Елена Громовик
Моим музам: Марии Семеновой, Маре, Хелависе (Наталье О’Шей).
Мама, а ты не верила…
Как гласили древние предания - каждому великому воину был уготован меч. С самого его рождения, он томится в плену ножен и терпеливо ждет, когда его, наконец, извлекут, положат перед изваянием богов воины и скажут священные слова. Какие - ведомо только жрецам да волхвам.
Ее тоже ждал меч- с эфесом из кости медведя, с клинком, как женское тело и покрытым руническими письменами – языком ее предков.
В те времена женщина еще была равна мужчине, она рука об руку скакала с ним в битве, сидела рядом на троне, мирно спала в нежных руках на ложе, а когда наступало время уходить к предкам, добровольно шла за ним, сама, без насилия, как потом будут говорить служители Белого Бога.
Ее звали Хольмганг Хоробр. Дочери рабыни не было уготовано блестящего будущего в своем краю, как, например, дочери конунга. Отец ее был воином, а мать - чернавкой в корчме. Боги не велели им быть вместе, да что поделаешь. Обещал ей Хаген, что однажды заберет дочь в свою страну, где она будет жить, не хуже конунга. Болело у матери сердце за дочь, ведь знала она, что супруг волен только Хольмганг забрать, Варитее уж там места не будет. Смешались в дочери две далекие крови и дали ей такую красоту, что свет не видывал, да и силу не мереную. Волосы ее были чернее полночи, глаза, как блестящие в лунном свете омуты, губы ее были словно клюква, красные и уж сладкие как мед, соболиные брови вразлет, длинные густые ресницы, крепкие сильные руки и ноги, отправлявшие тело в прыжок, созданное и для рождения детей и для битвы. Ну, вот и знаете вы немного об ее судьбе. Теперь рассказ мы поведем шире.
Сага первая.
Дочь воина.
Мы сами воспитываем себе врагов.
Серая.
1
Не жаловал народ ее полукровок! Ох, не жаловал! А Хольмганг и была полукровкой, дочерью заезжего воина, а уж только боги знают, что за кровь и народ у них там! Здесь то, ласковыми да добрыми прикинутся, а кто знает какие они, может, лютуют, как звери? А эта, Варитея, так и вовсе, дитя на свет родила! От кого? От чужака! Хоть и чернавка, а все равно кеттского рода- племени, а уж их кровь они должны беречь, как не берегут честь! Нет, родила ублюдку на потеху всему миру! И главно, девку обрекла на страдания, куда ей податься? Родила б от соплеменника, простили и выкупили, замуж выдали, а теперь вот дитя неповинное в рабстве сгниет! Качали головами кумушки, да языками трещали, говорили уродка будет - какой свет не видывал. А девка знай себе, подрастает, да такой красной, что не сыщешь не в своем, не в соседнем племени. Тогда те лясы точить начали, что, мол дочь демона какого, или духа злого. А Варитея значит ведьма, а таких жгли в их племени, вместе с выродками…
Был тихий летний вечер, который скоро перетечет в мягкую летнюю ночь. Красивая и молодая еще Варитея, тридцать пять лет прожившая, которую не портила черная работа (как ни старалась хозяйка), спала, раскидав пышные косы по подушке. Домик их был бедненький - обмазанные глиной стены, крытая соломой крыша, земляной пол устланный коврами домоткаными да шкурами волчьими (дочь ее охотится, умела и скорничать). Так за день намучалась Варитея, что теперь только и сил было, что до кровати добраться. Хольмганг сидела на полу, одетая в платье покроя земель отца – сарафан с треугольным вырезом да разрезами высокими. Хаген жил с ними, как дочери не исполнилось восемь. А потом, уж вернулся на родину, да дал зарок, что как будет Хольмганг семнадцать, возьмет он ее к себе. Сидела она на полу, пела песни на языке отца, мастерила стрелы да пряжу допрядывала, что матушка не успела. У дверей ее лежал волк, что вместе с отцом они из леса приманили - огромный, серый, сильный и бесстрашный.
- Волки живут долго - говорил отец - он еще увидит, как ты станешь валькирией на моей земле, и не одну битву он с тобой пройдет.
- А кто такая валькирия, папа? – Тот уж было начал говорить, да мать его в бочину толкнула – Будет тебе, девку смущать!
- Варитея, уж все решено, не нами, богами.- И она опускала глаза.
- Валькирия- это девушка, красивей, чем лунный свет, и жемчужина из раковины, сильнее, чем медведь и волк. Она воин, первая среди первых, королева среди королев. Ты будешь лучше, чем сама Брунгильда!
- И я стану такой?- она посмотрела на него блестящими черными глазенками, ну прям мышь.
- Пив грайо э кен гвеллох ха ти. – он потрепал дочку по голове.
- Ты прав отец - говорила она теперь, точив стрелы - сделает ли это кто лучше меня? – и снова запела драпы древнему герою - Сигурду, или как в Бургундии его звали – Зигфриду. Наконечники стрел она мастерила быстро и умело, но тут Рэн, так звали волка, навострил уши и зарычал.
- Кто?- мгновенно встрепенулась девушка - Кто, Рэн?- Сердце ее тревожно забилось, она отодвинула штору и высунулась по пояс в окно - там, в начале улицы было странное свеченье, как будто горит один факел, но большой. Сердце Хольмганг глухо стукнуло, когда она рассмотрела людей, кричавших страшные проклятья, видать всех старостиха подговорила. Про матушку ее разное говорили, да и про саму девушку. Спрятав пряжу и стрелы, она разбудила матушку - Вставай, мама! Там люди идут, с факелами!!! Бежим!!!!
- Нет, дочь моя, это должно было случиться.-
- Мама! Собирайся, быстрее, бежим!- она бегала из угла в угол собирала то немногое, что у них было, но Варитея лишь сидела на лежанке, сложив руки и смотрела пустым взглядом. От судьбы не убежать. Только б дочь не тронули, не тронули бы Хольмганг!
- Мама! – дочь подбежала к ней и встряхнула - Быстрей! Они убьют нас!- а крики нарастали и приближались смертоносной волной к их дому. Уже можно было различить голоса соседей и мнимых друзей.
- Ты беги, - мать слабо улыбнулась - схоронись в лесу, да подожди, как третий месяц лета пойдет, смотри вдаль моря – прибудет за тобой ладья и отец, и увезут они тебя к себе. А мне значит судьба - в огне погибнуть!
- МАМА!!!- закричала она, но тут Варитея вскочила, с невиданной силой вытолкнула ее за заднюю дверь, и закрылась на все засовы. Хольмганг вскочила и принялась барабанить в дверь с воплями, но Варитея стала еще громче петь на ходу придуманные черные заклинания, призывать самых страшных демонов. Толпа затихла. Притихла и сползла по двери дочь тихо плача и слушая.
- Слышите - раздался голос купчихи- темные заклятья поет, духов призывает! Где выродок твой, ведьма?
- Там, где вам ее не достать, у самого хозяина Вальхаллы!
- Чаво?- народ затих, видимо чесал затылки и думал что это такое.
- Да с темными силами дочь ее! Сожжем!- и тут раздался такой вопль толпы, что истошные крики Хольмганг потонули в нем. Люди начали бросать в дом факелы, крыша да стены загорелись, люди видели силуэт женщины, гордо стоящей в центре комнаты, которая не вскрикнула, не шевельнулась, когда пламя начала есть ее. Дочь ее бежала к лесу, бежала что есть мочи, и теперь издалека смотрела, как горит мать и дом. Она не могла ничего вымолвить, смотрела застывшими глазами на беснующуюся толпу и горящий кров. Из пламени выскочил волк и что силы было, понесся к Хольмганг.
2
- Помнишь ли ты, брат мой, что скоро за день наступит?
- Помню.- Улыбнулся Хаген - за дочерью я поеду и за любимой своей.
- Конунг разрешил?- женщина, лет сорока, закованная в доспехи, с удивлением посмотрела на брата.
- Да. Это мне награда за все воинские дела мои.
- А Хольмганг? Ты хочешь сделать ее воином?
- Да. Сольвейг, ты сомневаешься?- он нахмурил густые рыжие брови.
- Мог бы и лучше деву найти, не чернавку.- Скривила нос она. Потемнели голубые глаза от гнева лютого, а кулак сжался что есть мочи, чтоб не ударить сестру - Не тебе судить, меня, Сольвейг!
- Права была мачеха, загубил ты нашу кровь, кровью рабыни! Что за девка будет?
Хаген почти рычал - Уйди, Сольвейг, ибо худо будет! Ты вошла в мой дом, чтобы оскорблять меня?!
- И назвал ее именем нашим, Хольмганг Хоробр! Запятнал нас! – Сольвейг уже почти кричала. Хаген залепил ей добрую пощечину, что перелетела она через стол, сшибла кубки и блюда спиной.
- Охолонись.- прошипел тот и вылетел из комнаты.
- Ей не носить меча! Никогда!- кричала она вслед, не сдерживая слез.
3
Она лежала на траве, обнимая волка, зарывшись в его шерсть, и рыдала. Тот лишь иногда поскуливая ей в унисон, и не сводя глаз с луны, уже взошедшей в черном небе. Толпа, сжегшая мать еще долго бесновалась и пела, кричали « Мы сожгли ведьму! Мы спасли души!», Хольмганг хотела в бессильной злобе и ярости бросится на людей и бить их до тех пор, пока земля не покроется их телами, и не испьет их крови. Она больно сжала волчью шерсть, но Рэн даже не дернулся, она, было, вскочила, рванулась в деревню но волк наступил ей на подол. Рано. Хольмганг опять упала на траву, обняла себя за колени и, раскачиваясь взад - вперед шептала – Папа, папа, папа.- Она знала, что когда отец придет - не быть пощады никому. Но что – то нашептывало Хольмганг - не отец, она будет казнить и пытать этих жителей, мстя за мать. Вдруг эта картина явственно предстала перед глазами, она и ее побратимы, закованные в доспехи орудуют в деревне, да, поступок не воинов, но и она не могла простить им гибели матери. А может, той кровью пыталась смыть вину свою? И была ли она виновата? Но это будет позже, позже, позже.
Разбудил ее Рэн, он обнюхивал ее лицо, пытаясь понять, жива ли хозяйка, или умерла от горя. Но Хольмганг была живой, она дышала, руки и ноги ее были крепки и сильны, а горе стихло. Она любила мать, а еще больше Богов, как не раз потом будет, она склонится перед ними, чтобы потом восстать и бросить вызов, вызвать на неравный бой саму Судьбу и Рок, что сын ей. Она будет играть со смертью и побеждать раз за разом. Но это будет не скоро. Пока Хольмганг приходила в себя после той ужасной ночи, она лежала на траве, смотрела в голубой плащ неба и думала о том, что будет впереди. Странно, но боль все-таки отступила, оставив послед, что хуже ее самой. Второй месяц лета шел. На третьем - отец приедет и заберет ее навсегда. И там она станет той, кем должна от рождения быть, дочерью воина. Встав, Хольмганг потянулась, пошла к лесному ручью, умылась, поклонилась лесу на три стороны, поблагодарила за то, что ночлег дал, и отправилась к Ярру, леснику, что дядей ей приходился. Дело в том, что когда- то давно отец их попал в кабалу долгов, и что бы хоть как – то расплатится, продал шестилетнюю дочь в услужение, а сына оставил при себе- как наследника и продолжателя рода. Ярр ненавидел своего отца, жестокого, злого и бесчестного, человека у которого не было ничего святого. А Хольмганг он любил как дочь, и Варитею, сестру свою никогда не осуждал за любовь к чужеземцу. Куда ей еще было податься? Дядя поймет, дядя выслушает и поможет, приютит до приезда отца. От деревни до дома лесника - три часа пути, девушка кликнула Рэна, который тщетно пытался поймать юркую ящерку в траве, она двинулась в самую чащу леса.
Добротный дом был окружен крепким забором, а охраняла его волчица, ведь говорят что нет их беспощадней. Увидев Хольмганг, шерсть на загривке поднялась, пасть оскалилась.
Но та шагнула вперед, вытянула руку и мысленно прошептала - Я не чужая, я пришла с миром.- Волчица мгновенно успокоилась, и принялась ластиться, заглядывая в глаза. Девушка поклонилась ей и прошла по утоптанной тропинке к распахнутой двери. На ступенях сидела маленькая девочка с куклой - дочка Ярра, Кэдэт. Вскинув глаза, она заулыбалась, и с веселым визгом бросилась к «сетленке».
- Кто там, Кэдэт?- выглянула из дверей красавица- мать ее, Ая, и увидев любимую племянницу бросилась к ней с объятьями:
- Мне же сказали, что тебя сожгли вместе с Варитеей, сегодня на рынок ходила. Ее сожгли да?- Ая плакала и прижимала Хольмганг к себе, та тоже с силой сжала ее плечи и разрыдалась. Кэдэт удивленно смотрела на них, и не придумала ничего лучшего, как сбегать за папой. Они двое стояли и плакали, прижимаясь, друг к другу, из сарая показался Ярр, спешно вытирая руки перепачканные глиной об фартук.
- Ты жива, жива!- Ая покрывала ее лицо поцелуями и прижимала к себе.
- Хольмганг!
- Дядя!- она ворвалась в его крепкие объятья, ногти впивались в его кожу, а грудь орошали слезы.
- Ма..ма… мама… они…мама… никогда… убью… мама!!!- в ее плаче можно было разобрать только это.
- Тише, тише, девочка, тише, не плачь. Ее душу успокоят Боги, она достаточно страдала.- Эти слова отрезвили ее, она отстранилась от дяди и утерла слезы. Уже тогда в душе начало зарождаться что-то неясное, не понятное, но, несомненно, сильное и грозное. Сытно накормив и напоив племянницу, выкупав ее в бане, девушку уложили спать.
Во сне она видела диво - статного молодого воина в доспехах, в шлеме, с длинными волосами, что как мед. Она стояла перед ним беззащитная, дрожащая от боли и страданий.
- Я буду тебя хранить - сказал ей воин
- Кто ты?
- Ты под моей защитой. Я буду рядом.
- Кто ты?
- Тебе плохо. Я пришел помочь тебе. Имени своего не назову, рано.- Он улыбнулся и шагнул к девушке - Скоро все узнаешь.- Он привлек ее к себе, она задрожала - Ты волхв? Или злой дух?
- Я воин. Я человек.- Он снова улыбнулся и слегка прикоснулся к ее губам - Тебя хранит моя любовь.- И растаял во мраке.
А на утро она ничего не помнила…
Стала она жить у дяди. Рассказала она ему про обет отцов - вернуться за ней как семнадцать стукнет.
- Знаю, знаю Хольмганг, обет Хагена. Я рад, что он заберет тебя на землю Даннскую, где станешь ты воительницей их племени - Валькирией. Тебе на роду написано было ей стать. Оставайся, живи у меня, а я тебя пока постараюсь научить, тому, что сам умею. Меч ведь тебе в диковинку держать?- он подошел к стене и снял большой, двуручный меч, - Это меч нашего с Варитей прадеда, Брина, великий был человек, нечета прежним, бесчестным да трусливым. Он в самой Даннии был, с данами дружбу водил, люди и шептались, может внучку – то и продал Хагену.
- Кто теперь что-то знает?- вздохнула она - про меч этот мне мама рассказывала, говорят в нем сила древняя.
- Только не этот меч твой будет, сестла люимая! Не надо тебе его тлогать, дедуска сердится будет! - раздался звонкий голосок. Они обернулись - Кэдэт стояла перед ними.
- Она видит. Это у нее от родичей Аи.- Ответил он на вопрос в глазах Хольмганг.
- А еще - сказала рыжеволосая девочка с зелеными глазами и в белой до пят рубахе - ты, сестла, видела воина во сне. Он – твой. А ты папа - мечу ее не уси! Больше мне говолить недозволенно, сестла, а то бабушка наказет!- и ушлепала босыми ножками играть во двор.
- Бабушка?
- Матушка Аи, Кэдэт, была сильной ворожей, дар ее внучке передался, и назвали мы доченьку в честь нее.
- А Ая?
- Она простая. Ничего не может. Кого ты видела во сне?- Хольмганг напрягала память, но ничего не могла вспомнить - кроме поцелуя на губах.
- Не помню. Помню лишь поцелуй его.- Она коснулась губ. Ярр улыбнулся и покачал головой - Не я тебя буду, значит мечу учить. Без меня учителя найдутся, в земле даннов.
Хольмганг улыбнулась. Воин, приходил к ней во сне. Кто он? Откуда ждать его еще раз? И ждать ли?
- Где Ая?
- Она пошла в деревню, на пепелище, может хоть что от матери принесет.- Услышав это, Хольмганг снова залилась слезами.
- Ты же знаешь, мертвые нашего рода не любят когда о них плачут!- строго сообщил ей дядя - И ты знаешь, чем чаще по ним плач, тем дольше им не обрести покоя. – Это подействовало лучше ушата холодной воды.
- Ты прав дядя.- Она утерла слезы.- Я хочу, чтобы маме было хорошо.
- Тогда не плачь и отпусти.-
Позже пришла Ая, принесла золотой оберег - Колесо Огня, что носил дед, а после - мать. Хольмганг мгновенно одела его и услышала шепот матери – Все хорошо дочка. Мне здесь очень хорошо.-
* * *
« Не плачь и отпусти, не плачь и отпусти, не плачь и отпусти»- эта мысль крутилась в голове Хольмганг, когда она лежала в ночи, в кромешной тьме. Под боком спала Кэдэт, шепнувшая, когда они вместе ложились – Скоро.-
« не плачь и отпусти». Мама! Как плохо! Слезинки скользнули по ее щеке, но она быстро утерла их, перевернулась на другой бок, глубоко вздохнула и заснула.
Она стояла в чудной комнате, богатой и красивой, на ней было платье земли отцовой. Хольмганг поняла - она Дома. Во сне улыбнулась.
- Ты все кручинишься да плачешь, любая моя?- Раздался знакомый голос. Девушка обернулась, в дверях стоял снова тот воин, только без доспехов, в простой одежде.
- По матушке моей.- Она повернулась к окну и обняла себя за плечи.
- Я знаю, как убили ее, они поплатятся. Твой меч отомстит.-
- Кто ты?
- Кэдэт тебе же сказала.- Он улыбнулся - Я - твой.
- Ты из даннов?-
- Не все сразу, милая.- Он улыбнулся, в его глазах промелькнули искры, в глазах которых она пока не видела, и он привлек к себе ее и поцеловал, так, что жар объял во сне.
- Ты любый мой?- она улыбнулась
- Я тот, кто будет с тобой всегда. Скоро. Иди за мной.–
- Куда?
Он улыбнулся, привлекая ее к себе – увидишь. Только не бойся, одного прошу, не бойся.- Хольмганг видела его широкие плечи, мощное тело, медовые волосы, но лицо… было скрыто. Она, встала на цыпочки, чтоб увидеть, но он приложил палец к губам - Тебе не время. Только я могу.-
4
Сольвейг не спала. Она металась по своим покоям, обняв себя за плечи и напряженно думала - что теперь будет? Брат отправился за Хольмганг, за дочерью чернавки! Теперь Сольвейг, дочери любимицы богов Ассы, надо будет сидеть с грязной ублюдкой за одним столом, плавать на одной ладье, да даже находится рядом! В одном доме!!! Сольвейг уже и к темным духам обращалась,…
Раздался тихий хлопок, женщина слабо вскрикнула и резко обернулась- перед ней стояла высокая, бледная девушка, с холодной, отдающей синевой кожей, огромными ледяными глазами, мертвецкими губами, длинными черными волосами, облаченная в черные одежды.
- Богиня Гиннугагал.- поклонилась Сольвейг.
- Ты пришла к нам, в сумрак темных ночей, в бархат душащих страданий.- Ее голос был подобен звону мечей в морозное зимнее утро
- Да госпожа.
- Ты просишь смерти? Кому?- богиня обняла себя за плечи и начала мерить покою шагами.
- Дочери брата, госпожа.
- Хольмганг Хоробр, дочь Варитеи, что из рода Брина?- она остановилась, сощурила холодные глаза, ее взгляд насквозь пронзил Сольвейг. Воительница вздрогнула, но не отвела взгляд, богиня улыбнулась, но улыбкой походившей скорее на оскал волка перед прыжком.
- Она, госпожа.
Богиня села в кресло напротив своей служанки - Но ты знаешь, чего просишь? Ты знаешь, кто она такая?
- Дочь чернавки.- Презрительно сплюнула Сольвейг.
- А знаешь ли ты, из какого рода эта чернавка?
- Нет, богиня, не ведаю.
- придет время, узнаешь. Чтобы извести твою чернавку попробуй сначала силы человека.
- Но Хаген уже отправился за ней!
- Дай ей приехать сюда, дай понравится конунгу, дай стать валькирией, а потом нанеси удар. Пусть будет такая боль, что дышать не захочет!
- Госпожа?
- Твоя Хольмганг уже потеряла мать, но смирилась. Кэдэт! Эта девчонка мне мешает! Малая, а такая сила!- бормотала себе под нос богиня
- мне так долго ждать? А нельзя ли раньше?
- Ты ведь хочешь, чтоб она не встала больше от твоего удара?
- Да.
- Она уже видела своего любимого. Это очень сильный человек, силен он и душою и телом. Дай же врагине своей стать первой среди первых, королевой королев, дай ей полюбить, родить дитя, а уж после уничтожь, растопчи, сотри из памяти земли, богов и народа ее имя. Она ведь осквернила ваш род!- Ганнинугагал с улыбкой наблюдала за тем, как загорелись глаза Сольвейг.
Она снова стояла перед каким-то воином. Хольмганг была завернута в покрывала, вокруг них был только свет двух факелов. Странно, она была настолько красивой, что даже сама себе позавидовала. Она стояла, склонив голову. Воин стоял напротив нее, она не видела лица, но знала, что он улыбается, и глаза его блестят ярким светом. Светом счастья.
- Ты опять пришел ко мне. Кто же ты, прошу, скажись! Или яви себя.
- Я твой. – Она во сне почувствовала, как его руки мягко спустили покрывало.
- Против тебя идет война, а ты еще и меча не держала. Я должен оберегать тебя.
- Но мы встретимся? Я ведь увижу тебя?
- Да. И очень скоро. А теперь…-
Сага вторая.
Испытание.
Хватит силы для рывка.
гр. Ария «Викинг»
Я боюсь одного, - умереть до прыжка,
Не услышав, как лопнет хребет у врага.
Мария Семенова. Волкодав.
5
Сен сидела на обрыве и покачивала ножками. Холодное и неприветливое море билось о прибрежные скалы с тупым остервенением и гулким ревом. Волны откатывались и снова бросались на берег, но потом снова отходили и бросались на землю. Быть буре, но нет, одернула она себя Хольмганг говорила, что когда так бьются волны- где то впереди, далеко, идет военный корабль. А если небо впереди будет красноватым - значит с лихом, чистым- с добром. Девочке было жалко добрую Варитею и ее красавицу дочь, которую сожгли. Хольмганг ее часто баловала старинными легендами и вкусностями, а Варитея- научила прясть и вышивать. Сен была сиротой, ее матушка и отец умерли от страшной болезни шесть лет назад. Тогда поговаривали, что мор этот наслала Варитея, но не пойман не вор, и женщину оставили в покое.
- И почему они говорили, что Варитея ведьма? Она ведь была хорошей! И готовила хорошо. – И вдруг на горизонте показался зеленый парус с ярко-красным драконом. Глазенки Сен расширились, и она что есть силы рванула к деревне, с испугу увидев красноватое небо.
Хольмганг услышала зов. Странный гул настиг ее, когда она с Рэном шла к дому лесника. Девушка несла с собой лукошко отборных ягод, и вдруг ее в грудь ударила странная волна, и она почувствовала, что должна, что есть силы бежать к морю. Как будто не она, повернулась Хольмганг к морю, кинула оземь лукошко и стрелой полетела на зов.
Ладья мягко вышла на берег и Хаген, в нетерпении, первым из своих воинов спрыгнул на землю. Он вздохнул полной грудью и улыбнулся, осматривая песчаный откос - здесь он впервые увидел Варитею, горько плачущую от того, что хозяйка корчмы побила ее сапогом мужниным, так забавы ради. Зато как лицо ее рассияло, когда чернавка привела гостей ладных да красивых да еще золотом, не серебром плативших. Он помнил Варитею, эту пугливую птичку с большими, детскими глазами и робкой, доверчивой улыбкой. А потом… она расцвела, и стала такой красавицей, что кетты на нее заглядывались, уж про даннов и говорить нечего. А уж сам Хаген глаз от нее отвести не мог.… А как Хольмганг родилась, так и вовсе работать не давал. Смеялись над ним, когда он в корчме пиво да вино разливал, пол мыл и столы, за гостями убирал, и чуть свободен, к ней, к Варитее бежал. И вот теперь… Он заберет ее навсегда в свой дом, введет ее в род как жену, она родит ему сыновей, ведь еще не стара…тут раздался шум - как будто серебро кто-то перебирал, потом налетел странный ветер и гул, воздух закружился перед воинами и предстал перед ними призрак Варитеи, красивой, будто и не сожжена была она.
- Хаген - ее голос был нежен и проникнут болью
- Ты мертва?! Как? Когда? КТО?!- закричал муж, словно раненый зверь, рухнув на колени
- Не надо.- Она подошла к нему и опустилась рядом - меня сожгли. Как ведьму. -
- ЧТО?! Ребята, спалим эту деревню, отправим жителей в Гарм! – бравые данны уже извлекли мечи, но Варитея воскликнула - Не надо! Не вы будете лить их кровь! А Хольмганг.- Он остановился, данны переглянулись и убрали мечи в ножны - воля мертвой закон.
- Она жива?- сердце Хагена встрепенулась.
- Она в лесу. Скоро придет. Жди, любимый.- И растаяла.
Добежав до берега, она увидела ладью отца. Сердце ее радостно встрепенулось, не помня себя, она сбежала по обрыву (чего б не сделала никогда раньше). Волосы ее развивались по ветру, а впереди мчался Рэн.
- Стальтум фианде!- услышал Хаген клич своего рода, резко развернулся, и увидел мчащегося на него волка и далее - красивую девушку. Рэн с прыжка кинулся на данна, чуть не сбив его с ног весело скуля, а вскоре поспела и Хольмганг. Воины застыли, так она была красива, хоть и еле дышала от усталости, да растрепана, будто на помеле летала.
- Дочь? Доченька? Девочка моя!
- Папа!- Довольный волк сел рядом с отцом и дочерью, который обнимали друг друга, смешивая слезы и боль друг друга. Ее отец был рыжебородым и рыжеволосым великаном, с широкими плечами и сильным телом, покрытым многими шрамами, кольчуга его была ладно справлена, а меч так и вовсе не знал пощады и промаха. Глаза его были зеленые, и когда он смотрел человека, он видел его насквозь - человеческую душу, самые затаенные и темные уголки. Сколько простояли они так - не ведомо. Да только эту ночь она впервые спала спокойно.
- Теперь я спокоен - сказал ей воин, лежащий рядом с ней на лежанке – ты скоро будешь на моей земле. Со мной. Навсегда.
Когда Хольмганг проснулась, они были уже далеко в море. Ее каюта была удобна и уютна - повсюду пахло деревом, пол и узкую лежанку устилали теплые шкуры, горели факелы, стены украшало оружие. Проснувшись, девушка обнаружила рядом с собой дорогое платье, такое в ее земле не носили и жены конунгов! Это было красивое, темно-золотое платье, расшитое черными шелковыми нитями сшитое по покрою даннов, рядом лежало головное украшение из золотой диадемы с алым рубином и многочисленными длинными золотыми цепочками, которые красиво смотрелись в черных упругих локонах девушки. Запястья ее должны украсить браслеты тонкой и дивной работы, а почти открытую грудь – ожерелье. Еще отец оставил ей дивный пояс из больших серебряных кругов связанных между собой тонкими полосками кожи. Облачившись, девушка поднялась на палубу.
- Приветствуйте мою дочь, Хольмганг Хоробр.- Раздался зычный голос Хагена
- Стальтум фианде!- вскрикнули воины, опустились на одно колено, склонили голову и высоко подняли мечи над головой. Хольмганг склонилась в ответ:
- Это я должна падать перед вами, великие воины, каждый из вас стоит больше чем я. Я - всего лишь женщина.
- Это только пока дочь моя. Завтра вечером мы войдем в мой фиорд, который отныне будет твоим домом. Я буду учить тебя воинскому искусству две зимы, а потом ты станешь валькирией
- Пив грайо э кен гвеллох ха ме?- спросила с улыбкой она глядя в глаза отцу
- Да - он слегка поклонился - ты одета богаче, чем дочь или жена конунга. И это только начало.
- Что эти богатые одежды? Я привыкла к холщовому сарафану и труду.
- Отныне ты не рабыня, и никогда больше ею не будешь.
- Я хочу только одного, отец - мести. Умыться в крови тех, кто сжег мою мать.- В ее глазах горела нечеловеческая ненависть, девушка чеканила каждое слово.
- Ты ее получишь - раздался сзади до боли знакомый голос. Девушка резко развернулась - перед ней стоял воин, с длинными медовыми волосами. Он был молод, высок, широк в плечах, мускулист, его тело уже «украшало» несколько шрамов, лицо дышало гордостью, благородством и светом, голубые глаза блестели, что звезды на небосводе. Он протянул ей кубок- Это теплый мед с пряностями моей земли, госпожа. Испей его.- Он, не отрываясь, смотрел ей в глаза, она приняла из его рук кубок и, не отрывая взгляда от молодого воина (что она на него пялится?!) испила. Мед был терпким и сладким, очень ароматным и вкусным, видно, что приготовлен был с любовью, лаской и добрыми мыслями. Когда Хольмганг вновь вскинула глаза, его уже не было, она обернулась, ища воина глазами, но он будто испарился. Сон? Видение? Но слова отца развеяли ее сомнения - Это сын конунга, Хёвдинг, он мой побратим, смелый и сильный воин.- Хаген улыбался во весь рот, от него не укрылись взгляды дочери и побратима.
- Он помолвлен с исландской принцессой Кассией, доченька.- Девушка вдруг отвела глаза, а отец улыбнулся еще шире - Их союз укрепит две морские державы – Даннию и Исландию.
- Помолвлен?- Хольмганг почему-то грустно и горько было слышать это.- Когда же свадьба?
- Через два года, вот почему я так быстро буду тебя всему учить. После свадебной церемонии конунг устроит бой для молодых воинов, где будешь и ты дочь моя. Я уверен, ты победишь,- и он ушел, хлопнув дочь по спине. А Хольмганг подошла к борту ладьи и глянула в свое отражение, у него и спросила шепотом - что горько тебе, девица? Что кручинишься ты?- и вдруг рядом с ней возникло отражение Хёвдинга, его глаза были печальны - Ты расстроена госпожа? Чем? Насколько я знаю, по вашим мертвым долго не плачут.
- Не матерью расстроена, она в раю.- Вдруг буркнула она, ей очень не хотелось видеть этого воина, хотя мгновение назад она мечтала взять его за руку.
- Так чем же, вабитая? (манящая, др. славянский) – он улыбнулся, глядя в ее глаза.
- Какая я тебе вабитая? – зашипела гадюкой девушка, брови ее гневно сошлись, руки уперлись в бока - невесту свою так называй, не меня!- и она гордо тряхнула волосами, и отвернулась от воина, смотря на воду.
- Ужли не помнишь ты? – шепнул он – Ничегошеньки?
- А что помнить мне надобно, воин?- спросила она, чуть смягчившимся голосом, не оборачиваясь.
- Не помнишь - в его голосе была горечь. Хольмганг обернулась, но он уже ушел,…
Следующая их встреча произойдет уж очень не скоро - через два года, при дворе конунга, и в тот день,… но не будем забегать вперед. На все воля богов, а они могут в самый последний момент перекроить полотно судьбы, и все перевернется вверх дном. Она увидит его на свадебной церемонии, и он увидит ее, и дева поймет, что за грусть – тоска съедала ее эти два года. А может все будет не так… Но.. позже, позже, позже.
Она постояла так еще немного, в тайне надеясь, что Хёвдинг придет, иногда, краем глаза поглядывала то влево, то вправо, но нет, вокруг ходили только воины отца, направляющие корабль, начищавшие оружие или просто слоняющиеся без дела. Не дождавшись воина, она сплюнула, крепко выругалась, и, подобрав складки платья, пошла к себе.
6
В Даннии было лето. Суровое лето под стать суровым людям, снег сошел, показывая темно - зеленые холмы, покрытые травой и бледными цветами которые не радостно смотрели в небо, леса наоборот радостно шумели, скидывая с себя оковы долгой зимней ночи, звери просыпались от спячки и выходили на охоту. Море стало спокойным, теперь в его песне не было ни угрозы, ни мести. Гребни волн напоминали теперь не воинов в доспехах, а овечью шерсть, из которой данны делали неплохие одеяла. Голубой плащ неба стал чище, облака постепенно уходили в неведомые страны. Казалось, от сна проснулись и люди - настежь открывали окна и двери, чтобы выгнать затхлую зиму из самых дальних и темных уголков их домов. Чистили и хлев и скот. Загоняли коров и лошадей в круг, а жрецы, что стояли, друг против друга кидали факелы, так, что над животными был огненный крест. Очищение огнем - самое действенное. Поднимался вверх серый дым, слышался слабый визг- это злые духи королевы Хольды владычицы зимы и мрака, улетали в небеса, туда, где их ждали боги, а их кара еще страшнее чем людская. Теперь лето, и воинов убрали с берегов. Их ставили, чтобы светить те места, где опасные скалы, а теперь и Соль об этом позаботится. Люди сжигали одежду, в которой ходили зимой - чтобы выгнать хвори и болезни, чистили огнем и ветром бани, чтобы не осталось ничего, что напоминало бы о долгой зимней ночи, когда и на улицу – то выходить опасно, на упыря, или на перевертыша, а то и на саму Хольду нарвешься, а это дело гиблое.
Ладья Хагена вошла во фиорд вечером. На берегу столпились рабы, крестьяне и слуги, своего ярла они любили, не жесток, без вины не казнил, щедр на милость. Хотели они на дочь его полюбоваться, да на жену своего хозяина. Вот пристала ладья к берегу под приветственные вопли встречающих, несколько воинов спрыгнули на мелководье и опустили трап. Первым сошел Хаген обруку с дочерью, и между народом пробежал шепоток « Словно солнце!», а затем уж и сын конунга, и все остальные воины…
- А где же жена твоя, ярл?- спросил кто - то из ярко одетой толпы. Лицо Хагена потемнело, в сердце игла прошла. Дочь сжала его руку, шепнула ему « Другое скажем» и речь за него повела.
- Матушка моя от хвори лютой умерла.- В толпе послышались сочувственные вздохи, некоторые женщины даже смахивали слезу.
- А в честь дочери моей, Хольмганг мы устроим пир! Все ко мне! Кто в покои не поместится, во дворе столы накроем!- Радостно закричал люд. Вышла из толпы красивая женщина, лет сорока в роскошном голубом платье, голову ее украшало точно такое же украшение, как и у Хольмганг, руки массивные браслеты. Хёвдинг нахмурился, он узнал ее - это была Сольвейг. Он тенью скользнул за спину Хольмганг, вдруг еще что удумает! Но она лишь с улыбкой, в пояс поклонилась брату – Здрав буди, братец родимый! Слава богам, добрался ты без помех. – Хаген тяжелым взглядом посмотрел на сестру, словно пытаясь прочесть, что она задумала. Сольвейг смело смотрела ему в глаза, улыбаясь - что не приветлив ты, братец? Что смотришь лютым волком? Сестра я тебе, не враг.- Она сладко улыбнулась и повернулась к Хольмганг. Хёвдинг положил руку на эфес меча и сдвинул брови, предупреждающе смотря на нее, мысленно прошептал « тронешь, убью!». Сольвейг на мгновение вскинула глаза и ответила, криво ухмыльнувшись «попробуй»
- Вы, сестра моего брата? Та великая воительница, о которой ходят легенды?- восторженно пролепетала Хольмганг.
- Да, я Сольвейг. Отныне, я твоя сестра!- она поклонилась ей, а девушка радостно бросилась на шею. Что-то мелькнуло в свете факелов, Хёвдинг было вынул меч, но это всего лишь браслет тускло блеснул в неверном свете. Женщина коварно и обольстительно улыбнулась и подмигнула Хёвдингу
- Будь мне матушкой, Сольвейг - посмотрела на нее Хольмганг глазами, где стояли слезы - а то моя кровная умерла!
- Доченька моя.- Она поцеловала ее в обе щеки и в лоб - будешь доченькой мне. Одна у меня есть, Сьевн величать, замужем за старшим сыном конунга, Суртом, он должен наследовать власть после Сванхильда.
- А ты будешь учить меня воинскому делу, матушка? –
- Что мы стоим здесь? Пойдемте уже в дом, все готово, столы накрыты для всех!- И они пошли вперед, толпа расступалась и кланялась, и шептались люди между собой о красоте девушки, а сзади бесшумно, как рысь скользил Хёвдинг, посылая мысленные угрозы и ярость Сольвейг, а в ответ слышал только ее коварный смех.
Дом Хагена был уютен и огромен - выстроенный из дерева он был похож на большого и доброго, но старого пса. Здесь было около сотни комнат, и каждая обставлена так, что не похожа на предыдущую. Но везде одинаково хорошо и уютно. В доме было три этажа, всходы были широкими и резными, да и вообще резьба покрывала в этом доме все - от кроватей до самой маленькой ложки. Когда гости вошли в дом, тут же появились служанки, которые сопроводили молодых воинов в огромную залу, где их ждали вино, пиво, мясо и они, угодливые и красивые. Хёвдинг провожал глазами Хольмганг, он видел, что Сольвейг, повела ее в умывальню, куда он пока не волен заходить. Он смотрел, как они скрылись за дверью, и тут его под руку подхватила веселая служанка и увлекла за собой, в залу, где уже играла музыка, и вино лилось рекой.
В умывальне Сольвейг сбросила с нее одежду в сотый раз, позавидовав Хёвдингу - ему достается такая красота! Омыв девушку, она кликнула служанок, которые за несколько мгновений облачили ее в белый сарафан с красной лентой по подолу, талии и вороту, на черные локоны возложила ту же диадему, запястья украсили ее руки. Ноги служанки обули в мягкие белые туфельки из шкуры бычка.
- Ну, теперь пойдем в зал, покажемся Хёвдингу. – при его имени Хольмганг покраснела и опустила голову - Где место мое, матушка?
- возле брата моего, Хагена сядешь. А я же пойду на лежанку свою, о муже мечтать
- А где он?
- В Вальхалле, рядом с Отцом Побед.- Они вышли из умывальни, и Сольвейг указала покою напротив, где уже кипело веселье.
« Солнце, солнце, солнце»- думал Хёвдинг, глядя, как и многие с придыханием на вошедшую дочь Хагена. Она шла словно невеста к жениху, чуть приподняв голову, с легкой улыбкой на устах. Встав посреди залы, она громко сказала - Мир вам, братья и воины! Я приветствую вас и прошу разделить со мной первую трапезу в моем доме. Прошу я вас, научите меня вашим нравам и обычаям, чтобы не опростоволосилась я! –
- Будь нам посестрицей!- воскликнул молодой златокудрый воин
- Уж не побратимом ей быть хочешь!- воскликнул кто - то из толпы. Залу потряс громогласный смех. Хольмганг загадочно улыбнулась - Побратимы они разные бывают, да только не тебе я, воин женою буду, другой мне обещан!- Сердце сына конунга радостно и глухо стукнуло
- Умна дочь твоя, Хаген – шепнул мужчине Хёвдинг дрожащим голосом, - но еще больше красива!- он улыбнулся. Хольмганг подошла к отцу, поклонилась в пояс, затем поклонилась сыну конунга – Позволь, батюшка сесть мне подле тебя, по левую руку.- Хаген кивнул и усадил рядом с собой дочь. Пир пошел своим чередом, воинов веселили скоморохи и развлекали танцем девушки. Хёвдинг не в силах был отвести глаз от Хольмганг, он следил за малейшим ее движением губ и рук, поворотом головы, улыбкой.
Девушка ела и не могла наесться, повара отца потрудились на славу- мясо было свежим, хорошо прожаренным и обжигало язык. Со специями они чуть перемудрили, да и с солью тоже немного, зато пивовары и виноделы не допустили ни малейшей ошибочки.
- Что сестра моя тебе говорила?- сурово спросил Хаген
Хольмганг вскинула глаза, на отца удивляясь суровости его тона
- Она матушка нареченная мне теперь.
- Она змея подколодная!-
- Да что ты говоришь такое, батюшка родимый!- сердито воскликнула девушка – она ко мне мила и сердечна!- и обиженно надула губы и принялась за лежащее перед ней мясо.
- Знаю я сестру свою, как облупленную, задумала она недоброе.- Скорее себе, чем дочери сказал Хаген.
- Думай, батюшка как угодно тебе! Что мне, на ласку ее и доброту черным злом платить? – Хёвдинг посмотрел на нее с улыбкой и нежностью, но она теперь делала вид, что не замечает сына конунга, будто он обиду ей лютую учинил.
- А что доброго ты увидела от нее, доченька?
Хольмганг аж мясом подавилась - Как что! Она мне матушкой назвалась! Разве этого мало, батюшка?!
- Лез ва - произнес Хёвдинг, сжимая запястья Хагена, видя, что отец ее не убедит.
« Оставь мне? О чем это он?»- подумалось на миг Хольмганг, она повернула к нему свою хорошенькую головку, но тут, о чем-то вспомнила и гордо отвернулась.
7
Странно, но с того момента, как Хольмганг узнала Хёвдинга, красивый воин перестал ей снится. « Может, разобиделся на что?» подумала она, скользнув мод шкуры на лежанке. В ногах шевельнулся Рэн. Он хорошо перенес морское путешествие, был сытно накормлен красивыми служанками и теперь, довольный жизнью засыпал у него своей госпожи.
- Хорошо вам, волкам!- буркнула девушка, укладываясь поудобнее и мягко погрузилась в сон.
Хёвдинг отчаянно боролся с собой, стоя у двери в ее покою. Уже занималось утро, через час ему отплывать, и он хотел посмотреть на спящую Хольмганг, ведь они встретятся не скоро - только через две зимы. Он знал, что она сейчас спит, да и не хотел он ничего, только взглянуть на нее, спящую и отплыть со спокойной душой.
- Все ошиваешься, да войти боишься?- раздался самодовольный голос, Сольвейг стояла, прислонившись к стене скрестив руки на груди.
- Ты любишь ее?
- Не тебе о том судить, ведьма!- прорычал воин
- От чего же?- ее брови изумленно взлетели вверх - от чего ж не мне, Хёвдинг?
- Ведьма!- прошипел тот
- А сам – то!- вскинулась женщина - без греха, что ли?
- Что тебе нужно здесь, Сольвейг?
- А тебе, у ее покоев? Я как мать названная должна смотреть, чтоб не удумал ей никто зла. Но сейчас боги велят мне уйти. Что ж, любуйся своей красавицей, любуйся в последний раз.- Воин в мгновенье ока оказался у стены, и сдавил горло Сольвейг – Только тронь ее, или зло подумай, я тебя с землей сравняю, и ветру будет нечего развеять! -
- Мальчишка!- задыхаясь и жадно ловя ртом воздух. Хёвдинг отпустил ее, женщина больно ударилась затылком о стену и растворилась в воздухе, благодаря Ганнинугагал за силу. Плюнув в след ведьме, он повернулся к двери, и легкая улыбка тронула его губы. Он тихо подошел к двери и скользнул в комнату, Рэн, было, навострил уши и оскалил пасть и тихо зарычал, чтоб не разбудить свою хозяйку, но, увидев Хёвдинга, успокоился.
- Я с миром пришел Рэн, с добром. На твою госпожу полюбоваться хочу, ведь две зимы мы с ней не увидимся. – Волк положил голову на лапы и уснул. Воин боялся близко подойти к ней, чтобы не быть ослепленным ее красотой и нежностью, она спала, раскидав косы по подушке, губы были чуть приоткрыты, ресницы лежали уснувшими мотыльками. Он подошел ближе и чуть коснулся ее губ, и стремительно вышел, чтобы удержаться от большего.
Через несколько часов, после того, как Хёвдинг отплыл во фиорд отца открыла глаза Хольмганг. До чего странный сон ей приснился - будто сын конунга был здесь и ее целовал!
- Диво, правда, Рэн? – но волк лишь хитро посмотрел на хозяйку. Девушка встала с лежанки, застелила ее, оделась, умылась принесенной теплой водой и потрепала по голове волка- Ну что, идем батюшку искать?- Ей показалось, что волк кивнул, но она теперь не могла отделаться от странного счастья наполнявшего ее душу без остатка. Поклонившись комнате, давшей ей приют, и Лику Отца Побед в красном углу, она отворила дверь и снова закрыла ее - мимо шла чернавка с огромной бадьей. Открыв снова дверь, девушка вышла в коридор, и могла, наконец, оценить дом отца при свете дня. Мимо нее бежали служанки по своим утренним делам, на ходу приветствуя ее. Уцепив одну из них за рукав, Хольмганг спросила - не скажешь ли, девица, где отец мой?- Вскинула та на нее глаза – Госпожа, ярл Хаген сейчас поля объезжает. Он не хотел будить вас рано, говорил вы устали.
- А не скажешь ли, красавица, где Хёвдинг, сын конунга?- услышав имя его служанка задерлась – Молодой и сиятельный господин уплыл нынче утром.
- Спасибо девица. Как имя тебе?- служанка удивленно посмотрела на госпожу - Прина.
- Спасибо тебе, Прина, возьми за работу - и протянула ей красивое запястье. А сама поспешила на двор. Подружки Прины мгновенно окружили служанку и наперебой обсуждали госпожу и ее странную милость. Девушка вышла во двор и улыбнулась солнцу, потянулась, и тут в распахнутые ворота въехал отец, в окружении воинов.
- Батюшка! – закричала Хольмганг и бросилась к нему. Тот спрыгнул на землю и закружил в объятьях свою дочурку - Давно ли проснулась, девица?
- Недавно батюшка, спросила у служанок, где ты, мне и сказали земли поехал объезжать. А что меня не взял?
- Ты спала, как младенец, не стал я будить тебя. Ну что теперь, пойдем военному делу учиться?
- Куда ж?
- На задний двор, там нам мешать не будут, там и ристалище. – Она поклонилась – Идем, батюшка.- Воины провожали высокую и красивую девушку взглядами, да только знали они - не им обещана, не им ее и касаться. А уж взглядом то проводить можно, никто по голове обухом не даст, да и как не поглазеть на такую ладную да красную девку.
Уж как ее отец обучал, говорить не буду - то тайна великая. Захочет - сама потом расскажет, а не захочет - ее воля, ее право. Эти две зимы, училась с мечом драться, ножи метать, копья, драться рукопашно, из лука стрелять лежа, с присеста, с разворота. Научилась она на конской спине на бешеном скаку кренделя выписывать и бить при этом в летящую птицу без промаха, научил отец ее и с волками и медведями, да птицами лесными разговор вести, коли вдруг заблудится в чащобе не проходимой. Научилась она читать и писать, выучилась языкам разным. И все эти два года Хольмганг только о Хёвдинге и думала, поняла она, что за воин вел ее все это время – сын конунга, он ее обещанный и она ему с пеленок невеста. И Сольвейг - матушка ее нареченная от дочери своей названной не отходила, мила была да ласкова, а уж отец, видя это, ходил как тучи черные, сурово смотрел он на сестру да руки с меча не снимал, когда Сольвейг с Хольмганг щебетала. Знал он свою сестру, знал, как коварна, может быть эта женщина, мнившая их род - величайшим и высочайшим. Ее глаза были настолько ослеплены гордыней, что она выдала покорную и тихую Сьевн за этого лютого и беспощадного Сурта, который власть унаследует! Право, уж лучше бы Хёвдинг на трон сел, но богам было иное угодно. В середине была лютая даннская зима, вторая по счету, и решил отец, что готова его дочь сан валькирии принять, но сначала должна она испытание пройти - в лютый мороз, в одежде легкой да с ножом одним выйти на битву против Хозяина Леса, бурого медведя, злого, как сотня демонов, которого нарочно разбудили слуги Хагена. В этот день, как говорил отец, видели двух орлов, чьи крылья застилали солнце, а в лесу, говорят, была слышна песня волков.
- Это верный знак - говорила Сольвейг, обтирая ее тело шкурой медведя после купания в крови волка и орла - что ты сегодня умрешь как девушка и родишься как валькирия.
- Матушка - вцепилась ей в руку Хольмганг – а если не получится? Если загубит меня зверь лесной? Или, что еще хуже, посрамлю, не себя, батюшку, да тебя, Сольвейг! Что тогда будет? Прочь погоните?- Сольвейг прочла в глазах девушки страх, поэтому сжала ее плечи - Ты победишь и будешь валькирией!- и с песнями, призывающими Отца Побед, жену его, Фригг да Фрею, что владычица всех валькирий облачила ее в юбку на бедрах, из кожи теленка с разрезами высокими, чтобы ногам воля была, а грудь ее скрыл лиф. На шее Хольмганг все еще висело Колесо Огня, что прадед носил, и вдруг стало она тяжелым и кожу прижигало- то боги ей силу давали, да матушка. Руки Хольмганг дрожали, когда она приняла от Сольвейг охотничий нож, с ломаной линией по клинку.
- Это узор Перкунаса - громовержца, он поможет тебе одолеть врага. – Сольвейг закрыла глаза и быстро- быстро зашептала, сжав ее руку - Пусть рука твоя силой наполнится, пусть удар твой будет как молния точен да безжалостен. Бей медведю в сердце, как молния бьет в дерево без промаха. Заговор мой крепок как ключи подземельные, силен как молодой месяц. Тор, Один, Фригг, Фрея, Бадб, Маха, призываю вас, богов воины в помощь дочери моей названной, пусть нож и удар ее силен будет как слово мое. – Потом резко разжала руку, так, что Хольмганг чуть пошатнулась – Иди, ты готова.-
Она вышла из умывальни. В доме царила небывалая тишина, все слуги выстроились провожать ее. Она шла, гордо подняв голову, несмотря на кланяющихся ей людей, ее губы шептали молитвы, а ладони сжаты в кулаки. Когда девушка вышла на мороз, сердце ее глухо стукнуло, и дыхание чуть не остановилась, руки и ноги сковало, но она заставила себя дышать, а тепло, что шло от Колеса Огня – ее тело снова двигаться. На морозном воздухе от ее кожи шел пар. К ней подошел отец, закутанный в собольи шкуры, поцеловал дочь в лоб - Выйдешь из ворот, поверни направо, тропа к медведю проложена. Хозяин Леса ждет тебя.
- А ежели я опозорюсь?- девушка задрожала, как лист на ветру, но не от лютого холода, от страха.
- Не смей даже думать об этом - он поднял лицо дочери двумя пальцами - ты справишься. Иди.- И, он резко оттолкнул ее от себя. Дочь в пояс поклонилась отцу, потом повернулась и поклонилась всем провожающим, глубоко вздохнула и с гордо поднятой головой вышла из ворот родительского дома.
Хёвдинга в грудь ударила мощная волна. Он выронил из рук кубок с настоем из трав, что приготовила его невеста, Кассия, прибывшая к дому своего будущего мужа, уже вовсю хозяйничала на кухне. Ну и невестушка ему досталась! Статна, кожей бела, телом пышна, глаза зеленые, рыжие локоны длинные вились и падали ниже пояса. Только два месяца здесь, а уж глазками – то пострелять успела, уж и с Суртом пообниматься. Сначала он уж больно хлопотал по этому делу, а теперь и плюнул - нужна ему эта Кассия, коль он Хольмганг любит? С другой стороны рогоносцем прослыть- тоже дело не знатное, молил он богиню - защитницу свою, чтоб не была Кассия девой, тогда может он отправить ее с позором домой. Лазливому да бесстыдному Сурту- то конечно все равно, что подумают, да и Кассии, похоже, тоже…
Он понял, что она пошла на медведя. Хёвдинг закрыл глаза, оперся на стол и отправил свою душу к ней…
Выйдя за ворота, она глянула направо - там была проторена дорожка- люди отца постарались. Осенив себя знаком Перуновым, девушка вступила в первый снежный след. Снег должен был холодить ее, но нет, казалось он, наоборот греет ее тело. Хольмганг зашла в заснеженный лес и огляделась. Вокруг стояла дивная тишина, снег, лежащий рядом, блестел как серебро в казне конунга, деревья, словно облаченные в белое старцы гордо стояли в торжественной тишине, вслушиваясь в шепот песни зимы и мороза. Девушка остановилась и прислушалась - в глубине леса, в самой чащобе кто-то громко и разъяренно ревел.
- Хозяин Леса - прошептала девушка. – Ну что ж, иди сюда. – Она сжала нож и порезала ладонь. Морозный и стоячий воздух быстро донес до зверя запах девкиной крови.
Прошло несколько минут, и Хольмганг услышала у себя за спиной треск ломающихся кустов, а еще через мгновение солнце за ее спиной накрыла огромная тень, вставшего на задние лапы Хозяина Леса и раздался страшный рев, который услышали даже во дворе дома.
- И тебе привет, мишка косолапый.- Улыбнулась девушка и повернулась. Злой, или нет, разъяренный зверь смотрел на нее бешеными глазами, налитыми кровью. Тот замахнулся лапой с длинными и острыми когтями, несущими смерть, девушка кувыркнулась высоко в воздухе и встала напротив медведя. Зверь, разъяренный «уходом» врага замахнулся другой лапой, но девушка откатилась в сторону и, опять цела и невредима, встала за спиной медведя. Хольмганг нужно было принести голову зверя и бросить ее под ноги отцу, но что б убить, медведя нужно уморить, загонять, да забегаться с ним, а уж потом рубить. Медведь развернулся, и, чтоб уж точно задеть, замахнулся обеими лапами, но девушка снова, как кошка отпрыгнула назад, вынула из ремня, что был прикреплен выше колена нож, перебросив его из ладони в ладонь, чуть присела, подалась вперед, на ее красивом лице появился оскал зверя, хищника, глаза загорелись огнем.
- Жизнь мне твоя нужна, Хозяин Леса, жизнь и сила.- Сказала она, отбивая лапу зверя ножом, поранив мягкие подушечки. Медведь заревел.
Хёвдинг стоял и улыбался. Он видел, как ловко ее молодое тело посылало само себя в полет, красиво уходя от ударов.
- Как же ты прекрасна, любая моя!- улыбнулся воин и еще крепче сжал пальцами стол, не волен он уйти пока она не победит. А как отрежет голову зверю, так можно и к Кассии лицом повернуться!
Зверь свирепел, а она знай, выплясывает! Иногда близко подойдет, ловко, да больно царапнет и снова отпрыгнет. Снегу они вокруг умяли - будь здоров! Час прошел, второй конец свой встречал, а воительница все прыгает, да от удара смертельного уходит, да зверя опять ранит. Из леса были слышны лишь рев, да иногда рычание Хольмганг, когда ее нож вновь разрезал тело зверя. Медведю стало все тяжелее поворачиваться за неугомонной девой. Уж третий час пошел, а Хольмганг все прыгает. Заревел тот от усталости, да и бухнулся наземь. А Хольмганг тут как тут, запрыгнула на него, да и воткнула нож в шею по самую рукоять. Вскочил медведь со страшным ревом, замахал лапами от дикой боли, кинулся, было метаться по поляне, А девушка одной рукой в шерсть вцепилась, а другой знай, накручивает в ране нож. Медведь пытался лапой достать ее, да не тут – то было. Упал он на четвереньки, да и рванул в лес…
Три дня по лесу он бегал, пока, наконец, к той поляне не прибежал да там и издох. Спрыгнула с него девушка, да и отрезала голову, не забыв крови испить, да руки и лицо умыть. Какая усталость? Не было усталости, наоборот радость и сила по всему телу ее разлилась. Взяла она голову медвежью за ухо, да и поволокла до дому, а кровавый след за собой заметала снегом.
Никто не спал три дня и три ночи, все ждали, отец ее по двору метался. Но вот гордым шагом показалась дочь его, подошла к нему, шатаясь, кинула к ногам отца голову, глаза ее закатились, и упала она на чистый снег- усталость взяла свое.
8
Три дня и три ночи пролежала девушка в забвении. Не отходили от нее лучшие лекари и знахари. Весь фиорд молился за нее богам, а она тихо спала, грудь ее вздымалась от воздуха, значит жива, а глаза откроет, когда сил будет много, истомила ее эта схватка с медведем, всю силу выпила, теперь мочи нет, чтоб глаза открыть или рукой пошевелить. Хаген метался около постели дочери, он знал, на все воля богов, но готов был принести любую жертву, что б дочь его открыла глаза. Сольвейг, помня, что еще рано для мести, тоже ходила за ней.
- Прости меня, сестра, за мысли мои дурные.- Молвил ей как – то Хаген, когда женщина вот уже в сотый раз меняла тряпку на лбу у девушки - Я ведь думал, что дочь мою уморить хочешь, а ты знай, ходишь за ней. Если она поднимется, я тебе при всех слугах и воинах поклонюсь и прощенья попрошу.-
- Я завтра уеду, а ты смотри, давай ей это снадобье, и быстрее встанет на ноги. А я к дочери уезжаю, уж больно плачет она там одинешенька!-
Он вышел из комнаты не в силах видеть своей бледной дочери, а Сольвейг лишь самодовольно улыбнулась ему вслед- все шло лучше некуда.
Ночью пришел к ней опять воин. Целовал да миловал красавицу свою. И шептал слова добрые – скоро встанешь ты, любовь моя, с лежанки, да отправишься ко мне, и поможешь мне стать твоим.
- Я знаю тебя, ты Хёвдинг, сын нашего конунга Сванхильда! – Тот улыбнулся - ну, наконец- то ты любимая моя, узнала кто я. – Он поцеловал ее – скорее поднимайся, да езжай ко мне…
Очнулась она утром, села на лежанке, потянулась, да прикоснулась пальчиками к губам, вспоминая поцелуй. Хольмганг вскочила, и подбежала к наглухо закрытым ставням и с веселым смехом распахнула их, щурясь от яркого и приветливого света.
- И тебе привет Даждьбог-ясно солнышко!- и поклонилась ему.
Сзади послышался грохот, девушка подпрыгнула, взвизгнула и обернулась- отец стоял опустив могучие руки а на полу перед его ногами лежал медный поднос с кубком полным травяного настроя, да заморских цветов, купленных за большую цену. Знахарка сказала, что их запах пробудит ее.
- Папа!- закричала она и бросилась к отцу, совсем как в детстве.
- Доченька… девочка моя… дитятко мое родимое! Жива, жива!- крупные слезы знай, катились из его изумрудных глаз, а руки так к себе прижимали так крепко, что иной б хребет переломал, да только не дитятку своему, в которой сила жила.
- А где Сольвейг, матушка моя нареченная? Ведь она меня выходила! А еще…- тут она осеклась и задерлась, как маков цвет, вспомнив сон, улыбнулась и потупила взор. Улыбнулся Хаген в усы, понял он, кто милой дочери являлся.
- Примирились ли вы с ней?- выпалила Хольмганг.
- Примирились родимая, примирились.-
- Ну и славно. А где голова медведя?
- Когда станешь валькирией - прикрепишь ее к себе на щит, чтоб издали видели, не простая кметь ты, а великая воительница.
- Где Рэн?- спросила девушка, подбирая цветы и вдыхая их аромат.
- С волчицей моей резвится, бегает, играет. – Хольмганг улыбнулась.
- А теперь доченька собирайся, скоро поедем мы к конунгу Сванхильду, чтобы показать ему, что ты лучшая из валькирий, которых видала, видит или увидит еще Данния.
- Уж нахваливаешь то меня, батюшка! Я ведь всего с медведем сражалась, а не с войском вражьим!
- Думаешь, всякий воин смогёт три дня и три ночи по лесу с медведем носится?- Хольмганг улыбнулась.