А кто не пьёт

Хорошулин Виктор
                "А кто не пьёт?!!...."

         Гарнизон носил многообещающее название: «Озёрное». Место действительно замечательное: километрах в десяти от Житомира, окружённый сосновыми лесами, многолюдными украинскими сёлами, неподалёку от рек и прудов, посёлок был, что называется, местом «блатным» и служить здесь считалось весьма благоприятно. 
         Сюда я и попал после окончания военного училища. Молодым лейтенантом, впервые вкусившим всю прелесть самостоятельной жизни.
         Советская Украина. 1982 год…
         Всё было впервые. И полковая жизнь, и сложные служебные взаимоотношения, и ответственная работа, и нелёгкие уроки бытия, из которых начал складываться мой жизненный опыт.
         И, конечно, во всём своём шекспировском драматизме, передо мной возник вопрос: пить или не пить?
         Отмечу сразу: мои сослуживцы в подавляющем своём большинстве выбрали положительное решение этой проблемы. А как могло быть иначе, если бытовала в офицерских кругах чуть ли не уставная истина: «если не пьёшь – значит заложишь». Или другая, не менее популярная: «сегодня ты не выпьешь с нами, а завтра – продашь Родину».
         И личный состав тяжелого бомбардировочного авиационного полка всеми силами старался показать: они никого никогда не заложат, и … Родину,…упаси боже.
         Только не подумайте, что в полку процветало повальное пьянство. Так, случались некоторые эпизоды.
         Мой первый во взрослой жизни шеф, начальник группы, капитан Кузьмин, носил прозвище Кутузов из-за того, что его левый глаз слегка косил. Считался он человеком, любящим основательно выкушать водочки. Кстати, о водочке. Вы напрасно думаете, что в наш гарнизонный магазин ломились толпы людей в надежде отовариться спиртным. Дело в том, что самолёт в качестве охлаждающей жидкости заправляли водоспиртовой смесью, именуемой в обиходе «шпагой». В других частях практиковались иные названия: «шило», «массандра». Но это не меняло сути. После окончания полётов старший техник самолёта должен был слить отработанную жидкость на землю. Она, прошедшая неоднократно по многочисленным трубам, нагретая и вонючая, и сливалась. В подставленную посуду. По десять литров забирал экипаж: лётчик, штурман и оператор. Остальное делилось между технарями.
         Поэтому лётный состав, убывая с полётов, уносил с собой портфели, в которых легко угадывалось наличие пластмассовых канистр. Технический же состав довольствовался резиновыми грелками, в которые, если они достаточно «разработанные, могло войти едва ли не по 3 литра бесплатного пойла. Грелка легко пряталась под куртку и уносилась либо в гараж, либо домой, либо немедленно распивалась в дружной компании однополчан.
         - Кутузов! – устремлял свой взгляд старший инженер по радиоэлектронному оборудованию майор Войналович, по прозвищу Дед, на моего начальника, стоящего в строю на утреннем построении. – Опять вчера нажрался?
         - Никак нет, товарищ майор! – браво отвечал тот, но, когда Дед отходил в сторону, осведомлялся у соседа: - А что, по мне видно?
         Вскоре я заметил: если Кузьмин сильно хромает на построении, значит, сегодня работать придётся без него. Едва добравшись по места нашего расположения, то есть помещения с надписью «Группа СРЛО», что на втором этаже здания ТЭЧ (технико-эксплуатационной части), он, сильно припадая на правую (или левую?) ногу, добирался до сейфа, на котором стоял кувшин с водой, и, опорожнив его в несколько глотков, объявлял:
         - Так, Виктор. Сегодня остаёшься за старшего. У меня нога, мать её,…. – и уходил.
         На «пеньках», так мы называли наши небольшие застолья в лесу, за пределами гарнизона, когда отмечали какое-нибудь событие (чаще всего – дни рождения), наш начальник не признавал посуды меньше полноценного стакана. Мы все довольствовались стопками, ему же наполняли стакан. Он не был любителем поболтать «за столом», вспомнить что-нибудь интересное из жизни, изредка поддерживал разговор малозначительными фразами. Его «норма» обычно составляла 4-5 стаканов.
         Однажны, на «пеньке», не помню по какому случаю, он очень торопился.
         - Мне надо быть пораньше дома. И трезвым. Слесарь должен придти, трубу менять будет. Давай, наливай.
         Опрокинул в себя первый стакан, хрустнул огурцом. Вообще, он мало ел, видно уже тогда слышал о том, «закуска градус крадёт». Предпочитал «закусывать» свежайшим лесным воздухом. Подождав ещё немного, он напомнил о том, что ему надо быть трезвым, затем вздохнул, плеснул в себя второй стакан, затянулся сигаретой и, под наши восторженные взгляды, отправился домой.
         При всём этом, спец он был отменный. Не зря его назначили начальником группы обслуживания средств опознавания. Наша группа была в некотором роде «экспериментальной». Тогда только начала внедряться в ВВС новая система опознавания «Пароль». По этому случаю нас снабдили современной аппаратурой для проведения регламентных работ. А для ремонта техники приезжали специалисты от завода-изготовителя.
         По случаю пристрастия к спиртному, наш начальник был уволен из рядов Вооружённых Сил по истечении 25 лет службы. Хотя, было у него желание остаться служить дальше. Через много лет я случайно встретил его на вокзале в Житомире. К моему удивлению, выглядел он молодцом. Шутил и балагурил. Вспомнил, как я когда-то нарисовал кукиш по просьбе одного старшего техника самолёта. «Твой юноша, говорят, неплохо рисует, - обратился тот к Кузьмину. – Пусть намалюет мне здоровенный кукиш, я его повешу на «пьяный бак». А то надоели уже нахлебники, каждому грелку налей…».
         Итак, решать вопрос «пить или не пить» я начал кардинально. Поскольку у меня имелся печальный опыт, нас с братом воспитывала одна мама, с отцом они разошлись по «водочной» причине, я был намерен вести исключительно «трезвый» образ жизни. Когда мне намекнули в группе, что я обязан «прописаться», я не стал возражать. Но, отдав тридцатку на три пузыря водки в гарнизонном магазине, принимать участие   в распитии отказался. Это была моя ошибка. Позже я понял, что многие жизненные вопросы гораздо легче решать именно в непринуждённой обстановке за стопкой водочки.
         Так что, жизнь неизменно вносила свои коррективы. И, то тут, то там, я старался не выделяться из поголовно пьющего сообщества. И постепенно втягивался.
         Боевой авиационный полк, скажу я вам, организм очень сложный. Каждая его часть должна работать в полную силу. Это и эскадрильи на аэродроме, и ТЭЧ, и подразделения по подготовке средств поражения, это и аэродромные службы, и службы, поддерживающие жизнедеятельность и работу полка: метео, радиотехническая, ГСМ… И везде люди. Специалисты.
         Информацией о любителях выпить лётчиках с нами, инженерно-технической службой, практически не делились. Были только слухи, как самый лучший лётчик полка, майор Казаков, перед вылетом, за успешное выполнение задания обязательно опрокидывал в себя кружку «шпаги». Не берусь утверждать, что так оно и было, но лётчики – тоже люди и им не чужды обычные человеческие слабости.
         А что касается нас, технарей, то тут дело было более прозрачным.             Поговорка «вечно пьяный, вечно сонный - техник авиационный», как нельзя себя оправдывала. Молодёжь, приходящая в полк и которой доверяли должности «вторых техников» (поскольку до «старшего техника», «хозяина самолёта», нужно было дослужиться), нередко пасовала перед обилием «шпаги». Двадцатилетние пацаны становились ярыми почитателями «зелёного змия». И не только те, кто непосредственно соприкасался с «пьяным баком».
         В ТЭЧ служил один парень, не помню фамилии, который дослуживался до старшего лейтенанта, и далее – до лейтенанта и младшего. Прозвище он имел соответствующее – Стакан. Частенько вызывали его на суд офицерской чести, журили, укоряли, требовали исправиться. Тот обещания охотно давал, но сдержать своё пристрастие к спиртному так и не мог. После одного случая, когда он, сменившись с наряда, не сдал пистолет, а пришёл с ним домой (он снимал жильё в соседнем селе) и, всадив пару стопок, стал наводить порядок в разрешении денежного вопроса, в результате чего были произведены выстрелы в воздух, а хозяин дома спрятался от разбушевавшегося офицера в туалет. «Мы тут Родине служим, а вы обираете нас!» - видимо, были разногласия в размере оплаты за снимаемое жильё. В результате – увольнение из армии по очень нехорошей статье.
         Был и такой кадр, лейтенант Иваницкий. До старшего лейтенанта он никак не мог дослужиться. Ведь это надо целых два года не попадать в неприятные истории! А он попадал. Однажды вечером, 6-го ноября у нас было предпраздничное построение. И вот мне объявляют:
         - А ты завтра заступаешь в наряд!
         Вот это номер! О нарядах, тем более, в праздники, нам сообщают заранее. Пытаюсь выяснить, в чём дело.
         - Понимаешь, -  отвечают мне, - планировался в наряд Иваницкий. Но он – ненадёжный товарищ. Мало ли что, попадался на «этом деле» не раз. А в праздничный наряд должен заступать только образцовый офицер! Вот ты и пойдёшь!
         Ну, как тут не пожалеешь, что ты непьющий!
         Во времена «сухого закона» вспоминается такой случай. Выходной день. Необходим человек в наряд. Тот, кто планировался – по какой-то причине не может идти. Надо найти замену. Начальник штаба даёт указание своему заму: найти и поставить в наряд. Или сам пойдёшь. А в те времена нередко наряд в полном составе проверялся медслужбой на содержание в организме спиртного. Если оно присутствует – в наряд человек не допускается, следуют соответствующие выводы.
         Вот, заходит зам. начштаба домой к одному из офицеров, который спокойно отдыхает в семейном кругу. Ты, мол, идёшь в наряд.
         - А мне нельзя, - отвечает тот. – Я уже употребил с утра.
         - Да что ты говоришь? – не верит нежданный гость, который на тот момент гораздо хуже целой армии татар.
         - Вот, смотрите, -  находчивый офицер подходит к холодильнику, достаёт оттуда бутылку, наполняет половину стакана и демонстративно, растягивая процесс употребления, ощущая бессильную злобу зам. начштаба, опорожняет оный и крякает от удовольствия.
         Кому же хочется портить себе единственный выходной в неделю?
         Воинский коллектив – «сообщество» довольно молодых мужиков. Это тогда, когда я пришёл в полк, мой начальник, 37 лет от роду, казался мне стариком. А сейчас я прикинул, средний возраст моих сослуживцев – чуть более 30 лет. По сути, неопытная, безалаберная молодёжь!
         Посудите сами. Проводятся учения.
         Мы, технический состав, вылетаем в Сольцы (Новгородская область) на транспортном самолёте. Мы везём необходимые приспособления и аппаратуру, чтобы устранить возможные неисправности. Следом за нами вылетают наши самолёты. Технари встречают самолёты, проводят послеполётную подготовку, устраняют неполадки. Потом, уставшие, мы устраиваемся в профилактории (иногда, в пустующей казарме, это уж как повезёт). И что начинается? Если вы думаете, что народ бросается в койки и забывается в глубоком сне, то ошибаетесь. Сдвигаются столы, на них бросаются карты. Отвинчиваются пробки в грелках.
Играют в «храп». Я не принимал участия в этих играх и не знаю правила. Но, ситуация достаточно напряжённая. Играют на деньги. Шум, споры… Попробуй, усни!
         Как-то незаметно ощущаешь себя в компании сослуживцев, видишь протянутый стакан, морщась, вливаешь в себя пахнущую резиной «шпагу»… Наутро сильно мутит. Но надо возвращаться. В самолёте еле сдерживаюсь, чтобы не стошнило… Наконец, посадка на промежуточном аэродроме. Братский гарнизон - Белая церковь! Вываливаемся из самолёта, падаем на зелёную травку… Красота! Там, под Новгородом – дождь и холод. Здесь тепло и солнечно. Украина!
         Борьба с пьянством в нашем доблестном полку продолжалась непрерывно и целенаправленно. Особенно ужесточилась она в период всеобщей и беспощадной борьбы с алкоголем в стране, объявленной Горбачёвым в 1985 году.
         К тому времени я уже обзавёлся собственной грелкой, которую иногда удавалось наполнять у добрых и отзывчивых старших техников. По-правде говоря, нашу группу уважали. Мы приезжали на своей машине к самолётам, где проводилась предполётная подготовка. Задание у нас очень ответственное – надо было ввести в аппаратуру информацию, чтобы запрашивать другие самолёты (наземные объекты) на предмет «свой-чужой», а также отвечать на соответствующие запросы. Если данная информация не введена, самолёт к вылету не допускался. При нас было совершенно секретное оборудование, поэтому мы выезжали на полёты вооружённые пистолетами. Старший техник должен знать, что информация введена. Поэтому мы ставили его в известность по этому поводу, заодно перебрасываясь с ним малозначащими фразами. Если самолёт шёл на маршрут, а это – 4 часа полёта, то «шпажкой» такой борт заправлялся литров по 200. В таких случаях очень даже стоило намекнуть стартеху о дне рождения или другом мероприятии, требующем срочного наполнения грелки.
         Если удавалось разжиться спиртным, то по окончании всех служебных дел, перед уходом по домам, было грех не выкушать ещё тёплой, смердящей резиной, но такой желанной «шпажки».  Для такого случая у каждого была припасена «дежурная» конфетка.
         Если же случалась неудача, иногда мы, пользуясь, что наш начальник в отпуске, налегали на полученный для проведения регламентных работ спирт. Спиртовым хозяйством ведал прапорщик Коденский, еврей. Пройдоха ещё тот. Ошивался он на складе, хотя числился где-то в эскадрилье. Отмерял спирт не как положено, по килограммам, а по литрам. Но качать права перед ним не хотелось. Получил заветные пару литров – и хорошо. Дома развести спирт водой, настоять его (или ту же «шпагу») на лимонных или апельсиновых корочках – получался вполне приличный напиток.
         А если не было ни того, ни другого, приходилось нам ездить по сёлам в поисках вина. Иногда завозили в соседнее село креплёный «Аист». Тогда мы посылали гонца за парой бутылок в магазин и употребляли их после рабочего дня. С лёгкой руки кого-то из сотрудников нашей группы, лейтенант Лебедь, отвечающий в полку за комсомольскую работу, был переименован в лейтенанта Аиста.
         Не было месяца, чтобы в течение его не случалось в полку хорошей разборки по алкогольному делу. Однажды, работала у нас какая-то комиссия, приехали важные чины. И наблюдали эти чины забавную картину: идут два весёлых офицера, возвращаются с аэродрома, в руках одного из них – грелка, к которой они по очереди прикладываются, не обращая внимания на стоящих неподалёку лиц с крупными звёздами на погонах…
         Постепенно и я скатился в когорту пьющих. В конце 1984 года я получил малосемейную квартиру в гарнизоне, а до этого жил в городе. Спасибо Деду, в то время уже подполковнику Войналовичу. После того, как я не смог прибыть по тревоге в гарнизон из города, что ставило под угрозу ввод информации и вылет самолётов, он добился, чтобы мне выделили жилплощадь здесь.
         Всё чаще я стал приходить домой навеселе, чем вызывал раздражение жены.
         Предстояла борьба по возвращению себя в стан трезвенников. Но это будет гораздо позже и, как сказал бы Леонид Каневский, «совсем другая история».
         Да, пили люди в полку. Тут уж, как ни борись, а беда эта неискоренима.
         Но самолёты летали. Выполняли поставленные задачи. Охраняли мирное небо, покой людей и вселяли в их души твёрдую уверенность в завтрашнем дне.
         Ибо тогда ещё было великое государство – Советский Союз.
         И советская армия внушала ужас как соседним нашим недругам, так и заокеанскому врагу.
         Пусть даже в её рядах и находились отдельные индивидуумы…

         И всё же… Сегодня я оглядываюсь в прошлое, через тридцатилетнюю череду водоворотов событий, наполненных самыми разными по силе и красоте эмоциями. И признаюсь, что в последние годы одна и та же мысль посещает меня. Что, если бы близкие мне люди сумели, как и я в своё время, вовремя оторваться от этой пагубной привычки? Я представил родительский дом. Отец и мама с радостью встречают нас с братом, приезжающих со службы в отпуск к родителям… У каждого – своя семья…. Дети, внуки – в доме до сумасшествия весело, суетно и тепло от счастья… Разговоры, планы на отпуск, дела, походы на рыбалку…  Увы, ничего  этого не было. Словно кто-то пришёл тёмной, ненастной ночью и вырезал сочный кусок настоящей, кипучей жизни из наших судеб, и исчез безвозвратно.