На исходе одного из рабочих дней середины минувшего века (1955) на Тбилисской обувной фабрике численностью свыше трех тысяч занятых в две смены работников шла обычная вечерняя пересменка.
Внимание охраны контрольно-пропускного пункта, особо не задерживаясь на людях, прибывающих для работы во вторую смену, как всегда, в основном было приковано к лицам, фабрику покидавшим.
Трудно сказать, чем именно в каждом конкретном случае руководствовались профессиональные секьюрити, умудрявшиеся в потоке людей пресекать возможные хищения дорогостоящего на чёрном рынке кожевенного сырья и полуфабрикатов.
Зачастую этому способствовала так называемая «оперативная информация» осведомителей (стукачей), хотя порой за неимением таковой охране приходилось довольствоваться не более чем профессиональным чутьём и опытом.
В тот день было похоже, что одного из вахтёров о чём-то предупредили. Он особенно внимательно вглядывался в лица проходивших мимо него молодых женщин, пока не заметил ту, которую караулил.
Попридержав народ, охранник пробрался к замеченной им миловидной работнице, выудил её из человеческого потока и, препроводив в служебное помещение, предложил в присутствии понятых предъявить ему для досмотра содержимое своей сумочки.
Среди вываленных на стол безобидных атрибутов женской «косметички», как и ожидалось, оказалась заготовка кроя предназначенного для пошива пары дамских туфель.
Вахтёр отобрал у работницы служебный пропуск, и, установив её личность, вызвал по телефону представителя администрации для составления протокола о хищении.
Задержанной с поличным оказалась Анжела Маркарян - дипломированный технолог заготовительного цеха, работавшая на фабрике согласно распределению институтского выпуска молодых специалистов всего лишь второй месяц.
Была она дочерью потомственного городского сапожника и, если бы ей довелось родиться мальчиком, вероятней всего пошла бы по стопам отца, выучившись у него фамильному ремеслу.
Однако, когда у её родителей после долгих бездетных лет на свет появилась девочка, оказавшаяся впоследствии к тому же миловидной умницей, они подумали, что, раз уж не суждено унаследовать отцовское ремесло не случившемуся сыну, пусть это сделает учёная дочь, получив в фамильной профессии высшее образование.
Так оно и случилось, но дожить до этого дня родителю, к сожалению, не довелось.
Когда в школьном возрасте Анжелы её отца не стало, овдовевшая мать задалась целью исполнить волю почившего мужа и, пренебрегая очевидными житейскими трудностями самостоятельного воспитания дочери, решила после окончания школы дать ей возможность учиться дальше.
Большинство сапожных родственников намерения матери не одобряли. Ремесленники считали, что хорошенькую дочку-бесприданницу следовало, не мешкая, пристроить замуж, для чего её среднего образования было более чем достаточно.
Мать, поняв, что, не согласившись с состоятельной роднёй, рассчитывать на их помощь уже не придётся, тем не менее настояла на своём, и преуспевающая дочь, окончив школу, стала учиться на факультете лёгкой промышленности Политехнического института.
Жили на случайные заработки не имевшей профессии матери и невеликую стипендию дочери, которой, кроме прилежания в учёбе, надо было ещё подобающе выглядеть. Это было особенно сложным, но если проблема одежды, благодаря её постоянному творческому видоизменению за счёт усилий и фантазии двух женщин, с трудом, но разрешалась, то положение с обувью было поистине катастрофическим.
Как бы не оберегала Анжела свои единственные туфельки от износа, они быстро сбивались о каменные городские тротуары и требовали постоянной починки.
Выручал холодный сапожник дядюшка Баграт, к помощи которого девушка постоянно прибегала.
С её приходом он всякий раз откладывал в сторону другую работу и, зная, что у неё нет подменной пары, чинил туфли в её присутствии, что называется "с ноги".
Как старый друг её отца денег он с неё не брал, позволяя себе только изредка ворчать по поводу безнадёжного состояния её обуви.
- Сколько можно их латать, Анжела-джан, - сетовал пожилой сапожник, всякий раз сокрушаясь состоянию её башмаков и стараясь сделать следы очередного их ремонта по возможности малозаметными.
- Теперь, дядя Баграт, всё изменится, - пообещала она ему во время своего последнего визита, - как вы слышали, я уже окончила институт и работаю на фабрике. Это значит, скоро разбогатею и на первую зарплату обязательно куплю себе новые туфли.
- Достаточно, если купишь хотя бы материал, - вздохнул добрый человек, - а туфли я тебе в память твоего отца сошью сам. Это будет подарок от него и от меня за твой институт.
В те времена индивидуальный пошив кустарной обуви обходился дешевле дефицитной фабричной продукции, рынок которой удерживали спекулянты. Проблема была только в приобретении пошивочного материала, которого в свободной продаже не было.
То, что материала нужного для пошива туфель раздобыть будет не так просто, Анжела поняла с первой же зарплаты. Мама последнее время болела, денег в доме даже с её новой зарплатой не хватало на более необходимое чем новые туфли.
Получив назначение в заготовительный цех, она оказалась в мире громадного расхода кожи и прочего пошивочного материала. Многочисленные громыхающие штампы с помощью фасонных резаков каждую смену кроили тысячи комплектов заготовок, из которых Анжела остро нуждалась в одном единственном.
Там, где она теперь трудилась, кроили всё необходимое для пошива обуви. Это были детали верха и низа, подкладки и стельки, а также носки и задники будущих туфель.
По долгу службы она наблюдала за рабочими, которые комплектовали деталей кроя, подобранные в каждом случае по фасону и размеру модели.
Однажды она взяла в руки такой комплект увязанных деталей достаточный для пошива одной пары туфель, и долго его рассматривала. Связка занимала совсем мало места.
По сравнению с тем, что изготавливалось в цехе, это было такой мелочью, что казалось, возьми она её себе, и никто этого не заметит.
Эта мысль С некоторых пор не давала ей покоя. Поначалу она отложила выбранный свёрток в сторону и держалась от него подальше. Но однажды, перед самым концом смены, когда, казалось, никто не обращает на неё никакого внимания, решилась и забросила его в сумочку.
То, что произошло далее на фабрике, мы знаем. Весть о том, что молодой дипломированный технолог, которой последнее время все любовались, уже на втором месяце работы задержана с поличным за хищение заготовок на пару туфель, на следующий день облетела всю фабрику и стала предметом пристрастного обсуждения.
- Как можно было поступить так легкомысленно, - поражались люди, - разве продукцию так прямо в сумочке выносят?
- Почему она не спрятала это на себе? - недоумевали другие.
- Проще было не рисковать и выкупить недорого материалы у профессиональных «несунов» уже за проходной, - говорили третьи.
- А то ещё можно ложно на кого-нибудь донести, - считали не брезгавшие стукачеством иные советчики, - и пойти через проходную сразу же за ним в расчёте на то, что охранники, занятые операцией задержания по наводке, не станут в это время отвлекаться на кого-то ещё.
Образованной и красивой девушке на фабрике все симпатизировали, и не осталось никого, кто бы не сожалел о бездумном поступке молодого специалиста, огорчаясь её наивности в выборе способа хищения.
- Разве это делается так? - с горьким сожалением не уставал поражаться её оплошности очередной комментатор. - надо бы, - ( и далее следовал очередной совет, каким именно способом следовало безнаказанно вынести с фабрики нужную заготовку).
Все наперебой поучали угодившую в беду неопытную девушку тому, как именно следовало ей всё организовать и обставить, чтобы заведомо избежать в задуманном деле провала.
И не нашлось ни одного человека, который захотел бы напомнить ей Божью заповедь: «Не кради», вместо дурных советов, как это получше сделать.
Москва, июнь 2012 г
.
.