моя любовь, как пламенный маяк
Пускай хранит тебя от всяких бед.
Ты не покинут - знай - ты не забыт.
Ветрам и льдам тебя не покорить.
Пускай летят снега из-под копыт.
Нам боги скажут - так тому и быть!
И я приду, и стает вечный лед,
Водою внешней по реке сойдет.
Но до тех пор себя ты береги,
Ведь дни весны еще так далеки...
***
Громко трещал костер, рассеивая темноту зимней ночи. Снегопад, длившийся уже сутки, прекратился, но плотный снежный покров спрятал все, включая высокие деревья леса Эшенвуд, заселившие ночь таинственными белыми призраками. Снег смягчил погоду, холод стал не таким резким.
Луна то пряталась за облаками, то выглядывала вновь. В ее свете казалось, будто окружающий пейзаж - резьба по кости тончайшей работы. Когда луна исчезала, окрестности напоминали сон - смутный, расплывчатый, переменчивый.
Путники молчали. Тишина эта была гнетущей и безрадостной, молчание людей, между которыми нет доверия. Дрожит от холода теплолюбивая Сафия, кутаясь в подбитый мехом плащ, задумчиво ворошит угли в костре Ганн, трепещут под порывами ветра белоснежные крылья Каэлин, дремлет неподалеку старый король-медведь.
А эльфийка Индил сидит, баюкая на руках свою старую подругу-лютню и думает о том, как непохож этот вечер у костра на тот, что был тогда...когда? Кажется, что та жизнь принадлежала кому-то другому, а не ей...
Индил подняла голову; лицо ее было задумчивым и чуть грустным. Положив руку на свою старую лютню, она подалась вперед к спутникам, сидевшим по другую сторону костра. Вздохнув, бардесса провела рукой по туго натянутым струнам.
- Помните ли вы песню, которую я пела им тогда возле старых камней? - тихо проговорила она, обращаясь скорее к себе, чем к спутникам. - Нет, конечно. Да и откуда вам помнить? - Ее пальцы взяли аккорд, и она запела тихонько, устремив взгляд вдаль, туда, где находился недостижимый для ее глаз Невервинтер - город, в котором осталась часть ее жизни:
- Дрожа во мраке зимнего утра
Смотри, как пламя прячется в дыму -
И ты увидишь в отблесках костра
Мой взгляд, летящий через тьму.
Пусть бьет о скалы ледяной прибой,
И стонет ветер на закате дня -
Ты различи сквозь долгий волчий вой
Ту песню, что я пела...для тебя.
Голос ее задрожал и прервался. Она так и не смогла допеть до конца. Не могла петь эту песню о надежде и любви теперь, когда у нее не осталось ни того, ни другого.
Горло перехватило от сдерживаемых рыданий. Перед мысленным взором пронеслись образы друзей, а потом на Индил навалилось чувство страшной пустоты и потери, и чего-то еще, похожего на падающий снег - холодный, вечный и безмолвный.
И долго еще Индил не могла прогнать поток воспоминаний, нахлынувших с жестокой силой, оставляя за собой такую острую тоску, которую, она знала, не притупится со временем.
А спутники эльфийки хранили тягостное молчание, которое никто не решался прервать. Никто не решился признаться, но каждому почудилось, будто вокруг них падает снег, словно эти мгновения воспоминаний замедлились и превратились в непостижимые, нежные и быстро исчезающие хлопья. Каждый почувствовал, как сердце захлестывает печаль: темная и незнакомая. А ветер задувал тлеющий костер...