Эпизод 1. Алина. Оставшиеся в живых

Вячеслав Вячеславов
       Лифт открылся и я вышел на своём этаже, краем глаз заметив, что слева железная дверь у соседей чуть приотворена. Пока доставал связку ключей из кармана, ещё одна несуразность заставила насторожиться: из квартиры доносился детский плач. Что за чёрт! Уже полночь! Ребёнка не могут успокоить!

Две недели назад в четырёхкомнатную квартиру переехала семья. Я всегда радуюсь за людей, когда вижу переезд. Наверняка, улучшают свои жилищные условия. А приезду этой семьи обрадовался вдвойне, потому что прежние соседи уж сильно доставали — все пили, даже Маринка, мать шестилетнего Серёжи, миловидная и беспутная в одном флаконе. Нет ничего хуже вида пьяной и назойливой женщины. Она этого не понимала, и всякий раз приставала ко мне с непристойными предложениями в обмен на бутылку водки.

Первое время я давал деньги просто так, чтобы быстрее отвязаться, потом перестал открывать, предварительно заглянув в глазок, и она долго, с пьяной настойчивостью стучала ногой в дверь. Я уходил на лоджию, или закрывался на кухне, чтобы не слышать стук. Вызывать милицию бесполезно. Да и опасался провокации, ворвётся в квартиру и начнет кричать, что её насилуют, у меня так друг Вася погорел на сто тысяч. Говорил же я ему, предупреждал, что Настя не его поля ягода. Не послушался.

И вот у этих не всё ладно дома. Я подошел к двери, прислушался. Точно, плачет ребёнок, и так тоскливо, безнадёжно, что не выдержал, приблизился и открыл дверь сильнее. Неужели и новые соседи алкаши? Вот невезуха!

В квартире темно, лишь уличный свет светлыми пятнами впечатался на полу и стенах. Пошел на плач. Перед детской кроваткой, где стоял маленький мальчик, держась за спинку кровати, лежала полуобнажённая женщина в странной и нелепой позе, на спине. Водочного запаха не ощутил. Обморок?

— Эй, соседка!

Никакой реакции. Включил свет.

Ох, твою мать! Как же я сразу не заметил? Чёрное пятно возле её головы — это вытекшая кровь!  Ребёнок протянул ко мне руки.

— Ну, что же ты? Спать надо.

Ага! Тебя бы на его место. Взял на руки. Дрожит.

— Ну, всё-всё. Успокойся.

       Понёс его в зал, а там ещё два распростертых трупа, мужских. Один мой ровесник, нет, моложе лет на десять, другой — старик. Это с ним я вчера разговаривал в лифте, он ехал с внуком на прогулку во двор, и мы коротко поговорили. Я узнал, что их всего четверо. Всё правильно. Всем по спальне и общая гостиная. У меня-то — двухкомнатная, на одного.

       Пока вызывал скорую и полицию, мальчик заснул, и я положил его в кроватку. Старался ни к чему не прикасаться. Алиби у меня есть, весь вечер просидел в ресторане, отмечали день рождения Степана, но если прицепятся, то начнут доказывать, что я имел возможность отлучаться в туалет и за это время мог убить всю семью.

        Бред. Но с них всё станется. Истинных убийц нужно искать, а я под боком. Все показания можно не выбивать, а просто показать бутылку из-под шампанского, и я поплыву.

       Чёрт! Угораздило же меня зайти в квартиру! И как не зайдёшь, если ребёнок плачет? И как долго?

       За этими неприятными самокопаниями пролетело какое-то время, на часы не смотрел. Почти одновременно приехала и скорая  и полиция. Или же они ждали друг друга во дворе, не знаю. Я стоял перед распахнутой дверью квартиры, чтобы исключить какие-либо досужие мысли о моей нечистоплотности.

— Это вы звонили?
— Да. Там все убиты.

       Все прошли в квартиру. Я следом. Остановился в прихожей, чтобы не оставлять отпечатки. Через какое-то время следователь пригласил меня на кухню давать показания, и сам записывал крупным, корявым почерком.

— Она живая! — услышал я из гостиной голос врача.

Слава Богу! Малыш не останется сиротой.

— Как фамилия ваших соседей? — спросил капитан.
— Представления не имею.
— Они же ваши соседи! — недовольно возмутился он.
— Стали соседями две недели назад. Я в гости им не набивался. Они тоже. Нет ничего хуже назойливых соседей. Что с мальчиком станете делать?

— Каким мальчиком? — удивился капитан.
— В детской кроватке спит.

Следователь надолго задумался. Прошёл в детскую, чтобы удостовериться в наличии ещё одного члена.

— Вы не сможете его взять к себе? — спросил он, поворачиваясь ко мне.
— Я работаю.
— Жена, мать, кто там у вас есть? — и всё это раздражённым тоном. — Пусть присмотрят. У женщины ранение не смертельное, отлежится, заберёт сына.
— Я один живу.
— Совсем один? — удивился капитан.
— Бывает и такое.
— Что, и женат не был? — в голосе лёгкое любопытство.
— Жена оставила, ушла к более богатому. Даже квартиру не стала делить.
— Вот как? Обычно поступают наоборот — всё жене оставляют.
— Она очень спешила к своему счастью.

        Следователь оценивающе окинул взглядом мой костюм, ботинки, и добавил:

— Да и ты не из бедных.
— Спасибо. Подняли мою самооценку. Слышала б моя жена.
— И детей не было?
— Бог миловал. Жена хотела взять от жизни всё.
— Взяла?
— Наверное. Точно, не знаю. Вышла замуж за тугой кошелёк.

        Капитан раздумчиво покивал головой.

— Я всё думаю, что же с малышом делать? Мать живая. Оформлять в приют нельзя. Может, кто из соседей сможет его на время приютить?
— Не знаю. У меня с ними шапочное знакомство. Друг другу не навязываемся. Это намного лучше, — жить на дистанции.
— Ну да, ну да. Пока рак не свистнет. Потом побежите: друг, помоги! Квартиру мы опечатаем после следственных работ, а мальчугана придется забрать с собой. Вас неволить не могу.
— А что с отцом и дедом? Я к ним не притрагивался.

— Выстрелы в упор. Женщине повезло, пуля не задела жизненно важных центров. Большая потеря крови. Чуть запоздали с приходом, и её бы не стало. Ваша должница.
— Сколько ей лет?
— Вы её не видели?
— В таком состоянии? Не до этого было.
— Я тоже не знаю. Документов не нашли. На вид лет 25-30. Ладно, распишитесь здесь и здесь. Вы свободны.

       Он отошел к коллегам, о чём-то несущественном заговорили. Санитары выносили тела. Жутким равнодушием веяло от всей этой атмосферы, и это при том, что в детской спит ребенок. Два часа ночи. Смогу ли уснуть? И кофе в ресторане, и всё это. Можно до рассвета проворочаться.

       Расстелил постель. Давно уже сплю, поочередно меняясь сторонами на двуспальной кровати. Так реже приходится отдавать простыни в стирку. Дело не в экономии денег, а времени, лишние хлопоты отнимают драгоценные минуты, нужные при завершении сделок. Но с приходом новой пассии, всё же простыни меняются, как и сами пассии. Ни одна не оставила заметный след в памяти. На время — хороши, а надолго — и не пробовал.

      Не напузырит ли на матрас, если рядом положить? Хотя, можно и с кроваткой перенести. Да, так и сделаю.

       Вдвоём с сержантом перенесли малыша с кроваткой. Не забыли взять и ночную вазу, которая открылась взору, стоило приподнять спальное ложе. Поздновато приобретать отцовский опыт. Через два года мне сорок лет исполнится. Рубеж. Хорошо, если половина жизни, а если меньше? Едва накрылся одеялом, как сморил крепкий сон без каких-либо сновидений.

Утром разбудило яркое весеннее солнце, которое выглядывало из-за соседней шестнадцатиэтажки, специально не задёргивал шторы, чтобы не засыпаться, использовать всё дневное время, дел по горло. Хоть и сам себе хозяин, но и обязанностей вчетверо больше. С удивлением взглянул на кроватку, стоявшую возле стены. Нет, это мне не приснилось. Красивый малыш. Сколько ему? Никогда к ним не приглядывался, чтобы точно определить возраст. Но где-то от трёх до четырёх.

        Привычный утренний ритуал. Разминка, зарядка, душ, бритьё. Вовремя успел. Малыш уже встал и сонно смотрел на меня, стоящего в дверях.

— Проснулся? Молодец! Как ты насчёт того, чтобы на горшок сесть?

       Посадил. Не сопротивляется. Задумался. Это хорошо. Свой парень. А воздух-то испортил! Ну да, и я не фиалками оправляюсь. Открыл форточку. Кучу навалял. Господи, да тебя же вытирать надо! Или под кран? Отнёс в ванную.

Кое-как справился. Молчит. Терпит. Понимает. Или же и мать с ним так же обращалась?

— Тебя как звать, малыш?

     Лупает глазёнками, мол, как же так, что ты не знаешь моего имени? Вот и слеза покатилась.

— Ну, ты чего? Всё нормально! Сейчас на кухню кушать пойдём. А вот жрать-то и нечего. Я не рассчитывал на твоё гостевание. Как звать-то?

— Ко…ко… — полувсхлипывал малыш.
— Коля?
— Мама! Ма… — заплакал он.
— А вот этого не надо.

        Взял его на руки, раздумывая, куда его девать в лёгкой ночной пижаме? В квартире прохладно. Я же не взял его одежды! О чём только думал?! И капитан не подсказал, опечатал квартиру. Ему не возиться с ним.

      Завернул малыша в простынку, взятую из кровати. Не сосисками же его кормить? Пельмени тоже не еда для ребёнка. Чай с печеньем! Это выход.

— Ну, пошли чаёвничать. Любишь чай, Коля?

Неправильно называю. Снова скуксился.

— Костя?
— Да.
— Наконец-то договорились. Посиди пока на диване, я чай приготовлю. Печенье любишь?
— Да. И чай.
— Куда уж без чая?

        Совершенно не представляю, о чём с ним говорить? О политике, погоде? Ах, да, я же не представился.

— А меня можешь называть — Миша.

Малыш заулыбался.

— Ну да, про Мишу тебе сказки рассказывали, а я вот такой, в натуральную величину. Не Топтыгин, но тоже Миша.

       Пока пили чай с печеньем, время двинулось к девяти. Рабочий день ещё не пропал, но близко к тому. Нанять нянечку? Где её взять? Да и зачем всё это мне нужно?! Совершенно не нужно. Но меня не спрашивали. А подлянку подсунули!

— Ладно, Костик, пойдём христарадничать.

       Надел костюм, завернул Костю в пелёнку и поехал на лифте на второй этаж, где жила старшая по подъезду Вера Петровна Алабина.

       Мой приём сработал. Расчувствовалась при виде ребёнка. Разохалась, засуетилась, когда узнала о ночном происшествии.

 — Я что-нибудь придумаю, Мишенька. Жди у себя дома. Боже, какое горе! Бедная девочка! Куда только полиция смотрит?! Развели бандитов!

— Как её звать-то, мою соседку?
— Алина Скорописова. Её муж Вадим в банке работал. Не знаю, кем, но в банке. Кому не угодил? Совсем люди озверели.

       Вернулся с Костей домой. Сели вдвоём за компьютер, всё малышу какое-то занятие, пусть на монитор смотрит, чем на голые стены пялится.

— Э-э, нет, только мне можно пальчиком тыкать. Сиди смирно.

Наспех ответил на письма, сделал несколько звонков по сотовому, как в дверь позвонили.

— Мишенька, можешь отвести Костика в двести десятую квартиру. Там бабушка Василиса Евлампиевна сидит с внуком, согласилась присмотреть, пока ты будешь на работе.

       Бабушка, живущая на пятом этаже, меня знала, присмотрелась за тринадцать лет, что здесь живу. Я, если встречал её в подъезде, здоровался, на улице не узнавал. Бабулек во дворе много, всех не упомнишь, но эту сейчас узнаю. Бойкая старушонка, языкастая, всё обо всех знает.

— Не беспокойся за Костю. С моим Виталиком поиграет днём, а на вечер, ты уж его забирай, выматываюсь с ними. Чай, не молодая, весь день колготиться. А моим молодым лишняя обуза тоже не нужна, на работе устают.

— Хорошо, Василиса Евлампиевна, в 18 часов я его заберу.
— Нет уж, в 17. Как раз в это время мои возвращаются с работы.
— Пусть будет 17. Я вам и за это благодарен.
— А какой твой интерес в мальчике? Ты её хахаль?
— Абсолютно никакого. Они же недавно переехали. Я их и знать не знал, в лицо не видывал.
— Ну да, верно. Я сама их только сейчас узнала. Тихо въехали. Без скандала. А Маринка-то тебя доставала. Женить на себе хотела. Нечего было холостяковать. Это ж, какой соблазн для одиноких баб!

       Дневные заботы так закрутили, что я напрочь забыл про Костика. Дни непонятно как чередуются. То скучаю, стихи сочиняю, мух ловлю, а сегодня как сговорились, чуть ли не в очереди стоят перед моей витриной с антиквариатом: иконы, терракота, керамика, шкатулки. Всё по-мелочи, чтобы много место не занимали. Картины, книги у меня дома хранятся. Каждый клиент требует особого внимания, подхода. Даже взглядом обидеть нельзя. А уж о перерыве на обед и говорить нечего, не умру, голодать полезно. Да это и не голод, а простое посасывание в пустом желудке.

       Только в 16 часов спохватился, закрыл лавочку. С последним посетителем договаривался на ходу, по пути к машине. В детском отделе универмага купил пару детских колгот, костюмчик, игрушечный автомобиль и непременное лего.

       Малыш засиял, когда увидел меня, протянул ручонки. Взял на руки. Поднялись ко мне на девятый этаж. Примерили покупки. Всё по размеру. Но вот, балда! Забыл купить туфли! Хотя и правильно сделал, что не купил. Мог бы ошибиться. В магазин ехать с ребёнком нельзя, у меня нет детского кресла. Покупать на две недели слишком накладно, у меня и без того много лишних расходов. Сегодняшний день не был убыточным, но и большого навара не принёс. Позвонил по знакомым, выясняя, у кого есть ненужное детское кресло? Такое часто бывает. Дети вырастают.

      Сергей Наперстов согласился отдать — кресло валялось в гараже, а выбросить жалко.

Купили туфли, носочки, погуляли с Костиком в парке среди орущей детворы, не умеют тихо играть. Забавно ощущать себя причастным к отцовству. Мужчин с детьми почти никого, все женщины, или седые бабульки, с интересом поглядывающие на заблудшую овцу, мол, а ты к нам каким ветром?

      Нагулялись хорошо, зато и аппетит был отменным. Всю манную кашу съел, что я наложил в тарелку, да и я заодно детство вспомнил.

Костик заснул быстро, а я засел за компьютер по своим делам.  Нельзя терять налаженные связи. В общении проскальзывает нужная информация, договариваешься о комиссионных.

       Костик и Василиса Евлампиевна особых хлопот не доставляли. Если ребёнок и куксился, то без меня, а опытная женщина знает, как отвлечь ребёнка от тоски по матери.
 
       В пятницу дежурная хирургического отделения сообщила, что врач разрешил посещение Алёны Скорописовой, которая лежит в палате № 516.

       В субботу я с Костей вошли в палату на восемь коек. Костя с интересом озирался по сторонам, пытаясь угадать, где же его мама?

— Где лежит Алина Скорописова? — спросил я ближнюю кругломордую женщину сорока с лишним лет, которая наводила макияж на безнадёжно увядшее лицо.

— Да вот же она! — недовольно фыркнула женщина, указывая кисточкой на соседнюю койку, откуда с подушки среди бинтов на меня и Костика глядели внимательные глаза. — Своих уже перестали узнавать! Ну, народ пошёл!

— Здравствуй, Алина. Я твой сосед, Михаил, — сказал я, осторожно присаживаясь на краешек койки. — Костя, это твоя мама. Она не может пока разговаривать, голова болит. Подойди.

Алина выпростала одну рук и протянула к сыну, губы её дрогнули, из края глаз покатилась слеза.

— Алина, с Костей всё хорошо. Не переживай. И плакать не надо. За ним днём присматривает другая соседка с пятого этажа, Василиса Евлампиевна, а ночью Костик спит у меня. Вот тебе две пачки сока, виноградный и апельсиновый. Какой ты больше любишь?

      Алёна часто заморгала.

— Я понял. Большой разницы нет. В следующий раз ещё принесу. Пить будешь? Вот и соломинка. Вот здесь на тумбочке поставим, чтобы не пришлось дотягиваться.

       Я коротко пересказал основные события той злополучной ночи, и немного о себе, чтобы не строила догадки и не переживала за сына.

       Алина взяла мою левую руку и погладила, потом с силой сжала.

— Не благодари. Соседи должны друг другу помогать. Не так ли? Выздоравливай. Через неделю снова придём. Врач сказал, к тому времени и твои бинты снимут. Пока!

        Я встал и услышал изумлённый голос женщины с соседней койки:

— Так что, ты её никогда не видел в лицо?! Ну, дела! Вот мужики пошли! И чего вам…
       
Я зло глянул на неё, и она осеклась, прикусила язычок.

продолжение следует: http://proza.ru/2012/06/30/516