Записки сумасшедшего
Первый семестр первого третьего курса прошел под знаком альтруизма. За символические деньги я проливал на школоту свет знаний: работал учителем физики на две ставки, а поэтому вынужденно подзабил на посещение собственных занятий в универе. Хронические опоздания раздражали преподов - они отмечали мне неявку спустя десять минут после начала пары, и когда стало очевидным, что половины зачетов мне не поставят, пришлось задуматься об академке.
Накануне визита в студенческую поликлинику план действий отсутствовал. Ночной мозговой штурм плодов не принес. Подбодрил себя тем, что утро вечера мудренее, но не спалось. Думушка по-прежнему не думалась, ревущий в наушниках Раммштайн не утешал. Во сколько провалился в забытье, не помню, но мастера немецкой эстрады маршировали со мной и там.
Проснувшись утром с больной головой, я подошел к зеркалу. Оттуда неприветливо взирала печальная сине-зеленая морда, известная всякому честному труженику - бодун. Тут же бросился к умывальнику приводить себя в порядок. Примочки помогли превратить синюшную рожу в пепельное лицо, и большего достичь не удалось. Вот так дивная энергетика немчурских песен вышла мне боком. Сильно расстраиваться не стал - cумрачный цвет лица наверняка является отличным бонусом при получении академки. Главное успеть в студенческую поликлинику, пока чудодейственный эффект Mutter, Mein Herz Brennt и Sonne не сошел.
Грустно сообщив терапевту о том, что в первую смену приходится быть учителем физики, а во вторую студентом, я свел оба факта к недельной бессоннице. Врач, недоверчиво посмотрев на мое лицо, спросила:
- А какая у вас учительская нагрузка?
- Тридцать часов в неделю. Три месяца подряд.
Доктор отказывалась верить:
- Тридцать? - переспросила она. - У меня дочка преподаватель...
Я упер глаза в пол и подтвердил:
- По шесть уроков каждый день... А потом универ.
- Так, может, тебе академку дать?
Сумрачный немецкий гений оказался излишним. Я молчал и по-прежнему смотрел в пол, пытаясь спрятать предательски заблестевшие глаза. Врач задумчиво писала направление.
***
С раннего детства я небезосновательно гордился своим вестибулярным аппаратом. Падал с деревьев и заборов на четыре лапы не хуже кошек. Со временем навыки эквилибристики достигли совершенства благодаря метро и автобусам. Когда всех верующих в поручни и петельки болтало из стороны в сторону, я спокойно думал о своем, держа руки в карманах.
В больничку на Бехтерева посоветовали добираться на трамвае. Мне попался старый, дребезжащий, дышащий на ладан кусок ржавого железа. Поездка больше походила на родео. На первом же повороте я почти оторвал карман - не успел вынуть из него руку, чтобы вцепиться в стойку. Презрительно хмыкнула проплывшая мимо меня кондуктор. "Корова жирная", - первым делом обиженно засопел я. Трезвый взгляд классифицировал в тетке утку - опущенный центр тяжести позволял ей легче балансировать на безумно качающемся полу. Уязвленное самолюбие требовало реабилитации. На следующем повороте я невозмутимо прошел мимо кондукторши. Вызов был принят. Перед въездом в крутое трамвайное пике мы разошлись. Потянулись напряженные секунды ожидания. "Сходитесь", - прорычал трамвай, и мы с гордо поднятыми головами ринулись навстречу друг к другу.
- Дядь, дай копеечку, - завопило малолетнее цыгане, вцепившись в проплывавший мимо нее полуоторванный карман. Торчащая банкнота действовала на паразита, как вид крови на вампира.
- Отстань, нечистая, - отмахивался я рукой от будущей гадалки, ручку золотящей.
Карман был потерян вместе с равновесием. В итоге я рухнул вниз, как и полагается, на четыре лапы. "Позорище!", - закатило истерику самолюбие. Мгновение спустя трамвай сочувствено уронил на меня кондукторшу.
- Ничья, - просипел я, пытаясь выбраться из-под завала.
- Угу.
- Слезьте, пожалуйста.
- Угу.
На Бехтерева прибыл помятым.
***
Больничка встретила без пафоса и стереотипов: красной ковровой дорожки не нашлось, белых стен тоже, санитары за психами по коридорам не гонялись, пациенты по большей части пребывали в прострации. Я поддался всеобщему благоденствию, прикорнул на скамеечке в ожидании очереди и не заметил как рядом со мной нарисовался просветленный. А тот, учуяв родственную душу, счел нужным поделиться посланием божьим.
- Я со всех ног бежал к огромному дубу, спасаясь от надвигающегося дождя, как вдруг сверкнула молния, и мне явился Он.
Слушать очередного проводника слова божьего не хотелось совсем:
- Это вам, молодой человек, в дверь напротив, минут через десять. Если хотите, я попрошу, чтоб вас без очереди приняли.
Парнишка пристально посмотрел на меня своими кристального чистыми глазами и беззлобно назвал свое имя, настойчиво протянув мускулистую, разбитую руку.
- Я на самом деле нормальный, просто в финале чемпионата Европы по кикбоксингу попало неудачно.
А вот в это после крепкого рукопожатия мне поверилось сразу же и без оговорок. Нельзя было не поддержать беседу со столь интересным собеседником.
- Явился Спаситель или Сам?
К счастью, дослушать историю вызвалась доктор.
***
Прием представлялся мне совсем не так. Миловидная докторша внимательно выслушала меня, покивала и предупредила, что мне придется понаблюдаться в стационаре. Я окончательно уверился в том, что академке быть, и аккуратно осведомился, не нужно ли подсластить жизнь красивым труженицам отечественной психиатрии. Моя милая незамужняя доктор встала и грустно посмотрела в окно: падал прошлогодний снег.
- Мы с девочками, Александр Анатольевич, уже живем грядущим купальным сезоном. Нельзя нам сладкого.
А я чем хуже? - тоже загрезил грядущим купальным сезоном... с докторшей и девочками. Как уже было сказано, все представлялось мне совсем не так. А вышло: пять минут позора, и я - молодой неврастеник. Впрочем, мне уже было все равно, я отстраненно размышлял вслух:
- Ваша правда, Иванна Ивановна. Грешно такую фигуру сладеньким портить.
Жалко, на большее смелости не хватило. Индульгенцию-то уже выписали...
***
Целый семестр валял дурака в общаге. За месяц наигрался, еще за один отдохнул, еще за один заскучал. Как вдруг - "в нашем доме поселился замечательный сосед". Костик, большой поклонник "Матрицы" и безумных идей о мироустройстве, в любое время дня и ночи был готов поделиться своим видением теорий Большого Взрыва и всемирного масонского заговора. Как вы уже, наверное, догадались, "фишкой" Константина были монологи. Я мог непрерывно слушать их часами, но соседи постоянно прерывали лектора хохотом. А ведь Костя на самом деле говорил интересные, оригинальные вещи...
Очередной приступ гениальности посетил мыслителя в два часа ночи. К трем он преодолел стеснение и пришел в нашу комнату рассказать теорию о бесконечности вселенной. Начал в запале:
- Вот вы можете себе представить, что в пределах комнаты материя есть, а за стенками уже нет?
Нам очень хотелось спать, поэтому каждый убедительно закивал головой. Костик, донельзя расстроенный, ушел, но в четыре вернулся с новым прологом. Мы, не слушая, снова покивали, чем загнали доказателя в депрессию. Кто знал, что в пять Костя придет с новым доказательством от противного, и кивать не стоило. Вдохновленного лектора понесло. К половине шестого сукиного сына, ловко уклонявшегося от подушек и тапков, удалось выгнать. Закрывать двери было бесполезно. Каким образом Костя достал ключ от нашей комнаты, не знал никто. Две недели альтернативной метафизики подкосили мое здоровье. Уехал домой.
***
Любишь косить - люби и таблеточки пить. Летом, как и обещали, на две недели положили в стационар. Тоска зеленая, первое время даже поговорить не с кем было. Ну, разве что с медсестричкой.
- Простите, а пилюльки глотать обязательно?
- В смысле? - искренне недоумевала симпатичная молоденькая медсестричка.
- Я человек не жадный, могу с соседями поделиться, хотя Феде, пожалуй, и так хватит.
- Александр Анатольевич, выполняйте предписания врача!
Нема дурных. Видел я ваше "предписание", блуждающее по общаге. Если до "отпуска" пациент витал в облаках, максимум на околоземной орбите, то после улетел на Марс и там же прописался... Таблеточки аккуратно спускались в раковину. Вину свою осознаю полностью, начислите мне проценты на бесцельно потраченные медикаменты - верну все до копейки!
***
Сосед Федя оказался тихим подводником. Днем рассказывал, как ему жилось по месяцу-другому на подлодке, а ночью тихо бормотал мантры и выстукивал ногою SOS. На второй день начали вязать ему на ногу шарфик. Выходило даже убаюкивающе. Легкое и ненавязчивое тук-тук-тук, почти как стук колес в поезде. Утром Федя стыдливо, стараясь быть незамеченным, разматывал шарфик, искренне полагая, что ночью он его сам сообразил. Ну, так и мы не лыком шиты - для пущей убедительности вязали шарфик на ногу морским узлом.
***
Днем нас, как тихих психов, даже отпускали в скверик погулять. Без Петра наверняка бы не выходили и насиловали кроссворды. Или слушали подводника. Петр был суровым мужиком. Ему ставили капельницу на час, он выкручивал регулятор на максимум и получал дозу за десять минут. После этого скверик превращался в лужок, где весело и беззаботно на молодой зеленой травке скакал такой же зеленый, но уже не молодой Петя. Когда его отпускало и пробивало на хавчик, он влегкую перепрыгивал несимволический заборчик и бежал в ларек за сникерсом. Никаких тебе "Не тормози!" - бессмысленное и беспощадное "Без тормозов!".
***
На исходе первой недели "козлика" поменяли на "белочку". Иссиня-черный, пропитый мужик не разговаривал с нами сутки, а когда, наконец, проспался, радостно сообщил, что он счастлив. "Ты попал по адресу, - обрадовали мы "белочку", - тут счастливых много. Справедливости ради, все больше блаженных, но и счастливые тоже есть". Шутки шутками, а оказалось, что мужик и вправду сошел с ума от счастья.
Иван был простым деревенским трудягой, но к концу жизни мечтал наработать на ферму и завещать ее наследнику. Пунктик с обязательным сыном будущей женой был воспринят нормально: вполне естественное желание. Первой появилась дочка Иришка. Второй тоже вышла дочка. Иван сильно расстроился, плакал. Глядя на него, начала расстраиваться и жена. Фермер взял себя в руки и назвал дочку Любовью. Следующую назвал Верой. А последнюю Надеждой. И тут случилось чудо. Первого числа июля месяца жена, наконец, принесла Ивану наследника. Уже не фермер с радости запил. Да так сильно, что автопилот сломался. Раньше, бывало, загуляет Иван, а автопилот его домой заведет и в кроватку положит. А тут только до калитки отводить стал - и баиньки. С утра синяки разбудят Ивана и говорят:
- Иван, у тебя сын родился.
- Так надо отметить!
Аккурат к возвращению жены все деньги и пропил. Вот такое вот оно бывает, счастье. Да вы просто представьте, как же это здорово: семья - шесть человек, начало месяца, и... денег нет. Скидывались Ивану кто сколько мог: мужик достоин уважения.
***
В общем и целом, эмоции от периода "душевной болезни" у меня остались положительные. Спустя годы академка и Бехтерева вспоминались все реже и реже, и в итоге перешли в разряд картинок из детских книжек, с простыми деревенскими избушками, инеем на стеклах и добрым-добрым Дедушкой Морозом в белом халате...
Спустя два года после трудоустройства шеф выдал партзадание получить загранпаспорт, а тут без военкомата никак.
- Шеф, я того... от армии кошу неявкой.
- Коси явкой.
Ну, здравствуй, медкомиссия. Неожидано для всех военком начал жаловаться призывникам:
- Вот что у меня за дебильный район? У всех остальных хоть выбрать есть из кого, а у меня пятый год недобор. Что ж вы, дистрофики, в моем Центральном районе не плодитесь-то?
Не получив вменяемого ответа, капитан разозлился:
- Вот меня еб..т там, а я вас здесь еб..ть буду. И хрен вы у меня откосите.
После того, как оба распальцованных пацана со справками о пороках сердца вылетели из кабинета военкома со слезами на глазах, я почти поверил в то, что кэп - содомит.
***
- На что жалуетесь?
- Плоскостопие.
- Стали на мокрую тряпочку, походили-походили, попрыгали. Ну ничего страшного. Годны. Еще жаловаться будете?
Конечно, буду. Пробовал пожаловаться на сердце - неделя беготни с неутешительным диагнозом: здоров как бык. Язва и гастрит не прокатили. Сколиоз прогрессировать отказывался, даже со скрученным в интеграл позвоночником на рентгене. Едва-едва удалось дотянуть до "годен с ограничениями", но отмазаться без обширных денежных вливаний в Центральном районе г. Минска было практически невозможно. И тут я вспомнил об академке. На шестой по счету медкомиссии военком встретил меня как родного, довольно улыбаясь:
- Ну что, годен, солдат?
- Тамбовский волк вам годен, товарищ военком, а я неврастеник.
- Бехтерева знаешь где, неврастеник?
- Бехтерева - мой дом родной, товарищ военком.
Прощались холодно.
***
Я шел на Бехтерева в надежде увидеться со своей милой докторшей и крайне расстроился, когда узнал, что она ушла на повышение. Однако, не милой единой. После вдумчивой беседы о бренном уставшая от моей пассивности новенькая, но не менее симпатичная психотерапевт спросила:
- Вы дурак?
Я в ответ пожал плечами. Василиса Василисовна на всякий случай уточнила:
- Предупреждаю сразу, таких берут.
Так заботливо, мягко и быстро меня в чувство еще никто не приводил. О чем пациент и доктор разговаривали дальше, история умалчивает. В любом случае, сладкого не предлагал...
***
С Бехтерева неожиданно направили на Менделеева. Там меня после символического приема у доктора выгнали в коридор заполнять анкету-тест из двухсот вопросов. Двести, мать его, дебильных вопросов на предмет того, а не дурак ли я, точно ли я не дурак, и если все-таки неадекватен, то насколько. Полтора часа сидел. Вроде как сдал успешно, потому что опять отправили на Бехтерева.
Теперь я понимаю, откуда пошел ЕГЭ...
***
Кэп встретил меня хмуро и отправил к Яге Яговне. Бабуля приняла меня в полном соответствии со своим старческим маразмом, и в две тысячи каком-то там году принялась доказывать мне, что по нормативам 1993-го я все еще годен. К голосу разума старушенция прислушиваться отказывалась, в то, что на дворе новый миллениум, тоже не поверила. Забраковала мой диагноз и отправила на Бехтерева. Мой новый добрый доктор заверила меня, что все в порядке, и лучше бы бабушке самой к ним наведаться. Пробовал задобрить Ягу распечатками нового нормативного документа, но бабуля на собственном примере показала мне, как именно я должен себя вести, чтобы откосить, и опять отправила на Бехтерева. Василиса Василисовна рубанула с плеча и просто предложила послать Яговну нах*р. Я так и сделал. Яговна страшно разволновалась, прямо намекнула на сладенькое, но в полном соответствии с неврастенией я ей намекнул на Раскольникова. На прощание старуха злобно прошипела:
- На медкомиссию больше не приходите.
Я тешил себя мыслью, что "7-в" и "7-г" обошли меня стороной.
***
В военкомат заглянул четыре года спустя. После прописки в свою квартиру надлежало сняться с воинского учета в старом районе и встать в новом. Капитан меня не вспомнил, но затянул старую песню про дистрофиков в Центральном. Военкому, очевидно, было скучно - отпускать меня он не торопился. Долго искал дело в архиве, затем встал в позу и начал медленно листать странички, рассказывая о том, кто я и что я, и где он таких уклонистов видел. Неожиданно побледнел и резко отпрыгнул в сторону.
- Простите, можно забрать документы? - я неуверенно направился к военкому. Тот воспринял мои действия как акт агрессии, бросил в меня приписным и заперся в своем кабинете.
- Не приходите сюда больше! - волновался из-за двери Кэп.
"Все. Пи..ц. Точно "7-г", - обреченно подумал я.
Военком все никак не мог успокоиться и выпроваживал меня в меру сил и возможностей:
- Адрес Фрунзенского военкомата на стенде! Прощайте.
- До свидания.
Кэп на поверку оказался слабаком. Каков поп - таков и приход. Военкомат Центрального района мне никогда не нравился.
***
Обленился я совсем, лень тащиться на вокзал, чтоб поехать к родителям. Самое время пойти сдавать на права. А чтобы сдать на права, надо зайти в военкомат, да потом справочку получить о состоянии здоровья. А там, поди, опять на Бехтерева. На следующей недельке соберусь с силами да займусь водительским вопросом вплотную. Там и посмотрим, какие они - психи десятилетней выдержки...