Какой-то не такой
(Рассказ)
Эдуард Рыбкин
Сколько помню себя. Мне всегда говорили, что я какой-то не такой. Ещё в четвёртом классе (после войны), когда было холодно и голодно, и всегда я хотел есть. А есть, было, нечего. Отец умер, когда мне было пять лет, а мать была больна, а нас у неё три. Так вот в школе на переменах все школьники резвились и баловались, а я оставался за партой. Только слышу, на одной из перемен, у окна стоят мои две первые учительницы Вера Петровна и Мария Дмитриевна и чтобы никто не слышал, тихонько разговаривают.
Слышу, говорят про меня: "Все ребятишки, как ребятишки, а этот как старичок, сидит!".
"Да я тоже заметила какой-то он не такой...".
"Прямо не знаешь, что от него ожидать...", - вторила ей Мария Дмитриевна и привела пример. "А вот его дружок Коля Осипов совсем другой мальчик. Живой и непосредственный. Хоть и схулиганит иногда. Но я всегда знаю, что от него можно ожидать".
Выходило, что если я не хулиганил и не дрался, то это всего лишь как затишье перед бурей и от меня потому ожидали такого, что мало не покажется. А у меня и в мыслях даже не было ничего такого, я был просто голоден, и у меня не было даже сил, чтобы резвиться на переменах.
Лет в десять наш дядя Иван, брат матери, позвал нас к себе с моим двоюродным братом Лёнкой и тем же Колькой Осиповым и сказал: "Ну, братцы кролики! Хотите настоящими мужиками стать?".
"Хотим", - ответили мы. Дядя налил нам по стакану самогона. Отрезал по куску сала и хлеба. Колька выпил первым и стал закусывать.
"Молодец, настоящим мужиком будешь!" - похвалил дядя, проследив, как он пил, а потом стал закусывать. Лёнька выпил тоже и даже не поморщился. И его похвалил дядя Иван. А я отказался пить.
"Ты чего?!" - вскричали в раз все трое.
"А я не хочу!" - набычился я. "А чего я не хочу, я не делаю никогда и не буду!".
"Думаешь, мы сильно хотели?" - позже оправдывались оба дружка передо мной, когда уже дяди Ивана рядом не было.
"Значит, хотели", - не принял я их оправданий. А при дяде они вместе с ним дружно заклеймили меня позором, что я: "Слабак!". Поэтому в тот же день я предложил ребятам пойти на согру (в луга) и побороться. И таким образом выяснить, кто из нас слабак, а кто нет.
Первым моим противником стал Лёнька. Был он рослее меня, старше на один год и явно сильнее. Но я решил всё же не пасовать и бороться, до последнего. Едва Лёнька всей своей тяжестью навалился на меня. Но я, зная его одну слабость (у него был слабый нос). Махнул перед его носом рукой и в то же время сделав подсечку, свалил его наземь. Тот быстро вскочил, не поверив, что так был легко побеждён. Кинулся на меня с новой силой и с ещё большей энергией. Но я снова проделал тот же трюк и с таким же результатом.
Кольку я, осмелев, свалил одной левой и без подножки. Он оказался трусоват и лёг под меня, что называется без боя.
Тогда они, едва встав, не сговариваясь, бросились на меня сразу оба. Я вначале струхнул и отбежал чуть к канаве с водой. Тут и решил дать последний и решительный бой. Первым у меня булькнул вниз головой в канаву Колька. При помощи подножек и размахиваний перед носом кулаками я загнал туда и Лёньку. Потом помог им обоим вылезть из канавы и выжимать мокрую одежду. Выжимая её, они, нисколько не обидевшись на меня, хохотали сами над собой сильнее, чем я.
Во взрослой жизни мой двоюродный брат - сын материной младшей сестры, Лёнька, и мой друг Колька, стали крепко пьющими. Я же сразу решил, пережив после войны без отца голод и холод, имея не очень хорошее здоровье, просто не испытывать свою судьбу и не добавлять своему здоровью вреда. Первым бросил учиться в школе Лёнька, чуть не заочно выучившись на тракториста при мастерской в совхозе. Колька, закончив семь классов, стал шофером. Я поступил в техникум. Все трое почти в одно время женились.
С женой больше всех повезло Лёнке - она оказалась самой верной из трёх и родила Лёнке трёх детей. Нам же с Колькой повезло меньше. Обе стали нам изменять. Но не повезло Лёнке со здоровьем. Оно оказалось хуже даже, чем у меня. К тому же всё усложнила страсть к выпивкам. Вскоре он умер от рака желудка.
Я же, узнав об изменах жены, даже не стал устраивать скандала, поняв, что это бесполезно, если у неё ко мне не было любви. Просто уехал. Исчез с горизонта своей бывшей. Колька же посчитал измену своей жены, как конец всему. По слабости своего характера напился, как обычно, до такого состояния, что едва мог встать. Облил себя с ног до головы от своей машины бензином и чиркнул спичкой, в миг, превратившись в факел, погиб, повергнув в шок всё село. В том числе и наших бывших учительниц. На что Вера Петровна сказала тогда: "Что ждала чего-нибудь такого, только от меня, но не от Осипова". Тоже самое, примерно и в том же духе высказалась и Мария Дмитриевна. Недолюбливали они почему-то меня. Непонятен я был для их понимания. И, ждали, что я вот-вот выкину что-то такое, что мало не покажется. Но так и не дождались.
Второй раз я женился на женщине, даже не побоявшись, что у неё уже было двое детей. Но она вовсе не оценила этого. И уже вскоре заявила: "Ты какой-то слишком правильный, всё стараешься делать для других и не можешь хоть чуть-чуть для себя. При тебе порой неудобно проявлять свои человеческие слабости. Хочу иной раз соврать, а ты как посмотришь своими честными глазами, язык не поворачивается. Или в гулянке для веселья иной раз хочется выкинуть такое, чтоб все ахнули и засмеялись".
"А что бы ты такое хотела бы выкинуть?" - улыбаясь, спрашивал я.
"Ну, хотя бы напиться пьяной, вскочить на стол и когда все обратят на меня внимание, нагнуться и показать голый зад!".
"Странное желание!" - удивлялся я. "А я считаю, если хочешь удивлять людей, нужно уметь что-то делать лучше других, как в передаче "Сам себе режиссёр", "А вам слабо!" Спеть, сплясать, что у всех откроются рты".
"А что делать тому, у кого нет никаких талантов", - возмутилась жена.
"Тогда удивляй трудом - вырасти хороший урожай, испеки лучший пирог или торт!".
"Но, если я и этого не могу, значит сидеть мне и помалкивать в углу?" - задохнулась от гнева она.
"Точнее ты не хочешь даже, и попытаться что-то сделать, кроме как показать свой зад и за это хочешь, чтоб все уважали и навсегда полюбили тебя?" - понял и сыронизировал я.
"Ну, вот я же говорила, что ты слишком правильный! и с тобой даже скучно!" - воскликнула вновь жена. "Да иди ты от меня куда подальше!".
"То есть, ты хочешь всё получить на халяву и всё сразу, не ударив притом палец о палец!" - констатировал я. На том мы и расстались. Тем не менее, написал я это вовсе не в защиту себя. Просто по-человечески я никак не могу понять, как могли, так быстро, меняются человеческие критерии? Добро вдруг оказалось на месте зла, и стало лучше его никогда не делать - иначе получишь.
В конечном итоге то же самое зло, притом с добавкой. И получается, что лучше делать зло. Изменять, совершать подлость. Всё это считается человеческой слабостью. А слабость у нас всегда прощается. Не прощается только правильность и праведность, будто это от них человечество падает на дно. А, по мнению моих бывших учителей, и по пословице простота, а это значит и доброта - хуже воровства. То я действительно какой-то не от мира сего ищу какой-то правды, справедливости. А таких сейчас без вины виноватых немало и ещё долго будут пока есть такие учителя и судьи. И я молю Бога, чтоб мои дети и внуки не встретили на своём пути таких учителей.