Осколок войны (Евгений Пекки) / Проза.ру

Довелось майору Петракову в 90-х годах руководить в МВД службой, в подчинение которой, входили отдел реабилитации незаконно репрессированных и архив осужденных с 1928 по 1956 годы. В отдел этот еженедельно десятками приходили запросы и различные просьбы.
В основном запрашивали справки о том, какой срок отбыл какой-либо гражданин, когда был реабилитирован, как осужденный безвинно для получения различных льгот. Иногда кто-либо разыскивал следы своих родственников, отбывавших в эти годы наказание в Карелии. В ряде случаев решение о реабилитации принималось в отделе на основании документов об осуждении по статьям, которые были изъяты из уголовного кодекса.
Ответы готовились инспекторами и были, как правило, положительными. Частенько приходили, поэтому, в отдел повторные письма со словами благодарности. Поскольку все документы приходилось подписывать Петракову, то через руки Константина Николаевича проходили ежемесячно десятки историй о людских судьбах.
   Однажды пришло письмо из п. Повенец Медвежьегорского района, который являлся одним из мест отбытия наказания и ссылки заключенных в те годы. Писал гражданин Серко Богдан, который сам осужден не был. Суть его просьбы состояла в следующем: его отец, Серко Петр, уроженец села Горбатовка Пинского района, был незаконно осужден и отбывал наказание в лагере строгого режима в п. Телекино Медвежьегорского района, а потом, после смерти Сталина, освобожден и с тех пор проживает в п. Пиндуши. В настоящее время он болен. Пенсия у него очень мала, а лекарства нынче стоят дорого. Поэтому сын его, Богдан, и обращался к нам, чтобы мы выдали справку о реабилитации отца, что позволило бы ему покупать лекарства по льготным ценам. Запрос был вполне обычным. Петраков поручил инспектору им заняться и подготовить ответ заявителю.
Однако через три дня инспектор принес из архива дело заключенного Серко Петра, осужденного за уклонение от призыва в Красную Армию и сотрудничество, впоследствии, с оккупантами. Петраков решил изучить это дело поподробнее. Приходилось ему сталкиваться в практике и с тем, что клеймо «сотрудничество» могли навесить и без особой вины. Не все оценивалось военными трибуналами и судами в то время однозначно. Было на его памяти, к примеру, дело одной женщины, впоследствии реабилитированной, которая была осуждена на пять лет за сотрудничество. Хотя вся ее вина состояла в том, только, что в ее дом в украинском селе, который оказался на территории оккупированной вермахтом, поселили немецких солдат. Они ее заставляли стирать им белье и готовить пищу, а когда под натиском Красной армии пришло время отступать, изнасиловали и убрались восвояси. Они не застрелили ее и не изувечили, как это часто бывало. Было ей шестнадцать лет, однако она забеременела. Хотела покончить с собой, да бабушка отговорила. В результате родила она ребенка. В 1945 году, по доносу соседей, ее осудили за связь с немецкой армией, очевидно, когда всех бывших полицаев и старост уже повыловили.
Однако вернемся к гражданину Серко. Из его «Дела осужденного» следовало, что в 1941 году, в июне, когда он получил повестку из военкомата, то на призывной пункт не пошел, а спрятался в овине. Через три дня село было оккупировано. Петр, полагая, что теперь может спокойно заняться работой в своем хозяйстве, из овина вышел. Однако новые власти его без внимания не оставили. И месяца не прошло, как его доставили в комендатуру и предложили альтернативу: поездку в Германию, чтобы трудиться на германских заводах на благо Третьего Рейха или стать полицаем, что он и выбрал. До 1943 года так в полицаях и прослужил. Носил он повязку, получал паек и следил за порядком. К этому времени он уже сносно начал говорить по-немецки, а затем его призвали в немецкую армию. Одели в мундир и дали солдатскую книжку. В апреле 1945 года в Эстонии, куда отступили остатки немецких подразделений, он в немецкой форме был взят красноармейцами в плен, при этом был уже в чине ефрейтора. Срок свой после, того как Серко старший прошел через фильтрационный лагерь и трибунал, он получил вполне законно и отбыл все восемь лет полностью, с правом проживания в карельском поселке в качестве ссыльно-поселенного. Со временем выдали ему паспорт, и стал Петр обычным гражданином, каких в поселке было много. Вскоре после этого он женился и родился у него сын Богдан. Из тона письма Богдана и его просьбы, было ясно, что родители его не посвящали в подробности жизни отца. Он только знал, что тот отбывал свой срок в исправительно-трудовой колонии, а срок освобождения его совпал с, начавшейся к тому времени, амнистией политических заключенных. В отделе подготовили заявителю, щадя его морально-психическое состояние, краткий ответ. Заявителю вежливо разъяснили, что на его отца реабилитация не распространяется и льготы ему не положены. Через две недели от Богдана пришел повторный запрос, на каком основании мы лишаем его льгот и попросил подробно и точно объяснить причину отказа в реабилитации. Пригрозил он и жалобой прокурору. Пришлось дать младшему Серко подробный ответ, который Петраков и подписал, в нем были описаны деяния его родителя.
Каково же было удивление майора, когда снова через две недели поступил запрос от Богдана с просьбой подробно перечислить все подразделения, сроки и звания в которых служил его отец на стороне врага. У майора Петракова сначала, что называется, волосы встали дыбом, как на загривке у волка перед дракой. Даже расстрел «Белого дома» в Москве вызвал у него в душе меньшее изумление и протест. Еще 5-6- лет назад до этого разве было бы возможно послать письмо в МВД с просьбой подтвердить службу в вермахте родителя? Воспитанный на том, что люди ищут погибших в Великой отечественной войне родственников и это как-то сближает их с погибшими защитниками Родины, не мог Константин Николаевич сначала понять: как можно открыто искать свидетельства принадлежности родителя к армии врага. Ему хотелось закричать: «Богдан, как ты с этим позором ходить будешь? Ведь ты же сознательно этим ставишь себя на вражескую сторону».
Вся эта история Петракова, у которого погиб под Москвой отец и под Сталинградом два его брата, резанула по сердцу как осколком, залетевшим случайно с далекой войны. Через три дня майор Петраков остыл и понял, что ответ заявителю отдел дать обязан, иначе прокуратура взгреет.
Вскоре от Богдана пришло очередное письмо, на этот раз уже с просьбой запросить в Германии размер солдатского оклада его отца в рейхсмарках. Пришлось сделать и это. К изумлению Петракова через месяц пришли письма из Германии и Эстонии, где сохранились военные архивы, относящиеся ко Второй мировой войне.
Пришли копии из военных приказов и денежных документов в отношении ефрейтора Серко Петра. Было странно майору Петракову держать в руках документы, выписанные каллиграфическим почерком и подтвержденные печатями с орлами и свастиками. Стало так же ясно, почему Серко старшего не расстреляли. В немецкой армии он служил в хлебопекарне и оружия до последнего дня в руках не держал. Документы позже переслали Богдану. Только тогда майор сообразил, чего же добивается сын человека, воевавшего против своей страны: ему нужна отцова пенсия в дойчмарках, за годы службы в вермахте и отбытие за это наказания. Очевидно, догадки эти были верны, поскольку больше писем с запросами не поступало.
И ведь, получил бы предатель свою пенсию в дойчмарках, да Господь Бог распорядился по-своему. Пока Богдан переписывался с необходимыми инстанциями Германии, родителя его разбил паралич. Через месяц Петра Серко и вовсе его не стало, а, значит, вопрос отпал сам собой.

            Апрель 2012 года.