О появлении старика известило скрипнувшее старое кресло. В этот ненастный вечер он выжидал от меня подачи темы, не желая с наскока освобождать свою душу. Хотя, возможно, ему действительно было нехорошо. А я издевательски не спешил с разговором.
– Ты так молод, а уже празднуешь одиночество!
– Ты хорошо сказал, старик. А как давно ты сам день с ночью перепутал?
– Давно. Тебя на свете еще не было. Так жизнь сложилась. Это говорят пустые люди, что каждый свою жизнь складывает сам. А она бывает, так заморочит голову, что потом, кажется, что ты ее со стороны только и видел. Будто это и не твоя была жизнь. А так, показали, будто по телевизору, как чужую! Чужая жизнь всегда проще! И рад подсказать себе, да разве услышишь? А если услышишь, так не поверишь! Потому что такие глупости могут происходить с кем угодно, но не с тобой! А когда осознаешь, что именно с тобой все и происходило, ничего поделать уже не можешь, и доживаешь ее так же глупо, как и начал. А главное, как об этом жалеть, если все уже относится к прошлому! И не с тобой как бы было: ты же уже другой и все видишь! Не видишь только, как жизнь и сегодня над тобой продолжает шутковать. Хочешь посмеяться – посмейся! Мне теперь не жалко. Все могу рассказать. Все равно все воспримешь – как забаву. Потому что это чужая жизнь и с тобой ничего такого случиться не может! Тебе-то еще рано свое кино показывать. Хотя, и в моем ты, может быть, ничего нового для себя не увидишь, потому что кто-то рядом точно так же живет, как я уже жил. И ты смеешься не над прошлым, а над чужим настоящим, не замечая, как жизнь шуткует над тобой, и не зная, кто и как рядом смеется над твоей жизнью, которая кажется тебе очень правильной пока.
– Валяй, старик, кажи кино, а мы посмотрим и послушаем. Электричества опять нет, как и сна.
– А все равно трудно начинать: с самого начала – утомительно, а оторвать немного – уже непонятно будет. А, все равно. Полюбил я Машу. Женился. Сын родился – года не прожил. Заскучала без него Маша. Пошла работать. А там, то ли она человека другого нашла, то ли ее нашел человек тот. Теперь-то нам уже, какая разница?.. Все равно теперь. Мог бы ее и побить. И его мог по землице покатать. Только жизни бы все равно уже не было с ней. Зол был тогда! Но любил ее. А ты сильным бываешь, только когда тебя любят. А когда тебя ненавидят – ты слаб. Поженил я их. Свадьбу собрал. Сам к жениху подводил жену свою. Спроси – зачем?.. Разве так можно?.. А было именно так. У них даже брачная ночь в моем доме была. Хотя для них брачная не была первой. Потом все оставил им и уехал. Дети у них родились. Говорят, жила она с новым мужем неплохо. Только недолго. Погиб он. Она написала мне. Ни о чем не просила. Только понял, что просит. Приехал. Когда нуждаешься в помощи, так ли уж важно, откуда она приходит. Но не мог я уже в своем бывшем доме жить. И обратно вернуться с ними не мог. Хотел, чтобы чужие дети моими считались. И чтобы все так считали. На новом месте новую жизнь начинали. Тогда казалось, жили даже хорошо. В долгих отношениях можно скрыть многое. Но, умирая, детям рассказала, что я не родной им. И мне рассказала, что никогда не любила меня. И что был у нее и на новом месте мужчина. И что любила она его даже сильнее, чем первого. А я первым у нее никогда не был. И даже в свой последний час сказала, что не может заставить себя полюбить окаянного. Что всю жизнь я ей испортил, испоганил!.. И я, тогда, попросил у нее прощения, что не сумел быть любимым и первым. За простоту наказывают сурово. Может, оно и правда, что нельзя покидать эту жизнь с неправдой. И всю свою тяжесть надо здесь оставлять, чтобы там легче было. Как с детьми ее потом жил? Но я же их своими уже считал! Своих, которых мог иметь – не заимел! А их потом, как подменили. И меня же во всем виноватым делали. Вот и у тебя ко мне сочувствия не появилось. Да, я теперь и сам знаю, в чем моя беда была изначальная. Теперь знаю, а не тогда. Многое в жизни своей я менял: и мест, и работ, и друзей. Потому что все мне всегда удавалось! Не удалось только любимым быть. А удалось бы, и любовь тогда, возможно, легко менял бы. И всем тогда, наверное, было бы легче и проще. И Маша бы так тяжело не уходила. Только и жизнь тогда стала бы другой. И ей тогда пришлось бы искать для меня другие печали и радости. И боль искать другую…
– Вот, теперь понятно старик, почему ты меня к Ольге ревновать вздумал. Думаешь, из-за таких как я, твоя жизнь не удалась?
– Свят, свят! Да ты что же, в самом деле считаешь, что жизнь может удаться?
– Нельзя, старик, все жизни мерить своей меркой. Твоя жизнь не сложилась, но пусть другие будут немного счастливее. Ты же добрый мужик – порадуйся за них!
– Тебе это непонятно, потому что тебе это не нужно. Доброта не предохраняет людей от обвинений в жестокости.
– Старик, ты же умел прощать! Честное слово – этот дар дается не многим!
– Ты так ничего и не понял! Задайся вопросом: почему она прокляла меня? Я же в ее глазах был святым! А святым нельзя жить среди людей, если они не делают грешников лучше. Я был для нее постоянным укором, неся свой крест долготерпения, но, не облегчая ее креста многотерпимости.
– Вот уж и вправду: бойтесь проклятий и бойтесь проклясть: в любом случае вас напутствует дьявол. Извини старик – я действительно воспринял твою жизнь упрощенно. Доброта и жестокость, оказывается, прекрасно могут уживаться в одном человеке. Она жила с тобой с постоянным чувством виновности, до самой смерти подстегиваемая твоим всепрощением. И не простив тебя, она оставила тебе же твой укор. Теперь тебе же придется доживать с этим чувством. Вот только простить тебя здесь будет некому.
– Спасибо и тебе, молодой человек, теперь, может быть, на какой-то срок полегчает. Так бывает, когда выговоришься. В церковь только не могу сходить. А ты будешь мимо проходить, зайди и поставь свечку за упокой души Маши моей. Если не будет это для тебя разорительно.
фото: Дан Маркович