Одно из самых концептуальных фото –
Фото своих ног (стоп)
Писательство – как ось искусственной елки, на которую автор надевает ветки – наблюдения и словесные красивости либо отвратности. Когда писатель пишет – он роет могилы тем, кто считает – писателя слишком много, а рассказы писателя по количеству равны количеству треков какого-нибудь малограмотного и малоумного рэпера. Так целуйте могилы писателя, пока сам он – человек из метала, лишенный слабости, не подвластный старению и изменению кожи, мимики, затвердевший в одной форме и мало подверженный деформации шествует среди вас, ибо настанет день и он не сможет писать, ему нечего будет сказать, некуда будет «выплакаться пылкими стихами» и прозой.
Такой день настал – писатель не мог написать больше ни строчки. Раньше его вдохновляли мелочи. Скажем, едет писатель в транспорте и слушает в наушниках песню, приходит время, когда ему необходимо выходить – он нажимает звук на паузу и слышит как соседка, сидящая рядом и аналогично слушающая песни через наушники, поет ЭТУ же песню – что это, как не знак? Раньше такая ситуация была стимулом к творению, но не теперь. В этом же ключе можно описать процесс наблюдения за двумя слушающими музыку со стороны. При этом многие отбивают ритм ногой. Нередко – один и тот же. Это напоминает какой-то общий сидячий и синхронный марш. Ну и в целом – тема общественного транспорта весьма обширна. Взять хотя бы ситуацию – встанет человек со своего места, приближаясь к «своей» остановке, а тут – пробка, светофор, вот так и стоит он – «его» место заняли, а выход еще не близко. Ему обидно. В эту же струю:
«Ты не хочешь уступать место в транспорте бабушкам,
Ты силен, мнишь себя львом или тигром – в стае не отдают лучшее старикам;
Только люди – не звери, на сильное найдется сильнее,
Мы – люди? Или все человеческое – не нам и тлеет?»
Но писатель не мог донести эти очевидно-обыденно-интересные вещи до масс. Он иссяк.
Женщины – это вечный стимул. Передающаяся половым путем дружба с ними, их обязательное, необходимое, ритуальное «нет», при желании вторить «да» мужчине и мужской напор – слабый, средний или же сильный, но уверенный, трюк с поцелуем – ее щека и подставленная щека мужчины = улученный момент для поцелуя в губы, легкого как крыло бабочки сперва или же глубокого как аккорд гитары позже. Об этом можно писать вечно. Тому, кто МОЖЕТ писать.
Девушка с молоком «для всей семьи» и немой вопрос – а есть ли у этой девушки семья; фраза 6-ти летнего ребенка маме: «сделай массаж такой, какой ты делала, когда я был маленький»; попытка удержать мысль на грани яви и сна – эти фантомы, страшные фантомы мыслей; находясь в эмиграции, осознать то, что родине не хватает именно твоих шуток, твоих песен, признаний и поцелуев – без тебя она не цельна; ощущать себя потерявшим очки, каждый раз, когда клонит в сон; посиделки с друзьями – приятные в своей простоте и отсутствии необходимости каждого играть роль того, кем он не является; озарение об отсутствии разницы между тем, чтобы быть на ногах и тем, чтобы быть на рогах, как таковой; молния желания, бьющая насквозь при виде медсестры в больнице, в ее белом халатике – «игра в доктора» с такой медсестрой – милое разбавление дней. Все это пища для рассказа.
Старая шутка: «Если в общественном туалете закончилась туалетная бумага, используйте не по назначению бумажные полотенца». Чем это плохо для оси рассказа?
Писатель хотел вмещать максимум смысла в рассказ, писатель хотел дождаться идею, что прорвет плотину бессловия, писатель хотел, чтоб они думали – он пишет как человек УПОТРЕБЛЯЮЩИЙ, ради этого он готов был УПОТРЕБИТЬ, ради невидимой разницы и новых идей.
Раньше – поворот на рельсах переднего вагона трамвая и миг, когда видны люди из вагона, прицепленного номером вторым – человек с яркой фактурой – и вот – готов образ;
Сопоставление кошачьей шерсти с уличной, нестиранной, грязной, после туалета одеждой, в которой кот ложится на кровать – образ;
Фраза, сказанная в шутку на улице Игорем Вл-чем Наталье Чеевне: «Ты – ласка, но не животное или средство для ухода за бельем из рекламы, а воплощение этого слова» - образ;
Спички из города Киров, продающиеся в городе Екатеринбурге и немое размышление – ужель в родной уральской столице не производят спичек? – и это образ, как можно догадаться;
Фразы о том, что кот, который ластится и гладится – это «опоясывающий лишай» или о том, что его такое поведение – тактика отвлечения, чтобы в определенный момент впрыснуть яд и утащить жертву для обеда, заимствования в язык людей из языка кошек – слова «понимяу»; «обнимяу» и т.д. – вечный образ;
Мысль о разности восприятия – один слушает Бетховена оттого, что тот радует душу и слушателю нравится Классик, другой слушает только для саморазвития и удаляет 90% прослушанного - основа-образ.
Когда люди вокруг настолько чужи и нелогичны, настолько непонятны, что закрадывается мысль – пришельцы среди нас, они живут разумом человека – внедряясь, заменяя его сознание своим и продолжая существовать в его теле, сохраняя его внешность, но в чужом для них мире – только от того, что родной мир пришельцев уничтожен, из необходимости. А «инородных», захваченных людей, поэтому, все больше и больше. Больше непонимания. Чем не сюжет рассказа? Но только не если писатель – воплощение слова «немощь» в человеке.
Сюрреализм сна – увлеченно увлечься рисованием черной тушью на черном холсте – тьму – концептуальный рисунок, отражающий, что вселенная большей частью темна и черна. Или же лужа в форме сердца на улице. Человек из зеркала, только и ждущий момента заменить оригинал, имеющий страсть «к перемене мест». Разноцветные голуби в небе – чья-то шутка или признак потери ощущения «обыденной» реальности. Чувствовать свою жизнь состоянием ревертиго – поведение, проявляющееся у человека, когда он сталкивается с кем-то из прошлого, из социальной группы прошедшего – автоматическое надевание маски того человека, которым некогда был, с людьми из прошлого в качестве катализатора. Проснуться, чтобы поверить – теперь Писатель – сверхчеловек – от взгляда его каменеют недруги, люди, кажущиеся некрасивыми; для писателя все девушки в его вкусе – «сундучковые лани» и все они – переводчицы с кошачьего языка на русский, столь необходимые ему.
За такие послесония и мысли писатель и был наказан – ни строчки для непомерного, неуемного Эго писателя…ни строчки более.
P.S.: Дельфины могут задерживать дыхание на 12 минут, интересно – как они спят?