Это произошло зимой, в Москве, в самом начале 1984 года. Помню, было люто холодно. Но в один из дней стало холодно не только телу. Как-то по-особенному стало зябко и в душе - оттого, что я что-то забыл.
Я учился тогда на факультете журналистики МГУ, на Моховой. Плюс к тому работал дворником, орудуя летом метлой, а зимой лопатой, - всё это рядом с местом учёбы. К дворницкой работе прилагалась еще и жилплощадь - комната в 14 метров на втором этаже четырёхэтажного зелёного дома, который до сноса внутренних перекрытий располагался на заднем дворе здания факультета.
Машинально убрав под еще чёрным небом свою обычную тонну снега с тротуара напротив Манежа, я вернулся в мою дворницкую, минут за двадцать привёл себя в порядок, а спустя еще минуту вбежал в аудиторию факультета журналистики МГУ под звонок на первую лекцию. Благо, дворницкая была на улице Грановского, в ста шагах от входа в здание факультета.
В своём неизменном чёрном на кафедру взошла легендарная Кучборская и издалека начала про зальцбурскую ветку Стендаля. Я слушал заворожённо, постепенно отвлекаясь от неопределённой тревоги. Коренные зальцбургчане опускали голую сухую ветку в глубокую соляную шахту – и недели через три поднимали то же самое, только уже с сиянием соляных кристаллов. Стендаль сравнил это явление с рождением любви и написал целый трактат.
Всё равно в душе было неспокойно. Я забыл сделать что-то важное, стратегическое. На носу была сессия, перед которой мне еще надо было дважды побегать пару часов на лыжах: физкультуру пропустил из-за снегопадов, которые для студента-дворника просто каторга. Без отработки по физре к сессии не допускали. А сколько читать по литературам разных стран, вы хотя бы можете себе представить?! Ну и еще всякое там. Студкомы. Профкомы. Старостаты. Научное общество. Партбюро курса. Казалось бы, я везде успевал и всё держал в голове. Но тут уже память подкачала. А записывать пока еще не привык.
Вспомнил! Я вспомнил! В душе не стало теплее, наоборот. Но я вспомнил. Я должен был три дня назад сдать на кафедру истории КПСС реферат на всесоюзный конкурс студенческих работ. Любая из двадцати предложенных тем о КПСС, двадцать страниц почерком. Ужас какой для студента-коммуниста, да еще и старосты курса - пропустить такое. Но, кажется, там еще был какой-то второй, окончательный срок для опоздавших.
На перемене между лекциями встретились с Колей. Дело было на баллюстраде второго этажа, у портрета Ломоносова. Я только хотел поделиться с ним насчёт реферата...
- Вот, полюбуйся, - он достал из портфеля стопку исписанных больших тетрадных листков. - Написал этому Багдасарову курсовую работу, слава богу, допустил он меня к сессии. Я ему тридцать вот таких листов написал, слово в слово целую главу из книги Политиздата. А он мне - «Хорошо»! Нет, ты посмотри: «Хорошо»! Я полторы ночи не спал! Чтоб он подавился своим «Хорошо»!
Тут меня торкнуло.
- Коля, а у тебя есть тетрадь, из которой ты эти листы вырвал?
- Есть, вот она.
По моей просьбе Коля написал новый титульный лист к своей работе. На нём теперь уже были моя фамилия и имя и еще наверху строка «На всесоюзный конкурс студенческих работ». До начала новой пары я уже успел найти профессоршу-историчку и отдать ей давно обещанный реферат. На всё про всё ушло не более пятнадцати минут. То есть я развалил КПСС за четверть часа, походя, не утруждая себя никакими муками. Все предварительные размышления уже произошли во мне, вероятно, биохимическим путём. Я легко побежал на следующую пару и даже не заметил, как во мне рухнули идеалы.
Реферат назывался «КПСС – ум, честь и совесть нашей эпохи».
Через четыре месяца, когда я уже напрочь забыл об этом казусе, я получил грамоту за вто-ро-е(!) место на всесоюзном конкурсе студенческих работ, посвящённых КПСС! Тогда, в Коммунистической аудитории факультета журналистики, услышав свою фамилию из уст профессорши-исторички в конце лекции, я поначалу решил не выходить и не получать эту награду. Но мне уже аплодировали. Я вышел, взял грамоту - и в этот момент какие-то оставшиеся остовы былых замков коммунизма в моём воображении рассыпались в прах, в пыль, в серую пустоту. Я развалил КПСС окончательно, пусть пока только в самом себе. Вероятно, аналогичные процессы шли по всей стране во многих головах. Но в 1984 году эта эпидемия носила пока еще латентный характер.
Следуя традиции, в день награждения я проставился пивом. В процессе потребления беспартийный Женя ехидно хихикал над этим "шизофреническим кретинизмом". Партийный Коля по нарастающей начал возмущаться этой дичайшей несправедливостью про свою оценку "хорошо" и про моё второе место на конкурсе, всё это в отношении одной и той же писанины - и после четырёх кружек начал было писать жалобу в ЦК КПСС, теми же синими чернилами на таком же большом листе в клеточку. Но, запутавшись в причастиях, скомкал испорченные листы - и всё это полетело в мусорную корзину.