Глава 1
Какие же страшные эти твари! Смотришь на них, и ужас до костей пробирает от мысли, что такие чудовища в десятке метров над головой живут. В холке – метра два, не меньше, лапы – что сковородки для барбекю, а уж когти на них – точно ножи мясницкие, волосы дыбом встают, как представишь с ними свою встречу. Шкура толщиной, наверное, с палец. Настоящие вурдалаки, каких ни в одном фильме не показывали. В народе их «дьяволами» прозвали. Неугомонным детям перед сном про них истории всякие рассказывают, и они быстро затихают. Это же не буки какие-нибудь, не бармалеи, чьё существование несколько сомнительно. Поэтому с детства люди знают: не дай бог с дьяволами столкнуться! Всё, считай, отбегался. Точнее – отползался. Ведь образ жизни у тех, кто осмеливает наверх выбраться, ныне весьма небезопасный. Вылез наверх, между остовами машин прошмыгнул в магазин, взял, что успел – и обратно, нести людям спасение, полезные вещи то есть. Удел сталкеров: собой ради других рисковать. Причём чтобы живым оставаться как можно дольше, надо искренне верить, что добро делаешь. Без осознания смысла своей профессии сталкерам её не полюбить, а в таком случае – не освоить толком, да рано или поздно гробануться. Хотя если в сталкеры записался, своей смертью вряд ли помрёшь, но так хоть с чувством выполненного долга. С осознанием, что жизнь не зря прожита.
Стартер и Тягач более двадцати совместных ходок от Мертвеца сделали, четыре-пять – с Окраины. За всё это время только раз в передрягу попали, когда в библиотеке дверь запечатанную открыли. Такая из неё пакость вылезла, какой ни в одном ужастике не было, даже её подобия. К счастью, отстрелялись, правда, Тягач, он же Семён, тогда чуть с жизнью не простился, но выкарабкался. Сибиряк, такого здоровья дай бог каждому. С тех пор напарники работают, как это говорится, «чисто», без сучка, без задоринки. А иначе – никак, смерть.
Минут пятнадцать уже сталкеры сидят на ступенях лестницы, ведущей на основание разрушенного Коммунального моста. Их цель: вещевой магазинчик в подвале высотного дома. Прямо до него метров двести пятьдесят. Причём место полуоткрытое. Единственная надежда спрятаться за остовами сожжённых автомобилей. Но раскиданы они в таком беспорядке, что где-то груда железа из нескольких легковушек возвышается, а где-то голое пространство метров десять. И через всё это надо пройти незамеченными. В принципе, напарники уже наловчились это делать. Главное сейчас – дождаться, пока твари уйдут прочь, ибо сидят они так, что никак к магазину не проберёшься. Потом быстро бежать к нему, за минуту хватать всё, что под руку попадётся, – и назад. А сейчас ждать. Дьяволы – три особи – на пересечении улиц Зыряновская и Восход сидят. Чего-то высматривают, башками вертят, принюхиваются. Самое главное спрятаться хорошо, чтобы не увидели. Заметят – придут. В другом случае они к полуразрушенному «Речному вокзалу» не подойдут. Чувствуют, что людей территория, боятся. Да, бояться людей – это правильно. С нами вообще лучше никаких дел не иметь, а то боеголовками закидаем.
- Откуда только такие уроды взялись? – презрительно говорит Тягач, махнув рукой в сторону тварей. Он не уставаёт каждый раз это спрашивать, пусть и у самого себя, так как Стартеру не нравятся беседы на подобные темы, и он предпочитает их не развивать. Нашёл тоже, чему удивляться. Каждый крупный город мира – теперь похлеще Хиросимы и Нагасаки вместе взятых. Плюс вредные химические производства. Вон, в эпоху «до» в речку чего только не сливали, она даже зимой замерзала не всегда. Может, там ещё тогда что-нибудь этакое вывелось, на глубине сидело в Обском море. А потом приплыло. Неспроста же, когда река ещё не вся замёрзла и не так сильно, видели, как в воду громадина, покрытая чешуёй, входит. Вполне возможно, эти «рыбки» потом выбрались на сушу, и из них такие вурдалаки получились. Приспособления под условия внешней среды выработались. Эволюция, так сказать. Быстро? А, кто знает, как у них, мутантов, всё это происходит! С другой стороны, это же всего лишь гипотеза, история для разряда байки у костра.
- Витёк, - обращается Тягач к другу, повернувшись ухом в сторону реки, - ничего не слышишь?
Стартер прислушивается. Ветер воет, уцелевшими оконными рамами вдалеке хлопает, мусор по дороге гоняет. Ничего особенного.
- Нет, не слышу. А должен?
- Не знаю, я не уверен… На выстрелы дробовика похоже.
- Ага, с левого берега, - язвит Стартер. – Или мутанты научились оружием пользоваться. Мочить нас идут.
Тягач поднимает указательный палец.
- О, слышал?! Опять!
- Тихо!.. Твари рядом.
- Извини… Но ведь стреляют. Если я даже через резину противогаза слышу, значит, близко…
- Заканчивай. – Мужчина сурово глядит на напарника. – Если пошутил, так и скажи. Хотя шутка для малолеток, не для тех, кому за сорок…
Тягач вздыхает, раздосадованный тугоухием друга, и отворачивается в сторону, чтобы не давать поводов для насмешек.
В ожидании проходит ещё минут десять. В очередной раз выглянув из-за парапета, Стартер замечает, что твари, низко опустив головы, уходят в направлении библиотеки, расположенной в конце улицы Восход.
- Сёма! – Виктор хлопает друга по плечу. – Вот наш шанс. Готовься, сейчас побежим.
Сталкер осторожно поднимается по лестнице и прячется за «Ладой», провожая тварей взглядом через боковое окно. Когда три огромные фигуры скрываются за трупами скрюченных деревьев, что два десятка лет назад росли на узкой аллейке, разделявшей две полосы дороги, Виктор выжидает ещё полминуты, перехватывает «Калашников», на полусогнутых ногах выскакивает из-за «Лады» и быстро передвигается между остовами машин, иногда посматривая в сторону Восхода. Именно за резкое начало подобных операций он и зовётся Стартером. Тягач следует за другом, повторяя все его маневры и часто оборачиваясь, чтобы никто не зашёл сзади. Этого никогда не случалось, но предосторожность, как известно, превыше всего.
Они преодолевают метров сто, когда Семён приостановливается и прислушивается. Теперь он точно уверен, что доносящиеся со стороны реки звуки – не его галлюцинации, они реальны. На обратном пути надо будет спуститься и посмотреть, что там такое. Хотя выстраивающиеся в голове образы никак не вписываются в разумные рамки. Не может там быть выживших! Если только людоеды… Весьма сомнительно, они, насколько известно, только возле Вокзальной обитают, огнестрельным оружием, как правило, не пользуются, к тому же людей напоминают лишь по облику, то не все.
Почувствовав отсутствие позади себя напарника, Стартер оборачивается и яростно машет свободной левой рукой. Семён спешно нагоняет друга. Тот зло шипит «за мной иди!» и пробирается дальше. Метров через пятьдесят он приседает возле перевёрнутого джипа. Выглядывает. Тварей нет. Осмотр территории закончился, хозяева разошлись по домам – в прямом смысле этого слова. Никогда ещё люди не заходили в подъезды жилых зданий, да и ко дворам предпочитали не приближаться, ведь не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять: там легко можно проститься с жизнью. Оттолкнувшись ботинками с рифлёной подошвой от замёрзшей земли, сталкер во всю прыть несётся к виднеющемуся впереди спуску в подвал.
Вскоре напарники уже сгребают в свои рюкзаки оставшиеся в магазине женские сумки – кожа в метро в цене – застёжки, замки, аксессуары на прилавках.
- Чёрт дёрнул тебя остановиться? – гудит из-под маски противогаза Стартер, закидывая за спину рюкзак.
- Я тебе точно говорю, у реки кто-то стреляет, - отвечает Семён. – Проверить надо.
- Ладно, проверим. Нам бы только обратно, до станции добежать. Готов?
- Как пионер.
- Погнали!
Сталкер выходит к лестнице, немного поднимается по ней и на спуске в подвал осмотривает потенциально опасный сектор. Никого не обнаружив, выскакивает на улицу, добегает до лежащей на боку маршрутки, снова убеждается, что твари не вернулись, и, пригнувшись, несётся к спасительной границе.
Через полминуты сталкеры уже на месте, переводят дыхание после пробежки.
- Поздравляю тебя… товарищ крыса, - запинаясь, произносит Стартер. – Урвали крошку хлеба…
- И вас, коллега…
Виктор садится рядом с другом, прислонившись спиной к ограждению лестницы.
- Старый я уже, бегать так, - говорит Стартер, отдышавшись.
- Ничего, Витька, подожди ещё лет пять. Воспитаем достойное поколение, обучим всякому, тогда и пойдём на пенсию…
- Сомневаюсь. – Сталкер качает головой. – Что там с твоими выстрелами?
- Ах, да, пошли.
Мужчины спускаются к набережной, изредка с опаской поглядывая назад, хотя твари никогда не подходили близко к станции метро. Просто это привычка – всегда быть готовым к неожиданным обстоятельствам.
На набережной лежат обломки основания Коммунального моста. Следующие секции либо покоятся на дне Оби, либо торчат изо льда, напоминая обломки зубов. Заборные ограждения, которые давным-давно отделяли прогулочную аллею у воды и реку, почти не сохранились, но на уцелевшем участке между когда-то существовавшими мостами – метро и автомобильным – зацепившись обрывками химзащиты за покосившуюся металлическую конструкцию, сидит человек. На лице надет противогаз, возле ног лежит дробовик SPAS. Голова мужчины – а это без сомнений именно он – безвольно опущена. Глаза, по-видимому, закрыты. Похоже, он замерзает.
С минуту сталкеры в потрясении разглядывают незнакомца. В голове у обоих ворочается каша из мыслей. Откуда человек? Можно с уверенностью сказать, что не из метро, так как когда с Окраины кто-то идёт наверх, об этом знают все обитатели станции. Да и не ходят сюда поодиночке. Однако других перспектив, кроме «Октябрьской», не вырисовывается. Откуда тогда? Ведь на момент войны в городе не было ни одного гражданского бомбоубежища, пригодного к эксплуатации. Во всех нужно было менять или чинить фильтрационные установки, запасаться провизией, проверять гермодвери, заново всё красить. Этого никто не делал. По сути, в Новосибирске не существовало ни одного надёжного убежища, кроме, пожалуй, бункера мэра. Что люди спаслись в неглубоком метро и, главное, живут в нём до сих пор, – чудо. Значит, бомбоубежище тоже отпадает. Неужели с левого берега?.. Но не мог ведь он пройти через Стену, никому это не удавалось! Или…
- Я же тебе говорил: слышал я выстрелы, - говорит Тягач, посмотрев на Стартера. – Что делать с ним будем?
Напарник некоторое время молчит, собираясь с мыслями, потом неуверенно произносит:
- Я не знаю, как он здесь оказался. Откуда. Но мы должны доставить его на Окраину. Ведь если у него получилось пройти через Стену, он может рассказать…
Обменявшись взглядами, сталкеры молча подходят к мужчине и пробуют привести его в чувства. Бесполезно.
- Надо срочно оттаскивать, а то дуба даст, - решительно говорит Тягач, вешая на плечо дробовик незнакомца и свой автомат. Подхватив мужчину под руки, Виктор и Семён тащат его к «Речному вокзалу».
* * *
Наверняка каждый человек хоть раз в жизни задумывался, что для него значит такое понятие, как «край света». Для кого-то это – граница страны, в которой он проживает, для кого-то – берег моря или океана, по другую сторону которого находится соседнее государство, граница города или области, какой-то сайт Интернета; а иные вообще считают, что край – где-то там, во Вселенной, а поскольку Вселенная бесконечна, то и мир тоже. Иными словами, для каждого это понятие индивидуально. По мере развития прогресса сознание людей сужалось, и вот – оно уже ограничивается душной комнатой и гудящим процессором, выводящим на экран занятную картинку. Но какой край света существует для тех, кто ни разу не был на поверхности, кто за всю свою жизнь, когда задирает голову, видит либо закопчённый потолок станции, либо бетонный свод туннеля? Разве может он, край этот, быть где-нибудь на Дальнем Востоке, а то и в Космосе, если представления о нём ограничиваются оформлением «Гагаринской» и парой-тройкой картинок в старом журнале? Теперь край света зависит от расположения станции. Например, жители «Октябрьской», родившиеся после войны и ни разу не бывавшие на поверхности, считают краем перегонный гермозатвор между «Речным вокзалом» и «Октябрьской». Хотя, по сути, что меняется, если молодёжи удалось побывать в разрушенном городе, увидеть десяток опалённых зданий и затянутое тучами небо? Причём ночью или в сумерках. Да ничего.
С другой стороны, и названия станций, данные им ещё «до», не имеют теперь значения. В народе «Октябрьскую» именуют никак иначе, как Окраиной, «Речной вокзал» – Мертвецом или Мертвяком, не имеет значения. Так ведь проще понять новую действительность.
Дозоров перед гермой между жилой и необитаемой станциями не выставляется, потому что через такую преграду трудно пробиться даже новым хозяевам поверхности, не говоря уже о людях – хотя они с той стороны не могут прийти в принципе.
Так уж повелось считать, что левая сторона нежилая, что нет там никого, кроме тварей. В довоенные времена над рекой, разделяющей город на два берега, был перекинут красивый, величественный метромост – самый тогда длинный на планете, между прочим. По нему ежедневно восемнадцать часов подряд в обоих направлениях сновали шумные поезда, каждый нёс в себе сотни пассажиров. Переправиться с одного берега на другой – было делом трёх минут. К тому же существовали ещё Коммунальный автомобильный мост, Димитровский. Правда, добраться до последнего, будь он даже цел, не представляется возможным. Ну, и недостроенный третий. Только все их смело в тот проклятый день. Никто не помнит, как подняло в воздух серо-зелёный метромост, никто не видел, как полопались в нём стёкла, как оплавился корпус, как потонул длинный металлический змей в пламени атомного пожара. Кто видел, те мертвы. Ни одного из мостов больше не существовало. Ни моста метро, ни автомобильных. Да, был ещё железнодорожный, давший начало городу; сталкеры говорят, более-менее сохранился, с первого взгляда вроде бы даже перейти можно. Да только до него ещё добраться нужно, а это, скажет любой житель метро, нелегко в виду особенностей фауны, хоть и находится он ближе, чем Димитровский. В общем, никакой возможности сходить на тот берег не было, хотя идеи выдвигались. На нём ведь две станции находятся, поблизости одной из которых стоит множество торговых центров, крупный супермаркет аж под землёй, на нулевом этаже здания. Но не в разрушенных мостах проблема переправы через реку, ибо она, река эта, уже давно скована льдом. Всего на город были скинуты три боеголовки, одну сбили, две разорвались в воздухе. Повезло, можно сказать: такого мелкого заложения метрополитен не выдержал бы наземных взрывов, его бы просто засыпало, перепахало. Летящий на аэропорт заряд удалось сбить. Вторая боеголовка разорвалась между Дзержинским и Октябрьским районами, третья – над ТЭЦ, на левом берегу. Так вот ударные волны от второго и третьего взрывов встретились в воздухе где-то над рекой. Казалось бы, ну и что – пройдёт время, пыль уляжется, радиация будет единственной проблемой, препятствующей переходу с одного берега на другой. Ну, и через десяток лет твари. Да вот нет. Смотришь на левый берег – вроде бы ничего особенного, идти можно. А как ступишь на лёд, отойдёшь метров на пятьдесят-двести от берега (в зависимости от места, где переходить вздумалось) – так голову тисками схватит. И тяжесть какая-то к земле прижимает. Каждый шаг – как прыжок, неспешная ходьба – как бег. Тяжело. Давит. И больно. В голову как будто сверло ввинчивается, чем дальше – тем больнее; и так до потери сознания, если назад не повернёшь. Главное, больно не только физически, а душевно, аж плакать хочется, сердце на части разрывается. А если вырубиться, там уж понятно, замёрзнуть недолго. Из-за чего такая аномалия возникла – никто точно не знает, но старики говорят: всему виной встреча ударных волн. Они ведь до этого по городу неслись, сжигая людей, животных, испепеляя дома и растения. Что теоретически может чувствовать человек, сгоревший в ядерном пламени? Конечно, это не больно, всё быстро происходит, какие-то доли секунды. Но что он чувствует, видя летящую в небе ракету, вспышку – и ощущая дрожь земли. За несколько секунд до своей гибели? Что-то ведь чувствует. Понимая, что погибнет. Ужас, панику? Точно не сказать, но очевидно, чувства эти – очень сильные. Вобрав в себя всю отрицательную энергетику, ударные волны несут внутри себя помимо смерти ещё и ужас, боль. А ведь мысли, эмоции, слова – материальны. Получается, в том месте, где встретились волны, образовалась аномалия, точнее – некая энергетическая сущность, и человек там отныне чувствует то, что чувствовали сгоревшие в атомном пожаре. О воздействии говорят те, кто вовремя повернул назад. Кто не сошёл с ума. Кто не замёрз. У кого в самом прямом смысле не разорвалось сердце. Аномалию называют просто и незамысловато – Стена.
Дозоров между Окраиной и Мертвецом, как уже упоминалось, не выставляется, дальше ста метров от жилой станции тоже. Но обходы туннелей совершаются – во избежание, так сказать. Дозорных по правилам всегда двое. Во-первых, если в туннель окольными путями кто-нибудь заползёт, парой отбиться легче. Во-вторых, поедет у одного крыша и станет он затвор открывать – попутчик остановит. А что, были случаи, когда с ума сходили и на поверхность поднимались – как есть, без всего, без оружия, без костюма. Что ими двигало? Отчаяние. Отчаяние такой силы, что нормальным не понять.
Сегодня дозорные – Сергей Сергеевич и Илья. Первый – пожилой мужчина лет пятидесяти, в штопанном много раз ватнике, двустволкой и неопрятной бородкой, которую поглаживает всегда, когда серьёзно задумывается. Второй – представитель молодого, «подземного» поколения. Илье девятнадцать лет, и на его счету уже две вылазки на поверхность, что для подобного возраста – много. Несмотря на это, в метро он далеко не заходил. Максимум – «Сибирская», расположенная на узле пересадки с Ленинской на Дзержинскую линию и наоборот. Дальше на восток – идти смертельно опасно, на западе несложно калекой стать, а на север с «Красного проспекта» дорога открыта не каждому, да и, честно говоря, не тянет туда.
Казалось бы, такие разные люди – почему их поставили вместе? Конечно, не просто так. Главный мотив – воспитательный. Сергей Сергеевич или просто Сергеич – надёжный мужик, слабину не даст, не ошибётся, а Илья – может. Вот и пусть опыта набирается.
Сергеич уже проверил первый туннель и сейчас идёт против направления движения поездов по второму – к напарнику. Вообще существует поверье, будто нужно ходить только в одну сторону с составами, что двадцать лет назад проносились, сверкая огнями, по перегонам. Но ведь не все люди суеверные.
Ничего особенного в туннеле нет. Крысы, сквозняк, вода со стенок капает. Сказать надо, кстати, чтобы подлатали. Через метров триста от станции туннель начинает забирать вверх и вправо, и тогда дозиметр принимается нехорошо пощёлкивать – поверхность-то всего в четырёх-пяти метрах над головой. Мертвец – станция наземная, поэтому герм там нет, доподлинно было ясно: в случае воздушного нападения от неё мало что останется. Именно поэтому строители установили в этих перегонах затвор. Спасибо им за это. А то ведь в Казани, к примеру, когда метро строилось, герм не ставили, там стопроцентно никто не выжил. Заготовки были, но сами ворота так и не поставили. Ну, спасся, может, кто-нибудь в момент ударов, а потом… не проживёшь же двадцать лет в бункере, в метро-то трудно. Вот в Москве – другое дело, там много глубоких станций, на всех затворы есть. Если и спаслись где ещё в России, там точно. Возможно, и в Питере. Тоже метрополитен большой, как объект гражданской обороны при строительстве учитывался.
А вон и гермозатвор виднеется. Самая южная точка обитаемого метро. Край света, одна из преград для тварей на пути к Окраине. На путях сидит Илья, на затвор смотрит, рядом лучина горит. Когда Сергеич подходит к стальной перегородке, парень переводит на него печальный взгляд, приветствует и опускает голову. Старик осматривает затвор в свете лучины, которую держит в руке. Довольно хмыкает, перехватывает двустволку и прислоняется к стене, доставая курительную трубку. Теперь нужно только ждать. Ведь сегодня не обычный обход туннелей, проверка их безопасности. Сегодня на поверхность поднялись сталкеры. Дозорные закрыли за ними герму, один возле неё на всякий случай остался, второй проверил соседний туннель и через станцию вернулся в условленное место. Ждать. Вылазки с Мертвяка устраиваются раз в неделю. С Окраины – раз в две-три. Рядом с ней на поверхности мало полезного располагается. В прошлом тут было полно офисов, деловой район то есть. Также жилые дома – собственно, как везде. Отличительная особенность одна – библиотека, правда, не простая, а Государственная Публичная Научно-Техническая. Самой крупной в городе являлась, самой важной. В неё даже Далай-лама четырнадцатый приезжал. С «Октябрьской» по всему метро расходятся книги, которые сталкеры находят в ГПНТБ. Пожалуй, это единственная причина, из-за чего с Окраины ещё поднимаются на поверхность. «Речной вокзал» – другое дело, там поблизости несколько торговых центров расположено, много магазинов – продуктовых, вещевых, косметических; не говоря уже о железнодорожной станции, где составы с полезным грузом стоят. Много добра, конечно, пожарами, радиацией подпорчено, куда-то дьяволы пробиться мешают. Но в общих чертах «Речной вокзал» – место небедное, потому туда продолжают регулярно ходить. Самое главное, это удобно. Затворы ведь перед самой станцией, метрах в ста от неё расположены. Проделав безопасный путь от Окраины, сталкеры выходят на Мертвеца, дверь за ними закрывается. Один из дозорных остаётся возле неё дежурить: ежели случится чрезвычайная ситуация, сталкеры бегут обратно и он открывает им герму. Но почти всегда вылазки заканчиваются успехом, то есть успевают что-нибудь прихватить. Напарник того дозорного, что на месте остаётся, проверяет второй тоннель, затем присоединяется ждать. Как правило, вылазка длится не больше полутора-двух часов. Это максимум. Бывает, оборачиваются и за час. Как повезёт. Часто ведь приходится лежбища дьяволов обходить или, если они проход перегораживают, пережидать, пока уйдут, ибо встречаться с ними, несмотря на свою профессиональность, – а молодых и неопытных на поверхность к Мертвецу не отправляют, – для сталкеров значит смерть. Именно с теми тварями, что в районе реки водятся. В других районах города – пожалуйста, почти в каждой вылазке такие встречи случаются и в большинстве случаев побеждают люди, хотя бывают, конечно, неудачи… Сталкеры возле Мертвеца оружием редко пользовались, по крайней мере, те, что возвращаются. Других мутантов, кроме дьяволов, там почти не встречается. А против этих «калаш» – игрушка детская, хлам. С ними важную роль выбор правильного пути играет. Пройдёшь незамеченным – будешь жить, увидят – ну что ж, сам виноват.
- Тихо было? – спрашивает Сергеич, усаживаясь на рельс напротив напарника и раскуривая самокрутку.
- Да, - отвечает Илья, не поднимая головы. – Тихо.
- Ладно, ждём. Скоро уже придут. Ты это… свет потуши.
Пространство вокруг погружается в полумрак. Свет от одной-единственной лучины едва заметно дрожит на покрытых морщинками трещин стенах туннеля. У каждого дозорного имеется ещё по карманному фонарю, но это на крайний случай, батарейки дорого стоят.
Сегодня что-то не так. Нет, в туннелях всё нормально, никакой гадости, иначе бы Сергеич обязательно сказал. Воздух тоже не отравлен, да и не может этого быть – вентиляционые фильтры работают исправно. Внешне всё нормально. Но всё-таки что-то не так. Всегда, когда Илья раньше тут бывал, он чувствовал абсолютную пустоту за дверью. Ну, а что там ещё может быть? Край света – это начало бездны, черноты и пустоты. Примерно это и ощущал Илья, находясь здесь. Там, за Мертвяком, нет живых, казалось ему, лишь возвышаются над потрескавшимся асфальтом огрызки потемневших зданий. На поверхности лежит мёртвое тело города, только на правом берегу под ним ещё копошатся в своих норах червяки – люди, пережившие ядерную войну, новое подземное поколение. Город никогда ему не отвечал. Посылая мысленный импульс за реку, парень чувствовал в ответ гулкую чёрную пустоту. Раньше. Сейчас явно что-то не так. Ему будто отвечают… может, мутант? Возможно.
Он даже у Сергеича спросил – не ощущает ли тот чего-нибудь подозрительного. Ответ получил отрицательный. Немного успокоился. Раз пожилой опытный человек не чувствует ничего опасного, значит, всё нормально. Однако это лишь утверждает Илью в мысли, что причина его тревоги не материальная. Что-то другое, на более тонком уровне. Говорят, выросшие в метро люди от рождения имеют больше способностей нежели те, кто захватил эпоху «до». Не в физическом плане, хотя в темноте они, конечно, видят лучше. Но не про то речь. В детстве Илья играл в технологическом коридоре, где оборудовали что-то вроде игровой площадки и занимались с детьми, пока их родители были заняты на производствах. Жить в определённом месте – значит приспосабливаться под его условия, чтобы потом уметь спокойно в нём существовать. Проводя дни напролёт в туннеле, пусть и в начале, дети начинали слышать его. Ведь каждый туннель – своя атмосфера, своя опасность, своя мелодия. Как на гитаре – каждая струна отвечает за определённый тон звучания. Если говорить образно, метрополитен – это гитара, и каждый его перегон поёт свою песню, ни один не похож на другой, даже два соседних отличаются. Они предупреждают входящего в них путника об опасностях, которые таят в себе. Только многие к этим предупреждениям глухи. Илья, как и большинство его сверстников, слышит тоннели. Один торговец с «Красного» даже говорил, что родившиеся в метро могут обмениваться друг с другом мыслями. Бог знает, как на самом деле, но на практике ни с кем из знакомых у Ильи не получалось перекинуться мыслишкой-другой. Может, эти способности и позволяют ему обмениваться импульсами с левым берегом?.. Вполне возможно, звучит странно, однако ведь когда-то давным-давно люди удивились тому, что научились общаться.
Размышления прерывает условный стук в затвор с той стороны. Три длинных–три коротких–три длинных. Сергеич, кряхтя, встаёт и поворачивает рычаг. Дозорные отходят подальше – всё-таки с поверхности люди, мало ли что на костюмы налипло. Сервомоторы взвизгивают, колёсико скользит по специальному рельсу, и дверь открывается. Глазам предстаёт совсем не та картина, которую Илья ожидал увидеть. Наверх они провожали двух человек, а сейчас фигуры три. Двое, в костюмах химзащиты и противогазах, поддерживают третьего. В изорванной спецовке, противогазе с порванной резиной; на сером свитере, одетом под изорванный костюм, видна широкая кровавая борозда.
- Мужики, это что? – потрясённо произносит Сергеич, на всякий случай делая пару шагов назад и поднимая двустволку.
- Что-что! – глухо отвечает один из сталкеров – кажется, Стартер. В экипировке они выглядят одинаково, трудно различить, противогазы голоса и интонации глушат. – Подобрали, вот что!
Они минуют зону гермоворот и заходят в шлюз – пространство в коридоре, соединяющем туннели перед дверями. Сергеич закрывает стальную перегородку и отступает подальше, с удивлением глядя на раненого мужчину. Пройдя дезактивацию, сталкеры подходят к дозорным и снимают противогазы с себя и незнакомца. Он без сознания. Лицо у него не выделяющееся, а обычное, морщинистое, заросшее неопрятной бородой.
- Не поверишь, Сергеич, - говорит Тягач, поправляя на плече ремни дробовика и автомата. – Возле реки нашли.
- Как так?
- Вы думаете, мы сами что-нибудь понимаем? – Стартер переводит напряжённый взгляд с Сергеича на Илью. – Надо срочно идти на станцию, ат то он без помощи может дуба дать. Пошли. Без разговоров.
Забрав оружие, Илья взваливает его на себя и, сгибаясь под тяжестью, спешит по туннелю рядом с напарником впереди сталкеров. Однако вскоре Стартер приказывает встать парню сзади, чтоб прикрывать тыл отряда. В принципе, перегон чистый, безопасный, но опять же – привычка быть осторожным не даёт покоя.
Через пятнадцать минут они уже подходят к станции. Блокпостов тут не выставляется, так как ничего опасного со стороны Мертвеца ни разу не приходило. Некоторые, правда, всерьёз опасаются, что мутанты смогут проникнуть в вентиляцию, но, поскольку в районе властвуют дьяволы, это исключено: конкурентов у них, судя по всему, нет, за редким исключением, а сами они в узкое отверстие не пролезут. Хотя для пущего спокойствия банки на верёвках в перегонах всё-таки развесили – если кто затронит, они загремят, и люди услышат.
В технологическом коридоре, как уже упоминалось, устроена детская игровая площадка, а в одном из служебных помещений ближе к станции располагается сам детсад. Кур разводят в параллельном тоннеле, за стопятидесятым метром.
Ребятишки, да и просто зеваки, отработавшие смену, высыпают на пути сразу, как только замечают выплывший из-за поворота свет лучины – посмотреть на сталкеров, что они принесли на этот раз. Каково же всеобщее удивление, когда видят человека, которого тут быть не должно.
- Врача сюда, срочно! – кричит Тягач.
На его крик и удивлённые возгласы и оханья толпы подходит начальник службы безопасности «Октябрьской» – Долгопрудный Алексей Васильевич, или просто НСБ. Спустившись на пути по приставной лестнице и отойдя от станции в тоннель на десяток метров, он встречает сталкеров с раненым и дозорных.
- Мужики, это кто? – потрясённо спрашивает НСБ, тыча пальцем в незнакомца.
Дверь слева от отряда распахивается, и на площадку выходит местный доктор. В грязном, давно потерявшем свой белоснежный цвет халате и сломанных очках с заклеенной оправой.
Окинув беглым взглядом раненого, он без лишних вопросов призывно машет сталкерам рукой и, оставляя дверь открытой, бросается обратно в помещение. Стартер и Тягач взбираются по лестнице на площадку и заходят за врачом, закрывая дверь. Наверняка немногие знают, что в мирное время в тоннелях недалеко от станций были оборудованы туалеты для гражданских. Правда, никто, кроме, может, работников метрополитена, туда не ходил. Зато после Апокалипсиса помещения туалетов приспособили под медицинские кабинеты. А что, удобно. Кафель от крови отмывать легче, чем бетонные стены.
Илья направляется на станцию, а перед ним шагают НСБ с Сергеичем.
- Сергей Сергеевич, - говорит Алексей, заглядывая старику в глаза, - кого вы притащили-то?
- А чёрт его знает, - отвечает Сергеич, поглаживая бородку. – Сталкеры сами ничего не объяснили. Сейчас выйдут, расскажут.
Сзади тут же раздаётся хлопок двери. По лестнице с площадки на пути спускаются Стартер и Тягач. Илья отдаёт им оружие, которое всё это время нёс на себе, и вытирает со лба пот.
- Вить, Сёма, - обращается к сталкерам НСБ, - кто это?
- Пойдём, отойдём… - Стартер кивает на платформу. – В палатке поговорим. Устали мы с Семёном.
- Не-не, ишь, куда собрался! – шутливо грозит пальцем Алексей Васильевич. – Ко мне пойдём. Все. Отказы не принимаются.
По очереди все пятеро взбираются по приставной лестнице и направляются к личному жилищу НСБ, находящемуся в помещении напротив турникетов в западном вестибюле.
Электрический свет здесь не горит, хотя по праву администрации станции в своих личных апартаментах разрешается его использовать. Алексей экономит. Он зажигает две свечи в разных концах комнаты, приглашает гостей на стоящее у стены заднее кресло, некогда вытащенное из автомобиля и теперь выполняющее роль дивана. После того, как у каждого гостя в руке оказывается по кружке с мутным чаем, не так давно впервые заваренным из пакетика – у администрации также и питание лучше, чем у простых жителей станции вроде Ильи, – НСБ усаживается на стул рядом с Сергеичем напротив «дивана» и говорит:
- Ну, рассказывайте…
Сталкеры и рассказали всё, начиная от момента, когда вышли с Мертвяка на улицу, до того, как оказались у гермозатвора.
- Вот оно как, значит… - задумчиво говорит Алексей Васильевич, и в глазах у него пляшет огонёк. – А вы уверены, что он действительно не из бункера какого-нибудь? Ведь мы спаслись в метро. Может, где-нибудь тоже живут? Или жили, по крайней мере…
- Очень сомнительно, - качает головой Стартер. – Я до войны чем только не занимался из любопытства: верховая езда, стрельба с парашюта, походы в горы, диггерство... лазил по Интернету, интересовался всякими подземными объектами... Так вот в одной статье писалось, что в Новосибирске пригодных к эксплуатации убежищ – нет! Да я и сам потом в этом убедился. Много их купили предприниматели, про другие власти забыли или, что вероятнее всего, просто не хотели тратиться на восстановление, ремонт, постройку новых укрытий. Думали, не случится ничего. Единственное, где помимо метро можно было спастись – хотя писали, что его конструкции не выдержат взрыва ядерной боеголовки – бункер мэра, да только, понятное дело, не для гражданских, не для бюджетников. А, я забыл про укрытие под вокзалом… но вам же известно, что с ним случилось. Я примерно знаю, где расположено большинство бомбоубежищ – вблизи станций метрополитена. Сами подумайте, разве за двадцать лет мы бы не установили контакт? То-то. Так что исключено. Он может быть только с левого берега.
Настаёт напряжённая пауза.
- Как, чёрт возьми?.. – НСБ оглядывает сталкеров. – Как он смог пройти через Стену? Никому это не удавалось. Я сам там был, воздействие такое, что…
- Но он как-то прошёл, - задумчиво, глядя сквозь собеседника, говорит Тягач.
Илья хмыкает и тихо спрашивает:
- Может, он просто её обошёл?
Все устремляют на него удивлённые взгляды.
- Обошёл, говоришь?.. – Алексей хмуро глядит на парня. – Ты знаешь, сколько у ударной волны радиус? И какая, получается, в длину Стена? А тут две волны встретились. И как он оказался возле Мертвяка, а не в стороне, если обходил его? Вот тут-то и оно.
- Гадать бесполезно, надо ждать, пока он придёт в сознание, - говорит Сергеич.
- Ясно, что надо… - ворчит Долгопрудный.