«Жезл Зла»
Кадилов закрыл глаза. Главное теперь, чтобы Твердынин не узнал. Похоже, самолет разбился, а тебя загипсовали и запеленали, как кочерыжку. До неузнаваемости. Дай-то бог, если до неузнаваемости. После побега на тебе хрен знает, сколько трупов – одних ментов в автозаке пришьют в два счёта. То есть уже два. Два ли? Что-то с памятью моей стало. О чёрт, еще ведь Швед! Это воспоминание отозвалось мучительным стенаньем. Нос вроде дышит свободно, без всяких барокамер и систем обхожусь, а то бы в самый раз оборвать какой-нибудь животворный шланг. В сгиб локтя что-то кольнуло и вошло. Горячее разлилось по вене. Покойно, сладко...
- Заголите-ка плечо. - С подкатившей сипотцой скомандовал полковник Твердынин. Угасшее сознание Кадилова слов не восприняло. Да и не важно: на левом плече уцелевшего лесенкой по часовой стрелке соприкасались друг с другом книзу три К:
К
К
К
Кадилов Кузьма Капитонович
Дрогнувшие губы Макара Твердынина аппетитно разъялись, выдохнув тихо, благоговейно и триумфально: «Да, это Кадик. Жильцов был прав».
* * *
...А Кадик, уходя в стихию снотворчества, очутился в пригороде столицы. Барачные халупы окраины сплюснулись взасос друг с дружкой. В одном из двориков против приземистого гаража чернел мангал, лоснящийся от жирных потёков из продымленных розовато-опаловых шашлыков. На стослойном от раскраски, но ещё прочном дубовом столике между парой бутылок «Столичной» масляно улыбалась газета с насыпями только что сорванного немытого зелёного лучка, мелкорубленым салом. В самом центре - консервная банка с крупной солью, по краям - пара бесперебойно наполняющихся гранёных стаканов. Единственная лавочка занята голым по пояс, тотально морщинистым лысцом. Загар под ниггера. По всему телу синью - не менее дюжины «лагерных» сюжетов. Он очень сутул и неказист. По преимуществу молчит. Молчат и все. Рты здесь размыкаются по его знаку.
После третьего полстакана разговор оживляется. Молчание лысого – благодушное, поощрительное. Гости за столом периодически сменяются. Судя по «нездешним» взглядам и аппликациям «печаток» на пальцах - все мечены «зоной». Сменяя один другого, виясь вокруг угрюмого хозяина, отхватывая свой шампур с зарумяненной мякотью из лап громадистой «шестёрки», приходяще-уходящие присаживаются на разбросанные тут же ящики, а то и на корточки… Волна уносится волною, просачиваясь в старую арку, из которой тупо и нудно наяривают сверло-пуки: пилит доски артель.
С регулярностью раз в час во двор вкатывают роскошные иномарки с опаляющими «тёлками» и их карапузистыми круталями. Разом теряя всё свое величие, они подобострастно принимают свой шампур и потрескавшийся стакан с белой. Одной из красоток, доставленной где-нибудь в полдень, лысый молча указывает на покосившуюся растрескавшуюся дверь своей хибары. С отрепетированной улыбкой фотомодель уходит по сказанному адресу. Там, на грязных матрасах поперёк пары сдвинутых скрипучих кроватей буксанёт до утра.
* * *
В вертепе пирует Швед. 18 лет строгого режима. Кличку получил не за внешность. За второе дело - пришил кого-то из Скандинавии, «проезжаючи купеем» из Питера в Москву. За что - не помнит. Не Радищев - не по трезвяни грохнул. Но казус воспрепятствовал восхождению на «воровской Олимп». Зато в своём квартале у Шведа авторитет в квадрате. Не участвуя напрямую в выборах «законников», он негласно влиял. Ни одна солидная «стрелка» не обходилась без арбитража Шведа. Прозагорав под клетчатым небоскатом половину прожитых лет, он не прельстился на модный шик. В быту блюл старо-тюремную аскезу.
Стол опустел, водка кончилась.
- Сыч, - некоторое шевеление выбеленных шведовских бровей, и суетливый хряк реактивно ныряет в раскалённое гаражное нутро. На этот раз «шестёрка» задержался дольше. Всё приглушённее гремели бутылки – поиск сместился в погреб.
Отсутствие Сыча отяготило. Кряхтя, Швед встал, являя миру свой шкиперский рост - без вершка сажень, со скидкой на сутулость. Это сидя, из-за несоразмерных ног и коротенького корпуса, он выглядел заморышем. Хромая, Швед подошёл к крыльцу и стукнул в дверь. «Вакса», - выхрипнул негромко. Девица в потрясном неглиже пропилила от сеней и повисла на шее «авторитета». Заскорузлые пальцы утопли в дыбящихся бабьих прелестях выше пупка.
Исходя телесной влагой, Сыч выполз из гаража, развёл руками.
- Уже? - Швед поджал губы.
- Ну-тк.
При отборе прислуги важным мерилом была лаконичность.
- Корнилыч, - редкая шмара в общении со Шведом позволяла себе такую интимность, - мне шампуни хоцца. И бананьев.
- А хреном по кочерыжке? - нахмурился «джентльмен», но бровями распорядился уважить. Сыч без рубашки, шея тараном, ушлёпал со двора. Рынок недалече.
А не пора ль Ваксе утрудить свои негритянские губёшки? Оно, конечно, «проклятьем заклеймённый» не голоден и равняться на знамя с перепоя концептуально не готов. Невставашка, твою мать, вместо неваляшки! Но это не повод для простоя: всяка репетиция на пользу мастерицам. А ещё всегда приятно показать до кучи, где стоишь ты, а где какая-нибудь размарафеченная цапля. Хоть у тебя не стоит и стопудово не встанет.
С неразличимым вздохом Вакса скользнула ниц. Острые коленки Шведа больно сдавили её шею, зябь прокатывалась по колючим икрам и ляжкам. Над столешницей виднелась взъерошенная пародия на недавнее диво. И пусть безответно облизываются очередные фраера, ежели застанут.
Незримая пилорама экстазно захлебывалась от сверло-пуков…
…Мрак! От наглости такой Вакса тормознула на старте: в низкой арке возник мужик. Среднего роста. Рожа нахальная. Упор на полусогнутую левую. Правая - запятою впереди. Штиблеты фирмы «утопи меня в болоте». Левая ладошка упёрта в свод арки - нарочно убрал в тень, другая определена в карман брюк. Но даже лох поймёт - что-то с нею неладно. На глазах «чёрные консервы». Вакса почуяла щекой неласковое прикосновение. Это был удар со шлепком и синхронным сдавливанием её скулы. Потом швырок за оттянутую щеку – и девица распласталась на опилках. Одна титька загребла целое всхолмие, оставив борозду.
- В дом, - над подбородком Шведа появилась и сомкнулась дырочка.
- Пошто, Швед? Женщина украшает стол, - в «консервах», сверкая ими, шагнул вперёд. Так и есть: вся ладонь и часть кисти в запечённой крови.
- В дом! – срок второго «о» под носом Шведа короче первого.
- Нету, Швед. В гараж, тётенька. - Гость сократил дистанцию ещё на шаг.
- До-мой! - проявляя непреклонность, Швед цедил указ с нарочитой растяжкой.
Донельзя потешная - задом на куче опилок, руки вразброс уткнуты в землю, ноги бесстыдно раскинуты, сиськи оголены - Вакса настороженно переводила зенки с одного на другого. Не иначе, это всё из области глюков: чтобы Швед дрожал, а кто-то нагло ему прекословил… Да при этом Швед бы боялся наглеца, а тот упивался своей властью и, до кучи, лыбился!!! Бред…
Кузя подобрал момент, когда все кореша, и даже Сыч, оказались в отлучке. Швед тупо продувал поединок.
- Твой фарт, Кадик.
Ага, как же, усмехнулся Кузьма Капитоныч. Этот фарт лепился с 8 утра путём долгого и напряжённого выжидания. Теперь братва с твоей «бригады» разлетелась, и для залётных посетителей - неурочный час.
- Тебе, кошёлка, в натуре, не всё понятно? Или в уши долбишься?
Вакса не видела глаз страшного незнакомца. Но безжалостный отлив черных очков компенсировал остальное. На карачках – «шик-шик» - она нырнула в зев гаража и, забыв вернуть голову во вперёд смотрящее положение, ухнула в погреб. Копчиком. Тоскливый визг поспособствовал разрядке напряжённости.
- Скуркулился ты, Швед, - губы Кадилова притворились весёлой паутинкой. - Не радый, вижу, ты возвертанью другана.
Швед туго внимал. Замешенный на зоновском жаргоне, он с мукой постигал не разукрашенную феней речь, тем более иронию. Почему злился.
Кадик издавна подавлял Шведа, как башковитостью, так и скрытой, но безудержной мощью, цельностью натуры и неколебимостью в достижении намеченного. Кузьма появлялся редко, но всегда ровно для того, чтобы обделать «пирог» наново испечённого Шведом престижа. Последний раз это было лет шесть назад. Тогда Кадилов на глазах сычёвского предшественника, вывернув руку, поставил грозу тутошней «синевы» в позу рака, вынудив прохрипеть три слова: «Прости, не прав».
Поняв, что проиграл, Швед присмирел и даже опустился до приглашающего жеста: присаживайся.
Кадилов игнорировал гостеприимство. Время – враг, Кузьма спешил. Посоветовав не темнить, он сразу поставил вопрос ребром: какие у тебя отношения с Сазоновым? Опустив глаза, лысый верзила признал, что связан и снабжает его боевиками, плюс вот уж года полтора «крышует», но, пугливое уточнение, не весь комбанк, а лично Сазонова по ряду особых акций. Вот и нынче по давешней договоренности выделил ему «торпед». Не выказав волнения, Кадилов поинтересовался: куда, на что?
* * *
Арочный разъём почернел - Сыч с водкой. Недоумённый взор метнулся от хозяина к гостю. И в обратку. Гонец сунулся грубо, субординацию похерил. И невозмутимый Кузьма выдал ему всего один «салют» - пяткой в ухо. Это пробудило в стареющем Шведе эффект «дежа вю». Всё знакомо!
«Авторитет» раскрыл карты: его громилы отбыли к центральному офису банка. Кадику потребовалась ровно минута, чтобы, спроецировав в уме развитие ситуации, предугадать удел шведовых боевиков. Он уже готовился к прощальному реверансу, когда засёк меж пальцев Шведа еле уловимый просверк. Кадику пришлось показать вторую руку.
«Макаров», как аргумент, заставил Шведа разжать ладонь. По столу катнулась авторучка. Отроду чуждый эпистолярных пристрастий, он сразу ответил на немой вопрос Кадилова: конечно, стреляющая. Нет, не иглами и не паралитическим газом. Чем-то навроде ядовитых пулек...
То были последние слова Шведа: «перо ХХ века» Кузьма на нём и опробовал.
Как очередь из пулемёта, унёсся в стратосферу прощальный сверло-пук. Сыч умолк, а Вакса обосс…
Фортуна частенько скалилась Кадику. Вот и теперь, не успел выйти из арки, как рядом взвизгнули тормоза. Двое из «мокро-асфальтовой» девятки шмыгнули во двор Шведа. Третий, за рулём, не успел потянуться к зажигалке, как с расшибленным теменем вылетел вон.
ККК «от и до» проследил операцию «ограбление банка», после чего выступил в качестве «невидимого эскорта». Уже в аэропорту его охватило отчаяние. Сазонов с телохранителями, с ними два чемодана и «дипломат» (скорее всего, платёжки, авизо, валюта), проследовали в кассу, где взяли отложенные билеты в далёкий губернский центр. Очки и наклеенная бородка позволили Кадику, оставаясь не узнанным, расслышать время вылета.
Меньше часа! Мало. Теперь не метаться.
* * *
Уже на стадии утока последних надежд Кадик словил зычный тенорок капитана милиции. Ба, да это Бяша! Вот ведь сука - с этаким прошлым: взяточник, аморальщик – и в таких чинах, да в хлебном месте. План сверстался в пять секунд. Бяша сдался в пять раз быстрее.
На линии досмотра багажа был задержан пассажир. Покуда его, возмущенно голосящего, вели в кабинет, Кадилов – он же по паспорту Виктор Викторович Лифарский - преспокойно пристроился хвостовым к пассажирам. До последней минуты душу гнёл страх: что как Сазонов блефует и в решающий миг ускользнет? Нет! Вон он растворяется в вип-салоне: шматок сальца в обводке беляшей.
Сначала обострённая интуиция, за нею намётанный глаз безошибочно вычисляют присутствие третьего звена. Ага, через две головы дальше от вип-салона - вон тот. Военный в комбинезоне, в ухе лечебная… серьга. Ещё всходя по трапу, он усердно разглядывал гражданина Сазонова. Ровно то же самое он делал от накопителя до трапа - память Кадика услужливо воспроизвела этот путь.
Попивая кофе, Кадик теперь уже не сводил глаз со странного своей неподвижностью мужика в «хаки». От кофе затеплело. Вспомнился родной город и Глэдис. Сейчас он летит туда – в Соруссу. К ней – Глэдис. Там ли она, ждет ли? Навряд ли, слишком справная бабель. В верности не уличена.
Нервы отказали враз, когда этот с серьгою, мерно ею покачивая, встал и пошёл по проходу. К Сазонову. Или в туалет? Если не с тем, чтоб открутить башку тебе, Кузя! Налившись адреналином ничем уже не сдерживаемой ярости, Кадилов вытянул из нагрудного кармана «авторучку» Шведа.
И лайнер тряхнуло, а иллюминатор зацвёл ослепляюще золотыми разводами...
* * *
На этот раз глаза Кадилова открылись без труда. Приснилось это или нет - посещение мента… Как его? – Твердынина! Попробуй, разбери.
Две искры разбежались и столкнулись с парой сестричек. Разряд - вспышка - глаза подёрнулись мутью. Но надолго отпечатался в сознании негатив длинного лица со змеино-черными штыками. Ё-моё! Ещё один знакомец - Женя Шпоро. Штыковой взор врага, который подвержен жалости ещё меньше, чем Кадик.
Да, господин Кадилов, вас можно поздравить с двойным капканом. Вы на крючке у органов и у мафии губернского города Соруссы. Кто первый отъест ваши яйки? Или их разорвут напополам?..
Фрагмент романа «Жезл зла», середина 1990-х
Иллюстрация скопирована в интернете и трансформирована, авторство не установлено.