Ну, наконец-то! Две недели не было писем. Как медленно тянется лифт...
Кира влетела домой и разорвала конверт.
«Любовь моя! Прости. Случилось страшное. Жена нашла твои письма и поставила меня перед выбором. Она ужасно переживает, я боюсь за нее. Ты – сильная, ты поймешь. Спасибо тебе за этот счастливый год. Забудь меня и прости».
Кира осторожно положила письмо на стол, отключила телефон, плотнее задернула тяжелые серые шторы, заперла на второй замок дверь и обреченно опустилась в старое кресло.
***
Год назад в «Учительской газете» она прочитала об одном педагоге: какие интересные у него уроки, как все его выпускники поступают в институты, как он разработал опорный конспект, и ученики не просто поняли, но и полюбили математику.
Кира написала ему письмо: попросила поделиться опытом. Он ответил. Сначала писал о своих методах, делился секретами, а потом стал писать о себе: о том, что вырос и уехал сын, что жене не интересна его работа, да и сам он ей давно не интересен; что на балкон повадились прилетать голуби и нахально свили гнездо.
О том, как он ждет ее писем – «Будто мальчишка!» - и как смеется над тем забавным, что произошло на ее уроке; как слушает те же песни, что и она («Спасибо, родная, что открыла мне Тома Джонса»), читает и не может начитаться стихами, которые она ему написала. Мечтал, как они встретятся, узнают друг друга получше – и станут счастливыми навсегда, а не только в дни, когда в окошке «До востребования» им протягивают кусочек счастья.
Целый год она не ходила: летала. И как же ей не летать - ласточке, котёночку, солнышку... и вообще - самой красивой, удивительной и поэтичной?
Целый год ее уроки были словно и не ее. Никто не галдел, даже Витя Черных пытался что-то решать. Ей стало интересно готовиться к урокам – потому что в далеком Питере точно такие же уроки проводил Он. Бесконечные тетради перестали давить опостылевшим грузом – потому что всегда можно было отыскать в них что-то забавное и написать Ему. А стихи? Он присылал ей те, что любил: Тушновой, Рубцова, и в одно и то же время в разных городах два учителя математики читали на уроках стихи:
В этой деревне огни не погашены,
Ты мне тоску не пророчь!
Светлыми звездами нежно украшена
Тихая зимняя ночь.
Или это, любимое:
Улыбаюсь, а сердце плачет
В одинокие вечера.
Я люблю тебя – это значит:
Я желаю тебе добра.
А потом он замолчал.
Девушка на почте сочувственно разводила руками.
И вот – это: «Жена нашла твои письма и поставила меня перед выбором».
Не будет больше стихов, не будет волшебных писем... ничего не будет. Ни-че-го.
Только одинокие вечера. И печаль.
***
Через три дня в холодильнике закончилось молоко.
- Только идиоты пьют кофе с молоком, - говаривала бывшая свекровь.
И в тапочках - не босиком - дома ходят одни идиоты, и аллергия бывает только у них, и чай они не пьют горячим.
Кира выдержала целых три года, а когда сказала, что уходит, муж только понимающе улыбнулся.
Ну, почему ей так не везет? И ведь немолода: уже тридцать два года.
Господи, целых тридцать два! Полжизни прожито... а что у нее есть? Ничего у неё нет. Ни мужа, ни детей, ни любимого. Даже подруги нет. Нет, подруги, конечно, есть, но Оксана – единственная, кому можно поплакаться - давно уехала на Алтай.
Не хочется кофе.
Без молока она не пьет – «Идиотка!», - а идти в магазин нет сил. Хорошо, что сейчас каникулы и не нужно ходить на работу.
Но почему нет слез? Хотя... чему удивляться? Нет радости, нет эмоций, нет слез. Пустота.
Вот и старость вдали маячит,
И о многом забыть пора.
Я люблю тебя. Это значит -
Я желаю тебе добра...
***
Только через неделю Кира заставила себя пойти в магазин.
В почтовом ящике нашла извещение – бандероль от Оксаны. Пришлось идти на почту.
Подруга прислала кассету и вырезанный из дерева амулет.
«Поздравляю!» – было написано на открытке.
Поздравляет? С чем? С одиночеством?
«Какие наши годы, подруга!»
Господи, ей же вчера исполнилось тридцать два! Полжизни. А она даже не вспомнила.
Кира сварила кофе и поставила кассету. «Песни иеромонаха Романа».
Счастливая эта Оксана! У нее дочь, муж, любимая работа, даже обереги научилась вырезать. И свекровь нормальная. А что хорошего слышала Кира? «Только идиоты...» и «Не обращай внимания». Вот и купилась на ласковые слова, на солнышко и котенка.
Обречена была купиться.
И никто не виноват. Даже его жена. Дралась, как могла, за свое.
Да исправится молитва моя,
Яко кадилом пред Тобою...
- пел негромкий голос.
А она не умеет молиться. Вот говорят: выучить как «Отче наш». А как – «Отче наш»?
Какая песня хорошая!
Кира закрыла глаза.
Идет по земле счастливый человек, в руках – посох, на губах – улыбка.
Остывал в чашке кофе, звучали удивительные песни, и было горячо щекам от неожиданных обжигающих слёз.
Пела братия простая,
Как в обители поют.
И мелодия святая
Утешала скорбный люд.
Не хочет она быть скорбной!
Ей всего тридцать два! Треть жизни, конечно, позади, но две трети-то еще впереди! Она наденет Оксанин оберег и поедет на Алтай...
Или нет! Она наденет оберег и поедет в Питер.
К кому?
Лучше она наденет оберег и будет просто жить. Жить, а не лелеять свою печаль.
Ей всего тридцать два, и у нее вчера был день рождения. Она включит телефон, впустит в квартиру солнце, купит любимую «картошку», сварит крепкий кофе – и обязательно с молоком!
И стихи на уроках будет читать – ну и что, что преподает математику? И научит-таки Витю Черных отличать синус от косинуса, а когда-нибудь... когда-нибудь встретит того, кто умеет не предавать.
И, быть может, не стану пророчить,
Где-то путник в нелегком пути,
Но под светлую исповедь ночи
Он надеется все же дойти.