Cafe Bellecour. Уютное место. Мне здесь нравилось. Когда отец снисходил до разрешения прогулки в Лион, первым делом я ехала на площадь Белькур и, покрутившись рядом с бронзовой статуей Людовика XIV, направлялась в это кафе.
Мне нравились мраморные столики и деревянные стулья, сокрытые от прохожих небольшими кустами, нравились завсегдатаи кафе, весело приветствующие друг друга, нравилась атмосфера уюта и дружелюбный смех людей. Находясь там, я впитывала положительные эмоции, исходящие от них. Это помогало мне хотя бы чуть-чуть ощутить себя частью живого динамичного мира. Лишь горько было осознавать, что слиться с ним полностью мне не дано.
Гильберто поймал мой рассеянно блуждающий взгляд. Я заметила, что он всерьёз обеспокоен. Такое случалось с ним редко. Я почувствовала себя эгоисткой. Ведь из-за моего непослушания его могли уволить. Но в то же время меня начал раздражать этот внимательный, пронизывающий укором взгляд. За все то время, что я ела десерт, он уже несколько раз взывал к моему рассудку и предлагал вернуться. Я игнорировала его просьбы. По-моему, он чересчур волновался. Фактически, я не нарушила запрет отца на посещение города без сопровождения. А о не полученном разрешении без проблем можно было сослаться на его чрезмерную занятость. Гильберто придавал формальностям слишком большое значение. Я отхлебнула кофе и мне в голову пришла отличная идея.
- Гильберто, друг мой, сходи в «Voisin» и купи конфеты. Желательно Ballotin. Можешь ещё взять плиток семь Noire Nougatine. Вот, держи.
Я достала из кожаного портмоне деньги и требовательно протянула их Гильберто. Он удивлённо посмотрел на меня.
- Я не могу оставить вас одну, мадемуазель. Мы можем пойти вместе.
- Это ведь недалеко! А у меня кружится голова и немного подташнивает. Мне нужно посидеть. Когда ты всё купишь, мы вернёмся домой. К тому же, вокруг куча людей, со мной ничего не случится.
Я заметила, как Гильберто недовольно поджал губы и бросил на меня расстроенный взгляд. Но всё же, он ушел.
Я позволила себе расслабиться.
- Ого! Сама Принцесса почтила нас, простых смертных, своим присутствием!- насмешливо пропел мне на ухо звонкий голос. Я вздрогнула от неожиданности и опрокинула чашку с остывшим кофе. Позади меня рассерженно зашипели. Я посмотрела вниз и заметила большое лениво расплывающееся коричневое пятно на белоснежных брюках, подняла взгляд выше и увидела яростно сверкающие чуть раскосые зелёно-голубые глаза.
- Селен Дюпри, если я не ошибаюсь,- сдержанно улыбнулась я. Хотя мне очень хотелось с радостным визгом кинутся юноше на шею. Селен откинул со лба длинную тёмно-русую прядь и тепло улыбнулся. Жестом, я пригласила его присесть рядом. Бережно положив папку с рисунками на стол, Селен сел напротив и сразу же принялся болтать без умолку. Об учебе в художественной академии, о своих рисунках, о мечтах, о горестях. Я слушала его и неторопливо прихлёбывала новый кофе, вспоминая о нашей первой встрече.
Мне только исполнилось пятнадцать. Я прочла "Дориана Грея" и захотела, чтобы какой-нибудь художник нарисовал мой портрет. Отец, как ни странно, был не против. Мне оставалось найти художника.
Впервые я увидела Селена в этом кафе. Вначале, я не обращала внимания на юношу, который сидел рядом с моим любимым столиком, так как его закрывали кусты сирени. Лишь когда он пересел и я смогла видеть его рисунки, у меня проснулся интерес к творчеству юного художника. Я пила кофе и наблюдала за тем, как он рисует.
Быстрые зарисовки превращались в живые картины. Мимолётная улыбка женщины, смех ребёнка, полёт листа, суетливая толпа, холодная статуя. Но больше всего мне понравилась небольшая картинка пастелью, где художник изобразил алую ленту, которую сильный порыв ветра сорвал с чьих-то волос. Я видела как лента взвилась над толпой и полетела в мою сторону. Она упала прямо на тарелку со свежевыпеченными булочками, которую я заказала. Я зачарованно смотрела на ленту. Официант заметил, что на тарелке лежит что-то не то и, извинившись, быстро схватил ленту. Очнувшись, я остановила его. Он удивленно посмотрел на меня, но ничего не сказал и отдал ленту. Я положила её обратно на тарелку. Не знаю, что на меня тогда нашло. Я быстро посмотрела на художника и покраснела. Внимательный взгляд хитро-прищуренных зеленых глаз, с едва заметным голубым отливом, был направлен на меня. В этот момент, ко мне пришла уверенность в том, что именно он должен нарисовать мой портрет. Возможно, дело было в том, что до Селена я не видела ни одного художника, а его умение рисовать вызвало во мне волну восхищения и зависти. Да, я совершенно не умела рисовать. Сколько бы я не тренировалась, каких либо учителей ни нанимала, у меня выходили отвратительные рисунки. Я не могла поверить, что у меня что-то не выходит. Этот факт больно ударил по самолюбию, и я решила для себя, что ни одна душа не узнает, что Бог не одарил меня этим талантом. Но окончательно похоронить желание рисовать не получилось. Когда я любовалась шедеврами живописи, творениями искусных мастеров, во мне пробуждалась зависть и жгучее желание нарисовать что-то такое же прекрасное. Но увы, первые наброски быстро опускали меня на землю.
Селен с радостью согласился нарисовать мой портрет. Он признался, что захотел меня нарисовать, как только увидел в кафе, но побоялся, потому что рядом со мной всегда был Гильберто, который кидал хмурые взгляды на тех, кто слишком долго смотрел в мою сторону. Селен восхищался оттенком моих волос, цветом глаз и белоснежностью кожи. Его забавлял мой рост, он говорил , что я похожа на эльфа. Я краснела, бледнела, зеленела, но не знала, что ему ответить. В конце концов мне оставалось только снисходительно кивать, принимая комплименты, и недовольно хмыкать, когда он называл меня эльфом.
Первый портрет меня расстроил. Несомненно, он был хорош в технике исполнения(что ещё ожидать от талантливого выпускника художественной академии), но я до абсурда была похожа на фарфоровую куклу. Мне это не нравилось. Возможно, всё дело в атмосфере. На портрете я была одета в старинное бальное платье темно-изумрудного цвета в стиле французского Возрождения. Селен рисовал меня на фоне мрачной гостиной.
Второй и последующие портреты мне нравились гораздо больше. Селен изобразил меня в беседке, в саду, склонившейся над цветами, танцующей на полянке. На этих картинах я была полна жизни: солнце золотило мои волосы, а на щеках появлялся нежный румянец.
Отец щедро оплатил каприз дочери. Ему нравилось, когда я занималась своими делами и не мешала ему. А с Селеном мы стали, наверное, друзьями. Ему разрешалось иногда приходить в гости. Мне же позволялось встречаться с ним за пределами дома в сопровождении конвоира, конечно же. Селен был легок в общении, непоседлив и болтлив. Мне это нравилось, так как он совсем не походил на меня. Селен был для меня порывом свежего воздуха в затхлой комнате. Он всегда рассказывал, что-нибудь интересное, водил по красивым местам Лиона, о существовании которых я и не догадывалась. На встречи с ним я всегда брала только Гильберто. Да, пожалуй, можно сказать, что Селен был моим другом. Если, конечно, я когда-либо правильно понимала значение этого слова.
- Валери, я хотел бы показать тебе кое-что интересненькое. Валери? - голос Селена казался таким далёким,- осмелюсь надеяться, что последние десять минут ты меня слушала, - недовольные нотки в голосе моего друга вырвали меня из воспоминаний.
- Конечно. Так что ты хотел мне показать? - с улыбкой спросила я. Селен насмешливо прищурился. Он склонился к моему уху. Со стороны мы наверно были похожи на заговорщиков.
- Я покажу тебе картину, которую я собираюсь отправить на международный конкурс. Эксклюзив, специально для принцесс! - драматическим шёпотом оповестил меня Селен. Я скептически хмыкнула. Селен отодвинулся и нахмурился.
- Ты совсем-совсем за меня не рада? Или ты сомневаешься, что я выиграю?- обиделся он.
- Ни то, ни другое. "Человек, обладающий врожденным талантом, испытывает величайшее счастье тогда, когда использует этот талант",- говорил Гёте. У меня нет таланта к рисованию. Но, пожалуй, я могу понять твою радость, - спокойно ответила я. Селен расцвёл.
- Валери, ты до сих пор убиваешься из-за этого? Но у тебя есть другие не менее значительные таланты. Например, ты просто напичкана всякими умными фразами, - юноша широко улыбнулся. Я кинула на него острый взгляд и тут же равнодушно опустила глаза в кофе.
- Изрекать чужые мысли это не талант, - сухо произнесла я. Меня начал тяготить наш разговор.
- Но изрекать их в подходящий момент, это своеобразный талант, - лукаво подмигнул мне Селен. В ответ я улыбнулась. Он умел поднять настроение.
- О, смотри, твой пёсик возвращается,- преувеличенно радостно сказал Селен. Он недолюбливал Гильберто. Серра отвечал ему тем же. Гильберо считал Селена подозрительным типом, который скрывает что-то необычайно мерзкое. Селен побаивался Гильберто, но когда моего верного слуги не было рядом, юноша любил покритиковать его мрачный нрав. Гильберто упорно говорил, что когда-нибудь дружба с Селеном Дюпри обернётся змеёй и укусит меня. Селен же пытался убедить, что рано или поздно верный пёс отгрызёт мне руку.
Я не обращала внимания на гнетущую атмосферу, которая сопровождала встречи Гильберто с Селеном. Я не хотела брать кого-то вместо Гильберто, тогда я сама начала бы чувствовать себя неуютно. К тому же, меня даже забавляли их маленькие перепалки.
- Госпожа, вот вашии конфеты и семь плиток Noire Nougatine, как вы и хотели. А вот сдача, - чопорно произнёс Гильберто, протягивая мне деньги. Я положила их в портмоне. Гильберто окинул Селена презрительным взглядом и сел между нами. Селен раздраженно скрипнул зубами.
- Мадемуазель, может мы уже вернёмся? Если отправимся сейчас, возможно месье Блануар не заметит вашего отсутствия, - вежливо произнёс Гильберто. Но в его голосе явно слышалось опасение. Я поджала губы. Мне совершенно не хотелось возвращаться. Тут я обратила внимание на выражение лица Селена. Его глаза расширились от ужаса, но быстро взяв себя в руки, он гневно вперил взгляд в Гильберто.
- Ты позволил ей уехать без разрешения, Жильбер?! Если он узнает об этом, Валери могут окончательно запереть в доме! Ты чем вообще думал?- рассерженно шипел Селен. Гильберто угрюмо посмотрел на него, но ничего не ответил. Меня тронуло беспокойство Селена за мою свободу, но Гильберто был прав, нам нужно возвращаться. И чем быстрее, тем лучше.
- Пожалуй, нам действительно пора уходить, Селен, - нехотя произнесла я и поставила чашку кофе на стол. Оплатив счёт, мы направились к машине, которую Гильберто оставил около Католического университета. Селен шёл рядом. На его лицо набежала тень. Он хмурился и кусал губы. Я старалась не смотреть на него, чтобы настроение окончательно не испортилось. Гильберто опередил нас и теперь отпирал дверцы машины. Я собралась уже сесть в нее, но неожиданно споткнулась. Носки белых туфель испачкались и я раздражённо подняла причину несчастья. Это оказались карманные часы. Я удивленно покрутила их с обеих сторон. Золотая цепочка соскользнула с ладони и повисла почти до земли. Я никогда раньше не видела настолько длинных цепочек. Я присмотрелась внимательнее к корпусу часов. Тоже золото. На передней крышке мастер тонкой гравировкой изобразил древнегреческую комическую маску окруженную символами значение которых мне было неведомо. Я медленно провела большим пальцем по краю корпуса. Здесь тоже были символы. Но на этот раз я знала, что они означают. Мнемозина. Так было выгравировано мелкими древнегреческими буквами. Уроки древнего языка не прошли даром. Оставалось лишь гадать, почему мастер выбрал имя богини памяти к этому рисунку.
Ни на корпусе, ни на крышке не было видно имени создателя или фирмы часов. Я попыталась открыть часы, но ничего не вышло, хотя кнопочка в корпусе была в порядке, да и сами часы не выглядели старыми. Никаких потёртостей, царапин или каких-либо других дефектов. Видно, что хозяин этих часов весьма аккуратен. Я задумалась. Оставить часы себе или же положить обратно? Но если я положу обратно, то кто-то другой, может и не хозяин, их точно заберет. К тому же, они пришлись мне по душе, и я не хотела оставлять их валяться на улице до прихода хозяина. В конце концов, если они так ему дороги, он даст объявление в газету и тогда я их верну. Я обернула цепочку вокруг часов и положила их в белую кожаную сумочку. Гильберто терпеливо ждал, когда я соизволю залезть в машину. Я не стала его разочаровывать и впорхнула внутрь. Селен потушил сигарету, которую он закурил пока я рассматривала часы, и залез следом, захлопнув за собой дверь. Я неодобрительно покосилась на него. Селен заметил мой взгляд и небрежно усмехнулся, картинно разводя руками. Он знал, что мне не нравилось его пристрастие к никотину. Сколько он ни обещал бросить, но всякий раз при нашей встрече он не мог удержаться и доставал сигареты.
- Мне тебя жаль, - резко выпалила я. Селен окинул меня хитрым прищуром и рассмеялся.
- Ты постоянно так говоришь. Мне впору устыдиться или нагрубить в ответ. Но ты так напоминаешь мне одного человека, что ничего не выходит. Она тоже хотела заставить меня бросить курить, - лицо Селена окутала задумчивая дымка. Я не стала мешать ему предаваться размышлениям и отвернулась к окну.
Мы высадили Селена возле его мастерской. Дюпри пожелал мне удачи и выразил надежду на скорую встречу. Я не дала обещания увидеться вновь, так как не знала смогу ли. Всё зависело от моей удачливости на сегодня.
Машина тихо пересекла высокие кованые ворота. Гравий приятно хрустел под колесами. Я очнулась от полудрёмы и привстала на локте. Оказалось, что почти всю дорогу я ехала лежа на заднем сиденье, подложив руку под голову. Я посмотрела на себя в зеркало и поморщилась. Правая щека покраснела , и на ней красовалось огромное пятно. Я остервенело принялась тереть кожу на лице. Мне не хотелось представать перед отцом в таком глупом виде.
- Можете выходить, мадемуазель.
Тихий голос Гильберто заставил моё сердце подпрыгнуть. Меня одолел иррациональный страх. До этого момента я спокойно, почти отстранённо воспринимала, что меня могут серьёзно наказать. Сейчас же, мне казалось, что подо мной разверзается Геенна, и я стремительно лечу в ее глубины, прямиком в кипящий котёл.