Тюльпаны

Туловский Валерий
Сегодня прошли похороны отца, с сердца постепенно сходила та тяжесть, которая лежала все последние три дня.  В душе становилось пусто, спокойно. Олеся не помнила мать, а нынче не стало и того, кто вырастил и по-своему, по-мужски - как мог! - воспитал её брата.

За эти дни она устала от спёртого воздуха в доме. Теперь, вечером, возникло желание пройтись по местам, где шалили в детстве с братом Митей, а в юности назначались свидания, где в одиночестве глотала слёзы разочарований, или с восторженным трепетом глядела на яркий круг луны и жаждала наступления следующего дня.

Олеся вышла к берегу озерца, глубоко вдохнула прохладный вечерний воздух и, ослабев, пришатнулась  к берёзке. Упоённая свежестью, молодая женщина не обращала внимания на ветерок, усилий которого, правда, хватало, чтобы гнать небольшие чёрные волны с серебряными стружками. Она расстегнула верхнюю пуговицу блузки и ещё раз вдохнула. Стало легче; но тут же прокрались мысли об отце,и внезапно потекли слёзы - наверное, те, не выплаканные на похоронах. Олеся силилась не  замечать их, старательно разглядывая крупные и мелкие звёзды, такие далёкие и холодные,а так же разгадывая затейливые комбинации небесных светил.

-Почти час я разыскиваю тебя, - послышался за спиной спокойный голос брата.

Олеся неторопливо обернулась, ладонью согнала слёзы, раздражавшие щёки, и удивлённо спросила:
-Неужели столько времени прошло?
-Да. Я только здесь простоял минут десять, но боялся испугать, - виновато ответил Митя.

 Брат был младше Олеси на десять лет, привык слушаться её, хотя в последние годы редко приходилось встречаться (Митя жил с отцом, а она - в городе).

-Умница ты моя,  - по-матерински, но с грустинкой, почти пропела Олеся. - Как там Вадим с Настенькой, улеглись? - поинтересовалась она дочкой и мужем.
-Вадим совсем пьяный, спит. И Настенька спит, - покачал недовольно головой брат.
-Ну, хорошо, ну, ладушки. И мы пойдём к дому, посидим в саду.

Шли медленно, не разговаривали, каждый думал о своём.

-Как же ты будешь жить дальше? - Олеся разорвала тишину, когда присели на скамейку-доходягу, готовую вот-вот развалиться.
-Проживу как-нибудь, - пробубнил Митя. - Пенсию получаю, цветы продавать стану. Ты знаешь, какие у меня цветы?! - Заблестели глаза парня.
-Перестань, Митя, - перебила Олеся брата. - Я очень настаиваю, чтобы ты хорошенько подумал и решил - поедешь с нами в город или нет.
-Боюсь, что буду вам обузой. У тебя своя семья. Главное, не продавай дом: за него много не выручишь.
-Какой дом? Посмотри ты на него, - усмехнулась сестра. - Всё поломано, шатается, скрипит, каждое бревно, каждая доска держится  на честном слове. Ничего давным-давно не крашено, вокруг и внутри дома - грязь, беспорядок. Из живности - две тощие курицы и кот... А зимовать-то как будешь?! Дров даже нет. Ты их станешь заготавливать? Пораскинь, Митя, своим умишком: пропадёшь в этой старой избе... Не изба, а сарай. - Женщина в отчаянии закрыла лицо руками, и Митя по её вздрагивающим плечам понял, что она плачет.
-Почему ты решила, будто я пропаду? - спокойно ответил парень. - Ты не видела мою оранжерею. Загляни в неё и сразу поймёшь, на что я способен. Конечно, раньше вы с отцом здесь хозяйничали, меня, словно не было. Не волнуйся: и дрова я заготовлю, и забор починю, и в доме будет порядок, и кур заведу. Дай мне свободу и время, Олеся. Я здесь должен жить, выращивать цветы...
-Опять цветы! Да брось ты их! - не выдержала Олеся. - Подумай: люди скажут, что оставила ненормального брата одного, в обнимку с котом и цветами! Как я в глаза окружающим смотреть стану?
-Тебе стыдно, а мне хотелось бы жить. Если оставлю деревья и цветы, - с любовью в голосе возражал Митя, - то они погибнут, и сам я умру. И не называй меня ненормальным - сестра ведь мне, а не соседка Степанида. Я всегда делал, что ты желала, но на этот раз... - Брат осторожно, словно боясь кого-либо потревожить, встал и пошёл. Около скособоченной калитки обернулся и сказал, чуть слышно: - Цветы мои. Они меня понимают.
-Не неси околесицу! Ночь тебе на раздумье! - крикнула вслед Олеся.

Пропел петух. Олеся приоткрыла глаза. Какая тишина в доме! В это время отец всегда копошился возле печки.

«Нечего ждать, - мысленно подстегнула себя женщина, - пора завтрак готовить, наверняка сейчас мои проснутся».

Однако вначале решила умыться в озере, поэтому, захватив полотенце, вышла во двор и, как в детстве, понеслась босиком к воде, обжигая ноги прохладной и седой от росы травой.

Она подбежала к берегу и огляделась. Всё вокруг паутинилось дымкой тумана. Можно было разглядеть лишь плакучую иву, мокрую и тянувшуюся к воде своими неряшливыми, обвисшими ветвями. Быстро раздевшись, Олеся вошла по осклизлым и зелёным от тины большим камням в серое холодное озеро и поплыла, разрезая гребками воду и нарушая утренний покой.

Испугавшись, из камышей выскочил выводок диких уток и, отчаянно галдя, заторопился почему-то в сторону женщины.

Остуженная за ночь вода не дала вдоволь насладиться купанием, и вскоре Олеся, закрутившись в полотенце, шла назад.
 
Проходя через сад, она услышала голос, раздававшийся из оранжереи Мити. Оранжерея была построена ему в подарок давно, когда брату было лет восемь, и находилась в самом конце сада. Отец так и задумал: кусок земли, где ничего не растёт, подарить сыну на потеху, которому нравились цветы, от которых он восторгался. С этого момента Митя неизменно находился там: строил, утеплял, подводил воду; но и отец, и Олеся равнодушно относились к Митиным стараниям.

Если бы не вчерашний разговор, женщина вряд ли пошла туда, но теперь ей хотелось услышать ответ, наедине с братом.

Олеся была безразлична, в отличие от большинства женщин, к цветам, поэтому никогда не посещала оранжерею.

Войдя в Митин цветочный храм,её удивили простота и аккуратность этой постройки, в особенности, прежде наглядевшись на убогий вид дома и изрядно скособоченную калитку. Сразу было видно, что здесь есть хозяин.

Олеся, невольно и бережно, прикрыла за собой жёлтую пластиковую дверь. Митя что-то громко, но почему-то невнятно, говорил. Ползая от цветка к цветку, гладил их, обтирал раствором из баночки, иногда целовал.

Учуяв гостя, брат прекратил разговор, резко обернулся. Наверное, сюда, кроме него, никто не заходил, поэтому лицо выражало удивление... и обеспокоенность.
 
-Что ты делаешь здесь?
-Пришла услышать твой ответ. Заодно решила взглянутьть на твоих питомцев. - Олеся сделала рукой движение в сторону многоцветных тюльпанов, крупных и ярких, стройных и строгих.
-Я не поеду... Что они будут делать без меня? Как выживут? - Митя с нежностью потрогал один из цветов.
-Тебе очень нравятся тюльпаны?.. Хорошо. Давай я буду покупать их в городе. Чем те хуже твоих? - уговаривала Олеся.
-Городские не хуже, но не мои. Я эти - живые - люблю, а они - меня. Люди могут обидеть, а цветы - никогда. Вот и ты вчера...

Олеся присела на корточки, потрогала бутон и недоумевающе покачала головой:
-Цветы твои не пахнут.
-Пахнут, - с обидой тихо возразил Митя. - Ты не чувствуешь этого. Пахнут, как сирень, как роза. - Он осторожно взял горсть пушистой земли. - Когда я разминаю землю, то слышу и её волшебный запах.

Женщина резко встала, в этот раз нервным взглядом обвела ставшие ненавистными ей цветы, ухоженную, без единой соринки, пуховую почву.

-Значит, не поедешь с нами?

Брат молчал, словно стыдясь, виновато опустил голову. Олеся не способна была заметить тоскливую слезинку, пробежавшую по его щеке. Она вышла из цветочного волшебного замка и направилась к дому, не обращая внимания ни на яблони и груши в цветах, ни на душистую сирень, ни на запах черёмухи, ни на прощальную просьбу брата:
-Олеся, возьмите букет с собой. Я срежу самые красивые цветы!
-Идиот...

Постепенно стал блёкнуть туман, резче обозначая предметы и очертания домов. Солнце подрумянило горизонт. Настоящее утро.

Завтрак, к которому Митя не явился, проходил натянуто, но без разговоров. Только Вадим попросил опохмелиться. Даже егоза Настенька не мурлыкала себе под нос,сидя за столом, словно осознавая напряжённость.
 
Под обед начали собираться в дорогу. Олеся заметно нервничала, давая словесные оплеухи мужу за то, что он не помогает паковать вещи, и Насте - за возню с кошкой.

Наконец женщина присела.

-Ты знаешь, - обратилась она к мужу, - что Митька хочет остаться здесь?  Хозяином захотелось, видишь ли, стать, цветочки растить.
-Предполагал, - глупо промолвил Вадим. - Я несколько раз, втайне от него, ходил поглядеть на цветы... Мне понравилось.
-И ты уже ополоумел! - крикнула Олеся; но, спустя некоторое время, спросила: - Может быть, уговоришь его ехать с нами? По-мужски побеседуй с ним, докажи, что у нас ему будет легче.
-Олеся, не подумай плохого, что, мол, не хочу видеть твоего брата в нашей квартире, но... - Вадим замялся, теребя затылок. - Несмотря на его отсталость и большую доброту, с которой тяжело будет жить, Мите лучше остаться дома. Мы не сможем дать того, что он потеряет. С цветами он счастлив.

Олеся взглянула на маленькое пыльное окошко с неистово влезавшим оттуда ярким солнцем, на подоконник, по которому ползали ленивые мухи, на обшарпанные стены и тихо сказала:
-Как будто я не в доме родном.

Выйдя на улицу,  она остановилась... гадала: стоит ли ещё раз сходить к разлучнице-оранжерее?

"Не пойду", - всё-таки решила женщина и твёрдо пошла к остановке.
 
В этот момент дохнул ветер, неся за собой лепестки яблоневого и грушевого цвета. Благоухали черёмуха и сирень.