Хорошее случается

гл. - 1



Домой возвращаться не хотелось, ну вот совсем. Макс бросил тощий рюкзак на гранитный парапет и сел на него. Блин, как же ещё холодно! Он подтянул ворот куртки повыше, спрятав в нём нос. Нос был очень холодным. «Наверное, как у собаки», – подумал Макс и посмотрел на ещё скованную льдом реку. Лёд был по-весеннему рыхлым, ненадежным, но люди всё ещё ходили по протоптанной за зиму тропе на другой берег. А что, мост был далеко, а через речку кратчайший путь из частного сектора к многоэтажкам, магазинам и, собственно, набережной, где любил посиживать Макс. В воздухе уже явственно пахло весной, но вот сама она приходить явно не торопилась, вот и пользовались люди последней возможностью сократить путь. Он с интересом наблюдал, как молодая мамаша на высоких каблуках ковыляла по ледяной тропинке и тащила за собой девчушку лет трех, в красных сапожках и мохнатой шапочке. Вот дура! Если провалится, то вместе с ребёнком. Сама-то может и выплывет, а вот девочка точно утонет. Интересно, у этой мамаши мозги вообще присутствуют?

В мгновенье ока перед мысленным взором Макса развернулась возможная картина будущего. Вот мамаша сделала шаг вперёд и, не рассчитав нагрузку, увязла каблуком в лёд. Много ли нужно рыхлому льду? От каблука зазмеились в разные стороны трещины, послышался хруст – и в следующую секунду и юная мать, и ребёнок скрылись под водой. Может быть, девушка зацепится длинными ногтями в ломающуюся кромку, может быть. Может, будет скрести ими по льду, ломая и не чувствуя боли, пятная кровью. И наверняка, до неё не сразу дойдёт, что рука в которой она совсем недавно, минуту назад, держала ладошку дочери, пуста…

Что она станет делать, когда осознает это? Станет нырять, искать ребёнка? Кричать и плакать, звать на помощь? Или будет бороться, как зверь попавший в капкан и жертвующий чем угодно, чтобы выжить? Почему люди поступают по-разному?

Почему всё и всех видят под совершенно иными углами зрения? Почему никогда и во всём не бывает одного ответа?

Макс погрузился в невесёлые думы, и писк машинной сигнализации заставил его вздрогнуть и оглянуться. К машине подошёл мужчина, широкоплечий, высокий. Длинное пальто, светло-русые волосы и недобрый колючий взгляд. Тот мазнул этим взглядом по нему, будто по пустому месту и, сев в машину, уехал. Макс горько вздохнул. Без бати, с одной матерью алкоголичкой у него вряд ли был шанс заиметь крутые шмотки и такую тачку. Он вновь вздохнул, посмотрел на благополучно перешедшую реку молодую маму и девочку. Ну вот, судьба явно была благосклонна к этим двоим. Хотя, малышка наверняка ни о чём не догадывается. А вот мамаша… да тоже, наверное, не догадывается. Зачем думать? Самое оно – на тонких и высоких каблуках да через весенний лёд! Красота – страшная сила. Эх, глупость человеческая…

Макс легко спрыгнул с парапета и поплёлся в библиотеку, надо было делать уроки, а самое надёжное и лучшее место для этого было только там. Никто не шумит, песни не горланит и тепло. И если Клавдия Ивановна работает, то непременно чаем угостит, с вареньем. А что ещё нужно для счастья?

Через две недели Максу повезло. Пришла баб Маша с пятого этажа. В руках у неё был огромный пакет с вещами.

– Максим, посмотри, может, что выберешь себе, а то Павлику нашему всё мало стало. Вымахал бугай, выше бати! А вещи-то хорошие, ты не думай. Ну, а если не пригодится ничего, то выброси, нам-то они без надобности, – он улыбнулся.

– Спасибо, баб Маш! – пожилая женщина покосилась на приоткрытую дверь, из-за которой неслась пьяная ругань матери, та была недовольна звонком в дверь.

– А ты, если что, приходи в гости. Тарелку супа всегда тебе нальём, – Макс снова улыбнулся. От этой фальшивой улыбки свело челюсти, а внутри потревоженный, поднялся ядовитый осадок.

– Спасибо, баб Маш, как только, так сразу! Ну, я пойду, а Пашке привет передавайте, – женщина закивала и с чувством выполненного долга пошаркала по лестнице наверх.

Макс ненавидел жалость, ненавидел тех, кто её вызывал, и тех, кто испытывал, тоже ненавидел. Сейчас он был жалок. Он был тем, кто вызывал жалость у всех жителей подъезда, и за то, что вызывал это чувство, Макс ненавидел себя. И эта ненависть к самому себе медленно убивала, разъедая душу изнутри. Он не знал, как бороться с той отравой, что жила внутри. Знал только, что когда чёрный ядовитый осадок поднимался к горлу, то нестерпимая боль выжигала душу, мешая соображать, рвала на куски.

Макс зашёл в свою комнату и заперся на ключ. Когда-то давно бабушка буквально со скандалом настояла, чтобы на двери его комнаты был крепкий замок. Тогда ещё маленькому Максу было всё равно, он не очень понимал, зачем ему запираться от любимой мамочки. Тогда он ещё любил мать. А вот теперь он был всем сердцем благодарен бабушке. Та, видимо, смогла предвидеть, что ожидает её внука в будущем.

Не глядя, он бросил пакет в угол и заметался по комнате как раненый зверь. Зарычав зло и раздражённо, плюхнулся на кровать. Сжал зубы, чтобы не завыть, невидяще уставился в облупленный потолок.

"Дыши! Дыши! Медленно: вдох... выдох..." – мысленно командовал себе. И слушал, и, подчиняясь, дышал. Он давно знал, как нужно справляться с болью, что жила в нём. Знал и умел, только и внутри кто-то или что-то знало и умело, как сильнее ударить в следующий раз, заставить корчиться и мучиться, забывая как дышать.

Наконец, рвущая нутро боль отступила, выпав ядовитым осадком на самое дно. Макс провёл рукой по лицу. Прошло. Отпустило. Он торопливо оделся и пошёл на улицу развеяться.

Шёл бездумно, смотрел под ноги и в небо. И чуть не впечатался в идущего навстречу парня.

– О, Макс! Сколько лет, сколько зим! – завопил тот. Он не узнал улыбающегося парня. Маленький, худенький, хорошо упакован, вкусно пах. Голубые глаза блестели непритворной радостью, что-то было в нём знакомое, почти до боли родное.

– Мурзик?! – недоверчиво протянул он. Мурзик, бывший закадычный друг, рассмеялся громко заразительно, прильнул к Максу, обнял.

– Скучал? – он до боли сжал парня, задохнувшись счастьем. Да, он скучал, тосковал, когда год назад тот после смерти матери, такой же алкоголички как и его, пропал, как в воду канул.

– Где ты был? Куда пропал? Блин, я уж не знал что и думать!

– Пойдём в гости? – Мурзик отстранился, окинул странным незнакомым взглядом фигуру Макса, подмигнул и потащил его за собой.

Они вошли в квартиру, и Макс присвистнул. Он столько раз тут бывал раньше, но теперь – это было что-то с чем-то. Шикарный ремонт, новая мебель, плоский телевизор в полстены, пушистый бежевый ковёр. На низком стеклянном столике ноутбук.

– Мурзик, ты что, воровать стал?

– Всё законно. И всё моё. Сейчас расскажу, идём на кухню. Есть хочешь?

– Ну ты спросил! – засмеялся Макс. Тот подхватил смех, понимая глупость вопроса. Действительно, друзьям не внове было голодать по несколько дней. Еда – не самый главный продукт в семьях, где жили алкоголики.

Мурзик достал палку дорогой копчёной колбасы, кусок мяса, икру, сыр. Еда пахла просто до одури соблазнительно, и Макс сглотнул ставшей тягучей слюну. Никогда в своей жизни он ещё не пробовал таких деликатесов. В животе громко заурчало, и друг засмеялся, но этот смех не обидел. Слишком хорошо они знали и понимали друг друга, слишком похожая жизнь была у обоих, чтобы обижаться на такие мелочи.

На столе появилась бутылка водки, и Макс нахмурился.

– Ты стал пить? – излишне резко спросил. Друг виновато и грустно посмотрел ему в глаза.

– Нет, я подумал, что за встречу неплохо бы выпить по стопочке. Знаешь, иногда, водка очень сильно помогает.

– Ага. Особенно сильно помогла нашим матерям. Напомогала так, что потеряли человеческий облик! – Мурзик виновато опустил голову.

– Прости...

– Да ладно, давай лучше чая поставь, – предложил Макс. Друг кивнул, спрятал водку и захлопотал вокруг стола.

– Чай так чай, а хочешь, есть кофе, в зёрнах, могу помолоть, – предлагал тот.

– Не, давай чай, – улыбнулся Макс. Как же он был счастлив в данную минуту. Всего полчаса назад он готов был зубами стену грызть, а теперь вот – счастье, лучший друг вернулся.

Мурзик был хорошим парнем. Весёлым, лёгким и чуть безбашенным что ли. И никогда, в отличие от Макса, особо не заморачивался насчёт пьющей матери. Ну, пьёт и пусть пьёт, раз ей так хотелось. Хотя Мурзикова мать, в отличие от его, пила всегда в одиночку. Никогда не буянила, только спала где попало в пьяном угаре. Частенько они вдвоём оттаскивали её на старую продавленную кровать. Но это так, ерунда. От сына ничего не требовала, но и сама ничего не давала. Просто человек медленно, но верно загонял себя в могилу.

А вот у Макса всё было по-другому – шумно, с развесёлыми компаниями, с песнями, матом, скотским трахом. Порой видеть всё это не было никаких сил, и он искал спасения у друга.

Он всегда находил у Мурзика убежище. Зная, что тот всегда поможет, приютит, если что. Бывало, что прибегал к тому посреди ночи. И иногда он даже завидовал тихой Мурзиковой жизни.


Они поели, болтая об общих знакомых. Принялись за чай и тут Макс поймал на себе жаркий взгляд друга. Голубые глаза парня потемнели, и в них явно плескалось желание. Он оторопел, этого просто не могло быть, кто угодно, но не его друг!

– Мурзик, ты чего?

– А? – моргнул тот и отвёл жадный взгляд, облизнулся, покачал головой, словно отвечая себе на мысленный вопрос. – Забей! Хочешь заработать, Макс? – голос у того тоже изменился. Мурзик говорил низко, с хрипотцой, и у Макса побежали мурашки от этого голоса. "Вот что значит чувственный голос", – подумалось ему. Интересно, я так могу?

Он кивнул, отвечая на заданный вопрос. А друг протянул руку и погладил его по щеке.

– Какой ты красивый, Макс. Если бы ты только знал! – Мурзик склонился к нему и… лизнул в губы. Макс оторопел, с силой втянул в себя воздух. Противно не было, то, что с ними происходило, было в новинку, было любопытно, и хотелось продолжения. И Макс приоткрыл рот. Мурзик тут же воспользовался этим, осторожно присел к нему на колени, обнял. Осторожно, словно он был какой-то драгоценностью, огладил его всего. И когда друг его гладил, Макс заметил, что тот сдерживает мелкую дрожь. Это поразило ещё больше. Мурзик хотел его? Его, Макса???
А потом ему стало не до вопросов. Мурзик снова лизнул его в приоткрытые губы и поцеловал.

Никогда в жизни Макс не представлял, что в свой первый раз будет целоваться со своим лучшим другом. Мурзик был опытным, это чувствовалось – тот вёл, а он подчинялся. Они долго, с упоением целовались. Макса уложили на кухонный диванчик, он позволил себя раздеть и только дрожал под опытными руками друга. А тот самозабвенно ласкал обнажившееся тело. Играл с сосками, лизал их, прикусывал и довольно щурился, когда Макс выгибался под его руками и стонал.

Эти стоны сводили Мурзика с ума.

– Знаешь, как я любил тебя, как желал! Целовать хотел, когда мы спали вместе. Я же с ума сходил по тебе! – тот прикусил сосок, и Макс всхлипнул, вцепился в волосы друга, оторвал его голову от своего тела, посмотрел в глаза. Он хотел что-то сказать, но Мурзик рукой залез ему в брюки, и, вскрикнув, он отпустил его волосы.

– Хороший мальчик, – друг сдёрнул старенькие джинсы вместе с трусами и взял его член в рот.


Мурзик сосал член у Макса и смотрел, как тот метался от того, что он делал с ним. Смотрел, как тот царапал кожу диванчика, как облизывал и кусал губы, как приоткрывал шалые, ничего не видящие глаза. Ах, как хотелось ему взять Макса, сделать своим. Он ведь любил его, давно любил, правда, раньше, никогда даже не то что показать свою любовь другу не мог, он и себе-то боялся в этом признаться. А может ему только казалось, что это любовь? Ведь роднее и ближе Макса у него никогда не было. Мурзик не знал любовь это или нет, но хотел Макса до дрожи. А ещё больше хотел ему счастья, самого-самого, чтобы тот вылез из той грязи и нищеты, где обитал по сей день. И ради счастья любимого Мурзик готов был отказаться от своей любви. Он сможет. Сделает ВСЁ, чтобы только его Макс был счастлив. А чтобы сделать любимого счастливым, нужны были деньги, много денег. Сам он их дать ему не мог, а вот поспособствовать, чтобы тот заработал… вполне. Правда, о том, как именно тот будет зарабатывать, думать не хотелось.

Макс вцепился Мурзику в волосы и толкался членом в рот. Он сильнее сжал колечко губ, с силой скользя по гладкой коже, круговым движением языка провёл по головке и услышал, как друг с протяжным стоном кончил ему в рот.

Он растянулся рядом с другом на диване, обнимая, целуя лицо, гладил по волосам.

– Макс, послушай меня внимательно. Тебе, наверное, было интересно, откуда весь этот ремонт, техника? Я… у меня был любовник. Понимаешь?.. Всё, что ты тут видел, абсолютно всё, я заработал своей задницей. Ты ведь хочешь денег, хочешь вырваться из нищеты? – Макс кивнул. Конечно, он всё понял, не дурак. – Я нашёл для тебя любовника, и он хочет познакомиться с тобой. Ты подумай, Макс. Всё взвесь, я не тороплю тебя.

– А ты? – друг заглянул ему в глаза своими зелёными глазищами. Мурзик грустно улыбнулся.

– А я?.. найду другого любовника. Ты подумай, ладно, не отказывайся, знаешь, это не так уж и плохо, – но Макс удивил его. Поцеловал, медленно, мучительно-нежно и эта нежность, что-то сломала внутри Мурзика, сорвала всё наносное и ненастоящее. Он прижался к Максу так крепко, что обоим стало больно, и расплакался как ребёнок.


Макс гладил друга по вздрагивающей спине и думал. Любовник? Мужчина? Так значит?

И когда Мурзик успокоился, он сказал:

– Я согласен, знакомь со своим кандидатом.

Мурзик развил бурную деятельность, едва узнав, что у Макса пылится целый пакет шмоток.

– Я бы дал тебе свою одежду, но ты выше и тоньше – он погладил друга по плечам по рукам. Глаза Макса потемнели, тот потянулся к нему, но Мурзик отступил, посмотрел грустно с тоской.

– Нет. Тебе будет очень плохо, если влюбишься в меня. И ещё, я сказал твоему, что ты девственник. Он научит тебя всему, – Мурзик отступил ещё на шаг.

Девственник? Это как? Чистый непорочный? А когда он был таким? В глубоком детстве, когда ещё верил, что каждая мать должна всенепременно любить своего ребёнка? Что тот, кому она дала жизнь, главнее и важнее всего остального? Он слишком рано узнал о пороках, слишком рано увидел, как люди под действием алкоголя превращаются в скотов. И порой считал себя чем-то омерзительным и отвратным. Так что девственником он был лишь физически, но не морально.

– Ну раз так, тогда лучше… – не договорив, Макс замолчал. Лучше что? Забыть? Сделать вид что ничего не было? А куда же деть ощущение радостной эйфории, когда Мурзик сказал что любит?

Друг помрачнел. Скрипнул зубами.

– Ну не могу я испоганить тебе жизнь ещё и этим. Понятно?

– Понятно, – кивнул он.

– А мне не понятно! – взорвался Мурзик. – Ни *** не понятно в этой долбанной жизни! – друг страдал. Его гнуло и корёжило. Макс ещё не понимал, не знал, каково это – убивать в себе любовь. Но сочувствовал страдающему Мурзику.

– А если переспим? – предложил полувопросительно Макс. Но это предложение не обрадовало друга. Тот глянул на него волком.

– Нет. Всё только усложниться. И потом, возможно, ты возненавидишь меня. А я этого не хочу. Ну, идём, посмотрим, можно ли тебя упаковать поприличнее?

Вещи действительно были хорошими и практически новыми, не обманула баб Маша. И главное – почти впору. Ну да, год назад Пашка был почти таким как он – длинным и мосластым. Правда, у Макса кость потоньше была и таким мосластым он не выглядел.

Мурзик одобрил тёмно-синие брюки и чёрную водолазку. Одежда облегала стройное тело Макса как лайковая перчатка, и он облизнулся на аппетитную попку парня. Если бы только можно было оставить Макса себе. Если бы только можно было хоть что-то изменить, хоть самую малость! Мурзик сглотнул. Нет. Не сейчас. Сейчас кроме шикарной хаты у него в карманах лишь мелочь. Ему срочно нужен был богатенький папик. А Макс – как был, так и остался мечтой. Может быть потом, лет так через несколько, когда тот узнает, как живут другие нормальные люди. Когда сам станет так жить, вылезет из той помойки, где жил со своей мамашей. Может быть тогда у них что-то и получится, но не теперь.

Макс был красивым парнем-мальчиком, но за чёрными нестрижеными патлами трудно было увидеть эту красоту. Он и сам рассмотрел это, когда им стукнуло по шестнадцать. Да и то, чисто случайно – проснулся раньше и увидел как тот во сне забросил руку за голову, задев при этом копну волос и обнажив лицо. Он аж застыл тогда от потрясения, до того красивым был спящий Макс.

Мурзик отвёл друга отвёл в салон и попросил постричь:

– И чтобы не парень был, а картинка! – наказал вертлявому парикмахеру. И когда эта "картинка" оказалась перед ним, Мурзик застыл с открытым ртом. Мальчик был шикарный, просто полный отпад! И как такая красота осталась нетронутой?

Стрижка открыла тонкое лицо с гладкой фарфоровой кожей, пожалуй, немного бледноватой, но это казалось плюсом во внешности парня. Бледная кожа и иссиня-чёрные волосы отлично гармонировали. Губам Макса позавидовала бы любая девушка, как и длиннющим ресницам. Блин, а у него, Мурзика, ресниц почти и не наблюдалось, так, щёточки коротенькие. Максу смело можно было подаваться в модели. Не парень – картинка! И всё бы было гламурненько, если бы не глаза. Из-под косой чёлки угрожающе сверкали зелёные глаза. Глаза гордого непокорённого зверя.
"Твою ж мать! Егор сожрёт его со всеми потрохами, – подумалось Мурзику, – и даже не подавится".

Назавтра Мурзик повёз друга на смотрины. В душе то всё пело при виде друга, то смерзалось в ледяную глыбу, когда он представлял, как станет стонать и метаться потный разгорячённый Макс под Егором. Тогда становилось тоскливо, и хотелось выть, горько и безысходно. Но он убеждал себя, что так будет лучше. Для всех.
Макс, поймав на себе печальный взгляд друга, притих, старался не тормошить Мурзика. Да и самому стало как-то не очень.

Выйдя из маршрутки за городом, Мурзик первым делом позвонил, сказав всего два слова:

– Мы приехали, – потом серьёзно посмотрел на него.

– Не называй меня при них Мурзиком. Там я Ваня, Ванечка, кому как нравиться, а Мурзик… он живёт в другой, свободной жизни. Хорошо? – Макс ничего не ответил. Он смотрел на друга и старался проглотить ком, вставший в горле.

Свободной жизни? От чего свободной? От кого?

"Я еду продаваться. Как шлюха, – подумал. – Как давно моим мерилом стали деньги? Как давно я захотел сытой и спокойной жизни в клетке? Сейчас меня купят. Всего, со всеми потрохами. Будут дрессировать, подстраивать под себя, ломать. Я буду рабом, послушной и готовой на всё проституткой…" – стало горько от своих рассуждений. Он встретился с полным тревоги взглядом Мурзика.

– Хочешь, никуда не поедем? – тихо спросил тот.

– Каково это – когда тебя покупают? – Макс увидел боль в глазах друга и слёзы, чистые, прозрачные капли в Мурзиковых глазах.

– Это больно. Это очень-очень больно. Поехали назад, а? – Макс молчал. Что его ждало дома? Старая скрипучая кровать? Жалость соседей и никому не нужная унылая жизнь? Что ценного было там? За что ему было цепляться? О чём жалеть? И неужели там будет хуже, чем дома?


Он медленно покачал головой.

– Нет. Я не поеду назад.

Больше они не разговаривали. Стояли молча, думая каждый о своём. Вскоре рядом остановилась чёрная громада джипа.

– Ну, с богом! – выдохнул Мурзик и открыл дверцу.


Честно сказать, Максу было всё равно, куда его ведут, не интересовало его и богатое убранство дома. Поэтому головой он не вертел и ни на что не пялился. Их привели в маленькую комнатку. Диван, низкий столик со стопкой журналов. Небольшой телевизор на стене, пульт на столике рядом с журналами. Ничего лишнего, просто комната для ожидания.

Они молча уселись на диван. Мурзик вытащил из стопки журнал. Стал листать. Казалось всё нормально, всё так и должно быть. Только сердце сжималось от боли и отвращения к себе.

– Ваня! – позвал друга неслышно подошедший мужчина в очёчках. Он с интересом покосился на Макса и увёл Мурзика за собой.

Макс затосковал, по примеру друга взял верхний журнал, стал листать. Он даже не досмотрел журнал, когда вернулся хмурый Мурзик. С мукой посмотрел на него, улыбнулся, понял, что не получилось, махнул рукой.

– Ну, пока, встретимся ещё, – и чуть ли не бегом выскочил вон.

– Макс? Я прав? – глаза за очёчками были сальные масляные, так и липли к телу Макса. И будили в нём не самые лучшие чувства.

– Прав.

– Прошу за мной, хозяин ждёт, – он послушно пошёл. Почему-то всё волнение смыл леденящий холод внутри. Всё стало неважным, безразличным. Наверное, когда-то давно, так шли на эшафот. И переступая порог, Макс горько улыбнулся и подумал, что Мурзика опять нет рядом.


Мужчина сидел в кресле и пил кофе. Его аромат витал вокруг, дразня и соблазняя. И против воли, он втянул носом дивный аромат. Они с интересом рассматривали друг друга и молчали. Максу понравился мужчина, его серые внимательные глаза. Но не оценивающий холодный взгляд.

– Повернись! – это приказ. И склонив голову, он посмотрел на холёного мужчину в упор. Помимо воли, изнутри, из самой глубины души, рванулось сопротивление приказу и вызов. Макс улыбнулся, раскинул руки в стороны и быстро повернулся вокруг своей оси, надеясь, что его не успеют рассмотреть. И снова впился упрямым взглядом в изучающие глаза. Что, съел?

– Хорош! Прямо как пантера в клетке! – мужчина сделал глоток из чашки и продолжил допрос:

– Тебя привлекают мужчины?

– Да.

– А женщины?

– Нет.

– Даже так? Надеюсь, ты говоришь правду, – тот поднялся и подошёл к Максу. "Если я пантера, – подумалось ему, – то кто ты? Лев? Тигр?" – И давно ты это понял?

– Достаточно давно.

– Твой друг сказал, что у тебя не было мужчин, это так? – почему-то допрос стал бесить. Захотелось взбесить этого самодовольного индюка. Хоть чем-то вывести из себя.

Может быть что-то отразилось на его лице, в глазах, но его будущий хозяин быстро подошёл вплотную и, посмотрел на того снизу вверх, Макс понял насколько он меньше. Вроде он не коротышка, но до этого хищняры расти и расти.

Мужчина ласково провёл большой рукой по щеке, шее, почти нежно погладил по волосам, пропуская пряди меж пальцев. Отчего-то он чувствовал себя кошкой, которую ласкают. Было хорошо рядом с этим мужчиной. Спокойно, уютно. Макс прикрыл глаза, расслабился, начал чуть ли не мурлыкать. Внезапный резкий рывок за волосы вверх и обжигающая боль ослепили и отрезвили. Макс приподнялся на цыпочки, пытался ухватиться за мучителя, оттолкнуть от себя. Но тот больно потянул ещё выше и далеко назад, и чтобы не упасть, он ухватился за него. Теперь, Макс старался прижаться к мужчине как можно ближе. Ему отчаянно нужна была опора. А тот прижался к нему пахом, дав почувствовать, кто хозяин положения. Мужчина наклонился ещё ниже, почти лёг на него, сильнее потянул за волосы. Теперь Макс был выгнут дугой, на глаза навернулись слёзы. Унижение переросло в возмущение, а затем в дикую холодную ярость. Она лопнула внутри него ослепительной вспышкой, и только он собрался что-нибудь сделать, как этот злыдень больно укусил в шею, прямо под подбородком.

Макс закричал от боли и неожиданности. Но мужчина сграбастал его в охапку и нежно начал оглаживать спину, ласкал волосы на затылке, что-то шептал, старался успокоить. Он дрожал в его руках от злости и возмущения.

– Пусти меня, тупая скотина!

– Егор. А ты Макс?

– Нашёл время знакомиться, пусти меня! – закричал Макс. Он был в бешенстве.

Егор уселся на диван, и Макс оказался у него на коленях. Мужчина крепко прижал его к себе.

– Тише, уже всё прошло. Ну, прости меня.

– Извращенец хренов! Мне же больно было!

– Покажи! – тот приподнял его голову за подбородок, рассматривая уже наливающуюся лиловым свою метку, осторожно провёл по ней языком. Макс зашипел, как рассерженный кот, Егор подул на воспалённую кожу.

– Прости. Мне надо было покорить тебя.

– Покорить? Я что дама с собачкой?!

– Нет. Конечно, нет. Ты лучше. Ты – неогранённый алмаз. Дикая пантера.

– Придурок! – фыркнул. Он в замешательстве. Всё совсем не так, как он ожидал и представлял. Егор совершенно сбил его с толку.

– Хочешь кофе? – удерживая Макса на коленях, мужчина набрал ароматную жидкость в рот и потянул его на себя.

– Не хочу! – возразил Макс из вредности. Мужчина обнял его, прижал к себе.

– Ну прости меня. Больше никогда не сделаю тебе больно, обещаю.

Я ведь не игрушка! Не игрушка? А может быть как раз и есть она – послушная и заводная. Надо только знать сколько раз повернуть ключик.

– Да нечего прощать, простил уже.

– Ну вот и славно. А теперь, угощу тебя кофе.

Мальчику нравились мужские ласки, нравились его объятия, видимо, и запах его нравился. Егор специально усадил Макса к себе на колени. Чтобы смешались их запахи, их поля и личные пространства. И Макс допустил его к себе. Позволил вторгнуться к нему. Он снова набрал кофе в рот и потянулся к своему приобретению.

Зелёные глаза блестели как изумруды, губки приоткрылись, и Егор ворвался в жаркий сладкий ротик. Ах, что за чудо привёл ему Ваня. Надо будет отблагодарить парня. Когда Макс стал ёрзать у Егора на коленях, полез руками под свитер, он разорвал поцелуй. Парень потянулся за ним, глядя шальными глазами.

– Нет Макс, не сейчас.

– Почему? А вдруг я передумаю?

– Не передумаешь, ты почти мой. Завтра переедешь в мою квартиру, будешь жить там. Я открою счёт в банке для тебя. Никаких интрижек на стороне. Узнаю – лишишься всего и сразу, я измен не терплю. Ты либо только мой, либо...не мой. Понятно? – Макс кивнул. Можно было считать, что сделка состоялась, он успешно продал себя.

Ну, так вперёд, в светлое будущее и, желательно, с песней!





гл. – 2



Макс осмотрелся. Интересно, куда можно было бы сбежать из этого зоопарка? Увидел распахнутый проём и стал пробираться сквозь толпу. По телу заскользили чужие руки, его откровенно лапали. Вот же мерзость! Он бил по наглым рукам, шипел и огрызался. Наконец, вырвался из толпы и, застыв в проёме, осмотрелся.

Егор с бокалом в руке зажимал какого-то парня у колонны, скользил рукой по щеке и что-то горячо доказывал. Макс горько усмехнулся и вышел в сад. Ну да, всё как всегда – Егору нужно покорять новые вершины, стремиться к новым горизонтам, так сказать. А что он, Макс? Давно известный и всегда на всё готовый. Всегда под рукой.
Он знал, когда-то давно предполагал, что так всё и будет, и был готов к этому. Но это лишь на словах. На деле всё вышло иначе. В душе саднило и тянуло, будто Егор своими действиями рвал там что-то, и оно медленно, но верно с треском расползалось в разные стороны. Макс не знал, что будет так больно. Так остро и сильно. Почти невыносимо.

Он вздохнул полной грудью и провёл рукой по лицу. Всё хорошо, нужно просто успокоиться. Всё намного лучше, чем было, он рад, доволен, что всё так случилось в его жизни.
На эти мысленные увещания душа отозвалась резкой болью. На глаза навернулись слёзы. Макс в сердцах саданул рукой по стволу дерева, задрал голову вверх и уставился в ночное небо.

*****, ну что ж тебе нужно?! Какого хрена там болит? Почему и зачем рвётся?

Вдох… выдох… ещё раз – вдох… выдох.

Слушая дыхание, он успокоился, немного расслабился и разжал пальцы, судорожно сжатые в кулаки.
Всё хорошо. Лучше и быть не может. Он не любит Егора, а тот не любит его. Всё просто замечательно, пусть резвится.

Макс отошёл от дерева и двинулся вглубь сада, подальше от ярко сверкающего, как безвкусный искусственный камень, дома. Настоящая драгоценность никогда не вульгарна. А этот дом был именно вульгарным, где богатство и роскошь были просто выставлены на показ.

И зачем вообще любовник притащил его сюда? Ведь прекрасно знал, что Макс не любит эти сборища, терпеть не может. Куда-нибудь подальше от людей – это да. Загородные прогулки на лошадях, катание на яхте, да и просто безделье на даче Макс обожал. А вот многолюдные тусовки просто ненавидел. Он с наслаждение вдохнул осенний воздух. Без людей и дышится лучше, и спокойнее как-то.

Вот уже скоро год как он был с Егором. Он вспомнил давнюю встречу с Мурзиком и своё согласие на голубую любовь. Что его толкало тогда? Желание уйти подальше от матери? Скорее всего, это было самым решающим фактором. Вспомнил и свой первый поцелуй с другом, и ощущение радости и счастья, что вот его, Макса, целует и тискает парень.

Он улыбнулся, ах, Мурзик, как порой тосковал по нему Макс! Но друг снова испарился из его жизни, и он понятия не имел, где тот обитает сейчас. Вначале Макс надеялся встретить его на многолюдных тусовках, поэтому с радостью шёл туда. Но о Мурзике никто слыхом не слыхивал. А Егор сказал только то, что тот уехал из города. Куда? Зачем? Почему?

Меньше будешь знать – крепче будешь спать. Это были все разъяснения любовника. Может Мурзик попал в передрягу? А Макс помог бы. Но Егор ответил, что в помощи его друг не нуждается, что живёт как сыр в масле и иди ты, типа, подальше со своими расспросами.

Хорошо хоть, что тот был жив, здоров и ни в чём не нуждался. Всё остальное приложится, когда-нибудь и как-нибудь. Макс снова вздохнул и уселся на скамеечку. Блин, как старик вздыхает. И ведь ничего поделать не может с этими вздохами, словно бьётся в груди раненая птица, рвётся на волю и всё никак не может улететь. Мало ей там места, мало воздуха…

Макс прикрыл глаза. Задумался. Как и почему он стал таким? И каким? Не таким как другие? Голубым? Синим? Ненормальным? Или нормальным, но с отклонением? Типа, как левши и правши. Ведь по когда-то бытовавшему мнению, левши – это исчадия ада, и их немедленно нужно было сжечь. Дабы правши не заразились тлетворным влиянием и не превратились в левшей. Смешно. Грустно до невозможности. Горько. Обидно. Но… он такой, каким его сварганила жизнь. Кто-то написал ему именно такую жизненную программу, и теперь Макс шёл по своему особому маршруту. Жалел ли он, что у него ВСЁ не так? Да, было дело. Особенно, когда в школе или на улице видел других родителей с детьми и понимал, насколько он далёк от обычной жизни среднестатистической российской семьи. Ведь даже в неполных семьях, где были матери-одиночки, была любовь. У него тоже, наверное, она была в глубоком-глубоком детстве. Только вот это было так давно, что не оставило в нём ни единого воспоминания о тепле материнских рук. Может быть, именно в этом причина не то что нелюбви, а почти ненависти к женщинам?

Макс вспомнил, как впервые увидел пьяную маму, валяющуюся в блевотине у подъезда. Для пятилетнего Макса это было шоком. Вся его любовь к женщинам медленно, но неуклонно таяла, как прошлогодний снег, когда он наблюдал за жизнью матери-алкоголички. И он даже мог сказать с точностью до секунды, когда она исчезла совсем. В сентябре, пятого числа, четырнадцатилетний Макс понял, что ненавидит мать.

Он тогда вернулся как всегда поздно. Он не любил бывать дома. Да и можно ли было назвать домом то место, где тебя никто не ждёт? Где ты никому не нужен?

Его мать стояла на карачках и её с остервенением драл какой-то красномордый мужик. Отвращение от увиденного затопило Макса с головой. Он знал, видел каждый день, что пьяные люди становятся хуже скотов. Он уже почти ничему не удивлялся. Почти каждую ночь слышал, как сношаются пьяные собутыльники матери, без разбору, молодые со старыми и наоборот. Ему никогда не хотелось подсмотреть, всё, что он испытывал к «любви» пьяных ползающих мужчин и женщин, – это отвращение и мерзость. Бывало, что видел мать со следами былой «страсти», как-то, выходя из своей комнаты в школу, увидел, что мать спит рядом с молодым голым бугаём, вся в засохших потёках спермы. Нет, Макс конечно уже понимал, что физиология требует своего, но не со всеми же без разбору! Не так по-скотски! Поэтому иногда было невыносимо больно видеть свою мать ТАКОЙ. Не стесняющейся даже собственного сына.

Но оказалось, что всё виденное ранее - это просто ерунда, по сравнению с тем, что он увидел в тот сентябрь.
Макс вошёл в квартиру, не разуваясь, прошёл прихожую и собирался прошмыгнуть в свою комнату, но замер у давно сорванной с петель двери в материну комнату. Пьяная женщина стояла раком, а её пользовал малолетка из соседнего двора. Рядом стояли ещё двое, готовые к бою, со спущенными штанами. На полу валялась пустая бутылка из-под водки, кусок хлеба и сала. Мать подняла на него мутные глаза и улыбнулась ему, зазывно, как распоследняя шлюха.

- А вот… и ваш друг. Выпить… принёс?.. Следующим будешь...


Макс задержал дыхание, помотал головой. Ослепительная боль поднялась со дна души, опалила всё нутро, мешая дышать, туманя мозг. Давняя старая боль, которую он всеми силами старался загнуть в самую тёмную, самую потаённую часть души. Это удавалось, но часто воспоминания возвращались. А вместе с ними и та, давно знакомая боль.

Может, это он был виноват, что мама стала ТАКОЙ? Может, он слишком слабо боролся? Слишком жалел себя? А надо было как-то иначе, совсем по-другому.

Он согнулся пополам, уткнулся носом в колени и так замер, боясь пошевелиться. Для него было загадкой, как он тогда не убил этих малолеток и мать в придачу. Да и вообще, вся та ночь полностью вылетела из головы. Воспоминания вернулись утром. Он вспомнил, как лежал на кровати с другом. Со знакомым с детства Мурзиком, жался к нему и скулил. Страшно саднили содранные костяшки пальцев, болело горло, будто он долго кричал, а в душе царил провал в бездну.

Говорят, человек привыкает ко всему. Вот и он привык жить в аду. И даже не сошёл с ума.

- Тебе плохо, да? - бархатный голос вырвал его из тёмной воронки, что засасывала в мрачное прошлое. Макс потёрся лицом о брюки, вытирая слёзы, и выпрямился.

Рядом стоял высокий мужчина. Фонари на солнечных батареях освещали только дорожки, и их бледного света было не достаточно, чтобы рассмотреть заговорившего с ним.

- А если и так? Вы всё равно не сможете мне помочь.

- Ой ли?! - мужчина шагнул ближе, уверенно, будто имел полное право, схватил за подбородок, большим пальцем прошёлся по щеке, мазнул по нижней губе. Это взбесило, и Макс с силой ударил по руке, высвобождаясь из захвата совершенно постороннего мужчины.

- И где Егор нашёл такое чудо? – как ни странно, но незнакомец не рассердился на него.

- Где нашёл, там уже нет.

- Да, к сожалению, ты прав, - по тону Макс понял, что невидимый собеседник улыбается. Весело ему? - А ты не хотел бы расстаться с Егором? - он вздохнул. Вот просил же, как человека, просил любовника не тащить его сюда. Макс уже устал объяснять приставалам и надоедам, что он вполне доволен и счастлив обществом Егора. И что никто другой его не привлекает.

- Нет.

- Даже так? - наглая рука вновь в ласке скользнула по щеке, и он отстранился.

- Не распускайте руки, противно.

- Верный мальчик! А если я тебе покажу, что твой любовник не хранит тебе верность?

Макс откинул голову и рассмеялся.

- Ты думаешь, я не знаю? - он фыркнул. – Новость устарела.

- Макс, послушай, - мужчина сел рядом и, наконец, Макс смог его рассмотреть. Несколько раз они уже встречались, но знакомы не были. Глаза у его собеседника блестели как звёзды, ярко и холодно. - Я хочу тебя! Я влюбился, наверное,.. со мной такое впервые. И ты своей холодностью сводишь меня с ума! - мужчина потянулся к нему. Но он выставил вперёд руку.

- Нет!

- Почему?! Почему нет, Макс?! Ведь я люблю тебя!

- Слушай, вали отсюда. Я знать тебя не знаю и знать не хочу! И вышел я сюда, чтобы побыть одному, а не искать левого траха и уж тем более любви. Понятно? - Он встал со скамейки, собираясь уйти. Зло глянул на мужчину, но тот коварно улыбнулся и спросил:

- Ну что, теперь ты доволен, Егор? Твой мальчик верный и преданный. Прям идеальный любовник.

Из-за большого разлапистого куста шагнула тёмная фигура. И до Макса дошло, что за спектакль они сейчас играли и для кого. На душе стало ещё хуже и муторнее, он горько усмехнулся.

- Ты становишься параноиком, Егор. Ты изменяешь мне со всеми: со своей женой, с разными смазливыми мальчиками, которых цепляешь на каждой вечеринке - и, тем не менее, проверяешь меня? - Макс недоверчиво покачал головой, горечь и обида на Егора смыли все остальные чувства, оставив во рту противный горько-кислый привкус. Он развернулся, желая уйти как можно дальше от ревнивого любовника. Нет, это надо же, в тонусе держит! Шаг влево или вправо – расстрел! Придурок ревнивый!

- Макс, стоять!!! - и в сторону незнакомого мужчины: - Пошёл вон, Фил!

Макс позволил обнять себя. Егор развернул его к себе, стал целовать, а он стоял и прислушивался к себе. Внутри всё смёрзлось в один ком и стало всё равно, что с ним происходит. Он так устал бороться с судьбой, так устал стремиться вверх, что готов был сдаться. Ну, не суждено ему испытать счастья. Не заслужил, наверное.

Максу отчаянно хотелось покоя в душе. Хотелось тихой мирной жизни, не в любви, нет. Просто в ладу с самим собой. Неужели это так много? Он устал падать каждый раз с небес и в грязь, на твёрдую до невозможности землю. Устал почти смертельно, каждый чёртов раз подниматься и лететь туда вновь. Больше у него не было сил. Всё.
Макс отвернулся от света фонарей, вгляделся во тьму. Чем тьма хуже света? Почему большинство относится к ней негативно? Она не хуже и не лучше. Это просто тьма. Ещё одна, другая сторона реальности. Она может укрыть, спрятать израненную душу, подлечить раненое, в рваных уродливых шрамах сердце. Она всё поймёт, укроет, примет.
И Макс отвернулся от неба. Он открыл внутри себя все запоры, где хранилась непроглядная тьма и захлебнулся ею. Утонул. Захотелось ещё больше боли, чтобы сойти с ума. Не суметь, не выдержать. Чтобы надругались, разорвали, наконец, изболевшуюся душу в клочья. Ничего не оставили, чтобы не осталось даже воспоминания о том, что Макс когда-то жил. Хотелось, чтобы унизили, втоптали в грязь, заставили кричать от боли.

Он стал отвечать на поцелуи любовника. Укусил его за губу, погладил промежность, чувствуя, как возбудился Егор. Расстегнул брюки на любовнике и прогнулся под его руками, застонал, когда тот укусил его. Макс тут же с готовностью подставил шею. И Егор снова укусил, Макс задрожал.

- Трахни меня! – потребовал, приспустил свои брюки, повернулся и опёрся на скамейку, подставляя зад для любовника. Но Егор медлил, а Максу хотелось боли, чтобы физическая боль стёрла ту, что терзала его изнутри. И он повёл себя как шлюха. Расставил шире ноги, развратно прогнулся и оглянулся через плечо.

- Его-о-ор!.. - позвал и призывно вильнул задом. И мужчина сломался, шагнул к нему, укусил за подставленные ягодицы и без подготовки ворвался в жаркое нутро Макса.

Боль полоснула так остро, будто его пронзили кинжалом. Ослепительное наслаждение от того, что внутри теперь ничего не болит, заставило вскрикнуть. Тугая пружина внутри распрямилась, и Макс мгновенно кончил.

- Тише, потерпи, пантера моя сладкая, дикая... – уговаривал его Егор, с силой вколачивался в жаркое нутро. А ведь их могли увидеть, кто угодно мог выйти в сад и застукать. Это возбуждало, щекотало нервы. Захотелось чего-то дикого, чтобы на грани удовольствия и боли, чтобы забыть обо всём, кроме Егора. Егор, он хороший. Несмотря ни на что, заботится о своей пантере.

Новая, жаркая волна возбуждения затопила Макса. Он застонал протяжно, громко, стал подаваться навстречу толчкам любовника.

- Его-о-ор... как хорошо!..

- Нравится? - тот почти ложился на него, целовал между лопатками. Захватывал в кулак отросшую чёрную гриву и тянул его на себя. Больно, резко. Егор знал, что ему нравилось. А Макс кайфовал, не стесняясь стонал и с силой сжимал руками дерево скамеечки, за которую держался.

- Сильнее! Резче! – подгонял он любовника. А тот не спешил, замедлил поршнеобразные движения и почти вышел из тела Макса.
- Нравится?

- Да, Егор, да!

- Ты мой, понял! – любовник с силой вонзился в Макса, и тот вскрикнул, ещё сильнее прогнулся и шире расставил ноги.

- Сильнее!.. ещё!.. - требовал он и получил, что просил. Егор стал сильнее и резче входить в него. А внутри, отзываясь на каждый толчок, росло и ширилось наслаждение. Острое. Ослепительно-яркое.

- Моя зеленоглазая пантера, только моя! – Егор снова больно дёрнул его за волосы, отчего Макса выгнуло дугой и больно, до крови укусил в шею. Оргазм затопил его как морская волна. Смыл, потащил вглубь, на тёмное дно.
Где-то рядом кто-то кричал и этот жалобный со всхлипом крик, было последнее, что он запомнил. Тьма, наслаждение и опустошение накрыли с головой, и он погрузился в неё с тихим удовлетворённым вздохом.


- Макс! Вот блин, - Егор едва успел подхватить обмякшее тело парня. Осторожно уложил вырубившегося любовника на скамейку, привёл себя в порядок, натянул брюки на Макса. Верх костюма, что он подарил тому на новый год, был безнадёжно испорчен. Пятна спермы впитались в ткань, испортив вещь. Он нежно погладил парня по щеке, вгляделся в безмятежное лицо. В последнее время что-то происходило с Максом, что-то мучило, не давало покоя. И тот метался, как пантера в клетке, искал и не находил выход. Эх, Макс, что ж ты так всё усложняешь?

Он приподнял парня, присел и, обняв, посадил к себе на колени. Макс хоть и тоненький, и вдвое меньше него, но тяжёлый. Егор улыбнулся, провёл по спине спящего любовника. Эта тяжесть была скорее приятной. Как там говорилось? Своя ноша не тянет? Он сильнее обнял Макса, тот засопел и уткнулся губами ему в шею, тяжело вздохнул.

- Егор… - прошептал куда-то под ухо.

- Спи, моя глупая и любимая пантера. И когда я только приручу тебя? - целуя парня в висок, шепнул он.


- Знаешь, я дико завидую. Боже, какой оргазм, какая страсть! И такое каждый раз? - он скривился, значит, Фил всё слышал и видел? Видел, как сходил с ума под ним его мальчик, как стонал, кричал? Теперь Фил знал, каков Макс. Злость тёмной волной поднялась изнутри, затопила разум.

- Если ты будешь приставать к Максу, я убью тебя! – заявил он. Мужчина долго молчал, блестя глазами. И ничего не отвечал на угрозу.

- А если всё повернётся по-другому? Если Макс захочет уйти, ты отпустишь?

Егор попытался представить такое. Его обдало холодом. И он покачал головой.

- Почему ты обманываешь его? Зачем заставляешь верить в ложь? Расскажи Максу правду, - продолжил Фил, словно змей искуситель. Егор устало вздохнул.

- Вообще-то, это только наше дело. Не находишь? И наши отношения касаются только нас двоих, - его стало раздражать то, как пускал слюни на его парня другой мужчина. Хотелось кулаками стереть мечтательно-нежное выражение на красивом лице Фила, чтобы тот даже взглянуть не смел в сторону Макса.

- Он мой. И я никому и никогда не отдам его.

- Ну-ну, блажен, кто верует! - ухмыльнулся мужчина и, смеясь, отступил во тьму.

Парень завозился, просыпаясь. Крепче обнял, потёрся носом о его шею, легонько поцеловал, лизнул.

- Егор, я думал, что сегодня умру от кайфа, - руки Макса стали гладить его спину, парень ластился как котёнок. Волна нежности затопила с головой, и Егор поцеловал свою пантеру, вложив всю эту нежность в поцелуй. Он думал, что Макс поймёт, что отзовётся на то, чего раньше он никогда ему не дарил. Но тот напрягся в его руках, оттолкнул и вскочил с колен. Глаза горели зелёным злым огнём, растрёпанные во время секса чёрные волосы торчали в разные стороны. Макс был прекрасен, как разъярённая дикая кошка. Точнее, как кот. И он залюбовался им.

Господи, неисповедимы пути твои. Как могло случиться, что он влюбился? Интересно, как давно он влюбился в этого раненого, страдающего молодого зверя? И почему именно в него? Ведь до Макса у него уже были любовники. Но они как легко приходили, так же легко и уходили. Никто из них не затронул его сердце. Так почему именно Макс? Несчастный голодный оборванец, который никогда не видел ничего хорошего. Чем же эта пантера смогла его зацепить? И почему от мысли, что Макс может покинуть его, в душе возникала странная сосущая пустота?

- Зачем, Егор? Зачем эта нежность? Ведь мы же договаривались! - чуть ли не кричал парень. Да, было дело, договорились, чуть ли не брачный контракт подписали. Только, с тех пор всё изменилось.

Он вздохнул и бросился как в омут с головой:

- Потому, что не хочу тебя больше обманывать. Ты стал мне очень дорог. И кажется, я влюбился в тебя, Макс.


Егор не знал, что делать. Он не ожидал такой реакции на своё признание. Может быть, надо было подождать? Или он выбрал неверный момент? И что теперь ему делать? Как быть?

Макс злился. Губы поджаты, из-под косой чёлки сверкали холодным взглядом зелёные глаза. Длинные ресницы закрывали этот злой взгляд, и с явной досадой, которую тот даже не пытался скрыть, Макс отвернулся от него. Глубоко вздохнул, медленно выдохнул и так несколько раз подряд.

Егор уже видел такое. Его мальчику плохо настолько, что тот прибегает к психологическому тренингу. Правда, даже не догадывается об этом. Это просто защитная реакции психики, ухватиться хоть за что-то, чтобы оказаться на плаву и не утонуть. Макс всегда справлялся сам. И когда однажды Егор предложил тому сходить к психологу, лишь косо взглянул на него.

- Я нормален, – это было всё, чего он тогда добился от Макса.

И вот снова этот трюк. Помогло. Теперь парень был спокоен, глаза смотрели на Егора холодно, равнодушно. Это было плохо, очень плохо. Макс отгородился от него равнодушием и холодным спокойствием. Теперь его не тронуть ничем. Даже если вдруг Егор умрёт у его ног, то Макс лишь перешагнёт через него и пойдёт дальше. Он ненавидел это душевное состояние любимого. Создавалось впечатление, что Макс запирал себя где-то внутри собственного «я», оставляя на дежурстве лишённый эмоций разум.

Внутри всё перевернулось, защемило сердце. Егору было бесконечно жаль страдающего парня. Что ему теперь сделать, как достучаться до него?

Он тяжело вздохнул. Разве он думал, покупая парня, что совсем скоро будет задыхаться от неразделённой любви?
Ему признавались и мужчины и женщины, и он думал, что любил некоторых из них. Но никогда и ни к кому он не чувствовал такого всепоглощающего чувства, как к Максу.

И вот рядом сидел человек, которого Егор любил до дрожи, почти до сумасшествия и совсем ничего не мог сделать. Нет, конечно, он мог взять тело любимого и не один раз. Мог причинить боль, заставить кричать и плакать. Только вот он не хотел, чтобы любимый страдал. Егору хотелось любить Макса нежно, бережно, показывая ласками всю глубину своих чувств. Хотелось, чтобы тот улыбался как можно чаще. И до безумия желалось, чтобы Макс был счастлив. Но как сделать парня счастливым Егор не представлял.

Выяснять отношения в чужом саду было глупо, а уж тем более, верх глупости выяснять их в машине, поэтому он молчал. Только наблюдал за Максом глазами побитой собаки.

О Боги, все какие есть на этой земле, как же ему было больно, когда на признание парень ответил:

- Я не люблю тебя, Егор. Мне не нужна твоя любовь.

Он думал, что сойдёт с ума. Как любовь может быть ненужной? Господи, зачем он так с ним? Как рассказать, объяснить, описать то чувство, что он испытывал к Максу? Ведь никто в мире больше не сможет любить его так, как он. Как, во имя всех богов, приручить эту совершенно дикую пантеру?


Когда машина подъезжала к дому, Макс задумчиво провёл рукой по пиджаку, испачканному в собственной сперме, и, поморщившись, стал расстёгивать пуговки. Он снял испорченную тряпку. "Надо будет где-нибудь по дороге к дому выбросить", - спокойно подумал.

Машина въехала на территорию дома и остановилась.

- Вас ждать, Егор Андреич? – это шофёр, всегда вежливый и показательно-безразличный к личной жизни босса.

- Нет.

Макс тяжело вздохнул. Значит, предстояла весёлая ночка, и что Егору от него надо? Ответной любви? Так это вряд ли. Любовь его не интересует. В смысле вообще.

Они молча поднялись к Максу в квартиру. И как только захлопнулась тяжёлая дверь, Егор открыл рот, собираясь говорить, уговаривать, увещевать, но парень опередил его.


- Егор, мне нужно в душ, у меня вся задница в твоей кончине, - грубо, спокойно, отстранённо. Но чувство вины опалило мозг и он согласно кивнул.

Макс захватив домашнюю одежду, скрылся в ванной. Жаль, полюбоваться на гибкое, по-звериному грациозное тело Егор не отказался бы.

Он осмотрелся. Квартира почти не несла никаких следов пребывания в ней любимого. Почему тот не покупал себе что-нибудь? Что-нибудь для души, книги, например? Хотя, возможно, весь мир Макса скрывался в ноутбуке? Он улыбнулся, вспоминая радость парня, когда Егор подарил ему эту игрушку. Больше никакие подношения не радовали Макса, он рассеянно благодарил и откладывал подарок в сторону. Его не интересовали дорогие безделушки, не интересовали украшения. В одежде среди великого разнообразия тот предпочитал качество и преимущественно тёмные тона.

Пока ждал Макса, сварил кофе, сделал бутерброды. Его мальчик может быть голодным. Егору хотелось заботиться о парне, оберегать и защищать.

Тот появился как раз тогда, когда он заканчивал пить кофе.

- Хочешь кофе? - на парне были джинсы и тёмно-зелёная рубашка, и он поморщился, когда сел в кресло напротив.

Раскаяние полоснуло Егора своей остротой, и он сказал:

- Прости, сильно больно? - Макс выгнул чёрную, будто нарисованную углем бровь.

- Да нет, терпимо.

- Макс, почему ты не хочешь понять меня?

- А почему ты думаешь, что я не понимаю? - Егор встал, нервно прошёлся перед парнем.

- Хорошо, тогда так - почему не хочешь моей любви? Если бы ты знал, как я люблю тебя! Я готов умереть за тебя! - тот поморщился на эти слова.

- Егор, я повторю. Я НЕ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ и мне НЕ НУЖНА твоя любовь. Понимаешь? Ты купил это тело, так и пользуйся им в своё удовольствие и не лезь ко мне с любовью.

Егор подошёл Максу и сел перед ним на колени. Взял за руки, глядя в холодные глаза, поцеловал тонкие пальцы.
- Макс, позволь любить тебя, пожалуйста, пожалуйста... – молил. Его била дрожь, он покрывал поцелуями руки любовника, смотрел в зелёные глаза и не находил в них того, о чём отчаянно умолял.

- Егор, не унижайся! – хлёстко ударили слова. Сильнее пощёчины. Парень вырвал свои руки из его, и он вцепился в колени Макса.

- Макс, я умоляю тебя... ну пожалуйста... Сделаю всё, что захочешь... всё, что пожелаешь... сердце моё!.. счастье моё!.. только будь моим.

- Нет, - покачал головой тот. - Я не могу дать тебе то, о чём просишь.

- Ну почему, Макс?! Почему?! – не выдержав, закричал Егор. Отказ парня ввергал его в отчаяние. Он провёл руками по бёдрам любовника, по коленям и смотрел в зелёное равнодушие глаз, и тонул там, видя лишь холод и пустоту.

Почему вышло всё так? Если бы он знал, что влюбится в Макса, то вёл бы себя по-другому, был бы более нежен и заботлив. А так он только отталкивал того от себя, делал всё, чтобы Макс был послушным и дрессированным. Ему нравилось подчинять любовника, нравилось сгибать к самой земле, и порой забавляли боль и отчаяние в зелёных глазах. А теперь всё изменилось. Он предлагал пантере свободу. Предлагал выбор и свою любовь. Но… может быть уже слишком поздно?

И вдруг всё всколыхнулось в зелени глаз, как будто порыв ветра согнал ряску с глади пруда. Там проступила мучительная боль, и парень задохнулся, рванулся прочь из его рук. Но Егор вцепился в него мёртвой хваткой.

- Поговори со мной, Макс! Расскажи мне всё! – кричал, требовал, ломал он, вырывая, выцарапывая любимого из мира тьмы. Тот зарычал, глянул с дикой, нечеловеческой ненавистью. «Боже! Как пойманный зверь!» - пронеслось в мозгу, и тут этот зверь ударил. Ногами, больно, безжалостно. Бил на поражение. Егор отлетел прочь, а Макс вырвавшись на волю, смотрел на него с дикой яростью.

- Выметайся отсюда! Я не хочу и не буду разговаривать с тобой! - разъярённо орал тот. - Проповедник нашёлся! Да кто ты такой, чёрт тебя возьми? Думаешь, что сказал люблю и всё, дело готово, любовь до гроба, дураки мы оба?! Шампанское, фата и дети в придачу?! – язвил Макс. - А обо мне ты подумал? Хоть на минуту представил, каково мне? - кричал на него любимый. А Егор лежал на спине и просто разрывался от жалости к нему. Максу было плохо, больно, он страдал, метался в поисках выхода и не находил его. А он, Егор, со всеми своими деньгами не в силах был помочь любимому.

Кто? Какая тварь так смертельно ранила его мальчика? Какая мразь подняла руку на его дикую пантеру?
И тут он понял, что совсем ничего не знал о любовнике. Тот никогда не рассказывал о себе, никогда ни о чём не вспоминал, ничем не делился. А ему это было выгодно и вполне устраивало. Правда, до тех пор, пока не понял, что влюбился.

- У тебя есть жена, вот и люби её на здоровье, а я просто твой любовник. Всё, - Макс стал успокаиваться. Устало провёл рукой по лицу, вздохнул тяжело, обречённо.

- Хочешь, я разведусь? - он ожидал чего угодно, только не горького смеха. Парень подал ему руку, помог подняться.

- Егор, это твоя жизнь. И поверь, мне всё равно, будет у тебя жена или нет. Я ею не стану.

- Макс, скажи, кто тебя так сильно обидел? Кто ранил? - тот отвернулся, но он привлёк его к себе, обнял. Мягко шепнул: - расскажи мне, - Макс покачал головой.

- Прости, я не могу. Я просто не могу, - но не пытался отстраниться, наоборот, прильнул к Егору, положил голову на плечо, снова тяжко вздохнул.

- Ш-ш-ш-ш, моя зеленоглазая пантера, ты так измучилась, так устала. Пойдём спать, - он подхватил любимого на руки и унёс в спальню. Раздевая притихшего парня, легко целовал в щёку, в шею, в голое плечо. Он показывал свою нежность, свою любовь, и Макс не отталкивал, лишь устало вздыхал. Глаза его были закрыты, и Егор не видел их выражения.

Он уложил Макса в кровать и, быстро раздевшись, скользнул рядом, обнял, крепко прижав к себе.

- Спи, моя пантера, спи, моя любовь, сладких снов тебе, - шептал в тёмную макушку Егор.

Он подождёт, он будет терпеливым и любящим. Он завоюет сердце парня, приручит этого до боли любимого и бесконечно желанного зверя.


Проснувшись утром в объятиях любовника, Макс сильно удивился. Это была первая ночь, когда Егор остался с ним на ночь. Вспомнилось вчерашнее, то, как стоял на коленях этот гордый мужчина, как унижался, моля его о любви. Спящий Егор выглядел каким-то беззащитным. Макс осторожно высвободился. Мужчина недовольно вздохнул, что-то недовольно пробурчал, но не проснулся.

Он сварил кофе и как раз налил себе в кружку ароматный напиток, когда на кухню пришёл любовник.

- Доброе утро!

- Доброе, - буркнул. Тот отобрал у него кружку, отхлебнул из неё и отставил в сторону. Обнял, поцеловал. Макс ответил на поцелуй и, видимо, это обрадовало мужчину. Егор заулыбался, подмигнул. Он отстранился, отошёл к холодильнику. Нужно было что-то сварганить на завтрак, нежданно свалившемуся ему на голову гостю.

- Чем будешь кормить? – благодушно поинтересовался этот гость и провёл ладонью по ноге Макса. От колена и выше.

- Егор, ты завтракать будешь?

- Всенепременно, - кивнул тот с наглой ухмылкой. Растрёпанный со сна, с тёмной, отросшей за ночь щетиной, в одних трусах – это было непривычное и невиданное ранее зрелище. Такого утреннего Егора Макс не знал. Мужчина стал дурачиться, лез обниматься, тискал его, тёрся щетиной и радостно хохотал, когда он фыркал.

- Его-о-ор! – возмущался Макс. Он стал отбиваться, но мужчина зажал его в уголке, стал жадно целовать. Макс поплыл, возбуждение накрыло, понесло, закружило. Любовник знал его тело лучше, чем он сам, и, позабыв обо всём, он сдался во власть победителя.


- Люблю тебя! Люблю тебя, моя пантера! - шептал Егор стонущему под его руками парню. - Всё за тебя отдам, от всего откажусь, только позволь любить тебя! - он подхватил Макса под ягодицы, тот сразу же обхватил его ногами, скрестив их у него за спиной. И он только победно улыбался, унося любовника в спальню.


"Порву Фила или кого ещё на мелкие кусочки, если тот сунется к Максу! Порву всех, кто попытается отнять у меня моё зеленоглазое чудо, мою радость, мою жизнь!"





гл. – 3



Фил закурил и поёжился. До чего же сегодня было холодно! Чёрт побери, этот так рано наступивший холод! Да, уже осень, кто спорит, но если бы хоть чуточку тепла откуда-нибудь из Африки принесло, то он был бы бесконечно счастлив. В этом году осень как-то слишком скоро кончилась, быстро похолодало и пришли морозы.

В приоткрытое окно врывался студёный колючий ветер, неприятно бил в глаза, и от этого он щурился. Машина слишком быстро остыла, и Фил вновь завёл мотор, выбросил недокуренную сигарету, закрыл окно. Интересно, долго ещё ждать Макса?

Кто бы только знал, что потребуется столько усилий ради того, чтобы узнать, где именно учился парень. Сразу же вспомнилось ощущение гадливости, когда покупал эту информацию у секретаря Егора. Скользкий продажный пидор! Может, когда-то Егор драл его? А если так, то какого хрена тот оставил при себе этого мудилу? Фил передёрнул плечами. Где-то и в чём-то Егор умный и хваткий, а вот в этой ситуации дураком выглядит. Разве можно оставлять в доме бывших любовников? Снова вспомнилось, как сальные глазки за стёклами очёчков липли к телу, раздевали. Тогда, на миг, захотелось впечатать кулак в эти очёчки, чтобы хрустнули стёкла, впились в нежную кожу век, и потекла ярко-алая кровь. Он аж зубами скрежетал от невозможности выполнить желаемое. Взбесил его тогда тот мудила до бешенства. Это ж надо, так откровенно зазывать и выставляться напоказ. Мудозвон хренов! Фил понял, что, вспоминая, начинает всерьёз беситься, и рассмеялся. Да что ж это такое? Тот пидор, что прислуживает Егору, не стоил его эмоций. Ещё распаляться из-за всякой мерзости! Он и тогда сдержался, обуздал себя, понимая, что Макс был важнее.

Секретаришко неплохо заработал. И ведь знал же, сука, что Фил заплатит. Выдаст всё, о чём тот просил. А всех делов-то - пристроить к себе в фирму некоего козла, да кругленькая сумма, что перекочевала в карман секретута.
Фил передёрнул плечами. Он слишком хорошо знал эту продажную породу, которая вылезла из грязных вонючих подворотен и бедных убогих лачуг, именуемых квартирами. Как-то они теперь называются – эконом-класс? В простонародье – трущобы. Это когда-то гордый русский народ понятия не имел о трущобах, а теперь большинство там живёт. Он и сам выбрался оттуда, да и тот, кого уже давно ждал Фил, по-видимому, тоже.

Вновь захотелось закурить. Чёрт, в последнее время он дымил как паровоз. Надо бы взять себя в руки и притормозить. Он побарабанил пальцами по щитку, посмотрел на серый унылый двор универа. Молодёжь группками и поодиночке повалила домой. Макса среди покидающих учебную территорию не было. Фил прикрыв глаза, вспомнил парня, там, в саду. Волна возбуждения прокатилась по телу, ударила в голову, тяжестью опустилась в пах. Сразу же стало неудобно сидеть.

- Твою ж мать, ну прямо как в пятнадцать лет! – недовольно и удивлённо проворчал он и усмехнулся.

Когда Егор стал приводить с собой на вечеринки нового любовника, Фил не обратил внимания на тихого паренька, только подумалось, что вкус у Егора стал улучшаться. Потом ещё пару раз они пересекались на различных тусовках, но ему не было никакого дела до новой пассии знакомого. А потом была памятная фотовыставка…
Именно там Фил открыл для себя чудо. И то чудо звалось Макс.

Он бы не пошёл на ту дурацкую выставку, не любил Фил ни фотографии, ни картины. Он просто не понимал, как можно восторгаться всем этим? Лучше уж путешествовать и открывать для себя райские местечки, осматривать все вживую. Правда, точку зрения Фила никто не понимал. Даже его любовник, который всеми правдами и неправдами пытался приобщить его к великой силе искусства и таскал по всевозможным выставкам. Вначале он терпел. Фил вообще был на редкость терпеливым, как хищник, который подстерегает добычу из засады. А потом терпение как-то незаметно просочилось сквозь пальцы, и накануне той судьбоносной выставки он в пух и прах поругался с любовником и выставил того за дверь с вещами. Ну, а дальше он не смог придумать ничего умнее, как отправиться на выставку одному. Назло врагам, так сказать.

Там было всё, как и везде, и как всегда – смертная скука. Люди, которых кучка приспешников именовала «великими» и «от бога», пытались найти спонсоров для своих проектов и затей. И собственно, сами спонсоры – сытые, холёные купцы, желающие лично узреть, куда их кровные деньги пойдут, на какую мазню будут потрачены.
Короче, скука, толкотня, запах дорогого парфюма, сплетни, умные лица и фальшивые улыбки. Фил тогда последними словами ругал себя, что припёрся туда. Он собирался уйти, но взгляд зацепился за Егора, который флиртовал с каким-то женоподобным волосатиком. Вот дурак, разменивается на всякую шваль. Ведь смазливый волосатик не выдерживал никакого сравнения с его теперешним зеленоглазым любовником. У Зеленоглазого была душа, а у волосатика - пшик. Всё можно было по лицу прочесть. Тот жаждал срубить с Егора побольше бабок, ну и оттянуться по полной. Мелко. Противно.

Но это заставило его остаться. Он и сам не понял почему. Потолкался на выставке, рассматривая тех, кто присутствует, а не то, что висело на стенах. Встретил знакомых, перебросился парой слов и уже собирался податься в какой-нибудь клуб, но тут увидел Макса.

Парень стоял перед какой-то фотографией и чуть ли не плакал. Того трясло, и он с трудом сдерживался. Тогда Фила поразила сила эмоций парня и захотелось взглянуть, а что же вызвало эту бурю? Словно снежный кот подобрался он к Максу, мельком взглянул на фото. Всё было ясно как божий день.

- Что, знакомая картина? - подколол парня. Фотография явно удалась. Прям картина Репина маслом: в центре качели. На них, широко открыв рот, орал сопливый ребёнок. А мамочка прилегла отдохнуть – прямо рядом с качелями - и даже бутылку из рук не выпустила, так и спала с ней в обнимку.

- Если бы вы знали насколько, - холодно бросил парень и ушёл. Он заинтересовал Фила. Зацепил. Хорошенький мальчик, в зелёных глазах которого плескалось море боли и страдания. Наверное, именно ею, силой своих эмоций, тот и зацепил Фила. И ещё правдой, небрежно и холодно брошенной ему в лицо. Не многие были способны на подобное, особенно на такое личное откровение. За отталкивающей всех и вся неприступностью он увидел живого, страдающего человека. И ему стало любопытно - если этот человек умел страдать так сильно, то какова будет его любовь?

После этого Фил стал присматриваться к парню. И чем дольше смотрел, тем сильнее ему нравился Макс. И однажды, выбрав удачный момент, он решил завладеть им, но тот не дался. Посмотрел холодно и равнодушно, пожал плечами и ушёл.

И чем больше Фил охотился на Макса, тем сильнее хотел его. Он сгорал. Он мечтал о парне, и везде и всюду ему мерещился зеленоглазый. Тот стал до невозможности привлекателен и желанен. Он был одной крови с Филом. Слишком похож на него в молодости. Слишком желанен. Слишком недоступен. Всего в Максе было слишком, но именно это и было нужно Филу. От него веяло страданием, кровью, как от смертельно раненого зверя и... душевной чистотой. Фил не понимал, как тот смог выжить в этом мире со своей чистотой? Как до сих пор не сломался? Ведь наверняка у него были деньги Егора. А если были деньги, то был алкоголь и наркотики. Всё, что хочешь! Всё, что поможет притупить боль внутри. Так почему вместо того, чтобы заглушать боль, тот терпел её?

Макс был загадкой. Кубиком Рубика, который никак не хотел собираться, как его ни крути.

Через какое-то время Фил снова попытал счастья, но парень опять не поддался, прям как стойкий оловянный солдатик! Такого с ним ещё не бывало. Раньше все, кого Фил добивался, рано или поздно, но становились его. А Макс как заколдован был. Ни на что не соблазнялся, ни на деньги, ни на любовь. И он понял, что окончательно потерял голову и сходит с ума. И по ком? По тощему выкормышу грязных подворотен!

Фил вздохнул. А, может, в этом всё дело? В их похожести? Ведь ни на одного маменького сыночка он так не западал.

За размышлениями он чуть не упустил парня. Тот быстро, почти бегом вышел из универа и в мгновении ока миновал двор, вышел за ограду. Фил подобрался, жадно следил за движениями Макса. Эх, хорош паршивец, так бы сожрал! Тот поравнялся с машиной, и он посигналил, но Макс даже не глянул в его сторону. Прошёл мимо, словно находился в другом мире. Пришлось в срочном порядке покидать машину. Но и когда Фил окликнул парня несколько раз, тот не обернулся и если бы не шедшая в универ девушка, то Макс наверняка бы ушёл. Но девушка поймала парня за рукав куртки и что-то сказала. Тот вытащил наушник из уха и посмотрел в его сторону. Именно на него указывала девушка.

Фил с облегчением вздохнул. Ну, не бегать же ему за Максом, в прямом смысле этого словосочетания.


Макс удивлённо воззрился на Фила. Снова он. Снова всё сначала. Интересно, ему не надоело? И зачем ему это всё? Фил ведь красивый мужик, при бабках. Неужели не может найти себе парня? Хорошего, чистого. Ведь наверняка есть такой.

- Привет, Макс, уделишь мне полчаса?

- Здрасте. Не надоело? – мужчина весело рассмеялся, будто он рассказал жуть какой смешной анекдот. Эх, ничем-то его не пронять, ни нарочитой грубостью, ни злой резкостью. Макс пожал плечами.

- Макс, да за тобой я бы вечность бегал и не надоело бы, – он хмыкнул.

- Надоело бы. И ты понятия не имеешь, что такое вечность.

- А ты, значит, хорошо себе это представляешь? – Макс прикусил язык. И кто его тянет за эту болтливую часть? Ну какого фига он распаляется перед мужиком, который ему нафиг не сдался?

- Так что, уделишь полчасика? – допытывался приставала.

- Ну, может быть, - ответил он. Хотя слушать снова признания и предложения, которые его не интересовали, будет скучновато. Ведь Макс уже не раз давал понять, что кроме Егора ему никто не нужен.

- Я хотел бы поговорить с тобой.

- О чём?

- Макс, но не здесь же! – возмутился тот. Он осмотрелся. А что, место как место. Какая разница где разговаривать? - Поехали в кафе, попьём кофе, побалуемся плюшками, или ты отчитываешься своему любовнику за каждый шаг?

- А вот это - не ваше дело, - холодно и предупреждающе.

- Прости, я не хотел вмешиваться в ваши дела, - тут же пошёл на попятную мужчина.

- Так о чём вы хотели поговорить?

- Макс, пожалуйста, всего полчаса!?

- Ну, хорошо, - ответил парень и пошёл за ним к машине. Макс сел рядом, а Фила аж дрожь пробрала, настолько сильно он хотел прикоснуться к нему.

- Мы ведь официально не знакомы? Я ведь так ещё ни разу тебе не представился. Всё не до того было.

- Ага, не до того.

- Я Филипп или Фил, ну а ты Макс?

- Ага.

- Как вы познакомились с Егором? - ему всё было интересно, беда в том, что парень давал совсем скупые ответы.

- Друг познакомил.

- Правда? А я случайно не знаю твоего друга?

- Думаю, нет.

- А почему с такой осторожностью? – Фил мгновенно уловил, что с тем другом что-то не чисто.

- Потому что он - мой друг, а вы тут все как волки, - Фил рассмеялся. Весело, заразительно, от души.

- Это ты точно подметил, - поворачивая вправо, усмехнулся Фил. – Спасибо тебе.

- За что? – удивился Макс.

- За смех. Давно я уже так не смеялся, - на это парень пожал плечами.

- Кушайте на здоровье, - эта реплика снова вызвала приступ смеха. Макс понятия не имел, насколько он притягателен для Фила. Насколько желанен. Он хотел его. Такого язвительно-колючего, щетинистого и несносного. Такого, как Макс, больше не было. Он был уверен на двести процентов, что хоть пол-Земли обыщи, но такого, как сидящий рядом парень, больше не найдётся. Ему было до неприличия хорошо рядом с Максом. У Фила никогда не было семьи, никогда не было ощущения дома, а вот рядом с этой зеленоглазой колючкой он чувствовал себя дома. Если бы тот только согласился стать его семьёй, то больше Филу ничего не нужно было бы.


В кафе, куда привёл его Фил, были приватные кабинеты. Тот сразу же осведомился о наличии свободного, пошептавшись с официантом, повёл Макса наверх.

Они вошли в дверь под номером пять, и парень весело хмыкнул. Широкий диван с подушками, стеклянный столик, телевизор на стене, караоке.

- Садись, сейчас принесут кофе с плюшками, - Фил разделся, повесил пальто на вешалку в углу, повернулся к Максу. Но тот уже бросил куртку на спинку дивана и сидел на диване, посверкивая глазами из-под косой чёлки.
Он сел рядом. Они были совершенно одни и никого рядом. В такой ситуации, именно с Максом, он ещё не был. На парне были джинсы и тонкий чёрный свитер. Фил сглотнул, поняв, что откровенно пялился на грудь парня, стараясь рассмотреть соски. Желание овладеть Максом, сделать своим, сжигало мозг. Это было плохо. Сейчас не время, нужно было поговорить.

- Можно закурить, ты не против? – ну конечно, курить, чтобы отвлечь себя от сидящего рядом и до дрожи желанного парня, - самое правильное решение. Но другого-то нет.

- Валяй.

- Ты не куришь?

- Нет.

А Макса забавляло поведение взрослого и опытного мужика. Тот мысленно ржал, когда Фил уставился ему на грудь, а потом в пах. Он что, голодный?

В дверь постучали. Фил пошёл открывать, а Макса кольнуло беспокойство. А может зря он согласился на весь этот разговор? Вдруг Егор узнает и приревнует? Что тогда?

Он не думал, что Фил приведёт его в такое уединённое место.

Официант вкатил столик на колёсиках и быстро расставил чашки с кофе перед ними. Потом последовали коробочки сливок, сахар и в корзиночке домашние плюшки. Пожелав приятного аппетита, тот удалился, бесстрастный, словно сфинкс, даже бровью не повёл.

- Вау! - Макс взял плюшку. Она была тёплой и пахла сдобой. Когда-то давно, в глубоком детстве, когда ещё была жива бабушка, он ел такую же домашнюю выпечку. Эх, как же давно это было. А вообще, Максу нравились разные плюшки-ватрушки. Только вкусные, а не какие-то фабричные суррогаты.

Он с удовольствием умял три плюшки, выпил кофе и в ожидании посмотрел на Фила. Типа, ну давай, бухти, раз позвал. Тот будто этого и ждал, отставил свой нетронутый кофе и выпалил:

- Макс, брось Егора!

- И зачем мне это делать?

- Он не сможет дать тебе, то чего ты хочешь.

- Да ну?! И конечно, ты знаешь, чего я хочу? – усмехаясь, спросил Макс. Как же всё просто оказывается! Неужели Фил не понимал, какую ахинею нёс? Да порой он сам себя не понимал, а тот утверждает, что знает, что ему нужно. Ну-ну. Божественный ты мой.

Мужчина посмотрел ему в глаза.

- Жёсткого секса и физической боли, чтобы хотя бы на время забыть о той, что разрывает тебя в клочья изнутри.

Молчание было таким плотным, что его можно было резать ножом. Макс не знал, что сказать, а мужчина продолжал:

- Егор - единственный сын из богатенькой семьи, думаешь, он сможет понять тебя? Понять, что внутри тебя чудовище. Демон. Думаешь, он сможет понять твою боль? - Фил придвинулся вплотную, втянул носом его запах и зашептал, в самое ухо, как змей искуситель: - Я знаю, что это за боль. Это когда всё внутри рвётся в клочья и ты не живёшь, а просто ждёшь смерть, когда винишь во всех грехах себя и знаешь, что это ложь, но тем не менее люто ненавидишь себя, только за одно своё существование... как можно любить себя, если своей собственной матери не нужен?.. - мужчина запустил руку в волосы Макса и потянул назад. Лизнул в шею, где синела Егорова метка. А Макс дрожал в обнимающих руках, закрыл глаза и шумно дышал, пытаясь справиться с собой и принять уродливую, страшную для него правду, ту, которую этот мужчина ткнул ему под нос, заставив посмотреть в ужасное беспощадное лицо.

Он знал. Всё знал. Просто, чтобы не сойти с ума от этой правды, каждый раз прятал её, делал вид, что всё совсем иначе, чем мерзкая правда.

Макс тонул. Умирал. Снова. Раз за разом. Сколько же лет он бьётся в нестерпимой агонии и всё никак не издохнет? Сколько ему ещё терпеть эту муку?

Фил гладил его по плечам, рукам. По-хозяйски зарывался в чёрный шёлк волос и грубо сминал в кулаке. «Ещё чуть-чуть и он будет моим», - торжествовал в душе Фил.

- Я дам тебе всё... всё, что захочешь... что пожелаешь, только стань моим, - нашёптывал искуситель. Макс замер, перестал дрожать, с силой выдохнул и открыл глаза.

«Всё. Он мой!» - вопил он мысленно. Но вместо затравленного и пустого взгляда, Фила полоснула ярость разозлённого зверя. Парень рассмеялся, и этот смех, чувственный, хрипловатый, свёл его с ума. Самоконтроль лопнул как мыльный пузырь, и желание обладать Максом, затмило все ясные мысли и доводы рассудка. Фил попытался повалить и подмять парня под себя. Макс резко дёрнул головой, освободил волосы и как-то гибко, по-звериному извернувшись, вскочил с дивана.

- Фил, Егор убьёт тебя, если узнает, что ты приставал ко мне, - с полуулыбкой сообщил, словно не он только что дрожал и ярился, готовый сдаться и уступить.

Фил тяжело дышал и был до нельзя возбуждён, внизу всё горело и требовалась немедленная разрядка. Он больше жизни хотел этого парня, а тот никак не давался, ускользал, словно скользкий угорь. «Наверное, именно так сходят с ума», - пронеслось у Фила в мозгу.

Макс стоял совсем рядом. И так далеко! Просто неимоверно далеко, будто на другой планете.

«Дикий, непокорённый, никому не дающийся в руки зверь. Пантера». Они смотрели в глаза друг друга и молчали.

- Какого хрена! Ты же такой как я, ты чувствуешь точно так же и тем не менее отвергаешь? Почему??? – он готов был драться. Готов был силой овладеть парнем. Хотя понимал, что, случись такое, Макс не простит. Его нельзя было заставить. Нельзя было купить. Ему ничего не было нужно от Фила. Совершенно ничего.

- Тебе просто кажется, что ты знаешь меня. Я совсем не такой, каким ты меня представляешь.

- Да мне всё равно. Я люблю тебя!

- Мне жаль, - Макс не оправдывался, не пытался выглядеть лучше, он был собой. И ему действительно было жаль. Да и Филу тоже. Он посмотрел в зелёную глубину глаз парня и понял, что если вдруг их сведёт судьба, то ему жизни не хватит, чтобы постичь эту загадку. И Фил, который прошёл огонь, воду и медные трубы, не выдержал, первым отвёл глаза.

- Но ведь ты не любишь Егора и тебе не нужна его любовь. Я слышал.

- Не люблю.

- Тогда почему, Макс, какого хрена?! – не выдержав, заорал он. Вместо ответа парень оттянул ворот свитера, и Фил увидел тяжёлый рабский ошейник на тонкой в синяках шее. И совсем было неважно, что тот ошейник тускло отсвечивал золотом. Всё было как положено - и на нём имелось имя хозяина.

- Теперь понятно?

- Ё-моё, Егор что, совсем охренел?

- Это не Егор. Это я охренел. Моё тело принадлежит Егору, я сам ему продался, и, поверь, мне не нужен другой хозяин.

- Макс, я заплачу больше. Вдвое, нет, втрое, только умоляю - стань моим!

- Я же уже сказал, моё тело купили, а душу я не продаю, - парень подхватил куртку и вышел, оставив Фила ни с чем.

Он спустился вниз и расплатился. Сожаление, бескрайнее, почти бесконечное, словно вселенная, царило внутри.

- Твою ж мать, Макс! Я всё сделал не так, я полный идиот! – в сердцах сказал Фил себе, садясь в машину. - Ну ничего, зато, в отличие от твоего любовника, я умею ждать. Издали буду следить за тобой, Макс. И однажды ты всё равно станешь моим.


Макс вошёл в квартиру и вздохнул. Горько. Безнадёжно. Он разделся, включил музыку и ушёл в ванную. Включил душ и сжался в комок на дне ванной. Тёплые струи били по спине, голова сильно болела. Наверное, он оставил приличный клок волос в руках Фила, когда вырывался. И к той мути, что постоянно была внутри него, добавилась жалость к себе, и Макс сломался - заплакал, молча и беззвучно. Скрёб ногтями по белоснежному покрытию джакузи, открывал рот, но оттуда не вырвалось ни звука. Плакала душа. Кровавыми слезами. Рвалась на части и никак не могла умереть.

Таким жалким и нашёл его Егор. Он вытащил его из ванной, завернул в полотенце и унёс в спальню.

- Тише, тише, - шептал всхлипывающему Максу.

Егор целовал его так нежно, так ласково, и от этой нежности было так мучительно больно, так нестерпимо, что Макс расплакался как в детстве, навзрыд, когда мать ударила за то, что принёс ей чая, а не стакан водки.
Господи, ну почему его не оставят в покое! Егор, и теперь вот Фил - все хотели его любви. Все хотели то, чего он дать был не в силах. Почему они никак не поймут? Ну, не мог Макс любить! Утратил он эту способность. Навсегда. Потерял.

Когда-то давно Макса любили, оберегали, защищали. Он был нужен, был особенным и неповторимым. Тогда ещё была жива бабушка, да и мать была почти нормальной. А потом бабушка умерла. И постепенно Макс остался без любви, даже больше - стал никому не нужен. Отвергнут своей собственной матерью, та без долгих раздумий и даже с радостью променяла его на бутылку. Но он-то любил, его любовь никуда не делась и, несмотря ни на что, маленький Макс всё равно любил свою мать. Правда, его любви с каждым годом становилось всё меньше и меньше. Пока однажды она не исчезла совсем, оставив после себя незаполняемую ничем пустоту и боль. Страшную, несравнимую ни с чем боль. И он поклялся себе, что больше никогда и никого в своей жизни не полюбит. Никогда и ни за что!

Вот поэтому он и продал своё тело. Но Егору стало мало этого, тот хотел его всего. И тот рвался, ломился в душу, туда, куда не было никому дороги. Зачем? Там, внутри него, было слишком темно, слишком мерзко и страшно. Макс сопротивлялся изо всех сил. Быть диким зверем проще, пантеры не умеют любить. Им просто неведомо это чувство.

А Егор, не понимая, ранил его своей любовью, мучил нежностью и причинял ещё больше боли. Его, Макса, нельзя было любить. Он ненужный отброс и не заслуживал любви. Таких, как он, не любят. От них отказываются и предают. Он просто не достоин этого чувства и всё. Точка!


А у Егора разрывалась душа от этого безнадёжного плача. Он ещё крепче прижимал к себе парня и шептал, и молился всем богам, чтобы Макс услышал:

- Я люблю тебя, люблю, моя зеленоглазая пантера. А сейчас поспи, ты так устала бороться, так измучилась... поспи, мой любимый. Я заберу твою боль, твою печаль, я так хочу, чтобы ты улыбался и радовался. Чтобы был счастлив, мой бесконечно любимый мальчик.

И тот послушался, горькие всхлипы стали реже, глуше. Макс расслабился и уснул.

А Егор гладил того по спине, целовал в макушку, вдыхал запах спящего парня и не знал, как может вмещать в себя столько любви человеческое сердце? И что ему теперь делать с этой любовью?..

Утром Егор рассеянно поцеловал любимого. В душе росло и ширилось решение. Да, он сделает это. Ради своей дикой непокорённой пантеры. Он отпустит своего зверя на свободу.

Страх ледяной когтистой лапой сжал сердце, когда Егор расстегнул ошейник на тоненькой шейке. Макс сам попросил его об этом символе. Твёрдо, уверенно обрисовал, что хочет.

- Зачем тебе это? - тогда спросил он. Парень посмотрел ему в глаза.

- Мне нужен этот символ, и не спрашивай зачем, - на том и порешили, только вот зверю, что жил внутри Макса, это не помогло. Пантера по-прежнему металась и, не находя выхода, отчаянно тосковала. Иногда он перехватывал обречённо-тоскливый взгляд, и у него сжималось сердце. Он думал, что его любовь поможет, вылечит Макса. Не помогло. Смертельно раненая зеленоглазая пантера чахла на глазах. И виной всему был он сам. До того, как он влюбился в парня, всё было ладно и складно, его не особо интересовала жизнь любовника, всё, что ему было надо, – это регулярный секс с красивым и на всё готовым парнем. А потом всё стало меняться, Макс стал для него важен, необходим и, если бы он стал важен для парня, Егор ничего бы не пожалел ради этого. Но, увы, не судьба.


Макс проснулся с чувством произошедшей катастрофы. Но Егор спал рядом, и он потёрся носом о голую грудь любовника. На душе было тяжело и тоскливо. Вспомнился вчерашний разговор с Филом и истерика в ванной. Жаркая волна стыда омыла, ударила в голову, и он зажмурился. Стал уговаривать себя, что теперь-то чего стыдится? И что всё уже в прошлом, а, значит, изменить всё равно ничего нельзя, надо просто успокоиться, и принять это как должное, и жить дальше.

Осторожно, чтобы не разбудить, высвободился из объятий Егора и ушёл в кухню. Хотелось побыть одному, разобраться в себе и просто прийти в себя.

Макс сел на широкий подоконник и стал смотреть в окно, на безрадостный голый двор. Снег ещё не выпал, не прикрыл страшную уснувшую землю.

"Интересно, - думал он, - кто мы, люди, для Земли? Паразиты? Что-то типа жадных кровососущих вшей, которым всегда всё мало? Золото, нефть, газ, алмазы, мясо, бивни, шкуры - нам всегда мало. Если брать, то без остатка! Надо высосать всё до пустоты, чтобы, обожравшись, лопнуть. Есть ли вообще предел человеческой жадности?"

Неизвестно до чего бы додумался Макс, но в кухню вошёл Егор. Полностью одетый, собранный, хмурый. Он достал из кармана золотую безделушку и показал парню. Макс невольно провёл рукой по шее, где не хватало тяжести рабского ошейника. А он даже и не заметил пропажу, хотя, возможно, просто не привык.

- Макс, я разрываю наше соглашение. Ты свободен. Теперь это твоя квартира. Деньги на счету хорошие, за учёбу я буду платить. Захочешь связаться со мной, ты знаешь как это сделать, - и ушёл, а Макс так и остался растерянно сидеть на подоконнике.

Он был свободен! У него теперь было своё собственное жильё, одежда, деньги. Он ни от кого не будет зависеть и никто больше не будет требовать его любви. Это было здорово! Замечательно!

Только почему так пусто и голо вдруг стало? Словно Макса лишили чего-то столь необходимого, без чего жизнь была не в радость?

Он усмехнулся, обнял себя руками. Сквозь стекло посмотрел на небо. Сколько ещё ему терпеть? Ну когда, когда эта его проклятая душа упьётся собственным ядом и наконец издохнет!? Может, пора уже прекратить его мучения, его никчёмную пустую жизнь?




гл. – 4



И опять у него было ощущение, что он упал в грязь лицом, как множество раз до этого. Но теперь сил подняться не было. И Макс так и остался лежать, захлёбываясь и пуская пузыри в мутной жиже.

Недели сменяли друг друга, Макс ходил на занятия в универ, ел, спал. Но его не отпускало ощущение, что он, словно мошка, увяз в пока ещё жидкой смоле. И смола эта с каждым днём становилась всё твёрже. Постепенно ловушка превращалась в могилу. И если в первые дни после ухода Егора мир виделся как через мутную пелену, то с каждым прошедшим днём стена становилась всё прозрачнее и прозрачнее. Макс задохнулся и умер, когда смола превратилась в камень. Сам он был не в состоянии разбить свою тюрьму, а ждать помощи было не откуда. Мошка, попавшая в янтарь, так и останется там навсегда, на веки вечные.

И он смирился, успокоился, опустил руки, сдался. Это было хорошо – не бороться. И внезапно на него снизошёл покой. Теперь внутри царило холодное равнодушное безмолвие. Все желания, стремления, чувства - всё было погребено под толстой ледяной коркой. Он словно впал в спячку, и это было блаженством. Ничто больше не болело, ничто не трогало, всё проходило мимо, не задевая. Макс жил и не жил одновременно.

А потом позвонила соседка и сказала, что его мать умерла. Он равнодушно положил трубку, пошёл одеваться, надо было хоронить мать. В душе не было ни радости, ни грусти, там совсем ничего не осталось. Пустая скорлупа – вот кем теперь стал Макс.

Похороны прошли хорошо. Многочисленные алкаши помянули мать так, что, забыв, где находятся, запели песни. Макс поморщился, стало противно до одури, и он ушёл оттуда. Он схоронил мать, организовал поминки. Больше ничего и никому он не был должен. С квартирой разберётся позже.

Он сам себе казался бездушным манекеном. И он совсем не знал, что надо было сделать, чтобы очнуться от этой летаргической спячки. А может и не надо ничего делать?..


- Макс! – Фил, как и сто лет назад, в другой жизни, точно так ждал его из универа. – Привет, рад тебя видеть.

- Привет.

- Составишь компанию, ударим по плюшкам? - он лишь пожал плечами и сел в машину.

- Как жизнь? Как учёба?

- Нормально.

Фил вёз парня и всё больше хмурился. Вчера он случайно узнал, что Макс свободен, и обрадовался как дурак. Но сегодня, увидев того, аж задохнулся от жалости. Парню было плохо: тусклый взгляд издыхающего зверя, бледная с оттенком синевы кожа, ввалившиеся щёки. Это был совсем другой Макс, обречённый и сломленный.

Он привёз его в то самое кафе. Правда, кабинет в этот раз был напротив.
Макс небрежно сбросил с плеч куртку - и Фил задохнулся. Парень и раньше был худеньким, но теперь это были кожа да кости.

Их обслужил тот же официант, и у него возникло чувство дежавю.

На парня было больно смотреть. И сегодня Макс даже не притронулся к плюшкам, рассеянно выпил несколько глотков кофе. Горького, чёрного, обжигающего, и отставил кружку в сторону.

- Макс, ты так переживаешь из-за того, что тебя бросил Егор? - лёгкое пожатие плеч.

- Переживаю? Нет.

- Но тебе же плохо, - опять пожатие плечами.

- Почему, мне хорошо, а если точнее, то теперь мне никак, ни хорошо, ни плохо.

- Макс, - Фил обнял парня, стал целовать. Тот позволил всё, но не отвечал. В руках у него была абсолютно покорная, бездушная кукла. Мужчина прижал Макса к себе и долго обнимал, ничего не говоря. Сейчас ему хотелось только одного: найти Егора и избить того до потери сознания. Как тот посмел бросить эту пантеру? И судя по виду Макса, даже не поинтересовался, что стало с когда-то приручённым зверем. Ну, Егор! Найду, убью!


Макс вошёл в квартиру, бросил на полочку ключи, снял кроссовки, нехотя, будто по принуждению, скинул с себя куртку. На кухне жёлтым теплом горел свет. И он невесело усмехнулся - жить одному здорово, только тоскливо. Вот и позабытый с утра свет, когда собирался в универ, некому было выключить. Бывает, это же не смертельно. Макс не стал его выключать. Пусть горит. Прошёл в спальню и, не раздеваясь, заполз в холодное нутро кровати.


Егор ждал и надеялся, что Макс позвонит, но тот не звонил. Пролетали дни, недели, и он затосковал. Он развёлся с Анной, оставив ей шикарную квартиру в центре и приличный счёт в банке. Жена давно знала о его увлечении мужчинами, и их обоих устраивало такое положение вещей. Но так продолжалось до того, как он влюбился в Макса. Тогда-то и стало всё меняться.

- Наконец, ты влюбился, Егор, - грустно констатировала Анна, когда они вышли из здания суда.

- Да, я люблю его больше жизни.

- Так почему ты бросил эту великую любовь? Почему грустишь и хандришь? Почему один?

- Я не бросал, я просто освободил его, - на это заявление Анна рассмеялась, звонко, от души.

- Егор, ты дурак! Причём непроходимый и дремучий. Нет, это же надо было придумать - освободил! - жена улыбнулась. - Егор, тебе уже за тридцать, а ты так и не понял, что невнимание и равнодушие убивают любовь. Пойми, ты бросил любимого одного. И не освободил, а именно бросил. Думаешь, тот оценил это? Да я бы на его месте давно нашла замену и как клином вышибла тебя из своей жизни, - он похолодел. Сразу вспомнился Фил, которого он встретил вчера на приёме. Тот ничего не спросил об отсутствии рядом с ним Макса. Но Егор видел, какой радостью загорелись глаза мужчины.
Наскоро попрощавшись с Анной, он поехал к Максу.

Квартира встретила тишиной, парня не было. В спальне горбом валялось пуховое одеяло. А вот на кухне царил идеальный порядок. Создавалось впечатление, что кроме кофеварки там ничего больше не использовалось. Потоптавшись и осмотревшись, Егор стал ждать любимого именно на кухне. Он знал, что из универа Макс приходил голодный и первым делом шёл сюда.

Когда стало темнеть, он включил свет. Вскоре пришёл Макс, но повозился в прихожей и затих. Думая, что рано или поздно парень вернётся на кухню, Егор прождал ещё полчаса. Но на кухню так никто и не пришёл. И с тревогой в сердце он отправился на поиски парня.

Закрывшись с головой в одеяло, тот спал. Он стянул с его головы одеяло и похолодел.

Его пантера умирала, издыхала.

Егор понял, почему на кухне использовалась только кофеварка. Макс перестал есть.

Парень спал прямо в одежде, подтянув колени к подбородку, обнимал их руками, будто пытаясь согреться. Он стал раздеваться, руки так дрожали, что он не сразу расстегнул рубашку. Наконец, плюнув на всё, стащил её через голову. Снял брюки и лёг рядом с любимым. Макс, не просыпаясь, с мучительным всхлипом вцепился в Егора и заплакал во сне.

- Прости меня, прости, моя пантера. Прости, что бросил, что не помог. Люблю тебя, мой мальчик! Ты поспи ещё, отдохни. Я больше никогда не оставлю тебя, никогда не брошу, - шептал он и обмирал от страха. Ещё чуть-чуть, совсем самую малость, и было бы поздно. Таких идиотов как он нужно было поискать.


Максу снился Егор. Он почувствовал, как прогнулся рядом матрас, почувствовал запах любовника и стал просыпаться. Но подсознание не отпустило и, побалансировав на грани меж сном и явью, ему подумалось, что это очередной сон. Этого просто не могло быть. Мужчина отказался от него, так же, как и все остальные. Ушёл. Бросил. И он снова уснул. Пусть хоть во сне они будут вместе.

Вначале Макс просто ждал, когда вернётся Егор. Ведь если любишь, любишь по-настоящему, то никогда не сможешь отказаться от любви. А Егор всё не приходил. Шли дни, недели. Наступила зима. И однажды он понял, что его хозяин не вернётся никогда. И Макс перестал ждать.


"Не хочу просыпаться! Хочу остаться там, во тьме. Там слишком хорошо, спокойно и безмятежно. Там лучше, чем днём. Я не хочу, не хочу просыпаться!" - Макс всеми силами тянулся к спасительной тьме. Ловил и пытался вернуться в блаженный покой, но сон рвался, тьма уходила, оставляла его одного, и Макс просыпался.

В последнее время его сон стал похож на смерть. Он засыпал настолько глубоко и крепко, что его ничто не тревожило. Он словно погружался в густую чернильную тьму. И там было так хорошо, так покойно! Оттуда не хотелось возвращаться. Макс понимал, что ещё чуть-чуть и однажды он сможет остаться в той тьме навсегда. Но не сегодня.

Сегодня ему приснился Егор. Как будто тот пришёл и лёг с ним спать. Обнимал, целовал, шептал о любви. Макс даже запах любовника почувствовал, тепло его тела, тяжесть обхватившей его ноги. Не сон – реальность. Теперь Макс жил во снах. Днём вместо него по городу блуждала бледная тень, жалкое подобие былого Макса. Он бы всё отдал за то, чтобы сегодня не проснуться. Может, никуда не ходить? Остаться дома и попробовать уснуть? Может, получится и он никогда больше не проснётся? Небеса готовы сделать ему такой подарок? Как же ему хотелось, чтобы тьма накрыла его, как одеяло, чтобы всё, наконец, закончилось - эта его никому не нужная жизнь. Кому он вообще был нужен, если даже собственная мать жалела, что Макс появился на этом свете?

Вот и Егор тоже отказался от него. Даже он. И теперь, больше всего на свете, хотелось никогда не просыпаться. Но он просыпался, и от этого хотелось выть и скулить. Ну, зачем? Почему он возвращался в мир, где почти умер?

Пришло ощущение подушки под головой. А потом горячие руки скользнули по телу, и его поцеловали. Макс ахнул и открыл глаза. На него смотрели серые, давно ставшие родными, знакомые глаза.

Стены прозрачной тюрьмы, в которой томился он в последнее время, пошли трещинами. Он всхлипнул и потянулся к Егору. Макс целовал его так, словно это был последний раз. Шурша, осыпались тюремные янтарные стены и, освободившись, он удовлетворённо вздохнул. Наконец он был свободен, наконец, мог дышать полной грудью. Егор углубил поцелуй, стал пощипывать соски, Макс прогнулся, застонал тому рот. Мужчина стал раздевать его, и с радостью и предвкушением он помогал ему, и не понимал, что плачет. Только чувствовал, что ледяной панцирь тает от жара, что дарил ему любовник. И он принимал, впитывал в себя этот жар, как губка впитывает воду. Все покровы слетели прочь, двери открылись, и он впустил Егора в своё сердце.

Макс бесстыдно раскинулся на кровати, по-женски разведя ноги, ласкал себя и, не отрываясь, смотрел на любовника.

- Макс, где смазка?

- В тумбочке, - он провёл рукой по груди, чувствуя, что Егор не может оторвать от него взгляд, облизал пальцы и стал играть с сосками, выгибаясь и зазывно улыбаясь.

- Макс, имей совесть! - с огромным трудом Егор оторвал взгляд от соблазняющего его парня. Смазка валялась на самом дне. Егор смазал член и ворвался в дразнившегося любовника.

- Моя пантера, моя пантера... - шептал он. Макс посмотрел ему в глаза, погладил по щеке и ответил:

- Твоя, только твоя. Ты приручил свою пантеру.


Синий, с бирюзой у берега, и чернильный, с чернотой в глубине, океан лежал перед Максом, и он не переставал любоваться и восхищаться им. Океан был похож на огромного живого зверя. Правда, слишком огромного, чтобы возможно было разобрать, что же это за зверь. Но тот дышал, хрипел и даже кашлял. Ворочался с боку на бок и норов имел непредсказуемый.

Макс вдохнул тёплый, пахнущий минералами и цветами воздух. Егор привёз его сюда, на этот тропический остров, после их воссоединения. Как шепнул ему на ухо – на откорм. Он порозовел. Хоть и поправился за неделю их пребывания тут, но всё ещё стеснялся своей худобы. Отощал он жутко. Но это ничего, были б кости…

Макс лениво потянулся. Поймал себя на мысли, что действительно в нём есть что-то кошачье. Не зря ведь любовник называл его пантерой. А со стороны, говорят, виднее.

Как же Макс радовался, когда они прилетели сюда. А вместе с ним, никогда не видевшим в своей жизни моря, радовался и Егор. Вообще, всё у них наладилось.

Макс был до неприличия счастлив. Он успокоился. Боль притупилась настолько, что внутри почти ничего не болело. Нет, чёрный ядовитый осадок остался, опустился на самое дно и пока ничем не напоминал о себе. А Макс старался не баламутить у себя внутри, не тревожить затягивающиеся раны.

Рядом с Егором он отогревался, чувствовал себя нужным, живым, любимым. И пусть пока он не мог любить сам, но он принял любовь мужчины. Может быть со временем он сможет ответить на эту любовь. Может быть, кто знает? Егор согласился ждать.

Сильные руки обняли сзади, ласковые губы поцеловали за ухом, жаркий язык прошёлся по шее, стая мурашек пробежала вниз по позвоночнику, в паху потяжелело. Егор стал покусывать его ухо.

- Хочу тебя, моя зеленоглазая пантера, - прижался к нему возбуждённый любовник и стал откровенно ласкать его. Макс прогнулся, сильнее упёрся ягодицами в готовое к бою горячее естество и застонал.

- И я хочу, - этот остров был хорош тем, что тут не было лишних глаз, которые смогли бы подсмотреть их ласки.

- Знаешь, сегодня я понял одну вещь, - покусывая Макса за шею, шептал Егор. - Хорошее случается в жизни. И я благодарен всем богам на этой земле, что они подарили мне тебя и что мы вместе.



КОНЕЦ.