Шира Горшман - тёща Иннокентия Смоктуновского (Зиновий Бекман) / Проза.ру

   Её знают и помнят не потому,что она была тещей знаменитого зятя, гениального артиста Иннокентия Смоктуновского,а потому что она,как и он,была чистой воды самородком - талантливой писательницей,ставшей явлением в еврейской литературе двадцатого столетия.
К сожалению, её имя недостаточно знакомо русскоязычному читателю.Она творила на языке идиш и герои ее рассказов и повестей разговаривают на языке своих предков маме – лошн (идиш).
Её по праву называют способной ученицей Шолом – Алейхема, выдающегося еврейского писателя и драматурга,одного из основоположников литературы на идиш.
Её произведения лаконичны,отличаются ярким и сочным языком,с добрым юмором и любовью к своим персонажам,простым людям,любящим жизнь и труд. Это гордые, независимые и сильные люди…
Её жизнь напоминает сюжет романтического авантюрного романа.
   Шира Кушнир родилась в 1906 году в местечке Кроки Шауляйского уезда Ковенской губернии.Когда началась первая мировая война, она вместе с семьёй переехала в Одессу. Вскоре, лишившись родителей, попадает в еврейский детский дом в г.Ковно(Каунас), затем переходит в молодежный лагерь «Ха-Халуц» («Первопроходец» - иврит). Какое-то время учится в Каунасском еврейском народном университете.
В 15 лет встречает свою первую любовь Хаима Хацкелевича, который не намного старше её, и выходит за него замуж.
Через год юные еврейские идеалисты вместе с новорожденной дочерью Рут, под влиянием сионистских идей, вместе с отрядом колонистов уезжают в Палестину жить в коммуне, строить новую жизнь. Здесь они оказываются в рядах известного в Палестине Рабочего батальона (Гдуд ха-Авода) : Шира работает в кибуце Рамат- Рахели, а Хаим в каменоломнях.
Вскоре у молодой четы одна за другой рождаются ещё две дочери: Соломея (Шламита) и Эля.
В это время в движении «Гдуд ха-Авода происходит раскол:часть «гдудников» во главе с известным деятелем рабочего движения Менделем Элькиндом, увлеченные коммунистической идеей образуют левое крыло.Шира и Хаим оказываются по разные стороны. Шира примыкает к группе Менделя Элькинда, которая принимает решение вернуться в Советский Союз и основать там еврейскую сельскохозяйственную коммуну.
В 1928 году,расставшись с мужем Хаимом Хацкелевичем, она с тремя малолетними дочерьми в составе группы из 75 человек прибывает в Крым, где по решению Советского правительства в 25 км. от Евпатории для образования коммуны выделен степной участок земли.
Так на месте бывшего помещичьего имения появляется еврейская сельхозкоммуна «Войо – Нова»( на эсперанто «Новый быт»). Коммунары молоды и преисполнены трудового энтузиазма. Их привлекают и вдохновляют условия коллективного труда и коллективного быта. Начав свою жизнь в коммуне буквально с нуля,коммунары через несколько лет добиваются грандиозных успехов в производстве сельхозпродуктов: зерна, мяса, молока и овощей.
В коммуне «Войо – Нова» Шира работает бригадиром молочной фермы.Под её началом доярки и пастухи. Моя мама, работавшая в её бригаде дояркой, вспоминала, как Ширка лихо скакала на лошади,часами не слезая с седла,объезжая пастбища, удобряя их солью.
   Ей всего 23 года и,несмотря на то, что она уже была матерью трёх дочерей, хороша собой и,даже ватные брюки не скрывали её необыкновенную привлекательность и женственность. Молодые коммунары, глядя на неё,тайно вздыхали… Но она была неприступна,к тому же,остра на язык.
   Любовь,нежданная и судьбоносная, пришла совсем с другой стороны. В 1930 году из Москвы в коммуну «Войо - Нова» приехала в творческую командировку группа художников.
Один из них Михаил (Мендл) Горшман, увидев Ширу, влюбился в неё с первого взгляда и она,по собственному признанию,потеряв голову,ответила ему взаимностью.    Мои родители рассказывали, что их роман развивался стремительно на виду у всей коммуны. Вот как она сама пишет об этом, в своей, по сути, автобиографической повести «В созвездии Тельца и Овена»
Когда во время первого свидания в ночной степи он «…наклонился к ней, обнял её с силой обеими руками и осыпал градом поцелуев,она почувствовала,как сердце её словно вспыхивает и гаснет вновь.И в ту счастливую все предопределившую ночь,она больше не могла сопротивляться судьбе». Впервые в жизни встретившись с такой любовью,она в этой же повести признается: «…Она была оглушена, словно колокольным звоном, желанными чувствами, пронизывающими всё существо».
Целый год влюбленные переписывались. В 1931 году М. Горшман повторно приехал в командировку в коммуну. И тогда они зарегистрировали свой брак в сельсовете и сыграли скромную коммунарскую свадьбу.После чего, Шира Григорьевна с присущим ей чувством юмора,с улыбкой рассказывала мне: «Мендл привез меня с тремя детьми в Москву на радость своей а идише (еврейской) маме…».
В Москве они сняли комнату на окраине города. Шира устроилась работать кастеляншей в пригородном детском доме,а Мендл, как художник – график по договорам работал в книжных издательствах, иллюстрируя книги.
Именно, как художник-график, Мендл Горшман (1902 –1972 ) снискал большую известность. Он иллюстрировал изданные произведения А. Пушкина, Шолом Алейхема, Мендел- Мойхер-Сфорима, И.Бабеля, И.Уткина, Н. Помяловского, И.Переца, Л.Квитко и многих других писателей и поэтов. Значительный вклад внес художник, как мастер акварели, пейзажной живописи и портретист.
   В формировании личности Ширы Григорьвны,как человека и будущей писательницы, Мендл Горшман,несмотря на то,что он был против её писательских опытов,сыграл решающую роль.С его помощью Шира выучила русский язык, и начала читать запоем Толстого и Диккенса.Первое посещение Художественного музея на Волхонке и спектакля «Принцесса Турандот» оставили в её душе неизгладимый след.
Шира впитывала в себя,как в губку, все новое и неизведанное. Она попала в новую для себя среду выдающихся людей, друзей Мендела. Среди них его учитель, известный художник Николай Куприянов, поэты Лев Квитко, Перец Маркиш, Шмуэль Галкин. Все они были частыми гостями у них дома.
   Лев Квитко первый обратил внимание на необычайно темпераментные, сочные и смешные устные рассказы Ширы и посоветовал ей их записывать.
… На календаре начало тридцатых годов. Впервые в жизни Шира держит в руках две еврейские газеты: «Дэр Штерн»(Звезда-Харьков) и «Дэр Эмэс»(Правда-Москва), в которых напечатаны её первые рассказы. Читатели и критики выражают свою благосклонность. Это вдохновляет.Всё свободное время Шира проводит за письменным столом.
   Рождение в 1937 году в семье Мендела и Ширы Горшман сына Александра совпадает с началом массовых репрессий. Шира узнает об аресте в Москве бывшего председателя коммуны «Войо – Нова» Элькинда Мендела и большинства бывших коммунаров в Крыму.Больше двух лет она живет в состоянии страха и томительного ожидания, держа наготове узел с приготовленными вещами.
   Однако, переехав в Москву,Шира избежала трагической участи большинства «палестинцев».
Когда началась война, Шира с детьми вместе с другими семьями московских художников эвакуировалась в Чувашию. Во время долгой и тяжелой дороги проявилась лучшая черта её характера, ни при каких обстоятельствах не терять присутствия духа. Она становится опорой многим попутчицам. Обосновавшись в одном из колхозов, Шира, используя опыт жизни и работы в сельхозкоммуне, помогает всем адаптироваться в непривычных для большинства условиях.
В 1942 году после тяжелой болезни умирает её младшая дочь Эля.Тяжело переживая потерю ребёнка,Шира находит в себе силы жить,работать и писать рассказы,которые один за другим публикуются в газете «Эйникайт»(«Единство»- Москва).
В 1944 под редакцией Переца Маркиша выходит сборник её рассказов «Цук Зиг» («К победе»).Именно в этот период Еврейский Антифашистский Комитет знакомит зарубежных читателей с её проникновенными рассказами.
Вот несколько строк из рассказа «Наши мадонны»:
«…Дарья, оставшаяся с пятью детьми, полола сорную траву и стонала, как тяжело больная. Однажды она заломила руки и запричитала:
   - Ох, горе нашим хатам, сироты наши дети! Стирала я вчера бельишко, доливала воду из глаз… Что это за стирка без мужчинского белья? Где сложит мой свою бедную головушку? Ой, горе горькое нам!...»
      В этих обжигающих сердце строках выражено безмерное горе, свалившееся на головы матерей, жен, детей, ради которых их сыновья, мужья и отцы, сражаясь, кладут свои головы.
Вернувшись из эвакуации в Москву, Шира Григорьевна много и плодотворно работает,даже в период сталинской реакции (1949 – 53г.г.), когда была полностью разгромлена еврейская культура: закрыты еврейские театры, газеты и журналы. В это время она печатает свои произведения в Биробиджанских издательствах.
   Далеко не полный список изданных ею произведений лишний раз подтверждает уровень её дарования и работоспособности: Сборник рассказов «Сила жизни»(Москва1948 год), сборник «Тридцать три новеллы» (Варшава1963 год), сборник переводов на русский язык «Третье поколение» (Москва 1963 год. Издательство «Советский писатель»), Объёмный сборник- рассказы и повесть «Жизнь и свет» в русском переводе (Москва1974 год. Издательство «Советский писатель»), Рассказы и повести «Свет и тени» (Москва 1977 год), Сборник путевых заметок
«Люблю путешествовать» (Москва 1981 год), Сборник «Праздники в будни» (Москва 1984 год).В этом же году её произведения напечатаны в США.
Много лет Шира Григорьевна была членом редколлегии журнала «Советиш Геймланд»(Советская Родина, в котором печатала свои рассказы и путевые репортажи.
В 1989 году уже на склоне лет она снова совершает поступок типичный её неуемной натуре – вторично эмигрирует на Ближний Восток, но теперь уже не в Палестину,а в государство Израиль.Здесь она случайно встречает друга далёкой юности, коммунара Даниэля, отставного офицера Армии Обороны Израиля, участника всех войн Израиля и выходит за него замуж. Но после очень скорой размолвки с мужем, переезжает в дом для престарелых, расположенном в приморском городе Ашкелон.
   Невзирая на возраст, она продолжает много работать. У неё дрожат руки,она не в состоянии держать ручку или карандаш. Свои сочинения она диктует старшей дочери Рут, живущей в этом же Доме для престарелых. Титанический труд венчается изданием сборника повестей и рассказов «Выживание» (Тель–Авив 1992 год),и повести «Стада и отары Ханы» (Тель–Авив1993 год), нескольких других сборников на идиш, в которые наряду с новыми вошли ранее написанные рассказы. Ей присуждается престижная литературная премия Израиля имени Давида Гофштейна и о ней снимается документальный фильм.
   Анализируя её творчество, следует отметить, что большое место в нем занимает тема коммуны «Войо – Нова» в Крыму, одной из основательниц которой была сама писательница .Сюда входит цикл рассказов «Коммунары» и повести «В созвездии Тельца и Овена», «Стада и отары Ханы».Лаконичным языком, как художник, одним-двумя мазками, с любовью и с юмором, она воспроизводит целую галерею узнаваемых образов коммунаров,раскрывая их внутренний мир,мысли и чаяния. А как ею выписаны в рассказах образы природы.Я читаю, и во мне пробуждаются знакомые с детства ощущения:это и дыхание крымской степи,безбрежное звёздное небо,аромат полыни и аскетический,но прекрасный облик цветов бессмертника.
Автору этих строк судьба подарила радость общения с этой удивительной личностью и необыкновенной женщиной. Более сорока лет я не просто был знаком с Широй Григорьевной, а дружил с нею и её семьёй. Её связывали с моими родителями многолетние добрые чувства и память о совместной жизни и работе в двадцатые – тридцатые годы в Палестине в «Рабочем батальоне» и еврейской сельхозкоммуне «Войо – Нова» в Крыму.
Я познакомился с ней в 1958 году,когда она приехала в Крым по заданию журнала «Советиш Геймланд», будучи членом его редколлегии, собирать материал о бывшей коммуне и коммунарах. Моя мама продолжала жить в этом селе, а Шира уехала из него в Москву более четверти века тому назад. Моя мама обладала не просто феноменальной, а скорее фантастической памятью. Она рассказала Шире о судьбе буквально каждого бывшего коммунара.
Помню, как затаив дыхание ,я слушал их воспоминания о жизни в коммуне. С какой теплотой они вспоминали те годы, и с какой любовью говорили о своих друзьях – коммунарах.
Шира гостила у нас более недели. Она поразила меня своей эрудицией, начитанностью,своим особым взглядом на литературу, художественным чутьем и любовью к музыке. В то время я был студентом музыкального училища и, естественно, мы много говорили о музыке. Навсегда самым любимым музыкальным произведением у неё было несравненное (её слова) «Болеро» Равеля.
И это неудивительно! Остинатное изложение главной темы в мощном динамическом развитии гармонировало с её личным характером и неуёмной внутренней энергией.
Шира открыла мне Хемингуэя, Платонова и Булгакова.
Она пригласила меня посетить Москву, в которой я никогда не был. И с тех пор на протяжении нескольких десятилетий, бывая в Москве, я неизменно останавливался у неё. И каждый раз наши беседы продолжались,но при этом я старался больше слушать.
   Прошло много лет,но я помню её добрую несколько ироничную улыбку, пронизывающий с хитринкой взгляд.Она творила добро и жила ради добра, в любых жизненных ситуациях, готовая прийти на помощь, даже просто добрым советом.
   Однажды, показывая на одну из соседок, пожилую женщину, Шира Григорьевна сказала, что её жизнь заслуживает отдельного рассказа. Женщина относилась к тому поколению тридцатых годов, которому начало войны, помешало ходить в школу. Рано начала работать и в итоге ни писать, ни читать не могла. Полная безграмотность. Когда, подросшая дочь, пошла в первый класс, Шира Григорьевна посоветовала молодой женщине регулярно вместе с дочерью делать уроки… Прошли годы. Дочь и мать одновременно получили аттестаты зрелости. Мать сдала экзамены экстерном.
   На протяжении многих лет мы обменивались короткими письмами, чаще поздравительными открытками,преимущественно к Новому году и к 8 Марта. У меня сохранилось не менее 20 её открыток и записок, причем, написанных не на типовых почтовых открытках, а на открытках с иллюстрациями картин различных художников.
Тексты, как правило, очень теплые, добрые и лаконичные:

   "Дорогой Золя! Да будет Новый год ритмичный,ласковый, отрадный для Вас,
   для Ваших близких. С сердечностью. Ваша тетя Шира."

   " Москва.12 января 1984
   Очень хорошо, что Вы Золя, написали несколько слов. У нас закрытые черепа,
   поэтому любо-дорого услышать слова памяти. Вышлю переизданием "Жизнь и
   свет". Вчера закончила читать верстку моей новой книги на идиш. Очень рада!
      Приветы и сердечность Лене, Дине, Жене.
      P.S. Стариков целуйте."

   " 27.X Здорова, работаю, печатают, хвалят. Обещают переиздание книги."

   " 10.XII. (Письмо моей маме) Дорогая Маня,(Золя, Лена)! Очень хочу знать,
      как Вы все? У меня этот год рабочий. Изрядно печаталась у нас и в
      Америке. Была в Биробиджане, там имела встречи с читателями. Хотя евреев
      не густо, но мне хватило... Осенью была в Молдавии. Там помогла сделать
      выставку Мендла. 12.X уезжаю в Ригу, вернусь в начале января.
            Целую мою Маню, всех! Всегда Ваша Шира".

   "Дорогой Золинька! Я здорова, работаю, не устаю читать.Жажда больше знать
   бодрит!"

   " Москва.III.84(Письмо моей дочери Дине)Рада была открытке, а еще больше
      рада тому, что Вы, Дина, довольны.
      Я тоже довольна, что "Жизнь и свет" в декабре переиздана в
      "Художественной литературе". Книгу на идиш жду в мае-июне.
      Работаю, хожу на выставки, слушаю музыку. Что еще? Бегаю три раза вокруг
      дома. Сердечность маме, папе, Жене. Целую Вас.Целуйте моих стариков.
            Шира. P.S. "Калиграфия"- рука болит

         Несколько скупых, но емких строчек. В них сама Шира. Её доброта и сердечность,её чаяния и её помыслы, её наполненная глубоким смыслом жизнь.
   Она была удивительно остра на язык, причем по–доброму,не злобливо, и никогда, как принято говорить, не лезла за словом в карман. Как–то она приехала в гости к моим родителям, когда мы уже все жили в Симферополе. Однако, мама уходила на целый день присматривать за нашими малолетними детьми,своими внуками. Шира оставалась с моим отцом, который вернулся после реабилитации. У них было о чем поговорить,в том числе о годах совместной жизни в Палестине и коммуне в Крыму. Вечером, когда мы с женой возвращались с работы, она с отцом приходила к нам на «чай» и, буквально с порога бросала фразу: « Ну, что, Манечка, на сегодня твоя поденщина уже закончилась?» и, подмигнув мне, начинала тихо смеяться.
   В конце августа 1996 года я с семьей репатриировался в Израиль. Буквально через месяц я узнал о том, что Шира Григорьевна живет в Ашкелоне в Доме для престарелых и через несколько дней навестил её. Мы очень тепло встретились,и потом каждый раз бывая в Ашкелоне, я обязательно её навещал со своей семьей и, даже с друзьями. К нашим визитам она проявляла большое радушие, читала нам свои новые рассказы и угощала чаем. К сожалению, состояние здоровья Ширы и моей мамы не позволило им встретиться.
Как–то я её спросил, находит ли она разницу между евреями, жившими тогда в Палестине и, живущими сейчас в государстве Израиль(я имел ввиду происшедшие за последнее время демографические изменения в связи с законом о возвращении). Она,прищурившись,лукаво усмехнулась:
   - Раньше в Палестине жили ЕВРЕИ,а теперь в Израиле – ШЕКЕЛЬМАНЫ.
В первый свой приезд в Крым в 1958 году, Шира Григорьевна рассказала нам о своей жизни в Москве, о том, как она стала писательницей, о своей семье. В этот вечер я впервые услышал фамилию Смоктуновского, провинциального артиста, за которого недавно вышла замуж её дочь Соломея. Я отнесся скептически к её словам
о том, что он «чертовски талантлив и скоро станет знаменитым». Когда же через пару лет я приехал в Москву,имя Смоктуновского уже было на слуху: он триумфально играл князя Мышкина в спектакле «Идиот» в Ленинградском БДТ. Театральная критика единодушно называл его явлением на театральных подмостках.
Шира Григорьевна не преминула мне напомнить наш разговор в Крыму:
- Я сразу поняла,как он высок и как низок наш потолок.
У тёщи с зятем с самого начала сложились добрые отношения,основанные на взаимном уважении.Он ценил в ней острый природный ум и дорожил её мнением. Она была его самым доброжелательным и вместе с тем самым взыскательным зрителем и критиком.
Два знаменитых человека. Но поражает простота и естественность их человеческих отношений.После смерти мужа Шира жила одна в кооперативной квартире. С её слов, она никогда не пользовалась услугами слесарей или сантехников. Все неполадки в её квартире любил устранять сам Иннокентий Смоктуновский, и спорить с ним на эту тему было бесполезно.
Иннокентий Михайлович приезжал в Израиль. Он с восторгом отзывался о Святой Земле и Святом городе Иерусалиме.В Ашкелоне он навестил в Доме для престарелых
свою любимую тёщу. Что бы не расставаться с ней, даже ночью, Иннокентий не уходил в гостиницу, а устраивался на ночлег в её комнате на топчане. Это была их последняя встреча. Скоро выдающегося артиста не стало.
А ещё через семь лет, не дожив несколько дней до своего 95 –летия, ушла из жизни Шира Горшман,талантливая еврейская писательница и теща знаменитого зятя.
   На её похоронах кто - то сказал:
- Погасла «Шаровая молния».