Николаевские амуры

Тациана Мудрая
В самый разгар Великой Отечественной одному пареньку посчастливилось выловить на Николаевском Госрыбозаводе парочку рыбин. Породы "жилая калуга". Нет, в городе Калуге таких не зарегистрировано. Чему вы удивляетесь? Вы ведь не станете утверждать, что здешняя река Амур - родина белого амура?
       "На рыбе" работало практически всё местное население, включая эвакуированных интеллигентов. Причём не за деньги: трудовой фронт. Мужчины ловили сетями, доставляли в цеха, женщины чистили, потрошили и так далее. Продукция завода или там сырьё считались не зарплатой, а премией. В нашем случае, годовой. Мясо белое, нежное, куда там кете с горбушей или осетру! Много мяса. Икра, если повезёт. Чёрная.
       Ну вот, взял парень свою сладкую парочку за жабры и подмышки, поволок домой - маму порадовать. Поздний вечер, зима, нечаянная оттепель, мороз градусов тридцать, значит. Вместо пятидесяти. Калуги самый чуток снулые, жабры топорщатся в ритме его шагов, хвосты сзади по снегу волокутся. Улица тесная, наша троица занимает всю мостовую до стен деревянных домов.
       И вдруг какой-то дурак-невидимка вопит из-за спины. В фортку, что ли:
       - Ат! Ат!
       А так здешние каюры своих упряжных лаек погоняют. Собаки на лямках распускаются перед нартой веером, от края и до края, порода жутко серьёзная, когда в работе: никого ни впереди, ни по бокам не щадят. Все местные это знали.
       Наш парень на одном условном рефлексе прыг в сторону!
       И угодил, не подумавши, в распахнутый подвальный люк на уровне земли. Провалился стоймя: по пояс и даже глубже. Опомнился кое-как, смотрит - одна рыба лежит под правой рукой на рыхлом снегу, а от другой широкая борозда осталась. Виль - и назад ушла: один хвост помаячил с минуту и исчез.
       - Беда ей, сожрут ведь псы или порвут, - сказал вслух. А сам понимает, что ни собак, ни каюра - вообще никого на ночной улице нет. И спасенья ждать неоткуда.
       - Это моим шестнадцати годам беда, - отвечает Калуга-Рыба. - Не захотел ждать мой жених, пока созрею, в вольное плавание по снегам горючим ушёл. Ему ведь что вода, что снег, что лёд - всё едино.
       - А ты чего осталась? - спрашивает парень.
       - Ради тебя, - говорит Калуга. - Хороший ты. Матушку любишь. Не себя - хитрую рыбу пожалел. Хочешь, теперь сам моим суженым сделаешься?
       - Как такое можно? - говорит парень. - Рыбе и человеку женихаться-невеститься?
       А что рыба с ним человечьим языком заговорила - того в ум не берёт.
       - Да раньше и не такое бывало: и сходились, и дети у них рождались. Хочешь послушать?
       Вышел однажды такой вот, как ты, молодец из дому. Новую рубаху надел, чёрный халат поверх красного, юбку из нерпы, узорные наколенники, торбаза. Косу туго-натуго переплёл. Копьё на весу держит, лук на перевязи несёт. Куда, зачем идет, сам не знает - то ли на охоту, то ли невесту искать.
    Рано вышел, солнце еще только восходит, по золотой цепи в небо поднимается. Юноша на цепь забрался. В верхнюю землю перешёл. Горы здесь, долины - как внизу. Потом река впереди показалась.
       Спрыгнул на берег, говорит:
       - Здесь поживу, поохочусь.
    Берестяную юрту себе поставил. Ловушки насторожил. Ночует.
       Наутро встал - видит, большая рыба в воде: вынырнет - нырнёт, вынырнет- нырнёт, к берегу подплыла, чешую сбросила, девушкой оборотилась. Красивая. Лицо круглое-круглое, брови как два соболя, ресницы, что кисточки на ушах зимней белки, две косы - два хвоста черной лисицы. Халат на ней из многоцветной рыбьей кожи. Торбаза яркими шелками расшиты. Колокольцы в ушах звенят-позванивают. Ворожат.
       Юноша спустился на берег, тайком чешую взял. Вернулся в дом, ждёт.
       Подходит к юрте девушка:
    - Ты мои чешуи спрятал?
       Уставилась на юношу, из глаз слезы капают - не вытирает, из круглых глаз ее слезы капают - не вытирает.
    Наш юноша ей:
    - Полюбишь меня - отдам.
       Девушка согласилась.
       Обнявшись, упали, покатились. Солнце за гору зайдёт - лягут спать, солнце за тучи скроется - лягут спать. На гору взойдут - лягут спать. У самого края берега - лягут спать.
       Утром проыпается юноша - девушка свои рыбьи одёжки неслышно в охапку взяла. Уже в реке по колено стоит. К ней подбежал, за руку схватил, сам своей смелости испугался - глаза зажмурил. Долго так стоял. Когда открыл глаза - увидел, что ухватился за сломанный сук ели, а красавица уплыла.
       Вернулся парень к своей юрте, дров колоть не стал, огня не развёл, еды не сварил - боится отойти к ловушкам. Лёг навзничь: спит - не спит, утра ждёт.
    Утром видит - снова большая рыба в реке появилась. Выплеснулась на берег, распахнула халат из рыбьей кожи - девушкой стала. Трубку вынула, увешанный звонкими цепочками кисет вынула, набрала табаку, огонь кремнём высекла, закурила.
    Смотрит на нее юноша, думает: "Сердце у меня надвое разорвётся, если не обниму её, как вчера!"
    Начал к ней подкрадываться - чисто песец к куропатке. Она в его сторону головы не поворачивает, курит, задумалась. Вот совсем близко подобрался, обнял. Рванулась девушка - так рванулась, что оба в ручей упали. Но рук не разомкнул, ещё крепче к груди прижал. Хотел ей в глаза заглянуть, тут и увидел, что не женщину обнимает, а белый камень на дне.
    Кое-как выбрался юноша на берег, разделся из мокрого. Говорит вслух:
    - Уйду на рассвете! Для охоты себе другое место поищу. Мне ли ждать-томиться, от женщины насмешку терпеть!
    Подсохла одежда. Поснимал все ловушки, в юрту унес. Уходить решил. А спать снова не умеет никак.
    На рассвете снова бубенцы и цепочки зазвенели. Тихо девушка-рыба вошла, у изголовья села.
    Юноша не поворачивается, говорит:
    - Ты зачем здесь?
    Она не отвечает. Вскочил на ноги:
    - Зачем меня мучила?
    - Ты сам себя мучил, когда меня силой хотел принудить! Я вольная Речная Девушка, кого выберу, сама к тому приду. Вот и пришла.
    - Не нужна ты мне! - юноша закричал. - Видеть тебя не хочу! Знать тебя не хочу!
       Тихо красавица из шалаша вышла. Тут заплакал он:
    - Что наделал? Зачем прогнал? Счастье своё прогнал!
       И слышит - говорят за стенкой:
       - Если бросишь, если уйдёшь, о тебе лишь думать буду. Где твои ноги ступали, там и мои пройдут. В ручей твоя тень падала, и сейчас она на воде лежит. В том тёмном месте буду плескаться. Возьми меня с собой! Веслом твоей лодки сделаться бы мне, стрелой в твоем колчане, узором на твоей одежде...
    Тут не выдержал юноша, из шалаша выбежал.
    - Песня такая сложена? - спросил. - Или мне ты эти слова сказала?
    Посмотрела на него девушка, ответила:
    - Как твоё сердце говорит, так и есть.
    - Долго ли тебе собираться? - спрашивает.
    - Так, как стою перед тобой, возьмёшь?
    - Возьму!
    И как только сказал это наш друг - открылись у него глаза. Смотрит - лежит он на больничной постели, а рядом на стульчике медсестра - такая милая гилячка из местных. Книжку сказок "Храбрый Азмун" читает.
       - Ой, как хорошо, что вы, Алеша, до смерти в подвале не замёрзли! - говорит. - И калугу вашу никто не тронул - те, кто спасал вас, маме отнесли.
       А в чём прикол?
       Понимаете, жилая рыба калуга, ну, та, которая на нерест по Амуру не поднимается, - почти как человек. В семнадцать лет созревает, до пятидесяти пяти живёт. Однако ростом делается под шесть метров и весом в тонну. Так что подмышкой и одну такую не унесёшь, а уж пару - тем более!
    Разве что совсем молоденькую... Двухметровую... И одну...