Праведник

Праведник

(Повесть)

Сестра

Возвращаясь из Тальменки от брата, Валентин Чебыкин, на полпути подсел в пригородный поезд  Бийск-Барнаул, где-то перед Зональным, куда его доставил знакомый шофер на Уазике. Сел Валентин, без билета, надеясь приобрести его у начальника поезда.
Но едва войдя в первый попавшийся вагон. Ещё с подножки увидел высунувшуюся из соседнего тамбура свою сродную сестру Полину, белокурую плотно-сбитую женщину работающую проводником.
«Поль, у меня нет билета». Достал из кармана первую попавшуюся купюру. (Это оказалась двадцати пяти рублёвка, а билет стоил всего четыре рубля). Хотел было заменить на более мелкую купюру, но махнув, отдал сестре.
«Ты куда это навострился?» - спросила сестра и, указав на свободное место в средине вагона, велела сидеть там, пока она ему не приобретёт у начальника поезда билет.
Сунула в карман форменного пиджака двадцатипятирублёвку, нырнула в служебное купе.
Валентин пройдя на указанное сестрой место, сел у окна стал смотреть, как за окном вагона проплывали стволы берёзок и осинок лесозащитной полосы. Было утро, и по верхушкам этих деревьев, стремительно набирая обороты, как огненный шар, катилось солнце.
Засмотревшись на природу, Валентин задумался. Вспомнил о прочитанном накануне им романе о расстреле царя Николая екатеринбургскими чекистами.
Его, как и многих возмущало, как большевики расправились с помазанником божьим, а главное его семьёй.
Но почему-то после прочтения книги остался у него какой-то осадок и недовольство, что автор почему-то не вспомнил о простых людях, что миллионами гибли по вине этих самых царей и за них.
«Какая нам разница, за царя Николая, за Сталина, за Петра Первого или Ивана-Грозного!». Всё это была власть. Как только каждый из них добирался до власти – становился неприкосновенным и ни за что никогда не отвечал», - мысленно рассуждал он.
«А если бы отвечал жизнью, как божий помазанник, никогда бы не было ни «Кровавых воскресений» с попом Гапоном, ни Сталинских репрессий».
Пока Валентин так рассуждал, в вагон неожиданно вошли ревизоры, мужчина и женщина в форме со звёздочками на погонах. Мужчина с компостером сразу прошёл в конец вагона, а женщина крикнув: «Товарищи, приготовьте билеты», - пошла ему навстречу. Полины почему-то нигде не видно было. Билет ему сестра так и не принесла.
Валентин заволновался.
Между тем ревизоры с двух сторон уже приближались к нему. И вот уже соседей проверили, приближаясь к нему, но как по команде, враз, отвернулись от него. Как от невидимки прошли мимо.
Немного успокоившись, Валентин стал ожидать, что сестра хоть принесёт с двадцати пяти рублей сдачу. Но так и не дождался, лишь подумал: «Я бы так никогда не смог». Не жалко было ему денег. Сестра не пощадила даже брата. Выходило, жажда наживы у неё было сильней родства. А учитывая, что взяла она с него в шесть раз больше стоимости билета, она его просто как человека унизила.
Едва увидев её, он, недавно уволившийся с работы, хотел посоветоваться с сестрой, куда ему пойти устроиться. Но так и не смог. Выйдя из вагона в Бийске из тамбура соседки.

В депо

Приехав в Бийск. Где знал, что его никто не ждет, поскольку умерла мать, но квартира осталась. Прожив месяц и за это время, так и не сумев никуда устроиться. Хотя и не хотел, пошёл к сестре.
Нашёл её в отстое, в собственном вагоне, вновь готовящуюся к поездке. Сходу спросил: «Можно ли устроиться на железную дорогу?».
«Смотря кем?» - сразу воспротивилась она.
«Если проводником, то не советую».
«Почему?» - удивился Валентин.
«Во-первых, нужно вначале закончить курсы».
А во-вторых, знаю я тебя правдолюбца. Сам обделаешься и мне испортишь всю биографию!" - без обиняков сразу объяснила она. "Я постараюсь не подводить тебя", - пообещал он. "Тогда иди на курсы", - пожала плечами она, потом добавила. "Только я знаю, что всё равно здесь придёшься не ко двору - лучше пойди куда-нибудь в другое место".
Еще неделю походив без дела, Валентин пришёл на железную дорогу и поступил на курсы проводников.
Курсы начались только осенью. Ждать нужно было аж два месяца. Чтобы он не сидел до этого зря без дела и без денег, посмотрев его трудовую, отдел кадров направила его в вагонное депо, учитывая его опыт, ещё до отъезда из Бийска мастером.
В депо его охотно взял к себе начальник по ремонту вагонов,  но, наоборот, на разборку и резку списанного подвижного состава на металлолом. Под начало Валентину дали газорезчика и двух рабочих. Валентин со знанием дела быстро организовал работу по отгрузке вторчермета.
Но не знал начальник о второй его страсти и мечте стать писателем. Едва приступив к работе, он написал рассказ "Западносибирский железнодорожник". Его напечатали. Тем и подписал Валентин к себе нелюбовь и неприязнь начальства.  Отработав два месяца, он пришёл в отдел кадров депо, чтоб забрать трудовую книжку в резерв проводников. Едва взял в руки её и, взглянув на штамп и число, когда он приступил к работе, удивлённо поднял брови: "Как же я у вас отработал два месяца, а тут стоит только месяц. Но это ещё полбеды, если я у вас не работал этот месяц, то у меня прервался трудовой стаж. А это значит, что то, что я раньше проработал два десятка лет не в зачёт".
"Ничего не знаю. Такой рапорт мне подал начальник ремцеха".
Еще полмесяца Валентин бегал за неуловимым начальником ремцеха. Хотел "войну" открыть за правду. Но помня разговор с сестрой, опасаясь, что и ей попортит биографию. Не стал подымать шума.

«Бондарь»

После окончания курсов и инструктажа у начальника резерва Варвары Васильевны Щукиной зашёл к ней на инструктаж и начальник вагонного участка Владимир Ботович Драйзер. Напарником у Валентина в поезде оказался бывший прапорщик Григорий Бондарев. Сухощавый по военному подтянутый в чёрной железнодорожной форме с фуражкой с высокой тульей и блестящим козырьком, как эсэсовец злой и порывистый.
Бондарев по простонародному «Бондарь» как сам он рассказывал. В том же недалёком прапорщиком был алкоголиком. Теперь пить бросил, кидался на всех, подозревая в алкоголизме.
Едва доехали до Овчинниково, в вагоне он заметил подвыпившего пассажира. Без разговоров сгрёб его за шкирку и потащил к выходу. Едва поезд остановился, вышвырнул мужика, тот упал прямо в лужу на перроне. Удивлённо встал на четвереньки и погрозил «Бондарю» кулаком.
Выходя в тамбур, Валентин заметил коллеге: «Ты сам говоришь когда-то пил. Так откуда такая агрессия? Мне кажется, ты как никто должен понимать таких людей».
«Потому,  что понимаю таких людей я и злюсь. Я-то ведь бросил. Пусть бросают и они», - как отрезал «Бондарь». После чего ушёл в состав. Болтался там почти до Барнаула. Затем появился и вновь исчез.
Потом уже за Рубцовском вдруг в первом купе щёлкнул замок. Открылась дверь - оттуда выглянула пыльная и лохматая голова «Бондаря» затем он сам в трико и рубашке с короткими рукавами вывалился в проход.
«Спал, что ли?» - подумал Валентин, мельком успев заглянуть, когда выходил из купе.
Увидел там, на нижних полках, разложенное стопками бельё. Хотел было спросить, что за бельё? Как в вагон вошли проверяющие с резерва проводников.
К удивлению Валентина это был начальник поезда, на котором работала Полина и инструктор по технике безопасности.
Увидев их «Бондарь» стушевался и приглушенно, чтобы не услыхали проверяющие, пробубнил:
«Если спросят, кто делал - кивнул он на первое купе, скажи, что ты. Ты едешь первый раз, тебе ничего не будет».
«А что там?» - не мог понять Валентин.
«Потом всё объясню», - прошипел «Бондарь», и к ним подошли проверяющие.
Начальник поезда Полины сразу всё понял, рванула за ручку первого купе. Спросила, глядя на Валентина и «Бондаря»: «Кто делал?».
«Ну, я» - как учил его «Бондарь», сказал Валентин.
«Далеко пойдёшь! В первой поездке и уже такое!» - удивилась проверяющая.  Прошла, сосчитала стопки с бельём. Досчитав до двадцати. Села за столик стала составлять какой-то акт. Дала подписать инструктору, затем им обоим, Валентину и «Бондарю». Валентин всё никак не мог понять, что случилось.
Покончив с актом, начальница сказала, что в поезде едут с проверкой Щукина и Владимир Батович, то есть всё начальство и повела их в штабной вагон.
Первым к начальству с прохода вызвали Валентина.
«Так, так Чебыкин. Говорят, что в первой поездке ты изготовил «китайцев»?».
«Каких китайцев?» - изумился тот.
«В вагоне ехали вроде все русские».
«Ясно», - захохотал Бенер.
«Это не он делал! Он не знает даже что такое «китайцы»». И велел Валентину выйти пока из купе и позвать «Бондаря».
Через пять минут, тот красный, как рак, вышел, не глядя на Валентина, и хотел было уйти.
Но тот удержал его за рукав: «Гриш! Ну, скажи в чём дело, что тебе сказали?».
«Сказали, что на три месяца в наказание переводят меня на подвозку угля к вагонам», - сердито процедил сквозь зубы «Бондарь».
И не совладав с собой, заорал: «Ты притворяешься или, правда, такой тупой, что не знаешь что такое «китайцы»».
«Откуда мне было знать», - таращил всё глаза, ничего не понимая, Валентин.
И «Бондарь» смилостивился, пояснил: ««Китайцы» - это повторное бельё. Делают его с уже использованного пассажирами белья, разумеется, из более-менее чистых простыней и наволочек. Делают проводники исключительно, чтобы иметь приработок для себя». Популярно всё разъяснил «Бондарь».
В следующую уже поездку Валентин увидел «Бондаря» в отстое на тракторе, на заправке вагонов углём. А ещё через час, тот, с разбитым в кровь лицом, прибежал к нему в вагон.
«Что с тобой?» - удивился Валентин.
«Да вон, завскладом, ворюга. Нам проводникам выдаёт в дорогу уголь с землёй, а на сторону, за деньги самый лучший!».
«Прихватил я его с частниками на этом. Так они меня все вместе видишь, как отделали!» - вытирая, в кровь разбитые нос и губы, рассказал «Бондарь».
И попросил: «Валь! Ты же пишешь – не дай ворюгам уйти от ответа».
Выслушав «Бондаря» Валентин лишь хмыкнул. Зная, что у самого «Бондаря» рыльце в пуху. Промолчал.

«Шило-мыло»

Перед следующей поездкой Валентин заскочил на вокзал, чтобы проведать сестру. И ещё из-за угла увидел на перроне Бенера и Варвару Васильевну - они как обычно утром пришли проводить утренний поезд Бийск-Барнаул. О чём-то оживлённо разговаривали.
Подойдя поближе, он вдруг услышал свою собственную фамилию.
«Зря вы Владимир Ботович в прошлый раз не наказали Чебыкина» - говорила Щукина.
«Если таких проводников как Чебыкин наказывать», - возразил ей Бенер, - «Тогда с кем же работать?».
«Не такой уж он и праведник!» - возмутилась Варвара и добавила. «Я не верю ни в каких праведников. От них никогда не знаешь, что ожидать. Вот попомните с этим проводником, я чувствую, ещё немало будет мороки».
Драйзер и Варвара ушли.
А Валентин так и не увидел сестру. Пошёл к своему поезду «Бийск-Лениногорск», стоящему в отстое. И тотчас увидел Белевич Нину Васильевну – начальницу этого состава. Едва войдя в свой вагон, Белевич, была, как и все в форме, женщина довольно симпатичная, со слегка вывернутыми толстоватыми губами, с венцом косы, уложенным вокруг головы. Она шла через его вагон к своему поездному дружку Гоше Панову, её любовнику, которых, она меняла как перчатки. К примеру, две поездки назад, когда Валентин пришёл в бригаду у неё был в фаворитах Мишка Паршин, что позвал Валентина в её бригаду. Увидев Валентина, Нина Васильевна мило разулыбалась: «О, Валя! Ты уже здесь?».
«Нина Васильевна, я хотел с Вами поговорить».
«Ну, говори!» - приостановила она свой шаг.
«Я хочу Вас попросить, чтобы меня перевели в общий вагон».
«Это почему?» - удивилась бригадир.
«Работаешь ты хорошо. Таким я только и доверяю купейные вагоны».
«Не хочу я с бельём возиться. Вы слышали, что у нас с «Бондарем» произошло в первой поездке?».
Белевич с минуту молчала, потом предложила: «Давай мы поступим так, некоторое время ты с бельём ничего не будешь делать, и платить тоже ни мне, ни ревизорам, не будешь. С этим сама разберусь. Хорошо?».
«Ладно», - объявил о своём согласии одним словом Валентин.
«Ну, тогда лады», - кокетливо она обволокла его лукавым взглядом. «Только с тебя причитается поцелуй!».
«В засос!» - войдя в вагон из тамбура, добавил Сашка Дэцел, возвращаясь, от своего дружка Панова. Сашка был лысоват, полноват, но, тем не менее, женщины его любили. И он даже хвастал этим. Встретив Валентина подтрунивал над ним: «Ну, как Валентин, хоть одну бабу трахнул за поездку?  Я, и он показывал три пальца, и хохотал».
Тоже самое, он проделал и на этот раз, не стесняясь Белевич.
«Правда Валя, ты такой красивый мужчина и не имеешь даже подружки», - поддержала его бригадир.
«Хочешь я тебе любую проводницу или пассажирку уговорю. И даже готова у дверей твоего купе постоять, чтоб вам никто не мешал заниматься любовью».
И они с Саней, посмеиваясь, пошли каждый в свою сторону.
Валентин смущённо, по очереди, посмотрел им вслед.
Обжёгшись на женитьбе с первой женой, он теперь не спешил заводить знакомства. Поняв, что декабристок нынче среди женщин нет, тем более на железке.
Встретить мечтал, хотя бы такую же, как сам, в меру красивую, добрую и верную. Таких, в своём окружении, пока не видел.
Едва Белевич с Саней ушли. В его вагон прибежал рассыльный и сказал: «Варвара Васильевна приказала ему Чебыкину, срочно пойти на московскую прицепку».
Чебыкин догнал Белевич, сообщил ей о приказе начальницы, пошёл принимать вагон на Москву.
Целый день, мыл, скоблил в вагоне.
К обеду пришла принимать вагон для поездки сама варвара Васильевна. Сходу, ворча: «Говорят Чебыкин, ты хороший работник. Посмотрим».
Ходила, лазила, заглянула в каждый угол вагона. И найдя незамеченную Валентином, за батареей, оставленную кем-то из пассажиров пачку из под сигарет, с радостным возгласом: «Я так и думала!», - бросила эту пачку на середину вагона съязвила. «Никакой ты не добросовестный работник. А такой же лодырь, как все!».
Пришла и вечером, когда они с соседкой остались на ночное дежурство. Вошла первой к соседке, ласково назвала её Танюшей: «Ты Танюша чего в темноте сидишь, включила бы свет хоть в своём купе!».
Услыхав это, Валентин, сидевший тоже без света, включил его. И тотчас получил разнос: «Ты чего Чебыкин включил иллюминацию. Разве не знаешь, что в отстое аккумуляторы садятся. Да за такое я тебя премиальных лишу», - кричала она, брызгая слюной.
Утром московскую прицепку прицепили в пригородный состав до Барнаула. А там, в хвост состава до Москвы.
Что касается Татьяны - соседки Валентина, что свела судьба его на московской прицепке. Все знакомые проводники, что он спрашивал позже, в один голос называли её «Шило-мыло».
Прямо от Бийска она не исполняла своих проводницких обязанностей, сразу завалившись в своём купе спать.
Но спустя некоторое время к ней нырнул поездной милиционер. Пробыл у неё час. А выходя, попросил Валентина: «Ты тут приглядывай за её вагоном. Она пока не может исполнять свои обязанности. Но потом заплатит тебе».
После милиционера, почти каждый час, к ней стали заходить разных возрастов мужчины. И выходили довольно ухмыляясь.
Валентин уже стал догадываться, что «мылили» мужчины «Шило-мыло», за хорошие деньги.
Присматривал Валентин за её вагоном и на обратном пути.
Собирал у вновь прибывших пассажиров билеты, выдавал бельё, поил чаем.
Под конец не выдержал. Когда очередной клиент вышел от неё. Рванул на себя дверь, вошёл к ней в купе. «Шило-мыло» - лежала совершенно голой. Возмущенно спросил: «Тань! Ну, сколько можно. Я ведь не железный, чтоб работать на два вагона».
Та нисколько не стесняясь своей наготы, засунула руку под подушку. Вынув пачку сторублёвок, десять сторублёвок кинула на стол ему: «Возьми пока. В Бийске рассчитаюсь сполна». «Не надо мне ничего, я не из-за этого», - остановил он её.
«Я-то, конечно, никому ничего не скажу, но пассажиры грозятся написать на тебя жалобу. Ты сама знаешь, что тебе за это сделает Варвара!». «Варваре я знаю, чем рот заткнуть» - махнула рукой «Шило-мыло». «Вон посмотри у меня в сумке».
Он посмотрел. Там лежало немало дорогих вещей. Но Валентин всё равно недоверчиво взглянул на неё. Татьяна поняла его, пояснила: «Можешь не сомневаться. Варвара страсть, как любит подарки». «И вообще», - наконец слегка прикрылась она простынёй: «Ты думаешь, у нас в резерве в передовиках ходят ангелы непорочные, вроде тебя? Нет.  Скорей я стану передовиком, чем ты».
Валентин вышел в смятении думая: «Неужели у нас  действительно всё так коррумпировано?». Но через неделю придя в резерв после отдыха. Ещё от порога, на стенде, в резерве, увидел приказ начальницы: «За хорошую работу и добросовестное отношение к своим обязанностям руководство резерва проводников награждает проводницу московской прицепки Татьяну Ветрову премией в половину денежного оклада».
Валентин некоторое время стоял как столб без движения, потом смачно плюнул на приказ: «Передовица мать её в душу».

Практикант

Едва вернулся Валентин в свою бригаду, как Белевич объявила: «Ребята нам нужно избрать профорга». «Да вон Чебыкин пришёл. Он бывший журналист. Бумажки всякие писать может» - сказал кто-то. «А что, он и работает хорошо» - отозвалась вновь Белевич. «Я его на соревнование вызывал, но он не пройдёт». «Почему» - спросила Белевич. «Да он же ни одной бабе удовольствия не сделал», - схохмил Сашка Децел.
Рядом с ним мужчина корейской национальности, недавно появившийся в бригаде, Володя Пак. «Если говорить о журналистах, там я тридцать лет проработал в журнале в Киргизии», - почему-то сообщил он. «Зато в вагоне у Валентина всегда порядок и чистота», - заступились за Чебыкина женщины, проводницы бригады, вопреки шутке Децела. «Да у тебя Пак в вагоне всегда грязь по колено. Ты хорошо только приторговываешь водкой и сигаретами». «Вот перестанешь спаивать пассажиров, тогда мы и тебя изберём в общественники», - поддержала их Белевич. И Валентина единодушно избрали профоргом.
Забегая вперёд, в следующей поездке, Пак попался на продаже водки. И был, по приказу начальника вагонного участка, переведён в наказание на три месяца в отстой на ремонт вагонов,  по подготовке к зиме. После мытья окон, Пак ходил с коловоротом и прикручивал вторые рамы окон. Неожиданно в его вагон вскочил проходящий мимо Владимир Ботович. Оглядев помытые окна с одной стороны, остановился на той стороне, где Пак уже поставил вторые рамы, миролюбиво спросил: «Ну, как товарищ Пак? Дела идут?». «Идут!» - весело отозвался Пак. Затем Бенер, подойдя к вставленным рамам возле служебного купе, где не было сидений для пассажиров. Слегка ударил костяшками пальцев в одну из вновь вставленных Паком рам. Рама вдруг качнулась, затрещала и всей тяжестью рухнула Бенеру на голову. С одного из глазков посыпались на его грудь разбившиеся стёкла. Драйзер замер как в столбняке. Затем приподнял с головы раму. Приставил её к стене купе, рявкнул: «Пак! Немедленно в отдел кадров, и увольняйтесь по собственному желанию, иначе я вас уволю за несоответствие!»
Пак пошёл и уволился.
В этот же день, Белевич, вновь поставив в своём составе Валентина в купейный вагон. Прислала к нему в помощники практиканта, молодого глазастого парня Веню Паршуткина.
Парень оказался шустрым, и как сейчас большинство молодых, предприимчивый. С ходу взялся не за уборку вагона. А выдавать бельё, поить чаем, проверять билеты. Словом там, где дело связано было с деньгами. И зарабатывал, что называется на воде и воздухе. Не моргнув глазом, брал в три дорога.
В вагоне Валентин ещё с посадки приметил сухонькую старушку с костыльком, везущую куда-то двух пацанят. Одному было лет пять, а другому и того меньше. Проходя по вагону позже, Валентин, заглянув к ним, спросил: «Вы куда бабуль едите с внуками? Наверное, к сыну или дочьке?».
«Умерла моя дочка!» - сразу заплакала, запричитала бабка. «Детей вот в девках ещё нагуляла, да на меня и повесила. А с меня какая в семьдесят пять лет опекунша. Вот и везу ребятишек в детдом».
У Валентина, глядя на притихших и по-взрослому насупившихся, понимающих и видимо осознавших своё сиротство детей, защемило сердце. Он поспешил в тамбур. Подмёл рассыпавший из кармана уголь, закрыл плотнее дверь. Возвратился в купе, всё ещё думая о детях.
В купе вдруг влетел практикант, улыбающийся и явно чем-то довольный, размахивая денежными купюрами. «Слышь Валентин» - весело сообщил он. «Калымчик нам с тобой свалился небольшой!».
«Что за калымчик?» - насторожился сразу Чебыкин.
«Да вон бабка слепая как курица, со слепу, сдала мне с тысячи за бельё, вместо пятисот рублей – пять тысяч!».
У Валентина от негодования сразу стало серым лицо и от волнения у него задрожали даже губы.
«Ты что гад на сиротах хочешь нажиться?» - еле выговорил он от злости. «Бабка после смерти дочери везёт внуков в детдом, потому что сама уже не может прокормить, а ты отобрал у неё последнее! Иди и немедленно верни деньги».
«Вот ещё! Я у ней не просил, сама дала», - упёрся практикант, жадно глядя на пятитысячную купюру у себя в руках, проворчал. «Мне говорили, что с тобой не заработаешь. Больше в поездку с тобой не поеду!».
«И не езди!» - как отрезал Чебыкин. «Потому что до своего вагона я теперь тебя и на метр не подпущу!».
Торопливо стал шарить по карманам, наскрёб пять тысяч, пошел, отдал бабульке.
«Ой, сынок! Какая же я глупая!», - сразу всё поняла бабка. «Последние деньги от пенсии отдала сослепу! Мне бы обратно не на что было бы ехать».
Когда пришёл обратно в купе. Практикант красный и надувшийся всё сидел на том же месте. Перед ним на столике лежала пятитысячная. Он уже на неё не глядел. Едва вошёл Чебыкин тихо сказал: «Извини Валь! Я тоже не сволочь какая-нибудь. Я просто не знал, что ребятишек везут в детдом. Возьми деньги».

Поездка в Читу

Едва приехал Валентин из поездки на Лениногорск, к нему подошёл начальник пассажирского цеха, пожилой тучный человек и попросил: «Слушай Чебыкин! Не в службу, а в дружбу съезди, отгони на ремонт в Читу два вагона, а оттуда получи отремонтированные. С начальством твоим я уже договорился. Позвонили, понимаешь, из Читы, что два вагона отремонтировали - можно забирать. А у нас, как назло, некому ехать».
Так что, даже не отдохнув, Валентин был вынужден ехать, получив с помощью того же начальника командировочные и документы. Пошёл в отстой.
Его встретил возле вагонов, приготовленных для отправки на ремонт, молодой рябоватый проводник. Он гнал вагоны до Славгорода. Вдвоём они дождались тепловоз, что пришёл от станции и подал их вагоны к отходящему составу.
Два вагона рябоватого проводника шли первыми. Прямо от Бийска он напустил пол вагона безбилетников. Каких-то пьяных парней и девиц. И они все вместе кутили на полную катушку.
Валентин ехал один, полагая, что лучше в дороге не связываться с такими компаниями. Ехал спокойно, но с некоторыми неудобствами. Наступала зима. Было уже довольно прохладно. Его вагоны не отапливались. В вагонах же парня, вовсю дымили трубы.
На Алтайской, где отцепили вагоны парня, Валентин сразу обнаружил в дальнем туалете у себя, куда до этого не заглядывал, в унитазе, до верху шлака и золы. Вычистив топку, парень с отцепленных вагонов, поленившись выбросить на улицу. Высыпал всё в унитаз Валентину.
Расстроенный таким поведением коллеги, Валентин почти до Читы ехал расстроенным, кляня себя за излишнюю доверчивость. Остаток пути доехал спокойно.
В Чите, когда вагоны подали на ремзавод. Сдал их по акту. Взамен им получил отремонтированные, пахнущие свежей краской. За время его поездки. Погода совсем испортилась. Шёл снег.
Денег у Валентина было мало, только командировочные. Но выбора не было. Чтобы не заморозить вагоны он на них, прямо на заводе, купил у заправщиков каменного угля. Заправить углём они должны были бесплатно. Но если бесплатно (Валентин уже знал), бросовое, и наверняка замёрзнешь с таким углём. Решил не скупиться.
Тут же возле станции его вагоны подцепили к составу, идущему до Иркутска. Тотчас к его хвостовому вагону хлынули безбилетники. «Дяденька!» - ещё издалека, подбегая, закричала лет девятнадцати девица. «Возьмите нас, мы не успели билеты взять!». За ней бежал полноватый парень.
Открыв подножку Валентин впустил их предупредив: «Только никаких пьянок». «У нас дядя на это денег нет», - заверила его девица. За ними подошло ещё несколько парочек и одиночных пассажиров. В вагон набилось, наверное, человек с тридцать. Купив в киоске на последние деньги булку хлеба. Валентин растопил титан. Но хватился, у него оказалось, даже заварки нет. Махнул рукой. Налил кипятку, отрезал ломоть хлеба, круто посолил его солью. Проголодавшись стал есть, запивая кипятком.
Неожиданно в его купе вошла женщина в серой дошке и предъявила удостоверение ревизора.
И видя его растерянность, расхохоталась: «Что попался? Сколько содрал с пассажиров? Непонятно, почему тогда ешь только хлеб?», - озадаченно уставила она на него свои серые глаза. «Где твои командировочные? Неужели пропил?»
«Нет, что вы! Я не пью!» - перестав жевать, начал оправдываться Валентин.
«Тогда совсем непонятно, почему ты ешь всухомятку», - приглядывалась к нему ревизорша.
«Командировочные потратил на уголь», - наконец, честно признался Валентин.
«Ха ха ха!», - расхохоталась ревизорша. «Я ещё никогда не видела такого проводника, который спасая государственное добро, сам сидел на хлебе и воде. И гробил своё здоровье. Какой-то ты парень не от мира сего», - уже недовольным голосом резюмировала она.
«Поэт, наверное, какой-то или прозаик?» - насмешливо сощурила она глаза.
«То и другое», - смущённо признался Чебыкин.
«То-то я гляжу честный горящий взгляд? А головка-то пустая!» - не сдерживаясь хохотнула она. «Государству добро спасаешь. Забыл видать. Как оно не так давно обобрало всех до нитки. А олигархи всё разворовали, что создали своими руками наши отцы и деды».
Присела, глядя, как Валентин ест, давясь под её взглядом, хлеб, насмешливо произнесла: «Покажи, что хоть пишешь?». Валентин подвинул ей тетрадь на столике с рукописями рассказов и несколько напечатанных в газетах.
Ревизорша быстро пробежала глазами вырезки из газет. Удивлённо констатировала: «А что, есть в тебе искра божья! Но советую, в проводниках в таком случае, тебе работать не стоит. Грубая это работа. Душу вытравит всю дотла».
И уходя уже посоветовала: «Ты это не дури - собери с пассажиров за проезд. Тебе ещё далеко ехать. А уголь и продукты нужны».
Крикнула на весь вагон:
«Граждане пассажиры! Расплатитесь за проезд с проводником, а то он без денег с голоду пухнет».
Сошла на следующей станции, крикнув ему с перрона: «До свидания! Писатель!»
После ухода ревизорши к Валентину в купе заявилась голоногая девица: «Слышь дядь! У меня нет денег. Давай я натурой расплачусь. Трахнешь меня вот на этом столике», - кивнула она на столик, где Валентин, только что ел хлеб.
«Ну да, а потом на этом столе буду есть хлеб», - в тон ей криво усмехнулся он. Удивляясь наглости и нахальству девицы, добавил: «А потом связываться с вами себе дороже. Подхватишь от вас СПИД какой-нибудь или сифилис?».
«Боишься, так давай сделаю минет», - не отставала девица.
«Слушай, ты минетчица! Ты мне в дочки годишься?».
«А тебе не всё равно, что ли, кому засунуть?» - нагло осклабилась она. И видя, что он ещё сильней рассердился, ретировалась из купе, сказав: «Ну ладно. Как хочешь. А только денег у меня нет. Надумаешь, кликни меня. Зовут меня Галя». И вышла.
Пассажиры выходили на станциях, аж до самого Иркутска, расплачиваясь за проезд. И Валентин слегка ожил. Послал девицу на какой-то станции за кофе и за продуктами. Угости её кофе. Вскоре она сошла.

Криминальный рассказ

Когда вагон совсем опустел. Валентин подбросив в топку угля. Растревоженный словами читинской ревизорши о его божьей искре, а точнее таланте, Валентин достал тетрадь. Решил написать рассказ. Рассказ этот бы уже не первый. И печатать его стали в «Бийском рабочем». Правда, своеобразно. Посылал он рассказы художественные с грифом (рассказ), а там этот гриф почему-то убирали. И, наоборот, над названием рассказа ставили рубрику: «О людях хороших». Или просто без всякой рубрики.
Рассказы были наполовину вымышленными, а в газете их выдавали за правду.
В некоторых пикантных моментах ему приходилось краснеть и ёрзать на стуле, когда читал. И готов был по телефону обложить трёхэтажным матом сотрудницу, что готовила к печати рассказ. Но боясь, что вновь перестанут печатать, молчал.
И вот на этот раз, давно мучимый темой о современной молодёжи, с их жаждой лёгких денег. Вспоминая практиканта и Сашку Децела, старающихся заработать даже на воде и воздухе. Ради денег, ему казалось, они готовы были даже пойти на грабёж или убийство.
Характер героя криминального рассказа он буквально списал с них обоих. И даже в черновике оставил его с фамилией Децел. Решив когда будет переписывать начисто, заменить Сашкину фамилию, на вымышленную.
Писал рассказ, целую ночь. Старался, как бы предостеречь молодых, что их «жажда» может довести до тюрьмы и ни до чего хорошего.
Сюжет рассказа тем и заканчивался, что «герой», увидев у пассажира пачку денег, решился на убийство.
Написав рассказ, сложил листки на столик. На какой-то станции купил конверт. И решив, приехав в Бийск, запечатать рассказ. Отослать в газету. Усталый, уснул крепким сном.

Последствия

Через день, приехав в Бийск. Едва увидев родной город, обрадовался. Что вот через две поездки по-настоящему отдохнёшь дома. Усталость всё же давала о себе знать.
Едва подъехав к вокзалу. Торопливо взял исписанные листки. Посмотрел, помарок никаких не было. Забыв, что собирался переписать рассказ, вложил их в конверт, пошел, опустил в почтовый ящик.
Рассказ напечатали, когда он ещё и не отдохнул половины. И снова без грифа (рассказ) да ещё под рубрикой «Будни милиции».
И тут только вспомнил он, что не переписал им вымышленный рассказ и не убрал настоящую Сашкину фамилию. Ахнул от нехорошего предчувствия.
Тотчас прозвенел телефонный звонок. И в телефонной трубке раздался разгневанный Сашкин голос: «Ты что это сволочь написал в газете, что я убил пассажира? Где, кого я убил?».
Валентин почувствовал, как земля у него уходит из под ног. Торопливо он стал рассказывать, как писал рассказ, что хотел переписать и убрать Сашкину фамилию, но устав, утром, забыв обо всём, послал рассказ в «Бийский рабочий».
Сашка сердито бросил трубку, пообещав подать на него в суд.
От всего произошедшего Валентин настолько растерялся и испугался, что был почти невменяемым. Не из-за того, что его посадят, а из-за того что оболгал Сашку, подставил, так сказать своего коллегу.
Тотчас почувствовал, как у него в груди бешено колотится в груди сердце.
Потом под лопаткой у него что-то кольнуло. Потемнело в глазах. Ноги стали ватными, сухим стал неповоротливый язык. И он потерял сознание.
Очнулся Валентин в больнице. Едва открыл глаза, его спросили: «Правда ли, что Сашка убил пассажира?».
Валентину вспомнилась почему-то читинская ревизорша, говорящая, что ему не стоило работать проводником. Вспомнил Пака, которому пришлось уйти с железной дороги.
«И какая разница, что ушёл совершенно по иной причине, чем он?» - подумалось ему. «Результат один».
И тут же поймал себя на мысли, что творчество тут ни при чём. И результат у него гораздо плачевней, чем у Пака.
Пак после увольнения вскоре устроился в «Бийском рабочем».
А ему теперь туда дорога заказана. А это значит, что поставлен крест на его творчестве. И это несмотря на его благие намерения и не то, что у Пака продажа водки.
Подумал: «Кто станет в этом разбираться, и кто поймёт».
Закрыл глаза.
Как вдруг услышал над головой голос медсестры: «Чебыкин там тебе жена звонит». Вспомнил, что не так давно познакомился с женщиной. Чем-то похожей на него. Правда в его отсутствии она пока присматривала за его квартирой. Из поездок он всё чаще приезжал теперь к ней.
Услыхав, что она звонит, Валентин превозмогая головокружение, встал, подошёл к телефону в коридоре. Взял трубку и тотчас услышал плач и всхлипывания жены: «Валя! Меня же подожгли. Всю дверь сожгли. Вчера всё названивали весь вечер дружки Сашки Децела. Требовали, чтобы ты уплатил им за моральный ущерб. Потом когда сказала, что ничего не знаю. Ночью облили бензином дверь и подожгли. Спасибо сосед дверь затушил, после чего я позвонила в милицию и рассказала о Сашке и о звонках его дружков. Приехала милиция и арестовала Сашку. Он сейчас там у них в милиции».
«Что ты наделала», - простонал Валентин. И не дослушав женщину, бросил трубку. Вернулся в палату, оделся и никого не слушая, вышел из больницы. Поймав такси, помчался в милицию.
Задыхаясь, вбежал к дежурному РОВД. И тотчас встретился со злыми глазами Сашки напротив сидящего за решеткой в обезьяннике.
«Саша прости!», - стал Валентин на колени перед ним. Захлёбываясь в слезах, Валентин рассказал Сашке и дежурному по РОВД всё как было.
Что рассказ выдумал, а фамилию Сашки забыл поменять на вымышленную.
«Как же так? Ты парня так подставил? Причём ни в чём неповинного! Это тебя надо было посадить», - возмутился дежурный.
Подал Валентину лист бумаги, велел написать объяснение.
Когда тот написал. Дал подписать. Позвонил куда-то и, дождавшись разрешения, открыл на обезьяннике замок. Выпустил Сашку. Тот не оглянувшись даже на Валентина, ушёл.
 Валентин вернулся в больницу. Там его уже ждали. Медсестра сказала, что его разыскивал главврач и велел, как придёт прийти к нему.
Валентин заплетающимися ногами и вновь кружившейся головой вошёл в кабинет главврача. Ожидая. Что тот тотчас начнёт его отчитывать, спрашивать о Сашке, о резерве, который он подвёл. Но главный врач лишь поднял на него глаза, сообщил: «Чебыкин у вас был инфаркт миокарда. К тому же у вас язва двенадцатиперстной кишки. Анализы показали, что у вас довольно серьёзные нарушения, что со стороны сердца, что со стороны желудка. Поэтому решено вас послать на обследование в Барнаул, в железнодорожную больницу для определения вам группы инвалидности и досрочному определению вас на пенсию. По состоянию здоровья работать вам на железной дороге нельзя. Вы поняли меня?».
«Понял», - машинально сказал Валентин. И вышел, не зная, что и думать. Радоваться или горевать, что не нужно ему больше работать на железке.

Эпилог

Прошло уже более десяти лет, как Валентин ушёл на пенсию. Многое он в своей жизни, что раньше было ещё до железной дороги, забыл.
Забылась даже первая жена, от которой он ушёл как после стихийного бедствия, едва оставшись живым.
Не забыл лишь свою ошибку в рассказе, которая привела его к инфаркту миокарда.
Права оказалась читинская ревизорша, что говорила, что ему творческому человеку не стоит работать проводником.
Права была сестра Полина, что не хотела, чтоб он устраивался на железку.
Права была и начальница резерва Варвара Васильевна, что говорила, что от таких проводников только жди беды.
Да и сам он кроме рубцов на сердце, там ничего не заработал. И теперь, когда встречается со своими бывшими сослуживцами, предпочитает просто молчать. Когда многие из них с радостью и восторгом вспоминают о своей работе. Как, например, его сестра Полина. Ей уже два десятка лет на пенсии не зазорно было на похоронах его матери выкрасть у него из квартиры ящик водки, приготовленный на поминки. А потом по знакомству быстро она якобы достала тоже ящик водки и во второй раз взяла с него деньги за его же водку. То есть до самой смерти оставалась «настоящей» проводницей.
А вот Валентин был другим. О железной дороге вспоминал как о большой беде. До сих пор снятся ему кошмары, связанные с ней. Что опять он куда-то едет. Что опять у него не хватает угля.
Потом он случайно выпадает из вагона. Со всех ног бежит, пытаясь догнать поезд. Просыпается в холодном поту. И радуется, что это всего лишь сон. И не надо в тревоге встречать ему ревизоров, что перероют  в вагоне всё с ног на голову и всё равно найдут какое-нибудь нарушение. За что выгребут из его карманов всё до копейки.
А ничего не найдут, возмутятся: «Ты какой-то не такой. Мог бы что-нибудь, и нарушить» И всё равно просили: «Ну, дай хоть на пиво».
Он, конечно, отдал бы последнее, если б даже остался на хлебе и воде.
В этом он весь романтик, и писатель. Для которого, любимым занятием и сейчас покопаться в своей душе и вынуть оттуда занозы. И не только у себя…