(илл. Хамаль Амалов и Ольга Курицина)
Ох и угораздило одного Волшебника влюбиться в Актрису.
С 9.00 до 18.00, согласно Великому Трудовому кодексу, он повелевал стихиями, заклинал духов, следил за работой гномов, варивших зелья, а потом шёл, как на эшафот, к её порогу.
Она не играла в театре, нет, для подмостков она была слишком талантлива.
Она играла в Жизнь – вот уж воистину захватывающе!
К чему эти мимолётные аплодисменты, вянущие цветы, когда под ноги летят звёзды и мечты, когда послушный Влюблённый Волшебник выполняет любую прихоть в пределах рациональной вселенной? Как приятно перешагивать через всё это и наблюдать за его метаниями в попытках угодить.
Бедный Волшебник находился уже на грани нервного срыва, когда его коллега, молодая, но очень перспективная ведьма плеснула ему за ланчем в кофе Зелье Здравомыслия.
То ли из жалости, то ли виды заимела.
Тем же вечером, когда на небосклоне появилась первая звезда, зелье начало действовать,
и Волшебник неожиданно для себя взглянул на Актрису совершенно по-иному.
- Любовь моя, одари меня сегодня бесценным подарком. Сними маску.
Очень сложно отказать Здравомыслящему Волшебнику.
То ли немного чар убеждения, то ли Актриса была так уверена в себе, что уверенность стала глупостью, но послушно сняла маску Сладострастия.
Под ней Волшебник увидел бледную маску Равнодушия.
- Сними и эту тоже.
Равнодушие полетело прочь, вслед за ней Гордость, Преданность, Скука, Похоть, Капризность, Удивление…
Волшебник долго и пристально смотрел на совершенно гладкую поверхность, обнажившуюся под последней маской - у великой актрисы не оказалось собственного лица, только кипа масок на любой случай; то ли и не было, то ли потерялось – а потом пожал плечами, стряхнул с пиджака кусочек театрального грима и ушёл.