В таежный городок на реке Урал Любаша попала, можно сказать, случайно. Её бригаду отправили туда из Ставрополья на укладку труб. Поселили их в общежитии строителей, что находилось рядом с многоэтажками. Девчонки - весёлые щебетухи, приехавшие с Любашей вместе, никогда не сидели после работы в общаге. Их совсем не смущали переезды из края в край, куда отправляли бригаду обмотчиц. Они и в этом небольшом таёжном городке сразу облюбовали местный Дом культуры, куда стали бегать на танцы и петь в хоре. Уговаривали и милашку Любашу, которая вначале петь категорически отказывалась, но, потом, вспомнив свою колхозную бригаду, в которой на полевом стане сама заводила кубанские песни, согласилась. На спевки она пошла в красивом, сшитом своими руками, платье и, распустив свои длинные вьющиеся тёмно- русые косы, в которые умело приколола заколкой алую розу. Красивый, плотный, статный и талантливый баянист Виктор сразу обратил на Любашу внимание: «А вот у нас и своя Кармен появилась!» С тех пор девчонки, шутя, перекрестили Любашу: «Кармен, улыбнись! Кармен, дай, пожалуйста!»
Любашка ни на кого не обижалась, потому что чувствовала добро, тепло и участие подружек.
Таёжный роман с Виктором начался сразу. Ей нравился этот парень, приехавший туда с Кубани. В далёкой казачьей станице Темиргоевской остались его родные: отец и мать. Семья была хорошая, дружная, и Виктор часто о ней рассказывал.
«А, знаешь, Любаша, нам, Ивановым, именно такие, как ты, невесты нужны. Мы своих жён никому никогда в обиду не дадим! На роду так написано! Так что ты подумай об этом. А жить нам есть где, если что. Квартиру через месяц мне дают, как раз возле вашего общежития…Казаки-станичники - люди надёжные. Однолюбы мы, Ивановы…» – не раз говорил Виктор. Любаша счастливо смеялась, и, закрыв глаза, целовалась с Виктором под большой сосною.
Вечерами или в выходные дни все вместе ходили в летнюю пору купаться на реку Урал. Виктор уплывал с Любашей на другую сторону таёжной реки и на небольшом затоне рвал для любимой белые лилии. В венке из лилий она была похожа на русалку или фею из старой доброй сказки… И влюблённый Виктор кружил свою нежную фею на руках и всё шептал, и шептал ей страстные речи…
Иногда, как это часто бывает с молодыми, они ссорились. Тогда молодой и статный баянист выходил на свой балкон квартиры, где жил пока один, и виртуозно играл «На сопках Маньчжурии» - любимую мелодию Любаши… Весь квартал замирал от восторга…Вдвоём они были счастливы и любимы.
Уже намечалась шумная большая комсомольская свадьба, но её пришлось отложить, потому что бригаду срочно перебрасывали в Грузию на новый объект. Обещали, что ненадолго. Оказалось, на полгода…
Рыжую, красивую, полноватую и наглую Тоньку за плохое, недостойное поведение тогда из бригады выгнали, и она вернулась в таёжный городок. В первый же вечер она без стеснения на танцах подсела к Виктору: « Что скучаешь, красавчик? На меня лучше посмотри! Чем не пара тебе? Любка твоя замуж за грузина вышла. Скоро с ним приедет. А ты своё счастье не упускай! Разуй глаза! Вот оно, перед тобой!»
У Виктора от обиды перехватило дыхание: «А эти Кармен всегда подлые были!» А когда Тонька прижалась к нему пышной грудью, добавил: «Пошли ко мне, Антонина! Верной женой назову! Мы, Ивановы, тоже не лыком шиты!»
Наутро у них препятствий в ЗАГСе никаких не было…
Весть о скоропалительном замужестве блудной Тоньки быстро дошла к девчатам обмотчиц в Грузию. Любаша, молча, и тайком от подруг плакала неделю. А вот когда вернулась в таёжный городок, улыбаясь, отплясывала на танцах и лихо пела сочиненные ею частушки на тему верности.
Виктор начал сильно пить. Говорили, что «с горя»…
Любаша свои переживания никогда девчонкам не показывала. Этому всегда учила мать… Да и зачем? Ей было всего двадцать, а рядом – десятки восторженных молодых парней, на глазах подвыпившего баяниста приглашающих Любашу танцевать. Всё шло своим чередом… Однажды в автобусе она увидела Антонину с огромным животом…На следующий день Любаша уехала домой, в Краснодарский край, чтобы никогда не встречаться с Виктором. Только там ей всегда было хорошо, а в лесу она ещё была и отважной, как нигде и никогда, ведь недаром её станица называлась «Отважная».
В родной стороне всё закружилось в медленном, неповторимом, чудесном вальсе, когда таёжная красавица Кармен встретилась с бывшим одноклассником Валентином Карпенко. Высокий, красивый, весёлый он всегда привлекал взгляды девчат ещё в школе. А теперь и вовсе ни одна не проходила мимо, не оглянувшись вслед ему…
Голубые прекрасные глаза Любаши вновь засияли нехитрым девичьим счастьем. Вихрастого баяниста – весёлого казака Виктора она почти не вспоминала. Только когда вновь по радио звучал любимый вальс, она невольно вздрагивала. Любаша знала, что у Виктора подрастал сынишка, что бывший жених сильно пьёт и бьёт жену. Ему сочувствовали, потому что Тонька так и осталась Тонькой, своего не упускала, и часто на спор с другими женщинами уводила чужих мужиков. «Бабы! Двойное удовольствие: и кайф поимела, и четвертак выиграла!», -звонко кричала довольная Тонька поварам общепита, где работала буфетчицей. Очень часто на работу приходила с синяками, но они не мешали ей быть привлекательной, а похотливые взгляды мужчин Антонине казались мёдом… «Что делать, милые бабоньки?! Без них, иродов, ночью спать совсем не могу. Да и днём тоже! А мой, шакал, этого в упор не понимает! Кланяться я не привыкла!» - всегда смущала она своей прямотой…
Собственная свадьба Любаше снится по сей день… Вороные кони мчали тогда по степи и увозили счастливых молодых, звеня свадебными с позолотой бубенцами, матери, как обычно, плакали, провожая и встречая своих родных, дорогих детей, приглашенные и родственники дружно кричали традиционное
«горько», и, как водится, танцевали, пели и пили целую неделю…
Счастливее Любаши тогда не было во всей округе! Тень на семью Карпенко начала заходить после рождения первенца Геночки, когда Валентин, поджав пухлые губы, тихо бросил в лицо обидное: «Дура!» Конечно, своими поцелуями он «отмолил» Любашино прощение, конечно, она всё забыла, обнимая своего ненаглядного, иначе никогда бы не родила пухленькую, хорошенькую доченьку, порадовав этим всю семью.
Побывали Карпенко и на северных широтах. Там, красивая, ещё более похорошевшая Любаша, весело пела свои частушки, в такт музыке отбивая каблуками. Валентин, хотя до этого был явным противником её стихотворства, но, увидев сотни восторженных лиц, глазевших на сцену, непосредственно на его жену, схватился за фотоаппарат…
С Севера они приехали на Кубань, в предгорный район, о котором вдвоём давно мечтали. Денег вполне хватило на добротный, красивый дом, стоящий в глубине участка. Любаша, засучив рукава, взялась за дело с ещё большим рвением. Вязать, вышивать, шить она умела с детства. Вместе с сестрой Надюшкой, с которой были двойняшками, они покоряли всех.
Сестрёнка стала учителем, вышла замуж, тоже за одноклассника, и до сих пор, восхищая вышивками, живёт в Москве.
А Любаша, вернувшись на Кубань, мечтала выращивать овощи. Ей это удалось. И весьма успешно. Вдвоём с мужем пошли работать в тепличный комбинат. Он – на трактор, она - в теплицы. Став бригадиром, бывшая таёжная Кармен выполняла планы на 200-300%, и вскоре получила заслуженную награду: новенькие синие «Жигули». Окрылённая успехами она не замечала особых перемен. Муж, как был грубоватым, так и оставался, детей, как любила, так и любила.
Как гром среди ясного неба, прозвучали слова Валентина:
«Ухожу… Насовсем… Люблю другую…»
Другой была новая подружка Любаши, такая же тепличница, как и она, из соседней казачьей станицы Переправной. Всегда неопрятная, но вызывающе счастливая, в обнимку с карменовским Карпенко, она садилась в рабочий автобус и горячо целовала нового избранника при всех, не стесняясь ничуть Любаши с детьми… «Валюнчик, - кричала она на работе, - ты так же любишь свою кису? Люби, люби, а то уведут!» Всеми своими выходками и ужимками новая разлучница напоминала старую - Тоньку… «Господи, да почему же мужикам глаза – то застилает?» - думала в такие минуты таёжная Кармен.
Любаша не могла простить Валентину подобное. В душе, проклиная встречу с ним после школы, она всё ещё надеялась на что – то, ожидая его родных шагов, его страстного « прости», его поцелуев…
Перед их расставанием, в один из воскресных дней, улыбающиеся Карпенко зашли в местное кафе для того, чтобы полакомиться вкусным мороженым. Любаша не сразу поняла, что полная, размалёванная, кого-то напоминающая ей буфетчица обращается именно к ней: «Гляди-ка, вот какая встреча с тобой, соперница! А с Витькой твоим я развелась! Он же совсем пьянчужкой стал. Всё по тебе убивается… Осталась одна с сыном… Чтоб эта водка твоему Витеньке поперёк горла встала! Ты – то, смотрю, не растерялась, и здесь первого красавца отхватила! Какими судьбами здесь – то? Я вот вторично замуж вышла за местного завуча школы – Гришку Ковтун, может, знаешь? На море, в райском прибрежном санатории его заарканила. Он нашего брата жарко любит! Может, опять соперничать будем?!» - Антонина, нагло улыбаясь, смотрела на мужа Любаши. А потом, кокетливо подмигнув, добавила: » Я и поменяться не против, нежели что, я ведь не жадная!»
Антонина без приглашения, в наглую, дважды приходила к ним домой и, выпятив вперёд свою мощную грудь, явно пыталась понравиться красивому Валентину. Очевидно, опять с кем – то спорила…. Ей почему - то это не удалось…
С Виктором из своей юности Любаша чуть не столкнулась. Поехала в соседний городок за покупками и неожиданно на автобусной остановке увидела выходившего из салона Виктора. Сердце больно кольнуло. Она мгновенно отвернулась. Виктор её даже заметить не успел…
Это только после ухода мужа из дома к другой, она, вдруг вспомнив об этой встрече, впервые пожалела, что не окликнула тогда своего бывшего жениха – Виктора Иванова, казака от мозга и костей…
Её бывшая соперница Тонька так и не стала счастливой, разлучив Григория Ивановича Ковтун с его женой Лидией – учительницей начальных классов. Григорий Иванович вскоре умер, Тонька тут же продала квартиру и укатила обратно. А его жена Лидия долго носила траур и часто тихо сидела на старом кладбище у могилы бывшего завуча школы, утирая горькие слёзы себе и их дочери.
Дети Любаши быстро взрослели, радуя маму вниманием и заботой. Бывали, конечно, и семейные неурядицы. Особенно тогда, когда обзавелись своими семьями. Валентин в новом браке не обращал на бывшую семью особого внимания. Не ходил, не звонил, не интересовался…
Любаша так и осталась в их общем доме, за который выплатила мужу половину. Машину – свою премию подарила сыну, когда тот вернулся из Армии.
Её дом всегда благоухал ароматом Любашиных цветов. Весной её радовали ослепительно белые подснежники у самого дома. Огород и сад восхищал соседей небывалыми урожаями…
Вечерами, заливаясь слезами воспоминаний, она писала стихи. И про любовь, и про разлуку, и про синие дали… Всё это помогало ей жить, глубоко в сердце запрятав женскую рану, переживая предательство мужа… Её стихами восторгались все тепличницы и плакали, вспоминая каждая что-то своё.
Однажды, когда Любаша дошивала себе к празднику белую в чёрный горошек кофточку, в её калитку постучали…
«Муженька твоего родного бывшая зазноба помирать к родным отправила. Ухаживать за ним не собирается. Уже нового хахаля в дом привела. Так вот… Он просит тебя и детей приехать, попрощаться хочет», - сказала Любаше родственница мужа. «Как же… Разогналась…» - подумала она в первую минуту. Но уже через час мчалась с детьми и внуками в родную казачью станицу.
Слёзы горькой обиды, любви и женской щемящей жалости сами собой лились из её чудесных, голубых, уставших в ожидании, глаз в тяжёлые минуты встречи с умирающим.
«Прости, Любашенька… Сам знаю, что виноват. Потому и каюсь, как грешник великий. А смертью меня Бог карает… Давно хотел у тебя в ногах вымолить прощения…» - еле слышно прошептал Валентин… Это были его последние слова… Через два дня его не стало… Сын Геннадий поставил на родине отца серый мраморный памятник…
Любовь Михайловна Карпенко давно стала ветераном труда. Она до сих пор живёт одна в своём большом, ухоженном, красивом, уютном доме. Её стихи печатаются теперь и в местной районной газете, и в краевом литературном альманахе… Она также ходит в Дом культуры и поёт в хоре ветеранов.
Распустив свои чудесные, золотистые после окраски, седые, пышные, длинные волосы и вновь приколов, как в далёкой юности, алую, выращенную в собственном прекрасном саду, большую розу, грустно улыбаясь в зеркало стройной, невысокой, степенной женщине, таёжная красавица Кармен - отважненская милая, добрая, заботливая, настрадавшаяся в жизни Любаша говорит задумчиво и устало: «А, может, я была бы счастлива на этом свете, если бы не моя лживая и подлая соперница Тонька?..» И кажется ей, что усыпанная тёмными ягодами, блестящая от нескончаемых проливных дождей, шелковица, переливаясь под косыми лучами заходящего на закат солнца, чуть заметно шевеля плодовитыми ветвями от лёгкого, тёплого, летнего ветерка, шепчет ей готовый жизненный ответ на все женские мудрёные вопросы: «Да, да, это судьба… Да, да, это судьба…»
Июнь 2012