В далекой юности у меня был один знакомый грузин, с которым я иногда пересекался на улицах к тому времени ставшего мне родным города Петербурга, тогда известного как Ленинград.
Мой приятель, также как и я, приехал осваиваться в Ленинград, но из другой, Батумской провинции и уже кое в чем преуспел, сумев, устроившись техником в ЖЭК, получить служебную двухкомнатную квартиру в центре города на Сенной - в полуподвале, правда, с низкими, по колено прохожим, окнами, но зато отдельную.
Высокий, стройный горец, с мужественным лицом хорошей лепки, он и жену имел себе под стать - стройные ноги, высокая сучья грудь, особая, от упругого бедра, походка - все было при ней. Как-то мы зашли к нему домой и Серго - так, помнится, его звали - не без гордости и тщеславия продемонстрировал мне элементы красивой жизни, призванные тогда, в восьмидесятые махрово-советские времена сразить меня наповал. И это ему удалось, потому что в простой жилконторовской квартире я увидел внушительные магнитофоны "Грюндиг" и "Панасоник"и абсолютно невозможные в нашей реальности джинсы "Левис" . Более того, за за мутным стеклом буфета отдельным шедевром сияла пузатая роскошь шотландского виски и суперпафосным во все времена буржуазным коньяком "Хеннеси", блиставшем в приятном соседстве с парой блоков сигарет "Мальборо". Обнаружив на моем лице удивление, Серго не без самодовольства пояснил - это все она, моя жена! И, понимая, что этого объяснения недостаточно, добавил: " Ты ж ее видел, на нее все *** пялятся, а работает она в районе порта. Что ни день, у нее то араб, то негр и, конечно, итальяшки, французы разные и даже американцы...
Не сразу, чуть тормознув, я понял - жена Сергея была популярной портовой проституткой, бравшей за свои горячие услуги не только рублями и валютой, но и фирменными вещами, на которые не переставал облизываться ее счастливый супруг. К моему удивлению, образ жизни его ****овитой жены, ее стахановская востребованность, наглые, плотоядные взгляды, которыми провожал ее каждый встречный мужчина, наполняли гордостью сердце Серго, не говоря уже про шальное бабло и элементы "красивой жизни" в виде разнообразных забугорных шмоток, с каждой новой фрикцией пополнявшей его отданную пороку квартиру.
Эта сомнительная семейная идиллия распространялась и на крошку-дочку, дитя любви, от греха сбагренную родственникам в далекий, как Луна, город Батуми.
Так получилось, что мы не виделись с Серго больше месяца, а когда однажды случайно столкнулись, меня поразили большие перемены, коснувшиеся приятеля. Прежде всего, я обнаружил плохо скрываемые следы побоев на его медальном лице. Более того, приятель пребывал в устойчивом депрессняке. Оказалось, что его семейное благополучие было предельно зыбким и однажды мгновенно рухнуло, причем, под его же собственными ударами, слегка придавив его своими обломками в районе украшенного холеными усиками лица.
А дело было так: примчав на такси в обнимку с рослым американским негром, его супруга, как всегда выдала Серго много стоивший тогда червонец, чтобы супруг как-нибудь, не смущая гостя, провел свой вечер. Бесплодно потолкавшись по дождливому, слякотному Невскому, Серго забрел, в конце концов, в какой-то дрянной кинотеатр с невыносимо серым польским фильмом на обтерханном экране и, не вынеся всей этой высокоинтеллектуальной тягомотины, уже через полчаса тихонько проворачивал своим ключом квартирный дверной замок, вопреки договоренности, в самый разгар интимных событий оказавшись, прикрыв дверь, на кухне, с кружкой скучного черного чая в руках. Его близкое присутствие осталось незамеченным, и, когда распутный негр-мариман, дорвавшись до роскошного тела белой женщины, стал отрываться по полной, его жена, честно зарабатывающая свой хлеб, в свою очередь не осталась в накладе. Ее сладострастные ахи, вопли и стоны слились с первобытным животным рычанием темнокожего сына Африки, беспощадно эксплуатирующего свой мощный длинномерный аппарат.
Не будучи совсем посторонним человеком, Серго заметался, как Адольф Алоизович в бункере, по периметру своей тесной кухоньки, впервые в своей жизни ощущая кинжальную боль от внезапного удара свирепой мужской ревности, всегда неспокойно дремлющей в крови кавказца и самца.
Не в силах больше сдерживаться, он рванул с полки бутылку поувесистей и ринулся мочить ею гада. Черный ублюдок рычал как скотина, плотно зайдя на ****югу где то сзади и, что было самым ужасным, Серго поймал подругу жизни на невыносимом сладострастии, в той степени никогда не проявляемого ею с ним.
Отпустив, наконец, погулять свой уже ничем не сдерживаемый темперамент, Серго врезал, что было сил, бутылкой "Хеннеси" по телам заигравшихся грешников В тесном пространстве комнаты мгновенно поднялся дикий ор, лютое мочилово под коньячными ударами сместилось на пол и здесь, в общей свалке, его собственная курва навесила ему под левый глаз фиолетовый, невыносимо обидный фингал. В конце концов, американский гость, сумевший в общей свалке прыгнуть, игнорируя трусы, в свою качественную фирменную джинсуху, прорвался к выходу, оставив по корме эту чумную и ужасно негостеприимную семью. Серго быстро остыл, понимая, что проявил здесь свою непоследовательность, взяв в руки рвущие вены собственнические инстинкты, после чего, когда пыль улеглась, все вернулось на свои привычные круги. Жизнь показала - если вовремя линять в кино и честно отсиживать там положенные полтора часа, то, в общем, без разницы, кто когда, кому и куда сунет часть своего горячего тела. Более того, если всем нам копнуть на этом крепко унавоженном поле поглубже и не выключать при виде в трико обтянутой попы и хорошеньких стройных ножек мозги, неизбежно придут шальные мысли о кошмаре происходящего в момент обычного полового акта: в самом деле - одно обнаженное тело, залив тугою кровью крайнюю плоть, рыча от возбуждения, входит вовнутрь другого оголенного тела, не без удовольствия принимающего возвратно-поступающие движения некоего разбухшего зонтичного образования, легко, как песня, входящего в интимные глубины самой скрываемой от общества части женского организма. Если в этот момент вам удасться от самого себя отстраниться и взглянуть на эти чудовищные телодвижения холодным оценивающим взглядом, вы вдруг почувствуете себя ведомым на жестком поводке тестостерона животным, и, конечно же, попытаетесь сбросить, стряхнуть с себя этот не украшающий вас прессинг природных инстинктов, но похотливое животное, с четырнадцати лет обитающее в ваших яйцах, победит. Однако, кто сказал, что это ненормально, стыдно или плохо? Вся мировая литература, поэзия и искусство в целом густо замешаны на этом самом ядреном мужском тестостероне.
"Все, что мы делаем в этом мире, мы делаем ради привлечения внимания женщин" - так или примерно так утверждал небезызвестный автор "Донжуанского списка". Пушкина сурово дополняет профессор и академик Леонид Китаев-Смык, утверждающий, что "всякий раз, когда самец видит возбуждающую самку, подсознание воспринимает это как сигнал к половому акту, причем немедленному. Другого языка оно просто не понимает. А посколько возможно это далеко не всегда, мужчина получает подсознательный сигнал, что его отвергли. И такое случается по несколько раз в день, что чаще всего заканчивается соответствующими мужскими болезнями, отлучающих неудачливых самцов от деторождения, ибо, согласно науке урологии, всякое половое возбуждение должно заканчиваться адекватным по силе оргазмом. Если этого регулярно не происходит, у мужчины возникает как минимум застойный простатит, приводящий к сексуальным расстройствам, импотенции и аденоме простаты. В случае, когда потенция сохраняется и при аденоме, природа, не желая, чтобы отбракованные ею особи давали потомство, включает механизм самоуничтожения, превращая аденому в рак. "Мужчины современного мира подвергаются постоянной агрессии со стороны повсеместно оголяемых деталей женского тела" - утверждает он. Однако, и для женщин тоже плохо, если избранная для полового акта женщина не зачинает сразу после соития. Если самка не вынашивает и не вскармливает, - поясняет Китаев, - значит, ее не предпочли, что провоцирует возникновение опухоли матки - фибромиомы, или фиброкистозной мастопатии, способной развиться в рак, призванный убирать с цветущей поляны жизни всех неперспективных, увечных и бесплодных".
А потому есть смысл держаться общего курса, ибо отсутствие естественного для скота и человека влечения полов и сексуального зверства - печальная патология, проявление нездоровья, залог личного одиночества и конец мира, капец нам всем...
А чтобы он нас не настиг, главной биолого-физиологической целью хозяина жизни, человеческого самца, было и всегда будет максимальное распространение своего семени – оргазмами рвущегося в будущее триумфального миллионноликого семени, пронизывающего века сугубо личного генетического материала, причем привычная ячейка-семья решает только часть этой великой задачи и если полноценный мужчина в расцвете сил, даже если он счастливо женат, даже если он нежно в этот момент обнимает свою любимую женщину, не проводит глазами скользнувшую мимо юную и свежую красотку, то это все явно происходит не на Земле, не на нашей улице и вообще не с мужчиной.
Кстати, о мужчинах, точнее о полноценной части мужского племени:
сидят себе во влагалище два сперматозоида и вдруг слышат – шум, гам, ахи, вздохи и чье-то торопливое движение.
- Ну, вот, - говорит один из них, - опять к нам папа пришел.
- Нет, - отвечает ему другой, - это вовсе не папа. Папа всегда приходит в плаще.