Александр Галяткин и Юлия Фадеева
Чиветты славного Лаваля,или Призрак правосудия
Посвящается живым и мёртвым поэтам.
Этот летний день начался удачно. Я позавтракал и написал чиветту о своей сове Клер:
Не серчай, Сова ты дорогая,
Я тебе ещё мышей найду!
Сова радостно захлопала крыльями.
– Понравилось? – спросил я.
– Угу, – подтвердила сова.
– Мне тоже. Ты даже не представляешь, сколько у меня будет подражателей! Помнишь вчерашнюю чиветту?
– Угу. Угу.
Хочу отдохнуть от судейских,
К Сове моей умной спешу –
продекламировал я и добавил:
– Всё равно никто из них не напишет о тебе лучше, чем я.
– Угу. Угу. Угу!
– Как тебе моя новая знакомая?
Сова взволнованно заметалась по клетке.
– Ну, на тебя не угодишь! – в сердцах воскликнул я. – Каких только прелестниц я тебе ни показывал, но ни разу ты не сказала милое моему сердцу «угу».
– Угу!
Закончив разговор с Клер, я написал небольшой отрывок для книги «О благородстве судейских».
Проблема состоит вовсе не в увеличении количества преступлений, а в катастрофическом уменьшении количества изящных преступлений. Давайте честно признаемся, что виноваты в этом процессе прежде всего мы, судейские. Ибо мы с вами сами отдали преступникам роли творцов, а себе отвели роли жалких критиков в комедии, которая называется «Человеческая жизнь». И драматург здесь совершенно ни при чём. И распределение ролей должно быть принципиально иным: судейские – истинные творцы, а преступники – ничтожные критики. Пусть попробуют доказать, что не виноваты, а мы от души посмеёмся над ними.
После написания текста ко мне пришёл аббат из близлежащего монастыря. Вид у святого отца был невесёлый. Чувствовалось, что он провёл несколько ночей без сна. Клер с любопытством рассматривала посетителя.
– Ужасная беда случилась в нашем аббатстве, – произнёс настоятель. – Сбываются самые страшные пророчества. Приближается конец света!
Все потерпевшие обожают отвлекать судейского пустяками. Очень важно своевременно пресечь эти попытки.
– Не знаю, огорчу вас или обрадую, но конец света не входит в наши с Клер планы.
– Сын мой, у Господа свои планы, – возразил аббат.
– Разумеется, но планы Господа чудесным образом совпадают с нашими.
– Кто такая Клер? – спросил аббат.
– Моя сова:
Сова живёт, мышей жуёт
Назло врагам моим!
– Давайте перейдём к делу, – предложил я. – Расскажите обо всём подробно.
Рассказ аббата
– Два месяца назад к нам в монастырь привезли старинный манускрипт, написанный на давно забытом языке или же зашифрованный неизвестным шифром. В сопроводительной бумаге говорилось, что нам надлежит тщательно охранять и любой ценой расшифровать фолиант, так как в нём содержатся чрезвычайно важные сведения. Надо сказать, что в нашем монастыре есть монахи – редкие знатоки мертвых языков. Через несколько дней по монастырю поползли слухи, что привезённую книгу написал сам Чёрный господин и книга исполнит любое желание человека, который сумеет её прочесть. Я велел организовать группу из пяти наиболее сведущих в языкознании братьев. Возглавил ее брат Бертольд. Каждый день он докладывал мне о результатах расшифровки «проклятой» книги. Примерно спустя неделю Бертольд сказал, что дело сдвинулось с мертвой точки и удалось прочитать одно слово. «В книге постоянно упоминается слово “лики”», – торжествующе заявил Бертольд, радуясь, как ребёнок. После нескольких бессонных ночей я наконец-то спокойно вздохнул и написал короткий доклад в Ватикан.
На следующий день случилось великое несчастье. Брат Бертольд, идя по монастырскому двору, неожиданно загорелся и в течение нескольких секунд сгорел заживо. Рядом с ним в этот момент не было никого! Ужас поселился в наших душах.
– То есть вы хотите сказать, что одежду Бертольда в принципе никто не мог поджечь? – спросил я.
– Да! Да! И ещё раз да! – взволнованно воскликнул аббат.
– Очень интересно. Продолжайте, пожалуйста, ваш рассказ.
– После смерти брата Бертольда я назначил старшим группы брата Конрада. Но через два дня он тоже сгорел заживо. Просто вспыхнул как факел и мгновенно сгорел! И опять в момент возгорания рядом с несчастным никого не было! Все братья окончательно поверили, что это дело рук Чёрного господина. К нам в монастырь приехал инквизитор Гемфри – непримиримый борец с еретиками. Он сразу объявил, что среди монахов нашего монастыря много тайных поклонников Чёрного господина и только самые жесткие меры способны восстановить репутацию обители. Полагаю, вы догадываетесь, о каких мерах идёт речь. Поэтому я прошу вас провести светское расследование.
– Расскажите о трех остальных участниках группы, – попросил я.
– Все они – представители аристократических семейств, прекрасно образованные люди. И путь каждого к Господу оказался весьма извилист. Например, брат Жан в молодые годы занимался магией, был даже арестован, а затем искренне раскаялся и принял постриг.
– К Богу прямых путей не бывает, – заметил я. – Этому подозреваемому дадим условное имя Маг.
– Брат Клод был заядлым игроком. По слухам, проиграл всё своё состояние и постригся в монахи.
– Этого подозреваемого назовём Игрок.
– Брат Анри больше всего на свете любил женщин. Один из его романов закончился смертью возлюбленной. Подробностей никто не знает. Через год после смерти несчастной Анри стал монахом.
– Назовём третьего подозреваемого Любовник. А теперь – следите за моей мыслью, святой отец. Мы узнаем, кто из них преступник, когда выясним, о каких ликах упоминается в «проклятой» книге. Но уже и сейчас ясно, что преступник – ловкий малый с прекрасной фантазией. Проведем маленький эксперимент.
Я достал три бумажки и написал на первой «Маг», на второй – «Игрок», а на третьей – «Любовник». Затем положил бумажки перед совой. Аббат с изумлением наблюдал за моими действиями.
Среди воров, маньяков и убийц
Совы моей я повторяю имя –
снова продекламировал я и спросил у совы:
– Клер, кто же убийца?
Клер, не задумываясь, поставила лапку на ту бумажку, где было написано имя …
– Я тоже так думаю. Но вам, аббат, имя убийцы знать рановато…
– Сын мой! Обычный человек не в силах поджигать на расстоянии людей, – напомнил аббат. – Боюсь, что Гемфри прав в том, что без вмешательства Чёрного господина дело не обошлось.
Я не сдержался и засмеялся:
– Чёрный господин никогда не совершает ошибок, а убийца уже совершил роковую ошибку.
– Какую?
– Он позволил вам встретиться со мной. Да, способ убийств необычен, но мотив намного интереснее, – ответил я
– Думаю, он не хочет, чтобы кто-нибудь прочитал книгу, – предположил аббат.
– Вы очень проницательны. Но! Тогда бы убийца просто похитил или уничтожил книгу.
– Это невозможно! Она тщательно охраняется днём и ночью.
– И все же я уверен, что мотив у преступника совершенно иной. На мой взгляд, он считает, что убийства помогут ему расшифровать книгу.
– О Господи! Он безумен. Теперь за книгу отвечает Гемфри. Возможно, скоро её увезут из аббатства.
– Не согласен. На мой взгляд, убийца – оригинально мыслящий и очень смелый человек. Мы немедленно отправляемся в монастырь.
Я вызвал своего помощника и велел любой ценой собрать сведения о Маге, Игроке и Любовнике. А перед отъездом в монастырь написал еще одну гениальную чиветту:
И в новой жизни стану я Совой,
С рождения отмеченной судьбой.
В аббатстве все спокойно
Мы приехали в монастырь поздно вечером. Я сразу выпустил сову на охоту за подсказкой, а сам отправился с аббатом в помещение, где хранилась «проклятая» книга. Манускрипт не произвёл на меня никакого впечатления. Около двадцати листов, исписанных непонятными символами, не вызвали ни одной ассоциации. Название книги состояло из двух слов. Первое умные монахи расшифровали как «лики», а со вторым словом из семи букв не продвинулись ни на йоту.
Сова принесла с ночной охоты кусочек стекла, и я понял, каким способом преступник убил жертв. И по достоинству оценил изящность преступления.
Сова принесла издалёка
Мне на убийцу намёк –
вот такую чиветту я сочинил в тот знаменательный день. А на следующее утро написал небольшой набросок для эссе «Об изящной поэзии»:
Изящная поэзия помогает в раскрытии преступлений. Я сочиняю двустишия, которые называются чиветтами, и посвящаю их своей сове. В каждой чиветте обязательно должно встречаться слово «сова», и она должна быть написана малой лавалевской строфой. Замечу, что такая форма, как двустишие, существует в литературе давно, она хорошо известна с античных времён. В том же античном искусстве мы видим уважительное и дружелюбное отношение к совам. Печально, что в христианской культуре сова, как существо, ведущее ночной образ жизни, стала символом нечисти и колдовства. Безумцы даже распинают несчастных сов на стенах и дверях сеновалов, пытаясь отпугнуть Чёрного господина. Воистину, всё в мире имеет свой предел, кроме человеческой глупости и мерзости!
Забавно, что во время написания текста у меня сломалось перо, и я выдернул перышко из хвоста моей совы. Клер сразу заметалась по клетке. Поведение совы тронуло меня, и я сочинил новую чиветту.
Ах, Сова моя, перышки милые,
Хороши вы для текстов моих!
Затем я побеседовал с Магом, Любовником и Игроком. Каждому из них задал один и тот же вопрос: «О каких ликах говорится в книге?»
– О ликах демонов, – ответил Маг.
– О ликах мёртвых, – ответил Любовник.
– Не знаю, – ответил Игрок.
В полдень я узнал, что Гемфри арестовал Мага. Но поговорить с инквизитором мне удалось только вечером.
– Маг невиновен, – заявил я.
– Под пыткой он признался во всём. Книгу «Лики демонов» написал сам Чёрный господин. Маг заключил договор с врагом рода человеческого и с помощью демонов убил монахов. Самое интересное, что у него было много сообщников.
– Книга называется иначе. Чёрный господин здесь не при делах, и я докажу это. Вы никого не сожжёте, – сказал я.
– Я уже отправил отчет. Не путайтесь под ногами, Лаваль, иначе закончите жизнь на костре, а из вашей совы сделают чучело. Теперь этим делом занимается инквизиция, – надменно произнёс Гемфри.
Мне можно угрожать сколько угодно, но пугать мою сову я не позволю никому!
– Хочешь стать чучелом? – спросил я у совы.
Клер забилась в угол клетки и замерла.
– Не бойся! Я тоже не хочу сгореть на костре. Позвольте, милый Гемфри, напомнить вам об одном очень пикантном уголовном деле. Помните, около двух лет назад все обсуждали дело каннибала, приходящего в полночь?
– Как же, помню. Преступника, как всегда, не нашли, – ухмыльнулся Гемфри.
– Да нет, я поймал каннибала. Идея создания великой кулинарной книги свела несчастного с ума. Я пообещал маньяку отпустить его, если он напишет гениальную чиветту о моей сове. И каннибал написал такое произведение:
Летит во тьме Сова с уликой –
Вот моя лучшая награда!
– Неплохо, правда? Поэтому я отпустил его.
– Не сомневался в вашей беспринципности! – возмутился инквизитор.
– Верно, человек принципов – это не про меня. Поэтому поверьте, что я найду способ передать каннибалу адрес вашей матери и убедить его в том, что именно из неё получится самое вкусное в мире жаркое.
Гемфри несколько минут молчал, а затем сказал:
– Как вы смеете угрожать представителю инквизиции?! Меня защищает Бог!
– Смею, потому что я представляю правосудие и Бог всегда на моей стороне. Хорошо подумайте над моими словами.
Когда Гемфри ушёл, Клер несколько раз произнесла:
– Угу? Угу? Угу?
– Да помню я, что убил каннибала. Он же хотел меня съесть, к тому же был неграмотным и не смог сочинить ни одной изящной чиветты. Но Гемфри-то об этом не знает, – пояснил я.
– Угу!
Перед тем как выпустить сову на ночную охоту, я сочинил новую чиветту:
Если мы с моей Совою вдруг улики не достанем,
Нам преступник неразумный сам их в клюве принесет.
На вторую ночь сова принесла мне игральную кость. Я понял, о каких ликах говорится в книге и кто убийца.
Два поэта
Игрок шел в свою келью. Завтра у него должна была начаться новая счастливая жизнь: он навсегда покинет монастырь. Когда Игрок впервые дотронулся до манускрипта, он испытал давно забытое чувство очарованности. После того как расшифровали слово «лики», среди участников группы разгорелись жаркие споры. «Это лики демонов», – утверждал Маг. «Нет, это лики мертвых», – не соглашался Любовник. И только он сразу догадался, что книга называется «Лики фортуны». Очень скоро Игрок понял, в книге написано, как силой воображения создавать лики, приносящие удачу. «У меня должен быть экземпляр книги», – решил он и стал втайне, нарушая все запреты, делать копию.
Игрок не хотел никого убивать. Случайно брат Бертольд заметил, как он копирует книгу, и сказал, что обязан сообщить об этом аббату. Игрок упросил Бертольда позволить ему самому рассказать аббату о своём проступке. Ему было нужно ещё несколько дней, чтобы завершить работу над созданием копии. Игрок решил заставить Бертольда замолчать навсегда, но убийство банальным способом неизбежно вызвало бы поиски убийцы. И тогда Игрок придумал необычный способ устранения Бертольда, который все неминуемо посчитали бы чудом. Он вспомнил, как в юности, увлекаясь оптическими эффектами, солнечными летними днями поджигал предметы на расстоянии с помощью диковинного стеклышка. Единственной вещью из мирской жизни, которую взял Игрок, уходя в монастырь, было именно это стеклышко. «Лики фортуны уже приносят мне удачу», – радостно подумал он. Пропитать сутану Бертольда легко воспламеняющейся смесью оказалось совсем несложно.
Но беда не ходит одна: Бертольд рассказал о проступке Игрока брату Конраду, тем самым приговорив и его к смерти. Игрок не испытывал чувства жалости к Бертольду и Конраду, но мысль о том, что Мага сейчас пытают, бесконечно мучила его.
…В келье Игрок увидел меня с совой на плече.
– Отдавайте ваше диковинное стеклышко. Хватит поджигать людей, – приказал я.
Игрок покорно достал стекло. Он умел достойно проигрывать.
– О Господи, вы не должны были меня вычислить! Я не хочу больше жить. Книга «Лики фортуны» обманула меня, – пробормотал он.
– Да нет, в книге все написано верно. Просто вы не поняли самого главного. Скажите, вам самому-то нравились лики, которые вы представляли? – спросил я.
– Я верил в них.
– Одной веры мало для исполнения желания. Лики обязательно должны быть изящными. Вот, например, как лик моей совы. Но искусство создания изящных ликов противоестественно человеческой природе, поэтому овладеть им очень сложно. Только лики разных ужасов, страданий мы создаем с легкостью. Как вы думаете, почему я посвящаю сове стихи?
– Не знаю.
– Чтобы лик ее всегда оставался изящным! Вот послушайте – написал сегодня утром:
Совиный лик в бесстрастности эфира –
И крик преступника, отвергнутого миром.
– Позвольте мне умереть, – попросил Игрок.
– Напишите признание – тогда получите яд. В противном случае буду вынужден передать вас в руки Гемфри.
Игрок написал признание и протянул мне. В конце его исповеди я прочитал стихи:
С Севера, с острова Туле, совы летят.
Шестеро, шестеро, шестеро белых совят.
– Как вы посмели писать о сове! – возмутился я. – Впрочем, стихи недурны. Но я как поэт поэту вам этого не говорил, потому что все равно вы сейчас умрете.
После этих слов я прочитал бедняге свою новую чиветту:
Арест убийцы каждое мгновенье
С Совой мы праздновали, как богоявленье.
Клер на моём плече заволновалась и захлопала крыльями.
…Когда я вошёл, Гемфри что-то сосредоточено писал.
– Вот признание убийцы. К сожалению, он покончил с собой. Дело закрыто, – сказал я.
– Жаль, у меня накопились к нему вопросы, – посетовал инквизитор. – Наверняка у него были сообщники. Но не беда. Маг называет всё новые и новые имена. Еретики свили в монастыре настоящее гнездо. Через неделю я начну грандиозный процесс.
– Я уже говорил, что вы никого не сожжете.
– Почему?
– Господь не позволит, – ответил я и ушёл.
На следующий день произошли два необычных события.
Первое было воистину трагичным. Несчастный Гемфри неожиданно загорелся. Монахи тщетно пытались потушить его. Инквизитор страшно кричал перед смертью. И я написал чиветту:
Преступник кончился, а ты жива!
Сова моя, мы вместе навсегда!
Второе событие оказалось воистину чудесным. Очевидцы утверждали, что ночью в один из самых злачных игорных притонов пришёл человек с совой и стал играть в кости. Через несколько часов он не только разорил владельцев игорного заведения, но и сумел уйти с деньгами живым. Забавно, что ранним утром Клер принесла мне с ночной охоты золотую монетку.
Иногда мне кажется, что я просто призрак. Призрак правосудия.
Во дни печали и тревоги
Меня спасла моя Сова.
Эпилог
Лаваль жил долго и счастливо. А через год после его смерти неизвестный меценат перечислил большую сумму денег властям города, в котором родился великий судейский. И вскоре на главной площади появился странный памятник – судейский с совой на плече. Если вы когда-нибудь окажетесь в этом городе, то имени судейского на постаменте не найдете. Там выбиты лишь две строки:
Это не я с судьбою –
Это судьба с Совою.
Горожане сразу окрестили памятник Призраком правосудия. По вечерам площадь, где возвышался монумент, стала излюбленным местом разборок уличных банд.
…Юноша понял, что от «южных» ему не убежать, и, доставая нож, прижался спиной к постаменту. В свои тринадцать лет он уже умел складывать изящные слова в малые лавалевские строфы, хоть и принадлежал к банде «северных». Но в его мире изящные слова ничего не стоили. Зато очень ценилась способность владеть ножом. Первого из нападающих он ловко полоснул по горлу. Стая «южных» отскочила и приготовилась к новому броску.
Неожиданно на площади остановился шикарный экипаж. Из него вышел человек с белой совой на плече и в сопровождении двух телохранителей направился к памятнику.
Когда «южные» убежали, незнакомец спросил у юноши:
– Знаешь, кому этот памятник?
– Призраку правосудия, – ответил юноша, вытирая кровь с ножа.
– Его звали Лаваль. Он был благородным судейским и гениальным поэтом. Я обязан ему жизнью.
– А вас как зовут? Хочу знать имя человека, которому теперь я обязан жизнью, – улыбнулся юноша.
– Когда-то звали Клодом, но уже давно зовут Игроком.
Юноша много слышал об Игроке. Он был живой легендой, потому что никогда не проигрывал. Существовала даже поговорка: «Везет, как Игроку».
– У вас красивая сова. Как её имя?
– Клер. Я тоже, как и Лаваль, посвящаю сове стихи:
Ты, Сова, на моем пороге
Стережешь последний приют.
– Недурно. А почему она белая? – спросил юноша.
– Я привёз её с Севера.
– У меня тоже будет сова. Ещё лучше, чем ваша.
– Хочешь, научу создавать изящные лики?
– Чиветты? Нет уж, я пишу стриджисы:
И вот мне приснилась Сова, что со мной говорит
И книги волшебные вместе со мною читает.