По цене льда
Выходец Из Арройо
http://www.proza.ru/2008/11/25/1
Каждый опытный ходок по постнуклеарной Пустоши знает про гулей. Неопытный про то, что не знал, уже не расскажет. А дело всё в том, что они тоже люди, только после ядерных атак мутировали как-то по-своему и теперь простаки зовут их "мертвяками".
Они и похожи – если накошмарить себе полуразложившийся оживший труп, то именно такого и представишь. А ещё у них характер своеобразный. Могут игнорировать, а потом наброситься. Если вы набрели на труп в месте, где трупу никак не полагается быть, то не факт, что тело, пролежавшее тут несколько недель, не протрёт глаза и не примется вам грубить из-за того, что вы его разбудили.
– Ты не боишься, что пристрелим? – поводя стволом охотничьей винтовки, спросил опытный бродяга гуля, который стоял и покачивался с отсутствующим видом в узком проходе, глядя куда-то вдаль.
– С двух стволов картечью и пулю в башку для контроля! – добавил напарник бродяги, гордившийся своим дробовиком так, будто сам его сделал. Он смотрелся поприличней и бронежилет носил почти новый.
– Теперь не боюсь, – вдруг сипло ответил гуль и оскалился. Возможно, гули считают, что улыбаются, но обычные люди так точно не могут. – Я уже увидел всё, что хотел.
– А что ты хотел? – почти одновременно спросили оба гладкокожих.
"Гладкокожими" или "нормалами" обычных людей называют гули. Мы-то с вами знаем про "обычность", что всё это относительно. Просто в наших краях шесть-семь пальцев на конечности или хвост аномалией не считают. Мало ли у кого что в сапогах или под одеждой? В глаза отличие не бросается, значит "нормал".
– Я видел зиму! – важно проговорил гуль и сфокусировал глаза на обладателе винтовки. – Настоящую!
– Ну и что? – усмехнулся бродяга. – Я её на календаре ежегодно вижу.
– Дурак, – хмыкнул гуль. – Без подсказок в пустыне январь от июня не отличишь! А я видел холод и снег!
Гладкокожие переглянулись и промолчали. В этой части Великой Пустоши всегда днём сжигает солнце, а ночью бывает холодновато, но чтобы снег... В оставшихся редких книгах, на старинных фото и в истрёпаных журналах описаны и показаны на картинках огромные пространства, засыпанные белым. По одежде видно, что людям холодно, а изо рта у них не дым, как на табачной рекламе, а пар. Люди-чайники! Только пар не от огня – просто воздух очень холодный.
Если знатоки не врут, то в такие холода можно даже околеть от переохлаждения. А ещё бывают холодные куски твёрдой воды, только их много лет никто не видел. Сундучков с толстыми рыхлыми пористыми вставками между двойными стенками ещё уцелело немало, да только охлаждать в них нечем с тех пор, как испортился последний известный людям специальный агрегат. А про ньюка-колу с холодными кубиками в стакане ходят легенды.
– Может, ты и лёд видел? – недоверчиво спросил странник.
– Настоящий, прозрачный, холодный? – добавил его приятель и облизнул пересохшие губы.
У него в рюкзаке было шесть бутылок колы, которую приятели вынули из раскуроченного древнего торгового автомата. Тёплое пойло спасало от обезвоживания, но жажду не утоляло.
Жажда... Каждый житель Пустоши знает про неё всё. Нет никого, кто бы не позаботился о питье в дорогу. Дураки повывелись ещё тогда, когда многолетнюю ядерную тьму зимы сменило до чёртиков надоевшее вечное лето. Редкие колодцы и ручейки в пещерах нужно помнить, как содержимое патронташа. Пить из незнакомого источника можно только любимцам госпожи Удачи. Или потенциальным мертвецам. Когда хватанёшь с водичкой излишек рентген, икнётся тебе каждый глоток. Но поймёшь, что пора платить, только тогда, когда полезут волосы, затрясутся от слабости руки-ноги, будешь блевать всем, что пытаешься есть, а позже и есть-то тебе не захочется. А потом твоими останками побрезгуют поживиться даже муравьи и скорпионы. Они такие дозы радиации тоже не одобряют...
– Видел и ел! – блеснул глазами гуль. Понятно, что о таком чуде хочется поговорить даже гулю. Многие просто не поверили бы.
– Я Хантер. Это Буллет, – представил приятеля бродяга. – А ты?..
– Я Живец.
– Кто?! – хохотнул обладатель дробовика Буллет и ткнул в бок Хантера. – Расскажем ребятам, что познакомились с мертвяком Живцом в Некрополисе, будем знаменитостями, как довоенные клоуны!
Физиономистика пасует – считать с лица гуля трудновато. Лица-то почти не осталось. Что-то кривое и шелушащееся в пятнах и язвах с подёргиваниями и гримасами. Только глаза могут выдать, как бывший человек относится к насмешкам над собой.
– Не дразни, рассказывай! – почти просяще сказал Хантер и подмигнул Буллету.
Давние напарники уже не раз обещали доверчивым деньги или еду за сведения. Под прицелом у многих бывалых недоверчивость пропадает, зато появляется надежда. Что не убьют. Говорят, надежда последней умирает, стало быть, раньше успевает сдохнуть тот, кто надеялся. Подельники иногда пошучивали на эту тему. Приятно считать себя ловкачами. Кричать об этом публично не стоит, но в узком кругу можно и посмеяться.
– Просто так и рассказывать? – ехидно проскрипел гуль и опять осклабился.
– Живец, ты в натуральные мертвецы не торопись. Как другу советую. Не бишься помирать? Это ладно. А медленно загибаться от ран, не совместимых, как говорится, с остатком жизни? А повисеть на столбе, подвешенным кверху ногами? Раз уж заинтриговал, веди! – процедил сквозь зубы Хантер.
Напускное дружелюбие с его лица испарилось с первыми словами. С таким лицом спускают курки и сожалений о загубленных жизнях в глазах потом не увидишь.
Гуль постоял, подумал, потом махнул рукой, повернулся к нормалам спиной и побрёл в развалины. Внимательно посматривая по сторонам, двое двинулись за Живцом.
– Это какая-то машина? – не утерпел шедший первым Буллет.
– Машина... До войны хотели наверное ещё одно убежище делать. Запустили только склады. А подземный ход до убежища не довели. Не добурили, не успели. Кто там спрятался, тот там так и остался, – ответил Живец и забормотал себе что-то под нос.
Так и дошли по развалинам, по проходам среди мусора и обломков под это бормотание до люка в полу захламленной комнаты.
– Буллет лезет первым, за ним ты, последним я, – распорядился Хантер. – Что там, внизу?
– Клоака. Бывшая канализация. Теперь там живут подземники.
– Это кто?
– Гули-изгои. Слабаки и недоумки...
В Клоаке подстрелили с десяток настырных крыс. Те тушки, что не разнесло картечью или пулями Хантера, Живец собрал. Ковылял по подземным коридорам, помахивая пучком из тушек, которые держал за хвосты.
Уже догорал второй факел, когда дошли до дырки в полу, из которой торчали ржавые железки – обломки лестницы. К скобе была привязана верёвка, свободный конец пропадал в темноте.
– Зачем вы метили повороты? – спросил Живец. – Я помню все без пометок.
– Мало ли? – ухмыльнулся Буллет. – Вдруг ты нас бросишь? А у нас мало факелов осталось. Не блуждать же на обратном пути?
– Что-то изгоев ваших не видно было. Врал нам? – нахмурился Хантер.
– Они кучкуются в другой части Клоаки. Сюда не ходят. Сюда вообще мало кто забредает. Повезло, что не наткнулись на кротогризли. Их даже дробовик не сразу берёт и таскаются стаями. Тут одиночка долго не протянет.
– Понятно. Спускаемся в том же порядке! – приказал Хантер. Стволом в сторону Живца не тыкал уже, но винтовка удобно лежала на сгибе левой руки, а пальцу правой до курка совсем близко.
Через десяток минут все трое стояли перед здоровенной железной дверью с рычагами. Буллет приложил ладонь к ржавой поверхности и ощутил холод. Кивнув Хантеру, взялся за рычаги. Тяжеленная дверь чавкнула, что-то зашипело и в лица дохнуло ледяным холодом. В нутре холодной ниши что-то тихнько загудело, замерцало под потолком и мертвенно-белый свет стал вспыхивать через неравные промежутки, освещая большую квадратную комнату.
Всё было белым. Удавалось заметить прозрачные наросты или натёки, что-то вроде стеклянных сталактитов и сталагмитов, белое колючее покрывало сглаживало все неровности и бугры у стен. В центре комнаты разглядели наваленные кривой пирамидой полупрозрачные глыбы. Лёд! Это и был легендарный материал, твёрдая версия живительной влаги, о которой сотни лет слагали легенды и врали у костров, которую ходили искать в горы и не находили. Считалось, что только на вершинах очень высоких остались ледяные шапки, а добраться к таким было нельзя. Даже если найдёшь проход через заражённые территории, столько еды, сколько нужно, с собой не утащить, а если забить голодающих в бесплодной Пустоши тягловых браминов, то груз на плечах не донести. Отчаянные пытались. Никто не вернулся.
Пар от дыхания оседал на бровях, небритых лицах и ресницах. Руки стали зябнуть. Люди не заметили, как шагнули к ледяной пирамиде. Как заколдованные, смотрели на чудо, а тут и свет перестал мигать. Яркое освещение позволяло разглядеть всё в деталях.
Оба одновременно повернулись ко входу и покрепче сжали оружие. А входа не было! Живец остался снаружи, а толстенная дверь стала частью металлической стены.
– Не стреляй! Рикошеты! – хрипло выкрикнул Хантер. Помедлил и сбросил с плеч рюкзак. – Буллет, доставай всё тряпьё, что есть. И колу. Сейчас узнаем дивный вкус!
Прикладами сгребли белое с холмиков, уже догадываясь, что там. У стен на корточках или вытянув ноги сидели тела и скелеты с остатками плоти. Одно из тел, у которого не хватало только губ со щеками и бедренных мышц на одной ноге, Хантер узнал.
– В прошлом году этот мужик подговорил других охранников и сдал нам караван. Жирный был купец! Всё откупиться хотел... Потом дурень с нашими разругался и ушёл с двумя дружбанами. Вон с теми наверное, – кивнул он на другие останки. – От одного почти голый скелет... На супчик мослы припасли гады...
У некоторых трупов вышибло затылки, а под подбородками были здоровенные дыры. Инструментов, которыми нанесли такие страшные раны, не нашлось. Ни огнестрельного, ни холодного оружия в этой камере хозяева не оставили. Осветитель под потолком работал ещё пару минут, потом выключился. Люди задвигались и световое представление с мерцанием началось снова.
– Сенсоры движения срабатывают. Технология убежищ! – криво усмехнулся Хантер. – А кто сюда прибежал, тот тут и остался. Не соврал Живец!
Двое откололи от глыб пригоршни льда, засыпали ледяную крошку в бутылки и отпили. Говорить было неохота. Да... Так вкуснее. Можно выпить всю колу, мстительно отлить на гульские запасы, дожевать солонину из рюкзаков, попытаться согреть на теле мороженную человечину, натопить ледышек для питья... А можно отставить недопитые бутылки, сесть на рюкзаки у стены и ткнуть дула под подбородки. Или стреляться набрудершафт.
Они подмигнули друг другу и взялись за оружие...
Живец услышал, как глухо бабахнуло, кивнул и потащился в тупик. Из ближайшего тайничка взял дробовик поновее, проверил заряды и проковылял к двери.
Если сразу войти, то можно нарваться. Бывали хитрецы, которые пуляли в "консервы" и сидели тихо, как крыски в засаде, поджидая желающих глянуть на свежезастрелившуюся еду.
Если у них много колы, то она опять успеет замёрзнуть и бутылки полопаются. Шипучий напиток послеядерной эры – редкий трофей. На целую нераспечатанную бутылку раньше можно было выменять даже копьё. После разборки с супермутантами на весь Некрополис осталось только несколько гулей, а в Клоаке вообще никого. Светящиеся в убежище тоже погибли.
Зато оружия теперь завались. И еды. Гладкокожим всё неймётся. Искатели сокровищ и любители покопаться в развалинах город не забывают! Некрополис в освоенном мире Пустошей известен больше жутковатыми сказками и небылицами, чем былями. Например, страшилками о зомби-людоедах. Гуль хмыкнул сам себе и двинулся дальше, помахивая связкой крысиных тушек. Крысиное рагу – это на сегодня.