…Настя не лгала. Нестеренко действительно разводила нехорошие слухи о Степе, поэтому атмосфера вокруг нее постепенно накалялась. Накалялась - Степа не могла не чувствовать возрастающего напряжения. Ощущала, но ничего поделать не могла. Не знала, что делать, как делать, да и сил душевных было немного… Вот если бы кто другой ей помог, подсказал… Хоть кто-нибудь… Тогда бы у нее появился шанс, но… Никому она была не нужна. В одном стало лучше – то странное оцепенение, что донимало ее первую половину сентября, после разговора с Настей исчезло. Но это совсем не помогало ей. Наоборот, было еще хуже: все видишь, все знаешь, все замечаешь, а поделать ничего не можешь…
Она много думала о Ветковской после того памятного разговора. Постепенно у Степы даже начинало просыпаться уважение к Насте… Глядя на то, как у этой спокойной, рассудительной девочки все ловко получается, как уверенно она себя ведет, как говорит, как одевается, как двигается, Степа порой не могла сдержать восхищения. Так как выразить словесно она его не могла, оставалось лишь смотреть на Настю преданным, восторженным взглядом, таким, каким смотрело на нее большинство одноклассников. Ну вот, а Степа-то наивно полагала, что отличается от них…
Настя же не поменяла своего отношения к Степе. Все так же не замечала ее, не разговаривала с ней, будто бы и не было того разговора… Это для Степы он много значил, так как она была очень одинока, а для Насти, конечно же, нет… Ну, оно-то и неудивительно, чего ей думать о какой-то неудачнице…
***
Примерно с середины сентября появилось несколько факторов, основательно отравлявших Степину и без того невеселую, жизнь. Первой проблемой был Сережа Блинов.
Сережа, в начале сентября относившийся к ней совершенно безразлично, вдруг начал проявлять к ней интерес. Причем интерес довольно-таки странный.
Когда на переменке в классе было мало людей, и никто не смотрел на задние парты, Блинов неслышно и незаметно подходил сзади к парте, за которой сидела Степа, почти никогда не выходившая из кабинета на перерыве, и дергал ее за волосы. Не то, чтобы сильно, но весьма ощутимо.
Когда это произошло в первый раз, Степа подпрыгнула, испуганно повернулась к нему и стала удивленно вопрошать:
- Что ты хочешь? Что тебе надо?
Ответа не последовало. Сверкая безумной улыбкой на лице, мальчик сел за свою парту и до конца этого дня больше ее не задевал. Зато на следующий день повторилась та же история.
Видя собственную безнаказанность, Сережа потихоньку наглел, и его издевательства день ото дня становились все жестче и жестче. Теперь он на каждой перемене незаметно для одноклассников и учителей дергал ее за волосы, а иногда еще и довольно сильно бил по спине.
Степа, конечно, могла кому-нибудь пожаловаться. Но…
Как-то раз она, с трудом преодолев робость и смущение, попробовала попросить помощи у Лолы Плетневой – самой красивой девочки в классе. Такая, по идее, Степу не должна бы обижать, но… Красавица в ответ на ее рассказ о том, как ее мучает Сережа, лишь презрительно пожала плечами, ухмыльнулась и сказала: «Ну, так это ж первый признак любви! Радуйся, идиотка. Вы друг друга стоите». С тех пор желание делиться с одноклассниками своей проблемой у нее пропало.
Что же до учителей… Во-первых, она считала, что идти «стукачить» классной на одноклассника, даже если соученик не прав – позорно и недостойно. Во-вторых, если пойти нажаловаться Светлане Александровне на Сережу, то Степу наверняка будет ожидать привселюдное разбирательство с проблемой на классном часе, и все одноклассники узнают, что ее травил Блинов… и это будет губительно и для ее самооценки, и для ее и без того невысокого положения в классе.
Поэтому она не с кем проблемой не делилась, пыталась бороться тихо, своими средствами. Единственным спасением было находиться в классе на переменах как можно реже. Так Сережа не мог достать ее.
Так как на улицу ученикам выходить не разрешалось, на перерывах ей оставалось лишь болтаться по школьным коридорам. За пару дней Степа уже хорошо знала свою отнюдь немаленькую школу вдоль и поперек, все ее закоулочки, где обычно находилось мало людей. Там можно было в одиночестве спокойно посидеть и подумать, в то же время эффективно скрываясь от своего мучителя. Девочка не любила многолюдные, оживленные места – в них она острее чувствовала свое одиночество.
В один из своих походов по школе она совершенно случайно познакомилась с девочкой. Ее звали Надей, и она была совсем еще малышкой - класса из второго-третьего. Она сразу, с первого взгляда, понравилась Степе: голубенькие любопытные глазенки, пухленькое личико, беленькие волосики делали ее похожей на маленького, очаровательного ангелочка. Девочка, судя по всему, так же, как и Степа, страдала от одиночества: ни разу на переменах Степа не видела ее в компании одноклассников.
Как-то раз, когда Степа сидела на подоконнике в своем излюбленном укромном уголочке под кабинетом пения, где почти никогда никого не было, и читала книгу, эта девочка незаметно подошла к ней и радостно сказала:
- Привет! А я тебя знаю.
- Знаешь? – удивилась Степа, прикрывая книгу. - Откуда?
Действительно, откуда такой крошке знать ее? Степа находилась в полной уверенности, что даже из параллельных классов ни один человек ее не знает…
- Я видела тебя. У братика в классе! – громко объявила она.
- У братика? – Степа тупо уставилась на нее.
- Да! Сережка Блинов – мой братик… - она смущенно потупилась, так, будто бы только что призналась в неблаговидном поступке, и переживает: последует ли наказание или нет?
Степа опешила. Сережа… Этот ненормальный, больной на голову мальчик, который изводит ее… из-за которого она вынуждена слоняться по школе … А это, выходит, его младшая сестричка…
Степа пристально всмотрелась в нее. Да, симпатичная девочка, лицо доброе, открытое, только уж больно глазки грустные…
- Чего ты молчишь? – забеспокоилась младшеклассница.
- Да я не молчу, - ласково улыбнулась ей Степа. – Просто думаю, что ты не очень на братика похожа…
Девочка просияла.
- Спасибо! Я тоже надеюсь, что не очень… А то он иногда бывает нехороший… - добавила огорченно.
- Не очень, не очень. Даже не сомневайся.
Девочка вдруг подошла ближе и, глядя Степе прямо в глаза, сказала просто и серьезно:
- Давай дружить! Меня зовут Надя. А тебя?
Надя смотрела на Степу с беспокойством, неуверенно, боялась, видно, что ее отвергнет такая большая, умная, взрослая девочка…
Степа сначала просто не поверила своим ушам. Первый раз в жизни ей предлагали дружбу… Сколько лет она ждала этого мгновения, и вот, наконец, ее мечта сбылась… В это невозможно было поверить… Просто невозможно… Надо же, оказывается, в жизни все же бывают чудеса… Значит, ее усилия, мучения были не напрасны… Она смогла найти себе друга.
Испытывая огромную благодарность к этой доброй малышке, она ответила немного смущенно:
- Да, конечно! Меня зовут Степа.
Девочка счастливо улыбнулась, и даже подпрыгнула от радости.
- Ура, ура, мы будем дружить! А Степа – это как в мультике «Спокойной ночи, малыши», да?..
***
…Так у нее появился первый в жизни друг. На каждой перемене они, сидя в укромном уголке, под кабинетом пения, занимались самыми разнообразными делами. Коротали перемены девочки нескучно: и уроки Надины делали, и сладости кушали, и в игры играли …Надя была неглупой и доброй девочкой, Степе нравилось общаться с ней, смотреть в ее восторженные голубенькие глазенки…
Порой Надя рассказывала о том, как ей живется дома, с Сережей. Папы у них не было, а мама, чтобы заработать деньги, иногда подрабатывала на двух сменах, и Наде частенько приходилось проводить целые дни вдвоем с братиком. Братик не всегда «вел себя хорошо». Иногда он приходил со школы в плохом настроении, и тогда Наде здорово доставалось. Братик поколачивал ее. С уроками, как и с домашними делами, Сережа малышке никогда не помогал, а справляться одной ей было трудно… Редкие часы, когда мама была дома, – были самыми счастливыми в ее жизни. С мамочкой не нужно было ни о чем думать, брать непосильную для восьмилетнего ребенка ношу ответственности, а главное - мамочка могла защитить от братика… Но маме приходилось зарабатывать деньги, и Надя уже начинала потихоньку забывать, как она выглядит…
Слушая грустные рассказы Нади, Степа ужасалась. Она-то наивно полагала, что это ей плохо живется! Ее братик Лешка, хоть и не ангел, но, несомненно, горой встал бы на защиту сестры, если бы возникла такая необходимость… и, разумеется, никогда бы, ни при каких обстоятельствах не поднял бы руки на Степу…
Ей очень хотелось хоть чем-то помочь бедной девочке, но она представить себе не могла, чем.
Оставалось только угощать ее вкусными конфетами, бутербродами, да рассказывать сказки (Степа специально ради этого перечитала дома некоторые свои детские книги).
Надя стала ее первой и единственной подружкой в школе, за что Степа была ей бесконечно благодарна. И не беда, что Степа училась в восьмом классе, а Надя – во втором… Для настоящей дружбы возраст не имеет значения.
… Когда однажды на перемене после первого урока Надя не пришла под кабинет пения, Степа сразу запаниковала, впала в отчаяние, слезы невольно заструились по щекам... Затем, немного успокоившись, попыталась логично поразмыслить.
Нет, не могла Надя не прийти к ней. Будь она в школе, она обязательно бы посетила этот укромный уголок. Она всегда приходила, даже когда перерыв был совсем коротким. Прибегала, обнимала Степу и убегала. А чтобы не прийти – такого случиться не могло.
Значит, Надюши в школе нет. Тогда где же она? Неужели заболела?
Беспокойство ледяным обручем сдавило сердце. Надо бы спросить этого придурка Сережу… Да разве от него чего добьешься?..
Так ничего и не решив, Степа отправилась на урок. На занятии она специально села за парту перед Федей и Сережей, чтобы послушать, о чем они говорят. Ничего интересного и нужного для себя она не узнала: мальчики в подробностях обсудили задницу училки, другие выпуклости ее тела и ее интимную жизнь, но о Наде не было сказано ни слова. На следующей перемене Степа снова отправилась под кабинет пения, но ее подружки там, разумеется, не было…
Так она провела еще пару дней, дожидаясь Надю у кабинета пения и прислушиваясь к разговорам Сережи и Феди. Надя не появлялась, Степу не оставляло беспокойство. Одноклассники перестали интересовать ее, мысли были заняты Надей, и только Надей.
И вот, через три дня после таинственного исчезновения девочки, развязка, наконец, наступила.
Сидя на последней парте, и не обращая ни малейшего внимания на учительницу литературы Тамару Олеговну, объяснявшую урок, Федя полушепотом рассказывал Сереже:
- Слушай… Короче, иду я как-то в столовую… Вдруг вижу: Надька твоя идет, малая эта, больная на голову… Идет так себе, высоко башку задрала… Ну, думаю, дай подшучу над ней… Короче, подставил я ей подножку, а она как полетит, и ударилась башкой своей… Кровища так и полилась!
Степа замерла, ее глаза широко раскрылись. Ах, вот оно что! Она повредила голову, поэтому и не ходит в школу… Кошмар какой! А вдруг что-то серьезное? Не дай Бог… Она почувствовала, как внутри закипает ярость, как невольно руки сжимаются в кулаки. Федя, черт тебя подери, какой же ты ублюдок! И как таких, как ты только земля носит? Но ничего, когда Сережа вступится за свою сестренку тебе, уроду, мало не покажется…
В эту минуту она ненавидела человека, обидевшего ее невинную маленькую подружку, всей душой, искренне желая ему самых страшных несчастий. Казалось, ненавидеть больше просто невозможно. Но уже через минуту выяснила – предела темному чувству не существует.
Сережа засмеялся.
Степа опешила. Нет, не может такого быть! Это невозможно, он же ее брат, он не может…
- Жаль, что я не видел! Это же, наверное, прикольно было… Сейчас у нее повязка на башке и ничего не видно… - вполголоса весело сказал Блинов.
Степа почувствовала, как гнев застилает ей глаза. В глазах побелело, сердце застучало быстрее. Такой злости, иступленной ярости она не ощущала еще никогда в жизни. От ее трусости и безволия не осталось и следа. Она почувствовала, что может, что должна сделать что-то.
Он должен заплатить. Этот моральный урод должен заплатить… И он заплатит. Заплатит, чего бы это ей не стоило.
У нее было немного сил, и физических, и душевных, но воспоминания о несправедливо обиженной Наде, ее веселому и звонкому смеху, добрых и смышленых глазках, делали Степу способной бороться и побеждать.
Он получит сполна. Она так долго терпела от него мучения, и, несомненно, терпела бы их и дальше, но предательство младшей сестры, равнодушие к ее боли…
… Громко, протяжно прозвенел звонок. Степа приготовилась.
«Ну давай же, подойди ко мне, - думала она злорадно. – Не заставляй меня идти к тебе…»
После звонка, когда большинство одноклассников радостно устремлялись к выходу из кабинета, и никто из них, как правило, не смотрел на последние парты, Сережа часто начинал свои измывательства. Может, он и сегодня не подведет?
Не подвел. Подойдя сзади к Степиной парте, он легонько дернул ее за распущенные каштановые волосы. Не сильно, для проформы, так сказать, но сегодня этого оказалось более чем достаточно.
Степа словно бы дожидалась этого. Она мгновенно вскочила (время услужливо замедлилось), и, быстро развернувшись, заехала кулаком ему в живот. В этот удар она вложила всю свою силу.
Мальчик, не ожидавший никакого сопротивления, не удержался на ногах и (скорее от удивления, чем от удара) повалился на парту, стоявшую сзади.
Она ощутила прилив сил и энергии и, не теряя времени, подскочила к Блинову и начала мотузить его кулаками по всему, до чего могла дотянуться: ногам, животу, груди, лицу… Гнев, ненависть и отчаяние помогали ей, делая удары по-настоящему сильными и болезненными. Ее кулак падал на тело Сережи снова и снова, и каждый раз глаза мальчика сужались от боли… Она дралась так, будто бы от этого зависела вся ее жизнь.
- Ой, посмотрите – семейная ссора! Ой-ой-ой, да как все серьезно! – услышала Степа краем затуманенного сознания насмешливый голос Плетневой. Лола, выходя из класса, случайно заметила непорядок.
Многие одноклассники еще не успели выйти, и теперь, повернувшись к ним, с любопытством смотрели на драку.
Степа, собиравшаяся было начать царапать лицо Сережи ногтями, на миг растерянно замерла. И это мгновение стало для нее фатальным.
Мир резко перевернулся, потолок класса, на который до того момента она не смотрела, вдруг резко встал перед глазами и приблизился, она почувствовала сильную боль и закрыла глаза.
Когда она падала, ощутила, как стукнулась обо что-то головой, а потом съехала на пол…
Придя в себя через пару мгновений, она осторожно открыла глаза. Перед глазами все плыло. То ли от удара, то ли от нервов – не понять. Она чувствовала, как что-то теплое медленно течет из носа. И из головы там сзади, кажется, тоже…
Постепенно зрение возвращалось к ней, и она потихоньку поднялась на ноги. В своем полете она головой стукнулась о стену. Повезло, что хоть не о парту…
Соученики молча смотрели на нее, стоя поодаль, у выхода.
Кровь из носа капала прямо на пол, волосы растрепались, пиджак съехал набок, глаза набухли и слезились, но ей было уже все равно… Еще бы разок стукнуть Сережу… Да только вот сил нет… Совсем… Доковылять бы до выхода…
Она с трудом наклонилась, взяла свою сумку, и медленно направилась к дверям класса.
Одноклассники возбужденно загалдели, но она не слышала этого из-за странного звона в ушах.
Сережа, нахмурившись, потирал живот и бока.
Сердобольная Аня Олексюк отделилась от группки одноклассников и решительно подошла к Степе, которая была уже почти у выхода.
- Степ, у тебя кровь… - нерешительно начала она, осторожно беря девочку за плечо. – Давай я тебе помогу…
Степа зыркнула на нее невидящими глазами, сбросила ее руку с плеча, и вдруг с неожиданной скоростью помчалась вон из класса… по коридорам…
Только ее и видели.
- Мдаааа… - глубокомысленно озвучила всеобщее мнение Маша Дудник…
***
… Степа бежала по коридору, сама не ведая куда, ничего не видя перед собой. Ученики, встречавшиеся ей на пути, испуганно шарахались от ее окровавленной физиономии. Наконец Степа сумела сориентироваться и побежала на первый этаж – к туалету. В клозете она подскочила к умывальнику, открыла воду и принялась смывать кровь с лица. Девочка, судя по виду, шестиклассница, выходившаяся из туалета, подозрительно покосилась на нее и поспешила ретироваться.
Степа мыла физиономию, а кровь текла и текла, не останавливалась. Она уже начала с беспокойством думать о том, не сломал ли Сережа ей нос, когда кровотечение, наконец, прекратилось. Кровь текла минут 10… а может и 20, она потеряла счет времени.
Потом она осторожно пощупала затылок. Судя по тактильным ощущениям, на затылке красовалась большая шишка… Ну да это ничего, главное, - что крови нет…
Она развернулась и потопала к толчкам и кабинкам… Хотя кабинок, строго говоря, не было, школьникам приходилось довольствоваться только перегородками... Нестерпимо болела и слегка кружилась голова, нос распух.
Она дошла до последнего толчка. Здесь, в конце туалетного помещения, находилось выложенное квадратными плитками окошко из тусклого стекла, через которое никогда ничего не было видно, а под окошком уютно расположился белый широкий подоконник. Степа не знала, зачем понадобилось строить такое окно в уборной, какими принципами руководствовался неизвестный ей архитектор, планируя так нужник, но ее это не слишком интересовало. Сегодня окошко играло ей на руку.
На перемене школьники любили поболтать о своих делах, сидя на этом подоконнике.
Степа уселась на подоконник, потом, недолго думая, закинула на него еще и ноги, и прислонилась к окну. Подоконник приятно холодил. Мама запретила бы ей на нем сидеть потому, что это могло привести к воспалению почек или циститу или еще какой хвори, но Степу это не волновало. Если бы не запах, то сидеть здесь было, в общем-то, неплохо. Уж точно не хуже, чем на уроке.
Урок уже давно начался, а она спокойно сидела в туалете на подоконнике. О том, чтобы пойти на занятия, даже не думала.
Ей повезло, что шел учебный процесс – в клозете никого не было и быть не могло. Все детишки напряженно грызли гранит науки. А она, тем временем, была единственной властительницей этого места, могла делать здесь все, что захочет.
Она поплакала немного, вспоминая Надю, жалея себя. Потом вытащила из сумки тетрадь и на заднем листке принялась рисовать карандашом картину. Нарисовала школьный туалет. Все схвачено и отображено на рисунке идеально, как в реальности – толчки, перегородки, неприличные рисунки, кое-где надписи разнообразного содержания, этот вот подоконник, окошко… Получилось весьма похоже, она осталась довольна собой.
Затем посмотрела на часы. До конца урока - 10 минут. Кончается шестой урок, у них, правда, сегодня семь, но это не страшно… Она спокойно сможет проскользнуть мимо охранника, приткнувшись незаметно к какой-нибудь группке школьников, идущих домой… Как бы там ни было, но в любому случае, на уроки она сегодня больше не пойдет. Хватит с нее. Поучилась уже…
Она поправила пиджак, причесалась, умылась, и стала выглядеть относительно прилично.
Дождавшись звонка, она прямиком направилась к выходу, и, увидев веселых, хохочущих девятиклассников, явно собирающихся на выход, дождалась их, примкнула к ним, и протопала в их компании к дверям. Охранник, выпуская их всех, не обратил на нее ни малейшего внимания. Ну вот, теперь она сможет спокойно уйти… Чувство было такое, словно бы она не из школы улизнула, а сбежала из тюрьмы…
Дома она сказала маме, что упала («шла и споткнулась») и попросила ее позволить ей не ходить пару дней в школу. Мама, удивляясь (« это как же надо было упасть, чтобы так стукнуться затылком») разрешила, потом предложила вызвать врача («а вдруг что-то серьезное? сотрясение мозга, например?»), но Степа наотрез отказалась. Она интуитивно чувствовала, что никакого сотрясения у нее нет. Мама повздыхала, побурчала немного и отстала от нее…
Следующие два дня Степа провела отлично – смотрела телевизор, играла на компьютере, рисовала… Словом, отдыхала. Ей уже почти удалось забыть о Сереже и о причиненной им боли, но хорошего в жизни, к сожалению, бывает мало, и на третий день ее отправили в школу. Она чувствовала себя намного лучше - припухший нос уменьшился в размерах и стал почти нормальным, шишка пропала бесследно, голова больше не болела и не кружилась.
Придя в школу, она старалась не замечать удивленные, настороженные, любопытные взгляды, которые то и дело бросали на нее одноклассники. С трудом отсидев первый урок – труд, она чуть не бегом бросилась на первый этаж, к кабинету пения. А вдруг Надя уже выздоровела и с нетерпением ждет ее там?..
Подходя к их месту встречи, Степа волновалась, сердце гулко стучало в груди, а ноги ослабели и плохо слушались, но (о чудо!) Надя была там… Она сидела на подоконнике и утреннее солнце освещало ее белокурые волосы. Вокруг лба девочки тянулась небольшая повязка.
Увидев ее, Степа подбежала к малышке, обняла ее и прижала к себе.
- Надь, я так беспокоилась за тебя… ты знаешь, я каждый день… каждый день сюда ходила, а ты все болела… соскучилась по тебе… но теперь все будет в порядке… все-все…, - бессвязно лепетала Степа, и чувствовала как на глаза наворачиваются слезы. Слезы радости…
- Каждый день? – тихонько спросила Надя, аккуратно освобождаясь от объятий Степы.
- Угу. Как ты себя чувствуешь, голова болит еще? – спросила Степа, глядя на девочку с беспокойством.
- Да нет… Уже ничего не болит, - как-то мрачно ответила Надя, и тогда Степа поняла: что-то не так.
- Что-то случилось? – осторожно спросила, предчувствуя неладное.
- Да нет… Ничего, - пробормотала девочка неуверенно, и опустила глаза.
Нет, Надя… Не пытайся врать мне. Что-то случилось.
Степа пристально оглядела свою маленькую подружку, и поняла, наконец, что же ее особенно настораживало: с самого начала их разговора Надя еще ни разу не посмотрела ей в глаза.
- Точно ничего мне не хочешь сказать? – Степа вздохнула. Она уже, кажется, начинала понимать… Это было естественно, и не следовало удивляться, но…
Надя усилием воли оторвала взгляд от стены и виновато посмотрела на Степу. Потом нехотя, как нерадивый ученик на уроке, начала:
- Ну… понимаешь, я… я… в общем… - снова опустила взгляд. На этот раз – чтобы скрыть свои слезы.
- Что «ты»? – волнуясь, поторопила ее Степа.
- В общем…прости… но я не смогу больше сюда приходить, - с трудом выдавила из себя. – Прости, - вытерла слезы кулачком.
- Почему не сможешь? – растерянно спросила Степа.
- Ну… все ребята уже удивляются, что я хожу сюда каждую перемену… Смеются надо мной… Да и к тому же… - она замялась, замолчала, но все-таки виновато продолжила. - Девочки хотят играть со мной…
- Ясно… Здорово. Я рада. - Степа грустно улыбнулась.
- А ты… не обижаешься? – осторожно спросила Надя, украдкой поглядывая на нее.
- Ну что ты… - замахала Степа руками. - Нет, конечно. Ты должна общаться с ровесниками, – проговорила наигранно-радостным тоном, наклонилась к Наде, снова обняла крепко-крепко. – Пусть у тебя все будет хорошо. И… спасибо, - она надеялась, что Надя не расслышит отчаяния и едва сдерживаемых рыданий в ее дрожащем голосе.
Сказав это, Степа развернулась и медленно побрела прочь. Надя пыталась идти за ней, что-то там ей говорила, но Степа уже не слушала. Она была не нужна – вот что было главным. И бессмысленно обвинять Надю… Зачем? Она ведь добрая, совестливая, будет еще переживать… А ведь это не ее вина…
Бессмысленно обвинять других в том, что ты никому не нужен. Никого не заставить любить. Тебе просто не повезло – вот и все… Лучше быть благодарным человеку за то хорошее, что у вас было в прошлом. Поэтому Степа не злилась на Надю, не расценивала ее поступок как предательство. Но было больно, нестерпимо больно… Единственная мысль, которая ее грела, приносила успокоение – то, что Наде теперь будет лучше. Это значит, что Степина потеря не напрасна. У Нади, похоже, начали появляться друзья в классе, и это здорово. Она сумела-таки сделать то, чего Степа не смогла… Все-таки, что ни говори, а человек должен общаться с ровесниками….
На следующий урок она не пошла – вместо этого потопала в безлюдный клозет на первом этаже. В уборной она бессильно опустилась на холодный подоконник и тихо, отчаянно разрыдалась. Здесь можно было не стыдясь, проявить свои чувства – свидетелей ее слабости не было.
Всего один маленький огонечек был в ее темном царстве… Огонек Надежды. Но теперь и он погас. Надежды больше не осталось. Значит, для нее все кончено. Надежда, как известно, умирает последней.
… После этих событий Сережа Блинов больше никогда не задевал ее.