Посвящается Маме, которая была рядом всегда
Алиса влетела в квартиру, как ошпаренная. Не слыша вопросов матери – «Как прошёл день?», «Бутерброд тебе сделать, пока суп варится?» – она заскочила в свою комнату. Как ошпаренная, она была с первого урока – с той минуты, как увидела в рекламном журнале в руках у своей соседки и подруги объявление о концерте. О-о-о! Она аж подпрыгнула над стулом – не сама, какая-то неведомая сила подкинула её, а затем, наоборот, вдавила. Голову притянуло к столу, и она, вмиг обессилев, положила лицо на тетрадь и тихо застонала.
– Ты что? – захлопала ресницами подруга.
– Не может быть, – лепетала она, – они говорили, что в ближайшие два года не собираются отправляться в гастрольные поездки, им надо записать альбом, да ещё у бэк-вокалиста съёмки.
Алиса остановившимся пылающим взглядом прожигала страницу глянцевого журнала, наполненного разнообразными объявлениями и афишами. Журнал издавался в областном центре, и концерт предстоял там же, но это не страшно – всего каких-то пятьдесят километров от города, где жила Алиса. Страшно было другое – как жить эти два месяца до 14-го мая, и что теперь делать. То, что делать что-то необходимо, было очевидно – нельзя же теперь жить так, будто ничего не произошло, будто всё, как обычно. Грядёт что-то важное.
Оказавшись в своей комнате, Алиса попыталась успокоиться, унять бешеный стук сердца и избавиться от звона в ушах. Она достала все диски любимой группы, газеты – в одной было напечатано интервью, в другой – крошечная статья о ноябрьском концерте в одном из московских клубов. Везде – фотографии Его, лидера группы, солиста, автора большинства песен. Где-то он вышел не очень хорошо – какие-то тени падали на лицо, от чего глаза казались усталыми, а нос – длинным. Но на обложках двух дисков он казался идеальным – правильные черты лица, орлиный взгляд, гордый поворот головы. Алиса нашла заветный сайт: да, так и есть – месяц назад лидер группы (она с трепетом и каким-то болезненным смущением даже мысленно произносила его имя) заявлял, что в ближайшее время им не удастся отправиться на гастроли дальше окрестностей Москвы – они начали запись нового альбома, у бас-гитариста скоро свадьба, бэк-вокалист снимается в сериале. Кстати, если честно, он был самым красивым в группе – с длинными светлыми волосами, лицом сказочного принца. И Алиса это признавала. А в лидере было что-то демоническое – мрачное и вместе с тем, безудержное, стихийное («дионисийское», говорила мама).
Но ведь именно это чаще привлекает девушек в подростковом возрасте…
За последние пятнадцать дней никакой информации не появлялось – может, действительно, планы изменились.
В комнату заглянула мать:
– Что случилось?
– Мама, ты представляешь, «Терновый куст» приезжает в мае!
– Ого! – Мать восхищённо ахнула. О всепоглощающем увлечении Алисы знала не только она, но и весь подъезд.
– Неужели к нам приезжает?
– Ну, конечно, в В.., но это же рядом!
Мать задумчиво покивала.
– Я тоже хочу на концерт, – вдруг выдала она.
– Неужели они тебе ещё не надоели? – развела руками дочь, растерявшись от неожиданности.
– Мне интересно, отличается живой концерт от студийных записей или нет? Если, конечно, они поют не под «фанеру», – подколола мать.
– Да ты что? это же рок-группа – воскликнула Алиса, но, увидев хитрые огоньки в её глазах, рассмеялась, – тебе не понравится окружение – одни подростки.
– Ну и что? – сказала мать, – подростки – это почти мой профиль.
– Да, совсем почти, – усмехнулась Алиса. Мать работала психологом в брачном агентстве.
Ей стало понятно, что мама просто хочет таким путём избавить себя от беспокойства – не отпускать дочку одну на концерт, где будет полно таких же бешенных, оголтелых подростков, способных на всё… Но также ясно она понимала, что эта поездка для неё – как путешествие на край света, в неведомые края, за океаны (не по расстоянию, а по содержанию, по предназначению), что она изменит её жизнь, наполнит её истинным смыслом. И тащить в это магическое путешествие мать – олицетворение дома, устоявшихся порядков и неизменности – нельзя, это нарушение каких-то неведомых правил. Тогда чуда не произойдёт – всё останется, как было, и она навсегда утратит данный судьбой шанс… Но и ссориться тоже не хотелось. Алиса хотела уже сказать слегка разочарованным голосом «Ну ладно, как хочешь…», но вспомнила, что это вызовет подозрения.
Одним словом, полушутя-полусерьёзно, через час они вдвоём поехали за билетами. Сидя в автобусе, Алиса безнадёжно пыталась придумать, как бы убедить мать не идти с ней на концерт. Совсем отчаявшись, она уже почти решилась твёрдо сказать: «Нет, мама, я с тобой не пойду. Можешь обижаться, можешь из дому меня выгнать». Но опять остановилась, рассудив, что та игриво ответит: «Не, я тебя выгонять не буду. Я без тебя на концерт сгоняю. Возьму тебе автограф…». Ситуация сложилась безвыходная.
В кассах клуба очереди почти не было, и времени придумать что-нибудь изворотливое, соответственно, тоже.
– Какие места предпочитаешь? – мать обернулась к безучастной Алисе, когда они оказались возле кассы. Девушка только мотнула головой. Поглощённая жалостью к себе, она не сразу поняла, что значат слова – «Один билет, пожалуйста».
Мать повернулась и вложила билет ей в руку. Алиса сдвинула брови:
– Мама?
– Я вдруг поняла, что совсем не хочу идти на этот концерт, – она махнула рукой в сторону афиши на стене, – лучше схожу в театр. Встретимся потом и вместе вернёмся домой.
Перехитрить её было невозможно… Но Алисе было некогда особенно задумываться над этим – надо было решить, как жить оставшиеся до концерта два месяца. Надо было готовиться. К чему? Точно она не знала. К встрече? Надо было измениться, стать настоящей, подойти к нему и посмотреть так, чтобы он не смог без неё больше жить… Вот бред. Ей ведь просто нравятся его песни, его голос. И всё было хорошо, пока он не вздумал приезжать в соседний город.
Нет, всё было не так уж хорошо: она не замечала почти ничего вокруг, не интересовалась ни чем, кроме его песен, могла слушать их часами по нескольку раз подряд, и часто впадала в состояние печального безразличия, чувствуя себя несчастной от того, что рядом нет его… Единственное, с чем она кое-как справлялась, что ненадолго её отвлекало – это учёба. А теперь и это перестало её занимать – она просто не могла больше ни на чём сосредоточиться. А «на носу» были итоговые контрольные, репетиции ЕГЭ, надо было готовиться к экзаменам – одиннадцатый класс, можно сказать, судьбоносный период. Куда поступать, Алисе было совершенно всё равно, наверное, в институт иностранных языков или на факультет рекламы…
Когда оставался месяц до концерта и около двух месяцев до ЕГЭ, Алиса здорово «скатилась» почти по всем предметам. Она словно не замечала ничего вокруг, ходила, конечно, на уроки, сидела там, но именно сидела: учителей она не слышала, по страницам учебников скользила невидящим взглядом. Больше всего ей нравилось сейчас тупо что-нибудь переписывать – любое усилие, необходимое для решения задач, запоминания, понимания какой-либо информации или написания сочинений, причиняло сильный дискомфорт, почти боль. В общем, Алиса погрузилась в какое-то оцепенение, словно не ожидала многообещающей встречи, а уже приготовилась к разлуке или даже её пережила и осталась в безысходном одиночестве. На это и обратила, в конце концов, внимание мать, не знавшая, какими доводами убедить дочь взяться за ум и не загубить себе жизнь из-за какого-то концерта.
– Знаешь, что ведя себя так, как будто тебя уже бросили и твоя жизнь потеряла смысл, ты лишаешь себя шанса на удачу?
– Ну, какая может быть удача? – отмахнулась Алиса, – моя жизнь и так не имеет никакого смысла.
– С чего вдруг ты так решила? Твой любимый артист должен был приехать, чтоб ты потеряла интерес к жизни, почему?
– Может, потому что, когда он был где-то далеко, я воспринимала его не как реального человека, а как мечту, фантазию, или героя фильма, – Алису даже передёрнуло от своих собственных слов, – а теперь я чувствую – увижу и пойму, что он есть, и он недостижим.
– Хорошо, – покивала головой мама, – способность к самоанализу ещё не утрачена. Давай посмотрим на вещи трезво, не прячась, как ты сейчас скрываешься от жизни, предчувствуя разочарование. Чего бы ты хотела?
– В каком смысле?
– В смысле, от него…, от встречи с ним. Тебя пугает и приводит в отчаяние, что ты не получишь чего-то… Так вот, что бы ты хотела получить?
– Не знаю, – Алиса нахмурилась.
– Ну, давай, пофантазируем: замуж за него выйти?
– Ой, ну это совсем глупо, – подняла плечи девушка.
– Ещё! – не унималась мать, – переспать с ним?
– Ты издеваешься, что ли? – разозлилась Алиса.
– Ну что тогда? Что тебе кажется недостижимым?
– Может быть, просто видеть его и слышать, по-настоящему, живьём, разговаривать. Нет, я, правда, не знаю, это не объяснишь, это что-то из другого мира. У меня ещё год назад, после того, как я посмотрела их концерт на диске, появилось чувство, что он мне хорошо знаком, что я уже видела его раньше, и с ним связаны какие-то очень важные воспоминания…
Алиса говорила вдумчиво, стараясь подбирать правильные выражения – она делилась сейчас самым сокровенным, впервые пытаясь передать словами свои смутные и неотступные ощущения.
– В нём словно скрыта какая-то тайна, – наконец, нашла она подходящее слово.
– И раскрыть её очень нужно? От этого зависит что-то важное? – с воодушевлением, вдруг засияв, выдохнула мать.
– Ну да, типа того, – покивала Алиса, слегка обескураженная от вида такого восторга, внезапно вспыхнувшего в её глазах.
– Может быть, это – отражение тоски по идеальному миру красоты и гармонии, стремления вновь обрести утраченное блаженство, – задумчиво произнесла мама, – то, о чём говорил Платон… Мы живём, не отдавая себе отчёт в том, насколько чуждо всё окружающее истинным стремлениям нашей души, лишь иногда ощущая смутное недовольство, непонятное томление. И вот бывают такие моменты, когда сильные эмоции помогают нам осознать – наша тоска не беспредметна, есть, к чему стремиться и о чём мечтать. Есть за гранью нашего обыденного восприятия мир истинной красоты и свободы. И он, его песни, может быть, его поведение, по-видимому, чем-то напоминают тебе эту недостижимую реальность.
Мать Алисы совсем недавно преподавала в институте, поэтому такие монологи – размышления вслух – были для неё делом обычным.
Алиса, впрочем, зацикленная на своих переживаниях, мало что поняла.
– Ну, и что делать-то? – промолвила она, только чтоб поддержать разговор, никаких советов она и не ждала.
Мама пожала плечами… Ей бы сказать теперь, когда дочь сама задала вопрос – «Жить полной жизнью – учиться, общаться, не прятаться и не притуплять тем самым свои чувства, ждать радости, а не разочарования»… Но что-то помешало сейчас надеть маску фальшивой бодрости, и она только произнесла неопределённо, глядя куда-то в бесконечность:
– Пытаться прорваться туда, испытать катарсис…
Словом, этот разговор мало что изменил в отношениях Алисы со школой – каждодневные дела не стали казаться её более значимыми. День концерта она встретила растерянной и взбудораженной. Болезненное возбуждение не давало ей ни на минуту успокоиться, сосредоточиться, собраться с мыслями. Но это было не радостное возбуждение, а смешанное со страхом, как будто ей предстояло впервые выступать перед многолюдной аудиторией. На концерт она шла с какой-то обречённостью.
– Встретимся в парке, – ободряющим тоном сказала мать и пошла в сторону театра через площадь. Спектакль у неё начинался так же – в семь часов. Да и находились театр и рок-клуб неподалёку друг от друга – их разделял небольшой парк. Алиса бесприютно оглянулась в след матери – может, и не надо было вредничать, позвать её с собой на концерт. Может, с нею было бы не так страшно…
Два с половиной часа пролетели очень быстро. Всё было прекрасно – может, не так гладко, как в записях на дисках: иногда звук музыки заглушал голоса вокалистов, кое-где музыканты сбились с жёсткого стремительного ритма, задаваемого входящим порой в экстаз ударником. Но на то и живой концерт, а не выступление под фонограмму… Вначале публика вокруг вела себя довольно спокойно – в основном все стояли и слегка покачивались в такт музыке. Но постепенно всеобщее возбуждение нарастало под влиянием всё ускоряющегося темпа и настроения, царившего на сцене, созданного, главным образом, невероятно харизматичным главным исполнителем. Зрители периодически скандировали целые куплеты песен, перекрывая голоса певцов, со всех сторон от Алисы раздавались крики, вопли, какая-то девчонка неподалёку орала через каждые пять минут: «Дима, я тебя хочу!». Алиса протиснулась поближе к сцене и просто смотрела на него, слегка шевеля губами – беззвучно подпевая, она ведь знала все песни наизусть. Сейчас она чувствовала, что живёт по-настоящему – пока видит его, пока он рядом, и всё вокруг казалось давно желанным и родным, и эта «хотящая» поклонница не только не раздражала – Алиса испытывала к ней какую-то необъяснимую симпатию. Она переживала давно уже не посещавший её душевный подъём – он чувствовался повсюду, все настроены были очень весело и дружелюбно…
Но вдруг всё закончилось. Последняя песня… Вызвали на «бис»… Ещё одна, две… Всё. Скрылись за дверью, ведущей на сцену откуда-то из внутренних помещений. Идти домой… Или, может быть, попытаться проникнуть туда… Зачем?
Ничего не изменилось, не произошло чуда. Алиса немного побродила возле сцены, потом вышла из клуба и постояла на пороге – увидела, как к боковому входу подъехала машина, и музыканты быстро юркнули в неё, отмахиваясь от поклонников, подскочивших тут же. Многие бродили возле здания, поджидая кумиров. А Его ещё не было. Моросил лёгкий дождик, и всё вокруг подёрнулось сияющим от зажжённых повсюду фонарей туманом. Машина с тонированными стёклами всё не трогалась с места, а девушка вдруг по какому-то наитию рванула к другой боковой двери – у противоположной стены: так и есть – тоже подошла машина с затемнёнными стёклами, а из клуба вышел Он с клавишником и какой-то неизвестной Алисе девушкой. Но, несмотря на появление этой девушки – не понять, чьей – Алиса испытала вновь прилив душевных сил и, как на крыльях, подлетела, затормозила в двух метрах от него (словно какая-то невидимая рука преградила путь), и замерла, безумно улыбаясь. Он заметил её и помахал рукой, одарив приветливой и даже благодарной (за то, что не стала приставать) улыбкой. И тоже скрылся в автомобиле.
Не дожидаясь, пока Он уедет, Алиса повернула и пошла в сторону парка – мать, наверное, уже поджидает её. Надо жить дальше. Не кидаться же теперь с моста, как некоторые безумные фанатки… Кстати, где, интересно, та девушка, на протяжении всего концерта сообщавшая во всеуслышание о своём желании? Не она ли это садилась с ним в машину? Алиса не разглядела как следует её лица в толпе и полумраке во время концерта… Эта мысль неожиданно огорчила девушку – она представила, какой наивной дурочкой казалась там у запасного входа, застыв, как вкопанная, в нескольких шагах от Него, с дурацкой улыбкой на лице. А та поклонница просто подошла и осуществила свою мечту… Алиса рассеянно смотрела на пролетающие по шоссе перед парком машины…
Она не успела понять, с какой стороны раздался отчаянный визг тормозов, из золотисто-голубого тумана вырвался слепящий свет фар. Показалось, что мама спешит навстречу по мокрой аллее. А ещё Алиса явственно услышала Его голос – он что-то кричал, но слов она не расслышала и обернуться почему-то не смогла.
Зато открыв глаза, она сразу увидела его перед собой – он стоял, расправив плечи, и держа согнутые в локтях руки ладонями вверх. Глаза его были закрыты, а губы шевелились беззвучно. Алиса ощутила, как горячая волна восторга заливает всё тело – от него было трудно дышать, голова стала тяжёлой, руки и ноги казались где-то далеко внизу. Постепенно она начала замечать, что на нём из одежды – только коротенькая и узкая кожаная юбочка с бахромой или, скорее, лохмотьями, да ещё – короткие сапожки со шнуровкой (очень стильные, этнические). На груди сияли золотые (может, конечно, и из другого металла – Алиса не была специалистом в этом деле) медальоны. И сама грудь стала другой, и плечи – на сцене он снял однажды майку, и девушка убедилась, что он отнюдь не атлет – не заморыш, конечно, но худоватый и бледный. Но сейчас она про это не помнила, испытывая эстетическое удовольствие от вида слегка загорелого мощного торса. На плечи каштановой волной опускались волосы – тоже ставшие немного другими – более длинными, шелковистыми, а не косматыми, как минуты- часы- века? назад. Не сразу Алиса увидела других людей – они окружали её со всех сторон, и одеты тоже были непривычно – кто столь же легко, как и он, те, что постарше, и женщины – в кожаные или полотняные туники, замотаны в плащи. На самой девушке тоже было какое-то подобие юбки из прямоугольного куска мягкой кожи, вместо шва закреплённого до середины бедра шнуровкой, и «топик» из короткого нежного меха тёмно-медового цвета, на ногах – плетёные сандалии, на руках – многочисленные металлические браслеты. Впрочем, всё это казалось ей весьма привычным. Гораздо больше её занимало сейчас то, что происходило перед глазами – Он начал покачиваться из стороны в сторону, из уст его полилась песня – обращение к богам на языке ином, но прекрасно Алисе знакомом: речь шла о даровании дождя уставшей земле. Все присутствовавшие также начали мерно раскачиваться и повторять певучие слова – и Алиса в такт со всеми. От этого равномерного покачивания и пения в унисон с толпой ей стало совсем хорошо – она ощущала себя частью огромного сильного существа, а мозгом был он – он отдавал приказы, он малейшим движением руки или головы заставлял толпу то замолчать, то усилить звук, то воздеть руки, то повернуться вокруг себя. Какие-то импульсы передавались моментально от него всем окружающим, и все двигались удивительно слаженно и синхронно, даже без секундных задержек. И он был прекрасен – в эти минуты Алиса, не задумываясь, пошла бы на смерть ради него, и так же хорошо она знала, что это сделал бы и любой другой из её племени. Она испытывала жгучее наслаждение от звука его голоса, от вида его одухотворённого лица с прикрытыми веками. В какой-то миг судорога прошла по её телу и она, мотнув головой, увидела, что люди вокруг неё так же корчатся. Многие стали опускаться на траву, но кто-то – в основном, молодёжь – ещё пытался двигаться, синхронно с ним. Алиса сделала над собой усилие, подавила судороги и продолжала прыгать и вертеться на месте, как и он. Постепенно её ноги стали всё больше и больше отрываться от земли, она уже почти взлетала (на полметра, не меньше) и, казалось даже, на одну-две секунды зависала в воздухе – как и он. Никого больше не осталось в этой пляске – кто присел на землю, кто стоял – лишь они вдвоём двигались, словно связанные невидимой нитью. Она не чувствовала ни усталости, ни боли отбитых ступней – только восторг от этой связи с Ним. Наконец он сам упал на землю в изнеможении, и тогда Алиса тоже вмиг ощутила полное бессилие. Она откинулась на спину, тяжело дыша и вытирая пот со лба, но через несколько минут почувствовала беззвучный призыв. Приподняла голову и увидела, что он протягивает ей руку. Она поползла к нему, огибая тела измученных и бесконечно счастливых соплеменников, чувствуя, что все они счастливы не просто так, а от того, что он позвал её, словно каждого из них. И наконец, её рука легла в его ладонь, они вместе поднялись и пошли по огромному лугу со слегка желтеющими стеблями высокой травы (слишком давно не было дождя). Вошли в лес и всё шли и шли, пока дождь не зашумел в кронах. Тогда он радостно захохотал и, наконец, обернувшись к ней, схватил и легко подкинул над своей головой. Алиса задохнулась от счастья. Неподалёку, за стволами деревьев виднелась река – её равномерный гул смешивался с шумом дождя, и в этих звуках слышалось ликующее пение природы. Алиса смотрела в глаза любимого, и из их глубины на неё взирал весь мир – таинственный, древний, бесконечный.
Он вновь потянул её за руку, и они вышли на берег. Опустился вечер и окутал реку зыбким, струящимся, синим туманом. Дождь уже ослаб, тучи местами расступились, и в просветах между ними небо сияло невероятно ясной, пронзительной синевой. Сквозь стелющийся вдоль воды туман проглядывали очертания деревянного моста. Алиса со спутником перешли по нему на противоположный берег и оказались у подножия невысокого холма с пологим склоном. Небо становилось темнее, и звёзды сверкали всё ярче. Когда они поднялись на вершину, небо совершенно расчистилось. Следуя примеру своего спутника, Алиса легла на траву и подставила лицо небу и звёздам. Звёзд было так много, они складывались не в созвездия, а вливались в целые потоки – словно застывшие где-то в бесконечных далях.
– Это реки, – впервые за несколько часов промолвил Он, кладя ладонь на руку Алисы, а другой указывая на звёзды.
Алиса смотрела вверх прямо перед собой и видела, как эти застывшие русла начинают оживать – звёзды стали шевелиться, двигаться, искриться, и вот эти скопления звёзд постепенно заструились, «потекли». Они превратились в настоящие реки, и перед глазами Алисы уже неслись бурные потоки, низвергались водопады – водяная пыль то и дело обдавала её лицо. Поднялся шум и грохот от падающей воды, он всё нарастал, нарастал. Девушка хотела закрыть уши, но не смогла пошевелить руками. От усталости она закрыла глаза – всего на несколько мгновений…
А когда открыла, увидела перед собой мать – она сидела возле её кровати, и всё это происходило в больнице.
– Ну что, как ты? – мама изо всех сил улыбалась, а в глазах стояли слёзы.
Алиса ещё раз прикрыла глаза, словно пытаясь вернуться туда, где только что ей было так хорошо.
Улыбка невольно раздвинула её губы.
– Ты что-то видела? – прошептала мать, как-то вдруг догадавшись.
Алиса едва заметно покивала ещё плохо слушавшейся головой. Мать с любопытством выжидающе смотрела на неё. В памяти почему-то всплыли иллюстрации в учебнике «История». И вдруг – очень знакомый образ. Так вот в чём дело! Алиса выдохнула, повергнув мать в изумлённое оцепенение:
– Царь-жрец!
В эту минуту она ещё затруднилась бы дать ответ на вопрос «Как тебя зовут?».
Внезапно какой-то шорох сбоку заставил её открыть глаза. «Откуда он здесь?» – пронеслось в голове. А это был действительно он. Она узнала его голос: он вздохнул, тихо произнёс что-то – слов не разобрать. Алиса не могла увидеть его – голова плохо поворачивалась. Её охватило беспокойство – может, он ей только мерещится, может, он остался там – за гранью, разделяющей миры, и здесь звучит лишь отзвук его голоса, эхо…
Но постепенно он появился в зоне видимости – более того, наклонился к ней. Его лицо оказалось так близко, что Алиса зажмурилась.
В палату уже ломились журналисты.
– Вот это да, – изумилась мать, – кто их в больницу пустил?
– Бабки, – хмыкнул он, царь-жрец.
Теперь у Алисы было для него имя, которое она не боялась произнести – ни вслух, ни мысленно. Ей опять не было его видно – он сидел где-то сбоку, а она до сих пор не могла повернуть голову и смотрела только вперёд перед собой; скосить глаза ей тоже не удавалось.
– Как она? – спросил он у матери.
– Беспокоитесь за ваши бабки? – усмехнулась мать в тон ему, потом смягчилась и вполне доброжелательно произнесла, – Врач сказал, что ничего опасного – только ушибы. Продолжайте свои гастроли и не беспокойтесь. Думаю, Алиса не простит мне, если я вздумаю чинить вам какие-то препятствия, хотя стоило, конечно, проучить вашего наглого продюсера.
– Красивое имя – Алиса…, – услышала она печальный голос и вспомнила, что так зовут её.
Воцарилась тишина – относительная, так как за дверью слышался шум и гвалт – кто-то ещё пытался не пустить репортёров в палату.
– Да, – откликнулась, немного подумав, мать, – и, кажется, пока она была без сознания, она увидела вашу истинную сущность.
– Бедная девочка! – он, хоть и удивился в первую минуту, но быстро включился. – Она сильно испугалась? Представляю себе эту мерзкую тварь!
Мать покачала головой:
– Вы, кажется, ничего не знаете о себе. Но, похоже, то, что она видела там, – при этом слове она невольно качнула головой в сторону и вверх, – подтверждает, что и в прошлом вы могли соединять миры…
Он посмотрел на неё озадаченно – шутит или нет. Но она была совершенно серьёзна. На чокнутую тоже не походила – красивая ухоженная женщина с выразительными глазами и спокойными, несмотря на нервозность ситуации, манерами.
– В каком это прошлом? – решил он уточнить, – В прошлой жизни? И почему вы говорите «и в прошлом»? Сейчас я миры тоже, по-вашему, соединяю?
Алиса слушала с интересом – правда шум в ушах ей немного мешал. Было ощущение, что эти двое говорят о чём-то своём, а она словно подглядывает в щель.
– Да, наверное, этим можно объяснить такую неимоверную тягу к вам ваших поклонников. По-крайней мере, одну из них вы только что отправили в астральное путешествие.
Мать кивнула на Алису, и, увидев, как вновь помрачнел и вместе с тем растерялся собеседник, не зная, принимать это как шутку или как обвинение, поспешила пояснить:
– Я говорю не о том, что ваша машина сбила её, а о том, что сосредоточенность на вашем творчестве и вашей личности, видимо достигшая своего максимального напряжения в эти часы – во время концерта – разрядилась тем, что её сознание прорвалось сквозь границы миров, или можно сказать, внезапно пробудились глубинные резервы души, скрытые способности восприятия. Вы – как проводник, как медиум или шаман.
– Как Моррисон, что ли? – оживился он.
– Может, ещё и покруче, – невозмутимо ответила женщина, – в любом случае, надо дождаться, когда ей станет лучше, и она сможет, как следует, объяснить, что там видела, и каким видела именно вас.
Алисе очень хотелось вступить в разговор, она слегка повернула гудящую голову и проговорила вновь:
– Царь-жрец!
– Что? – он наклонился к ней, одновременно вопросительно оглядываясь на мать.
– Царь-жрец! – повторила та. – Мне самой безумно интересно, в какой мир попала моя дочь во время этого путешествия. Но пока ей нужно прийти в себя, а вам – судя по всему – отвести отсюда журналистов. Да и команда ваша заждалась. Она кивнула на дверь, в которую периодически просовывалась чья-нибудь голова.
– Тогда дайте мне, пожалуйста, ваши телефоны, – попросил он, – я буду вам звонить с гастролей, а когда приеду, хочу поговорить с Алисой про всё это. Надеюсь, она будет в порядке и согласится со мной пообщаться.
– О кей! – ответила женщина, – записывайте.
И Алиса ощутила полное удовлетворение от того, что мама поехала вместе с ней, и что она вообще неизменно присутствует в её жизни, поддерживая, утешая и разъясняя её саму, мало понятную для себя, Алису.