Сказка о вреде зелена вина, урок добрым молодцам, да предостережение красным девицам.
В одном селе жила бездетная пара - Матрёна да муж её, Федот. Хорошие были люди, добрые да приветливые. Но вот не дал им бог детушек, о чём всегда печалились они, горевали. Привечали всю окрестную ребятню, пирогами да ватрушками угощали, дудочками да свистульками одаряли. Дядька Федот большим мастером был по этому делу. Завсегда чувствовал, из какого прутика какая забава выйдет. Мастерил их, на радость ребятне, почитай, каждый день. Дело ведь нехитрое: пару-тройку отверстий просверлить да душу вложить. Без неё, без души-то, ничего, почитай, на земле-то и не делается. И музыка не получится, как ни старайся.
Как-то раз, к вечеру, сидел он, по обыкновению, на лавочке у калитки, дудочку строгал, да ребятне сказки сказывал. Вдруг видит, идёт по улице старушка немощная, клюка сучковатая в руках, да сума нищенская, через плечо перекинута. А рядом семенит, еле поспевая за ней, девчушка малая. Поскольку дело к ночи уж шло, остановил их Федот, поинтересовался, есть ли, где ночевать - отдыхать им? Если нет, то оставайтесь здесь, у него в избе. Хозяйка мол, жена его, Матрёна, только рада будет. И накормит-напоит, да и в баньке, коли нужда такая есть, попарит.
Старушка даже прослезилась, от доброты такой, нечаянной. Низко, в пояс, поклонилась, да спасибо сказала.
Проводил их Федот в избу, наказал жене своей, Матрёне, накормить да напоить путниц, в бане искупать, да спать уложить. А сам на сеновал ушёл, ночевать. На сене душистом хорошо спится, сладко!
Однако в эту ночь спал беспокойно, снились ему кошки чёрные, да вороны. Что всё норовили в глаз клюнуть, да в сердце. Ладно, ещё, что посерёдке лета ночи короткие, да рассветы ранние. В тот самый момент, когда стал ворон чёрный сердце рвать, закукарекал Петя - петушок, приветствуя солнце красное, да день ясный. Пробудился Федот, весь в поту, да в думах тяжёлых. Но глянул на солнышко восходящее, да и успокоился. Ночь черна, да прочь ушла, а день - ясен, вот он, прекрасен!
Зайдя в избу, увидел, что померла старушка ночью, оставив сироткой девчушку малую. Сидит, плачет возле покойницы, за клюку её держится. Ничего больше от старушки в наследство-то и не осталось горемыке.
Делать нечего, старушку - странницу похоронили всем миром, а девчушку оставили, не гнать же сиротку прочь?
Матрёна-то, рада радёшенька. Дочка появилась, нежданная, негаданная. Ну и что, что рябенькая. Ничего, что конопатенькая. Приняла, как родную дочь, раз бог своих детушек не дал. И зажили они ладно, да счастливо!
У Матрёны и так дом да двор на загляденье были, а с появлением Василиски, так вообще заблестели, засверкали! Василиска, сиротка, только к цветку какому подойдёт, как тот начнёт тянуться к ней, распускаясь ещё краше. Даже подсолнухи, и те, не на солнышко смотрели, да головки вслед за ним поворачивали, а за девчушкой, как завороженные, следили. Теперь в селе всегда можно было узнать, где сиротка находится. Куда подсолнушки повернули свои головки, знать, там Василиска и обретается.
Рука у неё лёгкая была. Бывало, прутик, какой в землю воткнёт, водичкой ключевой польёт, и вырастает ведь, то куст розовый, то яблонька.
Звали её и в дома, как только какая скотина занедужит. Подойдёт, Василиска, за шею обнимет, в глаза корове, или там козе, посмотрит, да на ушко что-то пошепчет. Глянь, а скотинка уже повеселела, хворь, как рукой сняло. После они и молока больше, да слаще давали. Полюбили Василиску в селе, за сердце доброе, да нрав весёлый.
Жила в селе одна богатая вдовушка, воспитывала дочку - красавицу. Выросла невеста на загляденье! И румяна, и бела, черноброва, да стройна. А уж приданного сколь! За день не пересмотреть, не пересчитать! Все женихи, от юнцов, до седовласых дедов, заглядывались на Ксению. Заглядывались, да не сватались. Бессердечной она была, пустышкой холодной. Кроме как себя, никого и не замечала. Всё перед зеркалом крутилась, прихорашивалась. И приданное богатое не соблазняло, никто не хотел в жёны брать, отталкивало сердце её ледяное.
Не то, что Василиска, Матрёнина дочка приёмная. Выросла доброй, да услужливой, и ничего, что лицом не вышла. Никто давно и не замечал, что личико в конопушках, будто мухами засиженное. Видели только глаза её большие, синие, что небушко. А в них столько тепла и доброты, да желания помочь, что на всех с лихвой хватало. Месяца не проходило, как очередные сваты приезжали. Да только отвергала всех женихов Василиска, ни за кого не соглашалась идти.
Люб ей был Андрейка, что подпаском бегал. И она ему люба, по сердцу пришлась. Да единственно, какой из него жених? Гол, как сокол, ни дома своего, ни хозяйства. По очереди у всех сельчан на сеновале спал, когда коров с пастбища пригонял. И работал за ночлег, да еду. Мечтал Андрейка, что вот если бы был у него свой дом, да хозяйство, сразу же посватался бы к Василиске. А так куда жену молодую вести?
И вот надо же такому случиться, заприметила его Ксения, да стала уговаривать мать, чтобы помогла ей, приворожила Андрейку. Вдовушка и так, и этак отговаривала дочь свою своенравную, не хотела зятя нищего, да всё попусту. Не привыкла отступаться Ксения, раз что-то захотела, то её должно быть. А мать её колдунья была, про то в селе давно слухи ходили, могла и чары напустить, да приворожить.
Уговорила Ксения мать, убедила, что ей никто, кроме Андрейки, не нужен. Да колдунья и сама согласилась, чтобы дочь поскорее замуж вышла, да внучку ей родила, с тем, чтобы передать той умение своё колдовское, бесовское. Дочери не могла, через поколение дар передаётся, от бабки к внучке.
Вскоре, как раз подошла их очередь у себя пастушка привечать, ночлег да еду предоставлять. Пригнал коров в село Андрейка, разошлись они по подворьям, а он направился к дому вдовы. Зашёл во двор, хотел, уж было сразу на сеновал идти. Обычно ему там хозяева оставляли узелок с нехитрым ужином - картошек варёных, хлеба кусок, да молока кринку. Поел, и спать. А на рассвете вновь коров собирать, да на пастбище гнать.
А тут встречает его Ксения, да провожает сначала в баньку, где приготовлены чистые рубаха да штаны, а после в избу приглашает, к столу накрытому, будто гостя какого дорогого. Разносолы на столе стоят, в рот просятся. Бутылочка зелена вина там же примостилась. Растерялся Андрейка от такого приёма, что сказать-то, не знает. Присел с краю на лавку к столу, робко руку протянул, ломоть хлеба взять. А мать Ксении чарочку ему наливает, подносит. Андрейка отказывается, не привык он к такому. Да уговорила его ведьма, выпил он вино, а в него зелье приворотное добавлено. В голове затуманилось, закружилось всё, да поплыло перед глазами. Затем прояснилось, да весело ему так стало, радостно. Василиску свою любимую, не вспоминает, сидит, на Ксению любуется. А она знай, всё вина ему подливает. Тут и вовсе осмелел Андрейка, поближе придвинулся, обнял да давай целовать, миловать. В голове окончательно помутилось, не понимал, что делает.
Очнулся только под утро, да не на сеновале, а в постели пуховой, в спаленке у Ксении.
Ни её самой, ни матери её, в избе не оказалось. Оделся быстро, да хотел бежать, прочь со двора. Но не тут-то было. Сколько ни бегал, найти выход не смог. Забор есть, а ворота исчезли, словно и не было никогда. А забор, так вовсе выше стал, не перелезть, не перепрыгнуть. Понял тут Андрейка, что пропал он. Закручинился, да делать нечего, сам виноват. Не надо было зелено вино пить. Сел на крылечко, сидит, горюет.
К вечеру вернулись Ксения с матерью. Где весь день были, то не ведомо. Опять на стол собрали, да чарку вина налили. Выпил Андрейка, повеселел, печалиться перестал.
Проходит день за днём, месяц за месяцем. Андрейка в дому у колдуньи живёт, зелено вино пьёт, с Ксенией милуется. Василиску не вспоминает даже, словно и не было её никогда.
Да невдомёк ему, что в селе его пропавшим считают. Ведь как тогда зашёл он во двор, так и не видел его больше никто.
Год живут, другой, третий. А Ксения всё никак родить не может. Что только мать её не делала, как только не ворожила, ничего не помогает. Видно, перестаралась она с зеленым вином, не способен уж Андрейка дитё родить. Да и Ксении он уже опостылел, надоел. Парнем был славным, весёлым, да ладным. А тут за три-то года превратился в вечно пьяного, с мутными глазами, да слюнявым ртом, мужика. И велела она матери прогнать его, прочь со двора. Другого мужа себе искать будет.
Налила ведьма, как всегда, за ужином, чарку вина Андрейке, тот выпил, да и уснул сразу.
Проснулся оттого, что пить хочется, в горле пересохло. Открыл глаза, понять ничего не может. Засыпал в постели пуховой, а проснулся под забором, в канаве. Кое-как встал на четвереньки, да как закричит-заблеет. Превратился он в козла, шерсть грязная, колтунами сбитая, голова трясётся, из глаз слёзы катятся. Понял, что пока у ведьмы жил, в животное превратиться успел. Что теперь делать, как облик человеческий вернуть, не знает.
Шла в ту пору мимо Матрёна. Видит, стоит козёл, шатается, худой, да грязный, весь в репьях да колтунах. Жалко ей его стало, подошла, спрашивает: "Чей же ты, козлик, будешь? Видать, нет у тебя хозяйки, вон какой неухоженный, да больной! Пошли со мной, мы тебя с дочкой накормим, да вылечим!" Андрейка вначале-то убежать хотел, когда Матрёну увидел, стыдно ему, что Василиску на Ксению променял, да в итоге в козла превратился. Пусть и не совсем по своей воле, да ведь и не противился, быстро сдался. Ни разу не попытался сбежать, от жизни хмельной, да праздной.
Но потом покорно пошёл, за ней, голову опустив. Некуда ему больше идти.
Зайдя во двор, кликнула Матрёна дочку. Василиска на зов матери выбежала, да так и замерла, козла увидев, да сердцем Андрейку в нём признав.
Обняла за шею, заплакала: "Что это с тобой приключилось, друг мой милый, кто же это с тобой зло сотворил?". Закапали слёзы девичьи на голову козлиную, чистые да искренние, пропало колдовство в ту же минуту, снова стал человеком Андрейка. Рассказал всё без утайки, что с ним приключилось, да попросил Василиску год его подождать, замуж ни за кого не выходить. Поклонился ей в ноги, да Матрёне с Федотом, и ушёл из села, на заработки.
Вернувшись через год, как и обещал, построил избу небольшую, да посватался, как водится, к девушке Василиске. Сыграли свадьбу, весёлую, да добрую. Всем селом гуляли, песни пели. Народились у них вскоре детушки, сынок, да доченька. С конопушками, да глазами синими, как небушко. Андрейка с Василиской жили дружно, да весело, зелена вина не пили, да и другим заказывали.
А Ксения так и не родила ребёночка, сколь мужей поменяла, со счёту сбилась. Все они в итоге козлами оказывались, Мать её, ведьма, так и померла, не передав свой дар колдовской, некому было. Долго помирала, тяжело. Душа черна больно была, трудно из тела выходила. После её смерти уехала Ксения из села, куда, неведомо. Да и не жалел об этом никто, не кручинился. Никому до неё дела не было. Кроме козлов тех, неприкаянных.
**********
Выпил, чарку зелена вина, душа в пляс пустилась.
Другую чарку выпил - песни запел, весь мир краше стал,
Третью принял - загрустил, запечалился...
Грусть залить - четвёртая пошла, а за ней и пятая...
Злоба мутная, со дна поднимается, разум спит,
Не откликается... Тут-то горе да беда и случаются...
Не человек, уж, козлище страшное, рогатое,
За столом сидит, зелено вино пьёт.
Словами непотребными ругается,
В облик человеческий не возвращается...
Худо всем вокруг, и жене, и детушкам,
Да как вызволить, отца - батюшку,
Знать не знают они, да не ведают.
Ох, беда-то, горюшко!
Не пейте, зелена вина, добры молодцы!
Пожалейте себя, жён своих, да малых детушек!
Застит разум хмель угарный,
Из человека - то, скотину делает,
Ни добра, ни радости не приносит,
Только боль одну, да одиночество....
картинка взята из интернета
P.S.Приношу свои извинения благородным козлам, за столь нелестное сравнение потерявших человеческий облик особей с красивым животным. Увы, не знаю, чем(или кем?) заменить.
*******
Эта сказка номинирована на премию "На благо мира", Москва 2012г.
********
Сказка вошла в шорт-лист Премии "На благо мира" в разделе "Проза", за неё отдано 3805 голосов.
Спасибо всем, кто прочёл и поддержал!