Друг мой Колька
(Рассказ - быль)
Эдуард Рыбкин
Прошлой осенью в Чемровке придя на кладбище, где у меня похоронены мать и дочь. Я, побывав почти на свежей могиле дочери, возложив к её мраморному памятнику цветы. Мы прошли с моей женой к могиле моей матери. Я взял секатор, постриг на могиле слишком разросшийся пион. Стал полоть траву. Потом собрал её в кучу, взял в охапку, понёс её через дорогу, куда все выбрасывают со всех могил сухие ветки от деревьев, листья, траву и металлолом в виде прогнивших жестяных памятников и деревянных крестов.
Возвращаясь обратно, случайно ступил на дорожку чуть дальше, где проходил. Вдруг увидел на одной без оградки могиле с маленьким металлическим крестом на месте, где должна быть фотография короткую надпись: Н - Осипов. Меня, как током ударило. "Вот, ты оказывается, где мой друг детства!" - невольно вырвалось у меня из груди. А друг мой был самый первый, закадычный, Коля Осипов, с которым мы дружили с первого класса.
У Кольки был старший брат Василий, который учился в сельхозтехникуме на агронома. И сестра Настя, что заканчивала седьмой класс. И мать, тётка Авдотья, работающая в полеводстве в совхозе с утра до позднего вечера. Самым младшим и самым последним в семье был Колька. Был он худеньким и слабеньким. Настя в шутку, так и звала его "Запёрдыш", намекая на то, что тётка Авдотья родила его пожилой, собрав последние силы.
В доме, в отсутствие тётки Авдотьи, всем естественно заправляла Настя. Посылала Кольку накопать картошки, принести воды, накормить цыплят. Как мальчишка девчонку он её иногда пытался ослушаться. Но она быстро приводила его к порядку.
Разозлившись, однажды Настя сделала следующее. Пятнадцатилетняя длинноногая девица, она закинула ему на плечо ногу, нисколько не стесняясь моего присутствия (потому что я тоже такой же был как Колька в десять лет), зажала Колькину голову между ног и пукнула ему в ухо. Тот вырвался, морща нос и долго отплёвываясь. С тех пор беспрекословно исполнял даже все Настины капризы. И вообще сам по себе Колька был добрым, мягким и легкоранимым человеком. Физически мне приходилось больше защищать Кольку, но морально, я как бы подпитывался от него добротой.
Жили мы по соседству с Осиповым у материной сестры тётки Уляшки на квартире, в землянке, после приезда из Иркутска. Нередко ссорились. Бывало, нас тётка вышвыривала из землянки даже зимой. Я бежал к Осиповым. Залазил с Колькой на горячую русскую печь и отогревался. Осиповы приехали много раньше нас в Чемровку откуда-то с центральной России и уже имели свой дом. Говорили на старо российском диалекте. Тётка Авдотья, например, вместо слова чай говорила "цай". Вместо чугунок - "цигунок". Так их поначалу и звали, мужскую часть - "цай", женскую - "цугунки".
Когда я прибегал к ним, Колька, зная, что мы голодуем, украдкой отдавал мне свой кусок хлеба. А тётка, увидев это, не ругалась, а наливала мне, достав из печи в чашку чай. Играя со мной, Колька всегда что-нибудь мастерил, строчил, выпиливал, сверлил. Его руками, несмотря на то, что он младший в семье и самый слабый, в доме всё было сделано его руками. От скамеек, стульев, полочек и санок с лыжами, не говоря уже о хоккейных клюшках.
Я всегда думал, что из него выйдет какой-нибудь великолепный мастер столярных дел. А он, закончив, как Настя семь классов, пошёл в город учиться на шофера. В то время мы уже переехали в Бийск, я поступил в техникум. И встречи с другом у нас стали редкими.
Потом я услышал, что став шофёром Колька женился. Женился на Гальке Селезнёвой. С Селезнёвыми я жил по соседству после того, как мы ушли от тётки Уляшки и купили свою избушку. Знал я Гальку и её брата Юрку, невысокого вертлявого остроносого паренька. Была и Галька тоже не красавица, но чем-то взяла Кольку за сердце, что он влюбился в неё без ума. Стала ему изменять, а он страдал.
Последний раз я видел Кольку у нас в посёлке. Увидев меня, он посидел со мной на крыльце моего дома. Я спросил: "Ты откуда и куда Коль?".
"Да, пойду к Машке Струковой - приглашала!" - как-то нехотя ответил он.
Я поразился: "Неужели Колька стал таким бабником, что пошёл к Машке Струковой!".
В нашем посёлке не спал с ней только брезгливый трезвенник. И понял Кольку гораздо позже. Таким образом, он доказывал своей Гальке свою состоятельность, как мужчина. Что даже такая шалавая женщина, как Машка Струкова, осталась в постели им довольна. И действительно, она потом постоянно мне надоедала, спрашивая, когда Николай приедет. Но и это семейных отношений Кольке не исправило. Его Галка продолжала по-прежнему гуляла от него.
И этого ранимое, доброе сердце Кольки не выдержало. К тому же ослабил его ежедневный алкоголь. Последний год пил Колька, что называется не просыхая. А однажды, не сдержав душевных мук, облил себя бензином из бака своего автомобиля. Чиркнул спичкой и превратился в огненный клубок.
Хоронили его, ставшая уже старой мать - тётка Авдотья и Настя (Васька умер раньше, ещё работая агрономом отделения совхоза). Оградку ему варил высокую и просторную Колька. А самому Кольке, видимо, варить оградку было некому. Потому могила его до сих пор не огорожена. Теперь уже и тётки Авдотьи нет. За могилами братьев и матери смотрит Настя. Лет пять тому назад я встретил её в городе. Вначале она не узнала меня. Но когда я сказал её кто я. Рассказала, что живёт на Витамине. Там у ней дом, муж, семья. А я посетовал на то, что никто из них мне тогда не сообщил о гибели Кольки и я даже не был на его похоронах.
О гибели Кольки чуть позже в подробностях мне поведала его мать, встретившись в Чемровке. Обещала показать, где могила его. Но так и не показала, потому что вскоре умерла сама. Я даже не знаю где.
И вот неожиданно сам наткнулся на могилу друга. И так у меня защемило сердце, что я полчаса, наверное, стоял онемев. Жена несколько раз окликала меня от могилы матери, но я её не слышал. Потом сам окликнул её, велел принести, что там осталось у нас. Жена подошла, я рассказал коротко о своём друге. Помянули, что осталось от поминок дочери с матерью. Ушли. Но до сих пор щемит у меня сердце. Словно виноват я перед другом в чём-то. А может и правда виноват, что последнее его годы жизни, как-то прошли мимо меня и мы с ним почти не встречались. А жаль...