36.
Швы снимали на четвёртый день. Капитан Барабанова позвала Оксану в операционную и велела раздеться и лечь на стол. Оксана выполнила, что ей велели, и затаила дыхание в ожидании болезненной процедуры. Доктор сняла с раны повязку и позвала Евгения Мироновича. На этот раз Оксана не чувствовала такой стыд, как пару дней назад, когда Евгений Миронович осматривал рану. Евгений Миронович вымыл руки, взял ножницы и начал вытягивать нитки, которыми была зашита рана. Оксана практически не почувствовала боли. Работа была окончена так быстро, что Оксана очень удивилась, когда, не сказав и слова, Евгений Миронович покинул операционную. Доктор Барабанова наложила лёгкую повязку на рану.
- Можешь одеваться. Мы тут посоветовались и приняли решение с завтрашнего дня разрешить тебе приступить к исполнению обязанностей. Пока нет операций, пойдёшь на подмену в вагон тяжелораненых. Первую неделю по четыре часа в день, далее перейдёшь на полное дежурство.
- Слушаюсь, товарищ капитан, - радостно ответила Оксана.
На пути от фронта поезд перемещался медленно. Капитану Колесникову было всё труднее добиваться паровоза. Когда достигли Куйбышева, Оксана уже работала на полном дежурстве. В Куйбышеве получили почту. Оксана была обрадована письмом от Сони Бронеславовны. Соня Бронеславовна написала, что Оксане передают привет и наилучшие пожелания Мария Ароновна, Ася Давыдовна и Лёля. Всех очень радуют успехи Красной Армии. Если так пойдёт, то летом, после окончания учебного года, она начнёт добиваться, чтобы разрешили вернуться в Вильнюс, где она жила до войны. Это не простое дело, потребуется разрешение от начальства. Надеется на помощь Аси Давыдовны. Мария Ароновна волнуется, что от Лёни давно нет писем. Когда Лёня учился в училище, он посылал письма каждую неделю, а с фронта письма приходят редко. Вот уже месяц Мария Ароновна не получала письма. Оксана обрадовалась письму. В тот же вечер она написала ответ и бросила в почтовый ящик в помещении вокзала.
Перед прибытием в Казань доктор Барабанова сделала Оксане последнюю перевязку. Она была удовлетворена заживлением и сказала, что через несколько дней Оксана сможет полностью снять повязку. Доктор добавила, что благодаря пенициллину, и своевременной медицинской помощи у Оксаны заживление раны прошло без инфекций и очень быстро. Жаль, что в условиях фронта не представляется возможности оперативной помощи и приходится иметь дело с инфекционными заражениями ран.
Наконец прибыли в Казань. В Казани всех раненых разгрузили и отправили в местный госпиталь. Поезд опустел. Санитары приступили к дезинфекции вагонов, а медицинский персонал получил отпуск на целый день. Клава и Оксана гуляли по городу. Казань им очень понравилась. Особенно Оксане. Клава сказала, что конечно Казань не Ленинград, но имеет много красивых старинных зданий, и ей город очень нравится. Девушки любовались Волгой, Казанским Кремлём, знаменитым университетом. Вечером вернулись на вокзал.
Весь персонал поезда собрался в вагоне ресторане на открытое партийное собрание, посвящённое окончанию первого рейса на фронт. С кратким словом выступил Евгений Миронович. Он поздравил команду санитарного поезда с окончанием рейса и сказал, что этой же ночью поезд отправится во второй рейс. Потом выступил майор Пасканов. Он зачитал последнюю сводку Совинформбюро. Потом он долго говорил о долге каждого советского гражданина приложить все силы на дело борьбы с фашистским захватчиком. К майору подошёл капитан Колесников и передал ему какой-то пакет. Майор вскрыл пакет и обрадовано сообщил собравшимся, что далеко за примерами самоотверженного служения Родине ходить не надо. В нашем коллективе есть героиня. Будучи раненой, она продолжала нести носилки, выполняя долг медицинской сестры. Начальство поезда обратилось к командованию с просьбой отметить героические действия младшего лейтенанта медицинской службы товарищ Коваленко, и вот сейчас получен пакет. В этом пакете Указ Президиума Верховного Совета о награждении Ковалёвой орденом Красной Звезды. Майор Пасканов передал начальнику поезда пакет. Немного смущаясь, Евгений Миронович вызвал вперёд Оксану и вручил ей Указ и коробочку с орденом. Оксана открыла коробочку и достала новенькую звезду. Евгений Миронович лично прикрепил Оксане орден на гимнастёрку.
Оксана было страшно смущена. Она не считала, что совершила что-либо героическое. В пылу волнения она просто не поняла, что её ранили. Да и если бы поняла, она всё равно не могла бросить носилки. У неё выхода не было. Нужно было донести до вагона. Откуда эта неопытная девочка могла знать, что её наградили не за какие-то особые героические действия, а потому что замполиту нужно было представить перед начальством, что благодаря его полит просветительской работе в вверенном ему поезде персонал работает героически на благо Родины. Она была тем примером, который нужен для пропаганды.
После собрания всех угостили ужином. Пока ужинали, поезд тронулся, отправляясь в новый рейс. Оксана вернулась в свой вагон. В вагоне её торжественно встретили Семён Иванович и Павел. Они немного подвыпили, и хотели угостить Оксану. Оксана отказалась. Она всё ещё чувствовала смущение. Ей казалось, что санитарам обидно, что их не отметили. Их действия ничем не отличались от её. Никто не бросил носилки, когда появился немецкий самолёт, не побежал прятаться, почему же отметили только её?
- Я не просила, чтобы меня наградили, - начала оправдываться Оксана. Её перебил Павел:
- Мы знаем, что ты не просила. Если бы просила, то не дали бы. Радуйся, что наградили. Звёздочку обмыть надо. Я в Казани достал вяленую рыбку. Знаешь, какая это замечательная закуска? Выпей, чтобы не последний раз наградили.
- Много не пей, а грамм пятьдесят выпить можно, - сказал Семён Иванович, улыбаясь. - Русскому человеку без этого нельзя.
- Да я не русская, я хохлушка. Не нравится мне пить водку.
- Ну не нравится, не пей. Силовать не будем. Мы, доченька, выпьем за тебя. Сегодня можно, ведь раненых сдали.
В купе заглянула доктор Барабанова.
- Товарищ капитан, - позвал Павел, - Рюмочку обмочить звёздочку Ковалёвой не желаете?
- Наливай Паша. Опять на фронт едем. Нужно выпить, чтобы беда нас обошла. И тебе Коваленко можно. Ты совсем уже здоровая. Вижу, ты даже сидишь. Как терпимо сидеть?
- Уже могу, товарищ капитан.
- Вот и хорошо. Да ты, Стойло, не жалей, больше наливай. Закусить есть чем?
Поезд набирал скорость. Мимо окна проносились в сумасшедшем беге верхушки деревьев. Начинался второй рейс.
37.
Второй рейс прошёл относительно спокойно и быстро. Загружали вагоны на небольшом полустанке без приключений. Сдавать раненых велели в Харькове. В освобождённых городах начали действовать госпитали. По дороге пришлось провести три тяжёлых операции. Спасали раненого полковника, у которого открылась рана на груди. Полковник был ранен несколькими осколками в голову, грудь и левую руку. У него осколком пробило лёгкое, и Евгению Мироновичу необходимо было удалить этот осколок. Подполковник Леонидов, как всегда исполнял обязанности анестезиолога, а капитан Барабанова ассистировала хирургу. Операция длилась более трёх часов. Уже наложили последний шов, когда неожиданно остановилось сердце. Евгений Миронович принял меры, и сердце забилось вновь. Эти полминуты, когда бились над оживлением полковника, были очень тяжелы для всех в операционной. Оксана вся вспотела. Она уже подумала, что не удастся спасти раненого. Казалось, что только Евгений Миронович не растерялся. Ровным голосом он отдавал команды и действовал не суетясь. Леонидов же явно растерялся, и если бы не чёткие указания хирурга, не знал бы что ему делать.
Вторая операция была у молодого солдата, у которого начала нагнивать рана на животе. У него был повреждён желудок и кишечник. Операция, проведённая в полевых условиях, была неудачной, и Евгений Миронович взялся исправить недоделки полевого госпиталя. Солдат был молодой, и с его сердцем не пришлось возиться.
Третья тяжёлая операция была по удалению осколка из головы раненого солдата. Тут требовалась особая точность движений хирурга. Евгений Миронович не имел опыта в нейрохирургии, но ситуация требовала срочной операции. Оксана видела, что операция на голове была самой тяжёлой для хирурга. Уже после операции, отдыхая в приёмной, Евгений Миронович сказал Оксане:
- Если бы мне сказали, что я буду оперировать мозг, я бы никогда не поверил. Я и сейчас не уверен будет ли раненый нормальный, или я по неопытности повредил что-то. Бог видел, что я не хотел делать эту операцию. Но если не я, то кто? У нас некому, а время не ждёт. Только бы он остался нормальным.
- Евгений Миронович, дорогой, не казните себя. У вас не было выхода. Будем молить бога, чтобы память вернулась к раненому.
- Прошу взять этого раненого под особое наблюдение. Завтра, когда он освободится от наркоза, мы увидим результаты. А сейчас я иду спать. Попроси, дочка, чтобы меня без надобности не будили.
Оксана дежурила у постели раненого до утра. Утром её сменила другая сестра, но Оксана осталась в вагоне. Раненый начинал приходить в себя. Тонкий профиль виднелся из белых повязок. Медленно открылись его глаза, и он прошептал что-то. Оксана пригнулась к его рту.
- Пить. Пить, пожалуйста, - прошептал раненый.
- Сейчас, родненький, - обрадовано сказала Оксана.
Подошёл Евгений Миронович и вопросительно посмотрел на Оксану.
- Пить просит, товарищ подполковник.
- Это хорошая новость. Похоже, я справился с задачей.
Операция действительно прошла удачно. В этом убедились, когда сдавали в тыловой госпиталь в Харькове. К раненому вернулась память, он мог двигать конечностями, не было проблем со зрением.
Почта сработала оперативно. В Харькове Оксану ждало письмо от Лёни. Он писал, что его хорошо приняли в части. Его назначили командиром батареи. Он уже участвовал в первых боях. Спрашивал, как служится Оксане, и подписал письмо: "твой Лёня".
В Харькове персоналу поезда дали отдохнуть только четыре часа. Началась операция по освобождению Крыма, и поезд должен был срочно отправляться на фронт. Девушки не решились пойти в центр города. Они провели увольнение вблизи вокзала.
Когда поезд тронулся в путь, в купе Оксаны постучал Семён Иванович.
- Послушай Оксана, ты не знаешь, что случилось с Миронычем? Встретил его в коридоре, он чёрный как туча, а глаза грустные. Я его ещё не видел таким. Всегда приветливый, сегодня прошёл мимо даже не ответив на приветствие. Ты не знаешь, что случилось?
- Не знаю. Чует моё сердце это не к добру. Я к нему постучу, спрошу, не надо ли чего.
- Пойди, дочка. Он к тебе всегда с симпатией.
Оксана прошла к купе начальника поезда и тихонько постучалась. Из купе ответили: "Войдите". Осторожно приоткрыв дверь в купе, Оксана заглянула внутрь купе. Евгений Миронович сидел на койке. Положив локти на столик, он поддерживал свою голову руками.
- Тебе что? - не поднимая головы, сказал Евгений Миронович.
- Я пришла спросить, может вам что нужно?
- Ничего мне уже не нужно, - с сердцем, упирая на "уже", сказал хирург.
- Что случилось, Евгений Миронович?
- Заходи и садись. Тебе сколько лет?
- Девятнадцать. Будет в апреле.
- Вот, а моему Мише было бы в мае двадцать. Я в Харькове похоронку на него получил. Погиб в боях с немецкими оккупантами. Он у меня один единственный сын. Какая это дикая несправедливость, когда дети погибают.
- Вы думаете это справедливость, когда мама умирает? - из глаз Оксаны сами собой полились слёзы. Ей было жалко себя, Евгения Мироновича, и его сына, о котором она до этого момента никогда не слышала. Она вспомнила про Васю, который, как считают в его части, пропал без вести. Оксана разрыдалась от всех этих мыслей.
Евгений Миронович не ожидал такой реакции. Он вдруг понял, что перед ним сидит не младший лейтенант, а ребёнок, недавно потерявший мать. Её собственная боль была так свежа, что, столкнувшись с болью другого человека, вышла наружу в виде безудержных рыданий. Он прижал голову Оксаны к своей груди и стал её успокаивать:
- Не плачь, девочка, слезами всё равно не поможешь. Ну, перестань, пожалуйста. Возьми себя в руки. У меня сердце разрывается в груди, и ты ещё плачешь тут. Успокойся.
Оксана ещё пуще стала рыдать. Стоявший у двери Семён Иванович услышал её рыдания через стенку. Он постучал и вошёл.
- Товарищ подполковник. Разрешите, я её уведу в её купе.
- Достань лучше немного водки.
- Уже несу. Для вас всегда найдётся.
Когда Семён вернулся с бутылкой, Оксана уже успокоилась. Она чувствовала себя виноватой перед Евгением Мироновичем. Пришла его успокоить, а разрыдалась сама. Семён Иванович положил на столик вскрытую банку тушёнки и три стакана. Потом он разлил водку по стаканам и спросил:
- За что пьём?
- За Михаила Евгеньевича Вайнштейна, солдата погибшего на этой проклятой войне.
- Господи упокой душу его, - Семён Иванович проглотил одним глотком свои полстакана водки. - Скорее бы война кончилась.