Глава IV
Пробуждение вернуло его к мучительному осознанию нелепости произошедшего вчера на рынке и последовавших за этим событий, но вместе с тем дало и некоторое облегчение. Оно особенно явственно дало о себе знать, когда он отбросил с лица подложенный кем-то грязный носок. Видимо, он храпел, и его решили проучить: так делали в армии. Алексею никогда еще не доводилось ночевать в камере предварительного заключения. Сержант Шеломов вместо погони за похитителями молча отвез его в милицейский участок, где хмурые дежурные стали составлять протокол и тщательно записывали все его слова. Алексею задали такую кучу никчемных вопросов, что он просто запутался, отвечая на них, и, растолковывая стражам порядка ход произошедшего с ним, в какой-то момент не выдержал:
— Баста. Я все понял. С вами разговаривать, что об стенку горох. Вы такие же тупые, как и все ваши законы. Все, я пойду домой.
Лучше бы он не говорил этого!
Потому что вот тут и произошло самое страшное. Лейтенант с невозмутимым спокойствием, по крайней мере, внешним, обвинил его в провокационных действиях, неуважении к правоохранительным органам, хулиганстве и естественно, ни о каком разрешении пойти домой речи уже не шло. До выяснения обстоятельств Алексей Трубин был отправлен в КПЗ, которая располагалась в печально известном в городе бывшем первом вытрезвителе.
Камера, по счастью, была немноголюдной. Можно сказать, что засыпал он в привилегированных условиях. Могло бы быть и хуже. Тем не менее, вечер не выдался приятным для общения.
К его приходу здесь было уже трое задержанных. Один не был достоин внимания, он все время лежал и лишь раз, повернувшись, тихо произнес: «Картошечки бы!». Двое других, наоборот, были чересчур болтливы, они все время играли в трясучку и спорили друг с другом. При этом один из балагуров сильно хотел курить, другой – выпить, и целый вечер они пытали Алексея вопросами:
— А не врешь ли ты, мил человек, что покурить у тебя нет? – начинал щербатый.
— Как пить дать врет, - вторил небритый. — Он мне выпивку обещал, но зажимает.
Если фильтровать все браные слова, а речь приятелей изобиловала изощренным матом, то вся суть разговора каждый раз сводилась к примитивному выражению желаний выпить, покурить или поесть.
Было ясно, что Щербатый и Небритый – так про себя окрестил их Алексей - просто издеваются, но как долго это будет продолжаться перед тем, как они окончательно переступят барьер и начнется потасовка с разбором полетов, Алексей предположить не мог. Он со всей силы тянул время, не давая поводов к обострению ситуации. Нагнетающая обстановка разрядилась лишь перед отбоем, когда в камеру завели еще одного задержанного. Этот парень был крепко сбит и широк в плечах, такие явно не робкого десятка, поэтому донимавшие Алексея игроки оробели и на время даже смолкли. У новичка каким-то непостижимым образом в кармане куртки оказался маленький радиоприемник, из тех, что слушают с крохотным наушником, затыкая его в ушную раковину. Другое же ухо он все время прикрывал ладонью – чтобы не мешали посторонние звуки.
— Го-о-о-л!!! – когда первый крик разнесся по камере, то сначала никто не понял, что конкретно произошло. Двое завсегдатаев присматривались к новичку и, видно, никак не могли его раскусить. Слишком уж самоуверенно и независимо вел себя этот рубаха-парень.
Потом Щербатый рискнул спросить у болельщика, а он явно был болен футболом не на шутку, счет, и кто забил мяч. Таких новостей ему вполне хватало для умственных раздумий. Наступило время отбоя, всем велели лечь спать. Решив, что утро вечера уж всяко мудренее, все затихли. На том день и закончился. Засыпая, Алексей никак не мог взять в толк, как так может получится: вещи отобрали бандиты, а в тюрьме оказался он.
…На завтрак охранник принес пряники и печенье, но велел их не есть, а поставить посреди комнаты, потому как в КПЗ ожидают высоких гостей. Он поставил даже банку с цветами, раздал свежие полотенца.
- Если будут спрашивать про мыло, то говорите, что да, есть, выдают регулярно по понедельникам и четвергам, и полотенца тоже всегда есть, - строго предупредил он. – Вообще если что надо, то зовите меня, Петрович меня зовут.
Он явно хотел показаться в тот день добрым, учтивым и законопослушным. Все бы служаки такими были.
— Го-о-о-л!!! – камера вновь озарилась выкриком, но страж порядка почему-то не обратил на вопли никакого внимания, только рукой махнул и окинул напоследок сочувственным взглядом сидевших, словно уже приговоренных к смертной казни.
- «Манчестер юнайтед» два – ноль, - владелец радиоприемника протянул руку Алексею. – Гарик. Представляешь, на двадцатой минуте пенальти и в девятку, а только что с углового в верхний угол ворот.
Алексей любил футбол, но болел исключительно за отечественные команды, так что сказать в ответ ему было нечего.
- Алексей, - коротко буркнул он.
Новый знакомец стал интересоваться делами, и каждый раз почему-то удивлялся: «Так прямо и сказала?» «Так прямо и взяли?» «Так прямо и поехали?». Вскоре Алексею надоело отвечать на его вопросы, и он спросил:
- А тебя за что?
- Футбольный хулиган. Я выбежал вчера на поле, и сам забил мяч в ворота. Надо было помочь любимой команде.
- Так прямо и забил? – передразнил Алексей.
- Не веришь – не надо. – Гарик щелкнул кнопку на приемнике и словно выключился, обидевшись. Больше для него ничего уже не существовало.
- Го-о-о-л!!! – разнеслось вскоре радостное по камере.
Тем временем Щербатый и Небритый, видимо, выработали план действий.
- Эй, милок, про «Торпедо» расскажи, - последовал хрюкающий смешок.
- Ты знаешь, наверное, этот «педро» не любит ни «Торпедо», ни «Спартак». И я сильно подозреваю, что он болеет за «Динамо».
- Мне тоже так кажется. Давай назначим ему пенальти. Пусть становит свой зад на ворота, а я пробью.
- И чем же это ты будешь бить – подушкой?
- Да нет, радиоприемник свой пусть ловит. Поймает – его удача, не поймает, сам виноват. Только мне эти вопли уже надоели.
— Го-о-о-л!!! – вновь разнеслось по камере. Гарик, видно, не слышал угроз. – Ах нет, штанга!
Что же делать, если потасовка? Алексей терялся в догадках. Щербатый и Небритый уже направились к футбольному хулигану с явно недобрыми намерениями, но в этот момент лязгнул дверной засов.
- Пожалуйста, здесь они, проходите.
В камеру зашел представительно одетый мужчина: чёрный в полоску костюм, туфли с модным загибом носка, и ярко красный галстук говорили лучше любой визитки, что их утренний гость – та крупная птица, которую здесь ждут.
- Так-так-так, - тихо произнес вошедший и снял очки, словно они ему мешали оглядеться.
- Ну-ка встать всем быстро и построиться – скомандовал надзиратель. – Вас сегодня посещает кандидат на должность мэра нашего города Вениамин Дмитриевич Нечаев.
- Что вы, что вы, пусть сидят, - милостиво разрешил высокий гость. – Так-так-так. И за что их?
- Здесь задержанные в подозрении на хулиганство, воровство, пьянство, грабежи, насилие…
- Тем не менее, это не доказано и они – избиратели, а значит, будут скоро голосовать. – Кандидат на громкую должность сделал многозначительную паузу. Всем видом он хотел показать, что разбирался в процедурных вопросах и настроен на гуманизм во всем мире. - А потому я хочу проверить, в каких условиях они содержатся, расскажу им про свою предвыборную программу и наказы, конечно, наказы избирателей – дело святое.
- Условия хорошие, как видите, питание прекрасное. Печенье тут им, и пряники, и цветы... – Петрович любовно поправил букет, хотя в этом не было никакой необходимости.
Будущий мэр стал ходить по камере, заложив руки за спину и периодически вздергивая сутулыми плечами. Свои речи он начал с описания успехов городского хозяйства, которые, по его критическому мнению, были все же недостаточными, особенно по части водоочистки. Тут выступавший не удержался и рассказал подробно о системе городской канализации, которой он отдал, как выяснилось, все годы своей бурной трудовой деятельности. Коммунальный управленец привел ряд впечатляющих цифр, и вскоре все слушатели были убеждены, что стоки нечистот – это самый важный и ответственный момент жизнедеятельности города, и если им не уделять должного внимания, то город просто потонет в фекалиях или задохнется от смрада. Жители города жмут кнопки и рычажки на бачках своих унитазов, и при этом они даже не задумываются, какой длинный путь предстоит сделать фекальным стокам, сколько сил и труда потратят скромные труженики городских коллекторов, чтобы жители приватизированных и коммунальных квартир смогли легко абстрагироваться от произведенных ими нечистот. Благодаря этому они могут заняться такими благородными делами, как выращивание рассады крюшонов на подоконниках, просмотр входящих сообщений на сотовом телефоне, полив секулентов и диффенбахий водой с минеральными добавками, настил самоклеющихся обоев на потолок, запоминание иностранных слов методом последнего кадра или просто лежание на кушетке с пультом дистанционного управления домашним кинотеатром в руках.
Однако чем больше говорил новоиспеченный политик, чем больше приводилось цифр, тем труднее было понимать суть. Он явно еще только тренировался выступать на публике, потому что мысли его путались и перескакивали с одного на другое, как будто бежали по болотистой местности. Когда случались провалы, выступавший снимал очки и начинал их активно протирать, зато когда получалось, он словно упивался сказанным, отворенный ручеек красноречия никак не хотел иссякать, а блеск его глаз многократно усиливался сквозь линзы.
- Г-о-о-л, - вдруг разнеслось по камере.
- Прекратить! – охранник подскочил к Гарику и попытался выхватить у него наушник, но маленький приемник в момент исчез в кармане куртки.
- Кстати, а какой счет? - поинтересовался выступавший.
- Два-два, но «Милан» перехватили инициативу, ведет атаку за атакой, Вениамин Дмитриевич.
- Так-так-так. Что ж, этого и следовало ожидать. Что ж, пожалуй, здесь достаточно. Вообще, кому я все это рассказывал? Стенам, что ли? – пробубнил потенциальный мэр и направился к выходу.
- Постойте, господин мэр, - Алексей кинулся вслед. – Выслушайте, пожалуйста. Выдающаяся несправедливость! У меня на рынке вчера отняли шнурки, то есть я хочу сказать, ограбили, но сижу почему-то я, и никто ничего не предпринимает. Как это, по-вашему, называется?
- Шнурки? В каком количестве? И каков ваш материальный ущерб? – Мэтр от политики снял очки и стал с интересом разглядывать Алексея.
- Ущерб не велик, но ведь сам принцип: почему кому-то позволено отбирать чужие вещи, которые честный человек решил продать на открытом городском рынке?
- Так-так-так. На рынке, говорите. Но ведь если продать, то значит, эта вещь тебе не нужна была больше, так ведь?
- Не понимаю Вас, Дмитрий Вениаминович, вещь была моя, все равно ведь маленькая или большая, мое право продавать или нет, почему ее отняли и почему я здесь?
- Во-первых, Вениамин Дмитриевич, во-вторых, сидишь ты за оскорбление должностного лица при служебных обязанностях, а в третьих, слишком много рассуждаешь, вот в чем твоя проблема,– вмешавшийся охранник был рассержен не на шутку.
- Я добиваюсь справедливости! И буду ее добиваться, – Алексей приложил кулак к бурно вздымающейся груди.
- Сядь и сиди! – Петрович был явно раздосадован.
- А когда отсидишь, можно будет написать жалобу в бюро защиты прав потребителей. Там разберутся. Так-так-так, а лицензия, ветеринарное свидетельство у Вас есть на продажу…этих самых… шнурков, как Вы говорите? Не забывайте выплачивать налоги, это – основа всей государственности, и никаких, слышите, ни-ка-ких исключений. В любом случае - удачи вам, молодые люди, голосуйте за кандидатов самой справедливой партии. «Наше дело» должно победить! – заключил мэр.
Удачный речевой перл удовлетворил его и на этом оратор решил закончить свою миссию. Решительно сунув правую руку в карман пиджака и выправив осанку под карандаш, он красноречиво дал понять, что сказанное им - это окончательное и бесповоротное заключение.
- Это и все, что Вы можете сделать для меня? – руки Алексей безвольно повисли.
- Я своих решений, да будет Вам известно, молодой человек, не меняю.
Когда дверь закрылась, на Алексея устремились ухмыляющиеся лица сокамерников.
- Ну, держись, Шнурок, - сказал Щербатый.
- Картошечки бы, - тихо донеслось из угла.
Шум падающих за дверью предметов разрядил обстановку. Вслед за ним они услышали порцию отборных матерных выражений.
В камеру вошел смеющийся охранник.
- Это из-за шнурков. Они у него развязаны были, я это сразу заметил, но говорить не стал, - пояснил Петрович. - В коридоре он в них запутался и грохнулся со всей силы. Большого полета человек Вениамин Дмитриевич, по всему видно. Ругается, он, впрочем, как сапожник.