Огромная заброшенная территория больницы тревожила, как и все в этом городе, если свернуть с главной, единственно оживленной улицы, своей безлюдностью, почти абсолютной тишиной.
Только поскрипывание снега под огромными солдатскими ботинками, подаренными дозиметристами вместе с вполне приличным офицерским комплектом полевой формы. Бушлат, правда, остался прежний, солдатский, из какого-то резерва. Таких сейчас не носили даже рядовые. И солдатская суконная шапка-ушанка. В общем, глядя со стороны, об этой долговязой фигуре можно было подумать всякое. Да еще на пустыре…
А внутри себя я был горд, по-моему, своей временной должностью и функцией – начальник штаба Оперативной группы Минздрава СССР! Так то!...
Сегодня нужно было определиться, в каком из корпусов бывшей районной больницы можно будет развернуть очередную поликлинику. Народу прибывало. Уже было видно, что ликвидационные работы затянутся не на один месяц. В городке расквартировывались все новые и новые организации, открывались общежития.
Пару дней назад в комнату, где размещалась наша Оперативная группа, быстро вошел крупный мужчина в сопровождении еще нескольких человек. Он был главным, сразу чувствовалось. На «Здравствуйте, Евгений Иванович…» нашего руководителя он не прореагировал никак, окинул начальственным взором комнату, заметив, возможно и нас, но не подав виду.
- Завтра, бл…, чтоб медиков здесь не было! – кинул кому-то из своих, так же не глядя и на него. Наконец-то мы поняли, что перед нами новый директор Комбината, организации, сооружавшей саркофаг над разрушенным блоком. Объект «Укрытие».
Наш руководитель пытался что-то пояснить, но все его слова и доводы были отражены чередой понятного, но неожидаемого мата.
Вечером, правда, председатель Правительственной комиссии, которая размещалась этажом выше в этом же здании бывшего горкома партии, проблему разрешил. Мы так и остались работать в своем обжитом помещении.
Так что проблема свободных, а главное, чистых площадей в городе, в котором стояли пустыми десятки общественных зданий, сотни пустых жилых домов, была весьма острой. За лето территория города была сильно загрязнена, к осени составили карты загрязнений, но дезактивации помешали дожди, а потом и ранний снег. Хотя как раз дожди и снег тоже помогли: что-то смыло, правда, неизвестно куда, что-то прикрыло. А полуметровый слой снега не давал бродить по пустынным улицам, заходить без дела в заброшенные дворы. Это тоже было на пользу.
От ворот, за которыми осталась «Волга», до больничных корпусов метров двести. Тишина. Жутковато. Хотелось взять с собой шофера, но кто его знает, что может статься с одинокой машиной.
Территория больницы тоже была сплошь укрыта снегом, чистейшим, сверкающим на солнце. День солнечный, морозный. Даже давно не крашенные деревянные корпуса больницы, окруженные обильно покрытыми снегом деревьями, выглядели нарядно. Почти как раньше…
- Там, должно быть, инфекция, - соображаю, разглядывая отдаленно расположенный корпус. – А это, скорее всего, поликлиника. Хотя нет, поликлиника же в городе, в ней мы работаем и сейчас.
- А это что? – в конце аллеи просматривается голубоватый длинный корпус с высоким крыльцом посредине, над которым кокетливо возвышается узорчатый заснеженный козырек.
- Неврологическое отделение, - читаю выцветшую фанерную вывеску вслух и пробираюсь к крыльцу. Еще откуда-то из памяти пришло, что именно в неврологии до осени жили дозиметристы, а потом съехали куда-то вместе со всеми другими временными обитателями оставленных медиками и их пациентами зданий.
Через окна веранды, выходившей на крыльцо, видно большое пустое помещение. На полу разбросаны валенки, в кучу свалены какие-то куртки, бушлаты, штаны… На одиноко стоящей у стены тумбочке с оторванной дверцей – стопка книжек.
- Не взяли. Должно быть, грязные, - отмечаю машинально. Свои дозиметристы говорили, что территория больницы не дезактивировалась. Ну, это второе дело. Сейчас надо выбрать подходящий корпус.
Ключей нет, внутрь войти невозможно. Придется ограничиться внешним осмотром. Предварительно.
- Прикинуть количество кабинетов. Можно посмотреть снаружи, через окна, - принимаю решение и, проваливаясь в снегу, бреду вдоль здания. С противоположной стороны деревьев было меньше, зато снега навалило по пояс. И ни одной тропинки, ни одного следочка.
- Не встретить бы собаку, – мелькнуло в голове. Боюсь собак с детства. Но, довольно часто бывая по делам в разных местах этого городка, ни разу, вспоминаю, не встречал собак.
И вдруг все под ногами провалилось! Лечу куда-то вниз. Резкая боль в ноге. Руки невольно раскинулись в стороны, и я повисаю на руках, ударившихся обо что-то твердое, металлическое, хотя толстые рукава бушлата и смягчили этот удар.
Поднял голову, осмотрелся – вокруг снег, выше головы. А под ним – зияющее отверстие пожарного колодца.
Стесненный натянувшимся бушлатом, напряг свои слабенькие бицепсы, подтянулся, но…увы! Вниз тянули тяжелые башмаки и нестерпимая боль в ногах.
- Кричать? Не услышит, – отвечаю безмолвно сам себе, подумав о водителе. А вокруг – ни души!
Почему-то стал вспоминать, как вышел сегодня утром из своего горкома, как усаживался в машину, как проезжали по городским улицам и улочкам, как подъехали к больничным воротам…
Вдруг зафиксировался на всплывшей в памяти картинке: в глубине одного из городских дворов, с выглядывавшим из-за заснеженных деревьев богатым домом, стояла большая яблоня. Что это именно яблоня, можно было судить не только по характерной кудрявой кроне, но и по двум огромным красным яблокам на одной из провисших от скопившегося снега веток. На яблоках снег не задержался, и они, на фоне сплошной белизны, смотрелись не сиротливо, а победно.
Почему именно эти яблоки представились сейчас мне?! Зачем они занимали свободную ячейку в памяти?
Может потому, что лет пятнадцать назад я уже бывал в этом городке, проходил по его улицам и улочкам, мимо таких же двориков, таких же яблонь. Правда, время было летнее, и даже самые крупные и яркие яблоки едва виднелись сквозь буйную листву. И это вспомнилось сейчас.
И следом – другая картинка. И снова о Чернобыле, о том, прежнем.
По дороге из Залесья, где я отдыхал у родственников, на Киев у одной из густо разбросанных вокруг Чернобыля деревень высится на постаменте огромная скульптура быка. Очевидно, там был какой-нибудь племзавод. Или что-то подобное.
Так вот, бык этот притягивал к себе всеобщее внимание своими размерами, своей натурностью. Возможно даже, он был из бронзы. Неведомый скульптор сделал особый акцент на половой идентичности животного. Еще тогда, в юности, я обратил внимание на то, что внушительных размеров гениталии у мрачноватого быка были натерты до блеска. Почему-то именно к ним тянулись руки тех, кто не ленился остановиться, подойти к скульптуре. А таких желающих было, как видно, много.
Пару раз довелось съездить в Киев и за время этой командировки. Бык стоял на том же месте. На его голове, спине лежал снег. А гениталии поблескивали по-прежнему в лучах восходящего или заходящего солнца. Зима была морозная, дни – солнечные.
От шоссе к скульптуре была натоптана в снегу широкая тропинка. Каждому хотелось попросить у быка побольше сил. Особенно, покидая 30-километровую зону.
Надо же! Сколько воспоминаний за столь короткое время. Или времени прошло уже много? Нет. Просто, таково быстродействие мозгового компьютера.
Я еще раз напрягся, попробовал пошевелить ногами. Удалось. Той ногой, которая болела меньше, нащупал какой-то выступ, пошарил еще и наткнулся на торчащий прямо по центру металлический стержень, какое-то колесо…
- Пожарный кран, – сообразил я. И ужаснулся. – Что, если бы вот так пролетел полностью внутрь колодца?!
- Но не пролетел же! – упираясь в этот штырь ногой, напрягая ослабшие руки и все больше выбираясь наружу, простонал я.
И выбрался. Полежал прямо в снегу, встал и медленно, волоча ногу, направился в обратный путь, по своим же следам, чтобы, не дай бог, не угодить еще куда-нибудь.
Только в машине увидел, что новые штаны, разорванные на ноге в клочья, пропитались кровью.
До штаба ехать минут десять. Уже не смотрел по сторонам, хотя ехали по той же улице, мимо того же двора, той же яблони.
Проковылял сразу в медпункт, дверь в который была прямо напротив нашей штабной комнаты. Там дежурили коллеги из киевской «кремлевки», наложили швы, перевязали, вкололи противостолбнячную сыворотку.
Почему-то никто не вспомнил о дозиметрии. Но ничего… Поликлинику развернули. Раны зажили неожиданно быстро. И почти без следа.
Прошло уже тридцать лет…
Валерий Петровский,
Чернобыль, 1986-2016