Светило солнце, от которого простыни казались еще свежее и белее. Начинался новый день, сулящий выходной и чай с печеньем. Она проснулась, как всегда тихо, легко встала, потянулась и подошла к прозрачному, врывающемуся в комнату сотней молекул кислорода окну.
Я потянулась за сигаретой. Мне нравится смотреть на ее пробуждение. Выпускать прохладные облачка ментола и наблюдать, как зарождается чудо ее плавных движений, сладких потягиваний, как естественно выбивается непослушная прядь волос, а она привычно заправляет ее за розовую ракушку нежной ушной раковины.
- Весна, - не в силах больше терпеть расстояние в пару шагов, шепотом зову ее к себе.
Она понимает, что это ей, оборачивается, и я снова таю от звонкого, и, вместе с тем, тихого голоса, в смехе едва слышных серебряных колокольчиков:
- Я – весна, а ты – русалка!
Она прыгает на кровать пятнадцатилетней девчонкой. Так будет сейчас, и через десять, и через двадцать пять лет – зимой, летом, осенью. Она всегда будет утренней весной, протягивающей ко мне солнечными пальцами-лучами зеленые ветви совершенных изгибов рук.
- Люблю твои пальцы…
- А я – твои волосы…
- А я – твоё небо…
- Откуда у меня небо? Или ты нёбо имеешь ввиду?
Получаю удар подушкой:
- Дурочка! Небо – это русалкина душа. Она всегда далеко-далеко, и только когда любит – близко. Сейчас ты меня любишь…
- Так будет всегда…
- Значит, твое небо всегда будет со мной…