Меня зовут Антониус Смит. Да, да именно Антониус, хотя мои сослуживцы, в большинстве своем звали меня просто Ан или Ани, когда у них было настроение. Вот уже почти три года прошло с тех пор как я участвовал в операции на Гиарне, третей планете в системе Альфы Центавра. Все правильно, я один из тех ублюдков что истребляли мирное, и совершенно ни в чем неповинное местное население. Но тогда мы еще не были ни ублюдками ни убийцами, ими мы стали позже, на Земле, когда вернулись домой. До сих пор не могу забыть, каким холодным чуждым взглядом смотрела на меня жена когда я сходил с трапа, в первый раз ступив на родную планету за долгих четыре года. Я тогда еще, дурак, подумал что она просто не узнала меня. А тогда мы были солдатами.
Тогда, в первый день на Гиарне, когда я сидел в гидравлическом кресле челнока, здоровенный детина-сержант, сидевший рядом, все орал про какие-то инструкции, технику безопасности и прочие никому не нужные вещи. Все понимали куда летят, все были наслышаны. Да и слышал сержанта один лишь я, для всех остальных его голос заглушал бешеный грохот и тряска, от которой зубы выстукивали такую мощную дробь, что казалось сейчас пойдут трещинами и рассыпятся. Челнок падал вниз прорезая густой облачный покров планеты, встречный ветер был на столько силен, что двухсот тонная машина болталась как говно в проруби, а ее драгоценный груз, в лице ста пятидесяти новобранцев молил всех богов и ангелов что бы те помогли им добраться до земли живыми. Гиарн встречал нас неприветливо, оно и понятно, ведь мы, люди Земли, были на нем захватчиками, подлыми агрессорами, и тому подобное.
Едва мы покинули многострадальный челнок, как нас бегом, под проливным дождем, погнали в казарму — алюминиевый барак, который при каждом порыве ветра скрежетал всеми своими стыками и сочленениями. Еще тогда я заметил на горизонте, сквозь пелену дождя очертания каких-то разрушенных зданий, позже я узнал что это был город местных, разрушенный в первые недели вторжения.
Инструктаж, который проводил седой полковник со множеством шрамов на лице и руках, был короток. Все это мы уже слышали и на Земле, во время предполетной подготовки, и на военном транспорте, когда добродушные сержанты помогали нам коротать недели полета за интенсивными физическими упражнениями и зубрежкой всего что нам могло пригодиться в настоящем бою.
Вокруг были враги. За каждым деревом, в каждой канаве сидел серокожий абориген-партизан сжимая в руках свою примитивную винтовку. Вся их инфраструктура была уничтожена, армия разбита, города разрушены, все выжившие заключены под строжайший контроль в лагеря, и все же война не кончилась. Каждый день пропадали патрули, падали на землю подбитые флаеры, ни один человек не чувствовал себя здесь в полной безопасности. Гиарнцы на столько обнаглели что пару раз даже нападали на военные базы, на подобии нашей. Конечно все их атаки были отбиты, но люди несли потери, и с каждым днем их становилось все больше. Такова была ситуация, но для меня тогда это было не больше чем статистика, сноски в газетах и выпусках новостей. Теперь мне предстояло испытать все это на собственной шкуре.
Очень скоро я узнал что такое воевать с партизанами. Через неделю я в первый раз попал в засаду. Мы шли по дороге из плотно подогнанных друг к другу каменных плит, ее проложили местные, еще до войны. Вдруг со всех сторон послышались негромкие хлопки, как будто лопались наполненные воздухом бумажные пакеты. Солдаты вокруг меня один за другим стали падать, кто-то тут же откатывался в укрытие, а кто-то так и остался лежать. На нас была не плохая броня, из керамики, легкая и прочная, пули местных не могли пробить ее, однако они были просто отличными стрелками. Они стреляли в забрало шлема, в сочленения на шее и суставах, иногда даже атаковали в рукопашную и тогда в ход шли приобретшие дурную славу и земных солдат длинные изогнутые ножи, каухста — на языке местных. Так они поступили и сейчас. Едва отгремели первые выстрелы, гиарнцы, не давая противнику прийти в себя ринулись из-за деревьев издавая леденящий душу боевой клич. Бой тогда был тяжелый. Из всего патруля, пол роты отборных солдат, вкупе с бронетранспортером, уцелело лишь четырнадцать человек, в том числе и я.
И так было всегда. Каждый день где-то нападали, каждый день в казармах поминали погибших. И все наши попытки остановить мелких ублюдков не приносили никакого результата. Стоило нам убить десяток низкорослых солдатов, им на смену приходила сотня, мы разбирались с сотней и за следующим холмом нас ждала тысяча. Совершенно непонятно было, откуда они берут еду, оружие и боеприпасы. Не удалось обнаружить ни одного более или менее крупного лагеря противника. Находили конечно, но так, мелочь. Десятка два солдат, охраняющих детей и женщин. Мы тогда не церемонились, убивали всех. Теперь-то я понимаю, что это мы зря. Такие действия вызывают лишь ненависть, а что может быть лучшим стимулом для борьбы чем ненависть? А они нас ненавидели люто. Даже окруженные со всех сторон они не сдавались, бежали прямо на пулеметы размахивая своими каухста, только бы добраться до глотки и зубами ее разгрызть.
Первое время жалко мне их конечно было. Похожи они на людей, низенькие такие, кожа серая, вместо волос тоненькие щупальца, но лица почти как у людей, и даже глаза похожие. Но потом уже все равно стало, война превратилась в работу, трудную кровавую и грязную работу. Оправдывал себя приказами, старался не думать. Все так делали. Кое кто мстил за друзей, другие старались за деньги. А я даже не знаю за что воевал, от патриотизма моего уже через месяц ничего не осталось. Хотелось только поскорее убраться с проклятой планеты.
Потом все изменилось. Не знаю откуда, да и не хочу знать, достали наши гиарнцы нормальное оружие. Артиллерию, бронетехнику даже авиацию. Свою конечно, не чета нашей, но и опыта у них уже было куда как побольше, чем в начале войны. Видимо не все мы уничтожили, когда был шанс. По началу, когда первые обстрелы начались, наши ничего понять не могли, запрашивали по радио, кто это мол палит по своим. Не догадались, что это артподготовка была, да и откуда бы? Все привыкли что воюют с партизанами вооруженными винтовками и примитивными ракетами. Однако уже через полтора часа после этих судорожных запросов, база с которой они приходили не вышла на связь. Воздушный патруль срочно направленный туда обнаружил только дымящиеся руины, и множество трупов, как людей так и гиарнцев. Еще через день на соседнюю с моей базу был совершен налет авиации. Видел я запись снятую одним из солдат — летит на фоне облаков, неспешно так, диковинный аппарат, овальное блюдо под брюхом винты крутятся. И летят вниз с этого аппарата бомбы, одна из них попадает в барак, и тот разлетается на куски от мощного взрыва. С земли летят ракеты, однако местные как-то научились обманывать наши системы наведения — все ракеты резко меняют курс и падают в ближайшем лесу. Одна за другой рвутся бомбы, попадая прямехонько в огневые точки, затем камера поворачивается и становится видно что аппаратов этих десятка два. Еще через секунду камера снова делает поворот, теперь она снимает землю. Везде огонь, около сотни людей, с трудом шатаясь двигаются в разных направлениях, похоже не особо разбирая куда. Кто-то стреляет вверх по летающим машинам, однако видимого эффекта это не приносит. Слышится леденящий душу боевой клич, и сквозь дым и пламя становятся видны силуэты гиарнцев. И все, конец.
Запись эту многие увидели, пока ее бравое офицерство к рукам не прибрало и не спрятало, ну что бы панику раньше времени у людей не создавать. Однако меры принимались. Охрану всех баз усилили втрое, постоянно, день и ночь, небо патрулировали атмосферные штурмовики. Мы, простые пехотинцы окрестные леса прочесывали так, что через три дня я уже деревья узнавать стал. Но новых нападений не было. Гиарнцы как-будто успокоились, отступили, что бы собраться с силами. Но тут мы рано радовались.
Оказывается все это было их трюком, что бы отвлечь как можно больше сил от охраны лагерей пленных. Как только их неведомые лидеры решили что сил оттянуто достаточно, они одним махом, сходу захватили четыре лагеря, освободив больше миллиона своих собратьев. Это была катастрофа. Уже тогда я понял что война проиграна, только мое самолюбие не позволяло признать, что мы, люди, существа покорившие межзвездную пустоту, создавшие машины на столько могущественные, что даже притяжение черных дыр стало для них преодолимым, мы проиграли каким-то низкорослым дикарям, едва запустившим первые спутники на орбиту своей планеты. Однако поняло это и командование. В кратчайшие сроки прибыло подкрепление, почти три дивизии. Начали бомбардировку с орбиты наиболее вероятных мест скопления противника, хотя раньше к этому не прибегали, стараясь сохранить природу. Но теперь, отчаявшись, люди приступили к последнему средству. Огромные территории были выжжены дотла огнем корабельных лазеров, но гиарнцев это не остановило.
Раньше, до этой фатальной ошибки командования, мы воевали от силы с тремястами тысяч выживших, кое как вооруженных, голодных, почти без надежды. Теперь нам противостояла почти миллионная армия, готовых на все кровожадных солдат, тех кто с радостью отдаст свою жизнь, если утащит за собой хотя бы одного ненавистного захватчика. Теперь у них была техника, и они умели на ней воевать. Судя по всему у них появилась связь и четкая координация, наконец у них появилось командование, способное на большее чем бесконечные партизанские рейды.
С этого момента война изменилась. Гиарнцы наступали. Очень осторожно, глубокими рейдами, иногда по километру в день, но кольцо вокруг наших баз сжималось. К счастью для местных боеприпасы для корабельных орудий вышли практически полностью, по этому начать массированную бомбардировку люди не могли. Конечно были срочно отправлены запросы, однако пока они прибудут на место и с Земли подвезут боеприпасы, пройдет почти полтора месяца. А то и больше. Кроме того на сколько я тогда мог судить, на самой Земле было неспокойно. Недовольство войной росло. Ее называли кровавой бойней, возвращением во времена средневековья. А нас, солдат, почти возненавидели, считая убийцами. Мы ими и были.
Через две недели после освобождения первого лагеря пленных, всякая наземная связь между базами прекратилась. Теперь сообщение было только по воздуху. Да и оно было опасным. Гиарнцы разработали какой-то новый боеприпас, который практически полностью игнорировал системы защиты наших кораблей. По сути это была ракета, после выстрела, она, почти у самой земли, вне зоны действия электронных ловушек, направлялась на цель, а потом взрывалась отправив в полет мощный снаряд, с действием на подобии кумулятивного. Уклониться от такого было практически невозможно, а все электронное противодействие оказалось бессильно против непоколебимой логики пушечного выстрела. Такой снаряд легко пробивал обшивку грузового транспорта и взрывался разнося машину на куски. От легких же штурмовиков он оставлял одно воспоминание.
Положение становилось все хуже, многие уже отчаялись, когда к нам, наверное впервые за всю войну выслали парламентеров. Это была целая делегация, высокая по меркам своего народа женшина, облаченная в нечто на подобии индийского сари зеленого цвета, в окружении шестерых мужчин пониже, на которых были простые черные мундиры с зелеными нашивками на рукавах. Все это великолепие охраняло две сотни солдат почти без одежды, зато раскрашенных под цвет листвы. Солдаты злобно поглядывали на нас, людей, красноречиво сжимая в руках свои винтовки. Несмотря на облачение больше подходящее для индейского племени, гиарнцы никак толпой не выглядели. Они шагали четким строем, в ногу, молча, с каменными лицами. Непонятно, то ли они хотели впечатление на нас произвести, то ли показать что они не сломлены, и что они сила с которой нужно считаться. В любом случае, и то и другое им удалось.
Принимало делегацию все высшее командование группировки. Целый скоп полковников и целых два генерала. Мне повезло, меня назначили в почетный караул, по этому я могу передать все произошедшее там из первых уст.
Я и еще десяток солдат, в парадной форме и с автоматами на плече, застыли по периметру небольшого конференц зала. Я был в середине, по этому мог наблюдать и за своим командованием и за аборигенами. Все наше командование вошло в зал и расположилось за длинным столом. Они нервно переглядывались, не зная чего ожидать от гиарнцов. Ожидание продлилось около двух минут. Наконец двери зала распахнулись и в него грациозно вплыла женщина в сари, которую я про себя окрестил Президентом. Было в ней что-то такое, властное. За ней вошли мужчины в мундирах в сопровождении десятка своих солдат.
Дойдя до середины зала и остановившись недалеко от меня Президент подняла руку в верх указывая в потолок, и медленно опустила на уровень груди, дотронувшись до ключицы. Я где-то слышал что у местных это был эдакий знак приветствия.
- Великий и славный народ этой земли приветствует подлых захватчиков, и желает им скорой смерти, - на английском со странным акцентом произнесла Президент.
Командование удивленно зашумело. Откуда бы ей знать язык? Местных ему не особо-то и учили. Но начало уже интриговало. Скорой смерти значит нам желают.
- Я изучила ваш язык, от одного из пленных, - пояснила Президент. Акцент у нее был очень странный. Она сильно тянула гласные, и через раз обрубала окончания, так что получалось нечто совершенно ни на что не похожее.
- Объединенное командование штурмовой группировки космических сил планеты Земля, приветствует вас, - прочистив горло ответил ей один из генералов.
- Вы уполномочены решать вопрос о немедленном выводе ваших войск с нашей планеты? - не тратя времени на любезности спросила Президент сделав ударение на слове «нашей».
Пока она говорила, мужчины за ее спиной стояли почти без движения, и только их глаза следили за каждым из говоривших. Видно было что наш язык они тоже понимали, и стоят здесь не просто так, в качестве эскорта.
- Кхм... Для начала, мне хотелось бы узнать, с кем я говорю, - из-за стола поднялся один из генералов, моложавый старик, со шрамом через всю щеку. - И кого вы представляете. Вашу э... группировку сил, на сколько я понимаю?
- Я Кадтаироси, великий вождь своего народа. Я представляю всех такхаусси еще дышащих воздухом этого мира, - глядя в глаза оппоненту ответила женщина.
- Что ж, раз так, - пробормотал старик, явно медля. - Дело в том что я не могу принимать таких решений, даже в силу э... сложившихся обстоятельств. Мне необходимо связаться с вышестоящим командованием для...
- Вам придется принять такое решение, - резко перебила его Президент, при этом ее голос повысился на столько что едва не перешел на визг. - Иначе вы все, те кто называется себя людьми Земли, будете стерты с лица моего мира.
Командование снова зашумело. Им угрожали, явно, и более того, были уверены что смогут привести угрозу в исполнение. В одной стороны это задевало их гордость, с другой, драться с ордами гиарнцов до смерти без надежды на помощь явно не входило в их планы.
- Дело в том Кадтаироси, - сказал один из полковников, старательно выговаривая ее имя. - Что помимо сил наземного базирования у нас есть еще и космические силы, неужели вы считаете что...
- Даже исходя из косвенных признаков, полковник, - снова перебила Президент. - Ваши силы космического базирования, либо не в состоянии продолжать бомбардировку планеты, либо вообще не находятся сейчас в непосредственной близости от нее.
Все оторопели. Ведь женщина говорила чистую правду, но ведь она не могла, не могла этого знать. Неужели у них все таки остались средства слежения за космосом? Слишком много ошибок и неточностей, слишком много.
- Кроме того, - продолжала она. - Среднее время полета от вашего мира к нашему, составляет девятнадцать с половиной дней. Дней здесь, на Теплехэ, разумеется. Следовательно, у нас в запасе еще тридцать дней. За это время мы многое успеем и скорее всего, вас здесь уже не останется.
Командование снова задумалось. Доля истинны в ее словах имелась определенно. Ведь положение складывалось тяжелейшее. Под угрозой была не только операция, чего уж тут, операция полетела ко всем чертям еще две недели назад, под угрозой было само существование группировки землян. Молчание затягивалось. Президент пристально следила за людьми, словно прислушиваясь к их мыслям. И, честно признаюсь, заглядывая в глубину ее глаз я уже начинал думать что она действительно способна читать мысли, а уж когда она неожиданно повернула голову и посмотрела прямо на меня, у меня мурашки забегали по коже, и я едва не уронил автомат. Спустя некоторое время, седой генерал, обратился к делегации с просьбой о перерыве на десять минут, для обсуждения. Делегация не возражала. Глядя на это у меня сложилось впечатление что теперь не мы, и гиарнцы ставят здесь условия.
Командование удалилось, оставив нас десятерых из караула наедине с гиарнцами. Честно говоря мне стало не по себе, да и любому бы стало на моем месте. Чужаки наблюдали за нами, мы за ними. Главные были абсолютно спокойны, или во всяком случае так казалось, а вот солдаты явно раздумывали над тем не прикончить ли нас по быстрому, пока никто не видет. Наконец появились офицеры. На их лицах была мрачная задумчивость, но мне показалось что они все таки приняли какое-то решение.
- Мы обсудили, ситуацию и...
- Подождите, - властным движением руки прервала его Президент, похоже вежливость ей не слишком свойственная, хотя стоит ли ее винить, кто из нас был бы вежливым на ее месте? - Прежде, я хочу огласить еще одно наше условие. Что бы впредь исключить ваше нападение, мы требуем так же, оставить нам часть ваших технологий, и персонал, для их обслуживания и обучения такхаусси.
Все оторопели от подобной наглости, как мне показалось даже другие гиарнцы, похоже подобное не входило в их планы, однако прервать свою предводительницу они не решились. Седой генерал несколько секунд смотрел в глаза Президенту не зная что ответить.
Да как вы вообще можете такое предлогать?! - начал было он.
А как мы можем быть уверены, что через тридцать дней вы не вернетесь, и не уничтожите нас? Мы уже видели ваше вероломство, и не хотим повторять ошибок.
Генерал думал, все затаили дыхание. Похоже офицеры были уже на все согласны, лишь бы прекратить эту бойню, хотя скорее всего лишь для того что бы спасти свою шкуру.
Решайте генерал, решайте, - торопила его Президент. - Но знайте что мои войска, готовы к атаке.
- Хорошо, - после долгого молчания сказал генерал. - Мы согласны.
Вывод войск дело долгое, но мы справились с фантастической быстротой. Гиарнцы получили свои технологии, современные радары, и крупнокалиберные орудия, демонтированные с кораблей. Надо было видеть бледные лица несчастных технарей, вынужденных остаться на Гиарне что бы учить аборигенов пользоваться земной техникой, похоже они были уверены что их вздернут, едва они перестанут быть нужны. Но мне на это было уже плевать. Я летел домой. После четырех лет беспрерывной кровавой бойни я летел домой.
Какую же горькую обиду я чувствовал, когда слушал рыдающую жену, какое это было предательство. Но хуже всего было то, что где-то в глубине души, я понимал что предал себя сам.
- Я не могу так Ан! - кричала она, бросая вещи в раскрытый чемодан. - Тебя не было четыре года. И... и мне рассказывали, такие ужасные вещи. Я видела запись как солдаты живьем сжигают гиарнских детей. Детей Ан! Детей! Мне все говорят, что ты убийца. А эти безумцы из Общества Гуманности? Меня не пускают в магазины, чуть не плюют мне в след. Я не могу так Ан, я не могу...
Но я ее уже не слушал. По окну нашей квартиры в Праге моросил дождь. Капли сбегали по стеклу оставляя на нем мокрые полосы. Совсем как когда-то, в бараке, мы смотрели как по прозрачному пластику хлещет ливень, и гадали, переживем ли мы завтрашний день.
Когда она закончила, я проводил ее до двери. Она стояла возле лифта держа в руках чемодан и глотая слезы. Пестрый вязанный берет слегка сполз ей на ухо. Он был ей великоват, но ей всегда это шло.
- Ан, я еду к матери, в Москву, ты знаешь телефон?
Я кивнул. Она еще постояла, собираясь с силами что бы что-то сказать, потом всхлипнула, и не дождавшись лифта побежала вниз по лестнице.
Тем же вечером шел по вечернему городу, низко нахлобучив шляпу и подняв воротник куртки. Дождь все не унимался, но мне нравился дождь. Я шел сам не зная куда, пока не вспомнил что здесь неподалеку живет Дима. Дмитрий Леонтьев, сержант и роты обеспечения, потерявший левую кисть при взрыве мины-ловушки за неделю до вывода войск. Поразмыслив я свернул в переулок и вскоре выбрался на нужную улицу.
Идти оставалось пару кварталов, когда я увидел несколько подростков с баллончиками краски как раз возле того дома куда мне было нужно. Они что-то писали на стене и когда я подошел убежали. Но я даже не взглянул на них. Я смотрел на стену. Дома здесь были все одноэтажные — частный сектор, это был дом Димы. Он вернулся на том же корабле что и я. Свет был выключен, но я знал что он дома. Слышал его шаги, и видел его силуэт за занавеской. Он смотрел на меня сквозь тяжелую ткань, наверняка прозрачную с обратной стороны, а я на него. Я не сомневался что он узнал меня. Но он не хотел выходить, видно было так же погано как и мне. Я развернулся и пошел прочь.
А на стене прямо под высоким окном, на уровне груди было намалевано красной краской: - «Убийца!»