Дети своего времени, трубадуры в известном смысле были объединены в
рыцарский орден с особой, но довольно размытой, ритуальной символикой.
Поэтому романтический титул "Великий Мастер Любви", которым Данте и Петрарка
нарекли трубадура Арно Даниэля, означал нечто большее, чем просто
возвышенный поэтический образ.
Певцы Любви, паладины Веселой Науки, сблизились с альбигойцами.
Трубадуров и альбигойцев соединило общее горе, спаяла ненависть к
католической Церкви. Они пели одни песни, бились спина к спине и горели на
одних кострах. Поэтому основательно считать трубадуров организаторами
обширного заговора против Римской Церкви, поборниками возмущения, которыми
руководили не материальные интересы и пошлое честолюбие, а религия и законы
Любви. Здесь Любовь считается не как привязанность, которую все более или
менее испытывают и понимают, но как искусство, наука, приобретаемая
посредством изучения и практики в обычаях и законах секты, и эти артисты под
разными именами разошлись по всей Европе. Трудно определить границы, до
которых распространилась Веселая Наука. Певцы любви встречаются как
трубадуры, миннезингеры и менестрели.
Провансальские певцы, язык которых папы называли языком ереси, почти
непонятны нам. Поэтому мы не смеем, так как не понимаем их стихотворений,
называть их вдохновение безумием или опровергать успех, которого они,
несомненно, достигли. Гораздо легче и естественнее думать, что эти
добровольные поборники ереси, которым не позволено было явно выражать свои
идеи, предпочитали темные обороты поэзии и легкие формы, которые скрывали их
мысли. То же самое делалось с политическими целями в различные периоды.
Таким образом у нас есть "Охота за оленем из оленей" Грингора (каламбур,
обозначающий папу, Юлия II, намеком на servus seryorum, т. е. "раб рабов"),
в которой папа выставлен на посмешище.
Арно Даниэль был непонятен даже для современников. По словам
Монтодонского Монаха, "никто не понимает его песен", а между тем Данте и
Петрарка хвалят его более всех провансальских поэтов, называют его "Великим
Мастером Любви" - может быть, это титул сектантского достоинства - и
превозносят его слог, чего они не сделали бы, если бы не были способны
разобрать смысл. Пламенные излияния трубадуров всегда были обращены к
какой-нибудь Даме, хотя они не смели называть ее по имени; что говорит Гюго
Брю-не, применяется ко всем: "Если меня спросят, к кому обращаются мои
песнопения, я скрою это втайне. Я делаю вид, будто это тайна, но это
неправда". Возлюбленная, к которой взывают, как Беатриче Данте, была
очищенная религия Любви, олицетворяемая Девою Софией.
У трубадуров было четыре степени посвящения, но Роман Розы разделяет их
на четыре и три, таким образом производя мистическое число семь. Эта поэма
описывает замок, окруженный семью стенами, покрытыми эмблематическими
фигурами, и кто не мог объяснить их таинственного значения, того не пускали
в замок. Трубадуры также имели свои тайные знаки, по которым узнавали друг
друга, и предполагают, что "менестрели" так названы потому, что они были
исполнителями (ministers) тайного богослужения.
Trobar значит chantar (показать певческие способности - различать высокие и низкие звуки, хорошо выражать мелодию) и violar (показать инстументальную виртуозность - играя на виоле, лире, и т.д.). Все-таки chantar считалось высшим искусством, значащим "и сочинить и исполнить".
Поэму можно написать хорошими motz e sons (словами и звуками), но она не будет ничего стоить, если ее плохо спеть. И, напротив, певец может заставить забыть плохие слова, если его пение хорошо. ("Quant auziran un malvais trobador, per ensenhamen li auziran son chantar" - "когда они (высшее общество) услышат плохого трубадура, они воспитанно похвалят его пение," сказал трубадур Raimon Vidal de Besalu (1200-1252).
Многие трубадуры, с социальной точки зрения, были великими феодалами: среди 350 трубадуров насчитывается, по крайней мере, 5 королей, 10 графов и бесчисленные виконты, маркизы и другие, менее богатые, феодалы, обладающие, тем не менее, замками и вооруженными отрядами.
Немалочисленными в рядах трубадуров были также церковники; начиная с папы и с пары епископов и кончая монахами и канониками, церковный класс был широко представлен в поэзии трубадуров.
Наконец, существовало много трубадуров из низших классов: торговцы мехами, портные, булочники, и т.д, которые хотели обогатиться и прославиться при дворах богатых феодалов-меценатов.
Тем не менее, первыми трубадурами были все-таки великие феодалы, и лишь позже социальный горизонт стал расширяться, сохраняя все классовые барьеры и предрассудки.
ПОЭЗИЯ И ЯЗЫК
Трубадуры оценивали поэзию по:
стилю: clus car, plan, leu
организации поэмы в куплеты (coblas)
жанрам: сansos, tensos, sirventes, descorts, planhs, albas, dansas, pastorelas, devinhals, saluts, ensenhamens.
CТИЛЬ
Трубадуры разделяются на две группы, судя по стилю поэзии
Trobar leu или plan - используя rims plans или leu (легкие или простые рифмы), трубадуры сочиняли легкую для понимания поэзию.
Trobar clus - обозначает "темную" поэзию, трудную для понимания. Этот стиль обычно скрывает тайный смысл, добраться до которого можно только с помощью ключа (сlau), а иногда нужен и второй ключ (clau segonda). Этот стиль звался также trobar car, prim, sotil, cobert, escur (боготый, новый, изящный, скрытый, темный).
Беспорядочные слова, трудные конструкции и сложные рифмы, все это должно было прятать смысл поэмы от глупцов (fatz, necis), но он не ускользнет от посвященных (entendens).
Одной из причин этого разделения стилей может быть тот факт, что в школах учили риторику, основанную на классических доктринах: ornatus facilis (упор на манеру речи; слова легкие) и ornatus difficilis (упор на переносные значения: метафоры, синекдохи, гиперболы, и т.д.)
COBLAS
В каждой поэме было определенное количество куплетов (coblas), а в каждом куплете обычно от 5 до 16 строк. Насчитывается более 70 разных названий куплетов, смотря как расположены рифмы. Например:
сoblas unissonans: у всех куплетов одинаковый размер и одинаковые рифмы.
сoblas esparsas - это одинокие куплеты, не принадлежащие произведению.
сoblas tensonadas - обозначает куплет, содержащий в себе диалог.
куплеты вопросительные, серпантинные, и т.д.
В конце произведения ставилась tornada - строфа, равная половине куплета (т.е. если в куплетах поэмы по 6 строк, то в tornada будет всего 3). Эти полу-куплеты раскрывают senhal, или имя, жоглара, дамы, или того, кому посвящено стихотворение. В целом, это - "послание", любовное или дружеское, критическое или хвалебное, просьба или приказ.
ЖАНРЫ : АРИСТОКРАТИЧЕСКИЕ ЖАНРЫ
VERS E CANSOS
Canso - это жанр, пользовавшийся наибольшим уважением у поэтов и публики. Это песнь любви и учтивости - "canso d'amor e cortezia". Canso отражает знания и умение поэта-музыканта, что было видно по форме и по содержанию.
Оживляет canso любовь, la fin'amor (изысканная, изящная любовь). Все другие жанры происходят от canso. Обычно canso включает в себя от 5 до 7 coblas (куплетов), каждый из которых состоит из 7-8 vers (строк), плюс 2 или 3 tornadas (заключительных строфы).
Первые трубадуры называли этот жанр "vers", но потом различие между canso и vers стерлось. Смотря какой оттенок поэты хотели придать canso, этот жанр получал новые названия: сhans, chantars, chansoneta, chantaret... Сanso могло быть mala canso для mala domna (плохой женщины); chantaret de digs escurs (темной песней); salutz d'amor (приветом любви); enoi (скукой); или canso tensonada (песней с диалогом). Судя по его razo (сюжету, теме), canso мог быть причислен к другим жанрам, как alba, ensenhamen, canso de crosada (песней крестового похода). Но, важнее формы и содержания, canso должен был быть всегда novela ab novel so - "новым с новой мелодией", т.е. оригинальным.
SIRVENTES
Sirventeses отличаются от canso сатирическим тоном. Любовь и ухаживание чаще всего исключены из этого жанра, ценимого поэтами и слушателями. Сначала sirventes были созданием жогларов низшего разряда.
Sirventes включает в себя несколько категорий: моральные, против упадка нравов (Marcabru, Peire Cardenal); личные, целящие в конкурента (Aimeric de Pegulhan, Guilhem de la Tor); политические, рассказывающие о событиях в провинции, завоевательных походах, Инквизиции, Риме, церковниках... (Bertran de Born, Guilhem Figueira); литературные, являющиеся полемикой о профессии трубадура (Peire d'Alvernha, Monge de Montaudon).
Другие сочинения могут относится к этому разряду: sirventes-cansos, примешивающие сарказм к любовным темам (Peire Vidal); sirventes joglarescs, грубые перепалки в тоне жогларов (Peire de la Mula); gaps, хвастовство (Guilhem de Peiteus); ensenhamens (Guiraut de Cabreira).
PLANHS
Это похоронные жалобы, песни в честь любимого умершего человека: дамы, протектора, собрата-трубадура. Planh (от лат. planctus) составлялся согласно определенной схеме: введение в плач и упоминание о происхождении умершего, перечисление последствий его смерти, хвала его качеств и достоинств, молитва Богу за здравие его души, и констатирование скорби, которую вызвала эта смерть. Среди самых трогательных planhs - плач Guiraut de Bornelha на смерть Raimbaut d'Aurenga; плач Aimeric de Pegulhan на смерть Beatriz d'Este; и плач Сорделя на смерть Blacatz.
ПРИВЕТ ЛЮБВИ
Послание, обращенное куртуазным влюбленным своей даме. По содержанию это обыкновенный cansо, от которого этот жанр отличается более свободным построением стиха, что дает ему большую оригинальность.
TENSOS, PARTIMENS E JOCS PARTITS
Это поэмы, в которых участвуют два-три поэта; чаще всего это дебаты, обмены мнениями или ссоры на профессиональные или общие темы: любовное ухаживание, политические вопросы, манера и стиль стихосложения, и т.д.
Когда трубадур хотел дебатировать с особенным "собеседником", он прибегал к помощи фиктивного tenso ("дебат"): Пейроль дебатировал с любовью, а Монж де Монтодон с Богом. В partimens или jocs partits, первый из главных действующих лиц задавал тему дебата и защищал свою точку зрения.
Знамениты дебаты между Giraut de Bornelh и Raimbaut d'Aurenga, между Peire d'Alvernha и Bernart de Ventadorn.
DESCORTZ
Самая цель этого жанра - выразить разногласие. В некотором роде, это противоположность canso. Трубадур хочет разрушить то, что составляет основу canso: слова, мелодия, язык, внося в descortz различные эффекты: беспорядок в метрической структуре, неправильные рифмы или употребление нескольких языков в одной поэме.
RETROENCHA
Это разновидность canso, составленная из 5-10 coblas retronchadas. Строфа называется retronchadа, если в конце каждого куплета, или в конце каждой второй, или третьей, или четвертой, и т.д. строки, всегда возвращаются к одной и той же теме.
ЖАНРЫ : ПРОСТЫЕ ЖАНРЫ
ALBA
Главные персонажи этой песни - это любовь, дозорный и двое влюбленных, проведших ночь вместе до зари. Когда дозорный (gaita) объявляет восход солнца, влюбленные должны покинуть друг друга, иначе они подверглись бы риску наткнуться на ревнивого мужа или на сплетников (lauzingiers). В этих песнях каждый куплет сопровождается припевом, в котором должно быть слово "заря" (alba). Известны 9 cansos d'alba.
DANSAS, BALADAS, ESTAMPIDAS
Это танцы с песнями. Известны 9 балад (народные песни с припевами между куплетов), из которых три написаны Cerveri de Gironа, одна estampida, сочиненная Raimbaut de Vaqueiras и около 30 dansas.
Этот тип произведения так определяется в Leis d'Amors (Законы Любви - свод правил стихосложения): "Dansa - это изящное сочинение с одним лишь куплетом (respos), и тремя одинаковыми coblas, в конце, с одинаковыми рифмами и длиной. Tornada (заключительная строфа) должна быть как respos... Строки в dansa не должны превышать восьми слогов, а то dansa будет неправильной...В dansa речь должна идти о любви, а мелодия должна быть веселой и воодушевляющей, не такой длинной, но более радостной, чем в canso, чтобы можно было танцевать под нее...".
PASTORELA
Первая провансальская pastorela написана Маркабрю. Это любовный спор между крестьянкой, vilana, и вельможей, который хочет соблазнить ее.Этот жанр культивировался трубадурами в течение двух веков. На протяжении этих двух веков содержание остается одинаковым. Поэма начинается всегда одними и теми же словами: L'autrier… "Однажды...", и Toza, fi-m eu… "Девушка, сказал я ей...". Это завязка разговора. Меняются лишь место, где происходит действие (изгородь, дорога, густой лес), время встречи (апрельское утро, августовский вечер, и т.д.) и социальное положение девушки (пастушка, свинарка, и т.д.).
ENSENHAMENS DE JOGLARS
Это поучения жогларам, написанные каталанским феодалом Guiraut de Cabrera, жившего около 1150 г и гасконским трубадуром Guiraut de Calanson (ок. 1200). Представляют собой дидактические поэмы морального и профессионального направления. Эти ensenhamens показывают нам, как жоглар должен был выполнять свои обязанности и вести себя в обществе.
Ensenhamens Гиро де Кабреры, в 260 стихах, объединяет знания всех поэтов, начиная с Жофре Рюделя и кончая романом Жирара де Руссильона. Он перечисляет вперемежку легенды о Тристане, короле Артуре, Карле Великом и других персонажей старинных рассказов.
ЛЕКСИКА
AMOR
В отличие от римских авторов, разделяющих любовь на "жанры" (amor carnalis, телесная любовь; amor spiritualis, духовная любовь, и т.д.), трубадуры давали любви эпитеты: fina amor, изящная любовь; bona amor, хорошая любовь; rich amor, богатая любовь; falsa amor, ложная любовь.
Некоторые поэты, как Girault de Calanson, разделяли любовь на три части: "низшая треть"- любовь, воспеваемая трубадурами; "вторая треть"- любовь к родителям; "высшая треть"- любовь к Богу. Этот же поэт полагает, что любовь живет во дворце о пяти воротах: "...в ее дворце есть пять ворот, и тот, кто сможет открыть первые две, легко сможет пройти и оставшиеся три, но выйти оттуда непросто; и радостно он видит того, кто может там остаться: туда проникают, взбираясь по четырем скользким ступеням; но злые и необразованные люди, составляющие более половины населения мира, живут в особом квартале, и не могут проникнуть во дворец..." Комментируя это canso, трубадур Giraut Riquier так назвал упомянутые четыре ступени: честь, скромность, служение, терпение.
AMANS, AMIC, AMADORS
Domneaire, любитель дам и игрок в любви этот влюбленный-друг-любовник должен был пройти несколько "ступеней", чтобы стать избранным возлюбленным. Giraut Riquier так характеризует эти ступени:
"Есть четыре ступени в любви:
первая - это fenhedor (притворяющийся),
вторая - это preiador (вздыхающий и умоляющий),
третья - это entendedor (уславливающийся),
четвертая - это drutz apelatz (наслаждающийся)."
Этот domneaire должен был иметь ценимые дамами качества. Он fizel (надежный), leial (верный), certan (постоянный), verai (правдивый), coral (сердечный), umil (скромный), aclin (подчинившийся), obedient (покорный)... или, по крайнем мере, трубадур пытается быть таким.
JOI
Это слово обозначает, помимо "радости", "утеху", "веселье", "счастье", "пользу", "приятность"... Поэт ставит joi в центре любви, и эта "радость" может быть как духовной, так и более земной.
Joi ассоциируется с jauzimen (осуществившееся счастье); plazer (удовольствие); alegransa (веселье); joia, gaug, jauzir, jai (радость, удовлетворение)...
CORTEZIA
Ухаживать - это значит чтить, хорошо отзываться, показывать себя любезным и грациозным в обществе. Учтивый влюбленный хвалит в своей даме такие качества, как сortezia (вежливость), genta (приятность), ensenhada (образованность), avinen de sa persona (приветливость).
Достоинства дамы, воспеваемые поэтом, включают в себя благородное происхождение (bonaire - из хорошей семьи; linhatge - род; paratge - дворянство), а также bontatz (доброту), beutatz (красоту), gensor (любезность), doussor (мягкость), jovens (молодость).
Лучший способ добиться признания в поэзии и в любви - cortejar (ухаживать), domneiar (соблазнять), lauzar (хвалить), onrar (чествовать), blandir (льстить), servir (служить), chantar (воспевать), и т.д.
ГРАФИНЯ ДЕ ДИА
COMTESSA DE DIA (ок. 1160)
Неизвестно точно, кем была эта поэтесса. Ее часто называют Беатриц. Под таким именем существовало несколько женщин: Беатриц, дочь Гига, супруга Гильема де Пуатье (1163-1189); Беатриц, дочь графа Изокреда де Диа, родившаяся около 1150 и вышедшая замуж за Раймона д'Агу (1180-1212), жившего около Оранжа (Ауренги). Возможно, биография, написанная в средневековье, создала миф о любви между Рэмбаутом д'Ауренгой и графиней де Диа, исходя из того, что две песни этих поэтов сходны между собой, Amics en gran cossirier… (tenso между Рэмбо д'Ауренгой и ?) и Estat eu en gran cossirier… (песня графини де Диа).
Графиня де Диа писала простым стилем. Все ее песни подчиняются правилам куртуазной поэзии. В своих песнях она показывает себя идеальной влюбленной, которую обманывает ее возлюбленный.
За пылкость ее песен, графиню де Диа, в ее время, называли "провансальской Сапфо".
Мне надо петь здесь о чем я не хотела бы (петь):
Потому что мне надо жаловаться на моего друга.
Я его люблю больше, чем что-либо еще.
Но для него ничего не стоят ни мое милосердие, ни вежливость, ни моя красота, ни достоинство, ни мой ум.** Я так обманута и предана, как должна была бы быть, если бы была отвратитальной.
Одно лишь меня утешает: никогда я не провинилась,
Друг, перед вами ни в чем.
Я люблю вас больше чем Сегвис любил Валенсу,***
И мне очень нравиться побеждать вас в любви,
Мой друг, ты как вы из всех - самый достойный.
Но вы обращаетесь со мной надменными словами и манерами, тогда как вы так любезны со всеми другими.
Я удивляюсь высокомерию вашего сердца,
Мой друг, поэтому у меняесть причина быть печальной.
Несправедливо, чтобы другая любовь отняла вас у меня,
Какими бы ни были ее слова и прием. Вспомни, каким было начало нашей любви! Пусть Богу не будет угодно, что эта разлука (произошла) из-за моей вины.
Ваша велиая доблесть, в вашем сердце живущая,
И блестящие достоинства - меня беспокоят.
Я не знаю ни одной дамы, далекой или близкой,
Которая, захотев любви, вам не почувствовала бы склонности. Но вы, мой друг, имеете достаточно знаний, чтобы узнать самую искреннюю:
Вспомните наши состязания.****
Я должна рассчитывать на свои качесива, на родословную ина мою красоту, и еще больше на искренность сердца. Поэтому я вам шлю, туда, в ваше владение, эту песню, которая будет моим посланником.
И я хочу знать, мой прекрасный и нежный друг,
Почему вы со мной так высокомерны и ожесточенны:
Не знаю, гордость ли это или злобы.
Но я хочу, чтобы ты ему сказало, кроме того, послание,
Что излишек гордости может навредить многим людям.
Радостью и молодостью я питаюсь,
А радость и молодость кормят меня,
Потому что мой друг - самый веселый,
И поэтому я очаровательна и весела.
И так как я ему по-настоящему верна,
Также следует, чтобы он был мне верен,
Ведь я его любить не прекращала,
И не имею мысли прекратить (любить).
Мне очень нравится (это), ибо я знаю, что он самый достойный, тот, которого я больше всего хочу иметь для себя, а что касается того, кто первый привел его ко мне,
Я молю Бога дать ему большую радость.
А кто скажет ему (т.е. любимому) плохое об этом (т.е. ее любви), пусть он не верит тому, а только тому, что я скажу. Ведь часто поднимает прутья человек,
Которыми он сам бит.*
Женщина, понимающая (что такое) хорошее имя,
Должна, конечно, остановить свое внимание
На достойном, благородном рыцаре,
Как только она поймет его благородство.
Пусть она осмелиться
любить его открыто,
И никогда уже достойные и храбрые (люди)
Ничего не скажут об этом, кроме хвалы.
Я выбрала одного достойного и благородного,
Через которого улучшается и облагораживается честь,
Щедрого, ловкого и проницательного,
В котором есть остроумие и мудрость.
Я молю его, чтобы он мне верил,
И пусть никто не заставит его поверить,
Что я изменю ему -
Если только он не изменит мне.**
Возлюбленный, вашу доблесть
Признают достойные и отважные (люди).
Поэтому я у вас прошу сейчас,
Если вам угодно, вашей поддержки.
По формулировке Вернар-та де Вентадорна, «В мире такой уж порядок: // Положено Донну любить, // А Донне - к любви снисходить». В куртуазной системе отсчета любовь мыслится не столько как индивидуальный личностно-субъективный психологический опыт, сколько как дисциплина (»наука»), которой можно овладеть, подключившись к соответствующей традиции.
Во времена трубадуров и герольдов "любовь издалека" понимали точно: достаточно один раз увидеть даму или даже услышать имя. В небе микрокосма воспоминание восходило полярной звездой, по которой влюбленный ориентировал жизнь. В память-раковину попадали интонация, улыбка, белокурый завиток и, словно песчинки, окружались перламутровой нежностью любви. Однако открытие гравитации -- главного "динамиса" вселенной - сократило дистанцию меж поклонником "amar" и предметом страсти.
Арнаут Даниэль был дворянином. Он родился в Перигорде, в замке Риберак, Поэт любил одну гасконскую даму, супругу Гильема де Бувийа (Guilhem de Bouville), но она не дала всех радостей куртуазной любви трубадуру.
Вслед за Рэмбо д'Ауренгой и Гиро де Борнелем, Арнаут Даниэль развил trobar clus (сложную поэзию). Он создал секстину: из куплета в куплет повторяются шесть ключевых рифм, в определенном порядке. Поэзия Арнаута Даниэля настолько сложна, что еще долго будут предлагаться разные трактовки его песен. Итальянские трубадуры считали Арнаута Даниэля своим учителем, а Данте Алигьери назвал его maestre dels trobadors (главой трубадуров) и обессмертил его имя в своей "Божественной Комедии".
Слепую страсть, что в сердце входит,
Я отличаю от любви.
Она душой так верховодит,
Как солнце эллипсом земли.
Я все на свете забываю –
Родных, знакомых и друзей,
Теперь я только и мечтаю,
Как быть с возлюбленной моей.
Готов ее расцеловать
Я всю, ревнуя и страдая,
Ничто не сможет удержать
Мой пыл. Так кровь во мне играет
Слепую страсть, что в сердце входит,
Ничто не может объяснить.
Предмет ее не Бог находит,
А черт скорей руководит.
Не Амор в моей власти, а
Сам он властвует надо мной:
Радость, грусть, ум, дурь – все впрок
Тому, кто, как я, робеет,
Видя, что зла его кара;
Ходить дозором
Должен вслед за Амором
Всякий, кто ждет [50]
Щедрот:
Будет нажива,
Коль страсть терпелива.
Страх сковал немотой уста,
Сердце ж мучится полнотой
Чувств – и то, о чем я молчок,
Переживая, лелеет;
Искать таких дам средь мара
Тщетно по норам
Тайным и по просторам:
Всякий расчет
Собьет
Та, что на диво
Нежна и красива.
Истинна она и верна,
Думать не хочу о другой;
Мысль же о ней – как кипяток:
Закат ли, или утреет 27 –
Сердце на грани развара;
Алкаю взором
Ее – она ж измором
Меня берет;
Но ждет
Сердце призыва,
Тем только и живо.
Тот безумен, чья речь текла
С целью сменить радость тоской.
У лжецов – обезумь их Бог! 28 –
Вряд ли язык подобреет:
Совет дадут – тотчас свара;
Покрыт позором
Амор, но, верю, в скором
Времени в ход
Пойдет
То, что нелживо
В природе порыва.
Пусть она меня вознесла,
Но молчу об усладе той;
Гортань, заперта на замок,
Ее омрачить не смеет;
Мучусь от знойного жара. [51]
Справлюсь с которым
Тем же крепким затвором:
В том, что наш рот
Ведет
Себя крикливо, –
Причина разрыва.
Если бы мне помогла она,
Песням дав высокий настрой,
Я б немало сложить их мог;
Душа то никнет, то реет,
То дара ждет, то удара;
С ней ни потвором
Сладить нельзя, ни спором,
И все пойдет,
Вразброд,
Косо и криво,
Коль Милость глумлива.
К Мьель-де-бен шлет 29
Сей оплот
Слов и мотива
Арнаут учтиво.
Окситанский язык принадлежит к романской семье языков; на нем говорили (и говорят) на юге Франции, начиная со Средних Веков. Утвердительной частицей окситанского языка является слово "ок". Трубадуры, процветавшие в XII-XIII вв.и оставшиеся наиболее знаменитыми использователями этого языка, не называли его "окситанским", т.к. в те времена он был известен под разными именами. Этот язык назывался proensal (провансальским, т.е. языком Прованса), особенно в регионе к востоку от Роны и среди итальянцев, интересовавшихся трубадурами. К западу от Роны и в Каталонии этот язык звался lemozin (лиможским, т.е. языком Лиможа). Первый известный нам трубадур, Гильем IX Аквитанский, называл его просто romans (светский).
В латинских административных документах, составленных в 1290-е годы, выражение lingua de oc относилось не к языку, а к людям той области, где на нем говорили. Латинское выражение lingua occitana появилось в 1302 году. Данте Алигьери применил это понятие к самому языке в своем трактате De vulgari eloquentia (ок. 1305), в котором он различил три родственных языка, согласно утвердительной частице oc в окситанском, oil во французском и si в итальянском. Неясно, относился ли окситанский термин lengua d'oc, появившийся в 1323 году, к региону или к языку.
Существительное occitan было введено во французский и окситанский языки поэтом Фредериком Мистралем в 1886 году. Несмотря на то, что слово "окситанский" кажется неологизмом, оно гораздо более точно, чем традиционное, но неопределенное слово "провансальский", так как "провансальский" всегда наводит на мысль только о Провансе, регионе, лежащем по левую сторону Роны.
Древний период окситанского языка относится к Средним векам - то есть, примерно от 1000 г. н.э. до 1500. Язык, употреблявшийся в поэзии трубадуров, не представлял собой диалекта, принадлежащего к какому-то определенному региону. Скорее, подобно языку Гомера в "Илиаде" и "Одиссее", это койне, т.е. общий язык, соединяющий в себе черты различных региональных диалектов, но не относящийся ни к одному из них.
В стандардизированном языке трубадуров, койне использовался уже во времена Гильема, седьмого графа Пуату и девятого герцого Аквитании, первого трубадура. Довольно интересен тот факт, что Гильем родился и прожил всю жизнь в Пуатье, который не был в те времена регионом, где употреблялся окситанский язык (и сейчас он там не употребляется). Окситанское койне стало интернациональным языком для лирических произведений.
На древне-окситанском языке до наших дней дошло около 2500 лирических произведений, включающих в себя около тысяч кансо, или любовных песен; около пятисот сирвентесов, или сатир; около пятисот диалогов на разные темы; или около пятисот коблас, или отдельных строф. Примерно десять процентов стихотворений трубадуров дошли до нас с мелодиями; предполагается, что и остальные девяносто процентов предназначались для пения. Сохранились также повествовательные и исторические сочинения и солидный свод религиозных, научных и культурных текстов.
СЛОВАРЬ : Трубадуры, труверы, миннезингеры
АЛЬБА - персонажи этой песни - это любовь, дозорный и двое влюбленных, проведших ночь вместе до зари. Когда дозорный (gaita) объявляет восход солнца, влюбленные должны покинуть друг друга, иначе они подверглись бы риску наткнуться на ревнивого мужа или на сплетников (lauzingiers).
БАЛАДА - в поэзии южной Франции Средних Веков, народные песни с припевами между куплетов.
ВЕРС - в поэзии трубадуров, так сначала называлась песня о любви. Позже "верс" вышел из употребления, и на его смену пришло "кансо".
ВЭХЗЭЛЬ - жанр в поэзии миннезингеров: переплетение строф (влюбленный шлет даме одну строфу, а она ему в ответ - другую).
ДАНСА - в поэзии трубадуров, изящная песенка, под которую можно танцевать. Строки в dansa не должны превышать восьми слогов. В dansa речь должна идти о любви, а мелодия должна быть веселой и воодушевляющей.
ДЕСКОРТС - жанр в поэзии трубадуров; цель этого жанра - выразить разногласие. Поэт вносит в descortz различные эффекты: беспорядок в метрической структуре, неправильные рифмы или употребление нескольких языков в одной поэме.
ДЖОК ПАРТИТ - в поэзии трубадуров, одна из разновидностей поэтического дебата; другие разновидности - тенсо, партимен.
ДОСТОИНСТВА - в поэзии трубадуров, влюбленный поэт хвалит в своей даме такие качества, как сortezia (вежливость), genta (приятность), ensenhada (образованность), avinen de sa persona (приветливость). Достоинства дамы, воспеваемые поэтом, включают в себя благородное происхождение (bonaire - из хорошей семьи; linhatge - род; paratge - дворянство), а также bontatz (доброту), beutatz (красоту), gensor (любезность), doussor (мягкость), jovens (молодость). Лучший способ добиться признания в поэзии и в любви - cortejar (ухаживать), domneiar (соблазнять), lauzar (хвалить), onrar (чествовать), blandir (льстить), servir (служить), chantar (воспевать), и т.д.
ЖОГЛАР - в трубадурской поэзии, человек, умеющий играть на музыкальных инструментах и петь жития святых и эпические поэмы. Обычно жоглары были "приписаны" к одному или нескольким трубадурам; ходя из города в город. Жоглары пели песни, сочиненные их хозяевами.
КАНСО - в поэзии трубадуров, самый главный жанр. Это песнь любви и учтивости - "canso d'amor e cortezia". Canso отражает знания и умение поэта-музыканта, что было видно по форме и по содержанию стихотворения.
КОБЛА - куплет; в каждом куплете обычно от 5 до 16 строк. Насчитывается более 70 разных названий куплетов, смотря как расположена в нем рифма.
КУРТУАЗНОСТЬ - идеологическая система, развившаяся при дворах великих феодалов северной Франции. Включает в себя трубадурскую fin'amor (утонченную любовь) и "рыцарский" феодальный мир.
ЛЕЙХ - жанр в поэзии миннезингеров: как и "лид" (lied), песня лирического характера. Однако, в отличии от "лида", метрическая система "лейха" более свободна.
ЛИБЕ - у миннезингеров, обозначает "низменную, земную любовь" в противоположность "минне" (Minne) - "высокой, чистой любви".
ЛИД - жанр в поэзии миннезингеров: песня лирического характера; метрическая система одинакова во всех строфах.
ЛЮБОВЬ - в куртуазной литературе любовь служит поэту вдохновением. Поэт выбирает себе даму, обыкновенно недоступную и надменную, и пытается завоевать ее. Для трубадуров любовь была вполне земным чувством. Для труверов, дама - посредник между Богом и людьми. Для миннезингеров, дама - это символ всех достоинств.
МАЙСТЕРЗАНГЕР - в поэзии миннезингеров так обозначался мастер поэзии, занимающийся совершенствованием рифм и слогов.
МИННЕ - у миннезингеров, обозначает куртуазную, "высокую" любовь, в противоположность "либе" (liebe) - "низменной, земной любви".
МИННЕДИНСТ - в средневековой германской поэзии, этот термин обозначает "любовное служение" даме, которое составляет основу куртуазной поэзии.
МИННЕЗИНГЕР - эквивалент трубадура в Германии; миннезингер сочиняет на средневерхненемецком языке.
ПАРТИМЕН - в поэзии трубадуров, одна из разновидностей поэтического дебата на различные темы.
ПАСТУРЕЛА - любовный спор между крастьянкой, vilana, и вельможей, который хочет соблазнить ее.
ПЛАНЬ - похоронные жалобы, песни в честь любимого умершего человека: дамы, протектора, собрата-трубадура.
РАДОСТЬ - в поэзии трубадуров, слово "joi" обозначает не только радость, но и "утеху", "веселье", "счастье", "пользу", "приятность". Поэт ставит joi в центре любви, и эта "радость" может быть как духовной, так и более земной. Joi ассоциируется с jauzimen (осуществившееся счастье); plazer (удовольствие); alegransa (веселье); joia, gaug, jauzir, jai (радость, удовлетворение).
РЕТРОЭНЧА - разновидность canso, составленная из 5-10 coblas retronchadas. Строфа называется retronchadа, если в конце каждого куплета, или в конце каждой второй, или третьей, или четвертой, и т.д. строки, всегда возвращаются к одной и той же теме.
CАЛЮТ - послание, обращенное куртуазным влюбленным своей даме. По содержанию это обыкновенный cansо, от которого этот жанр отличается более свободным построением стиха, что дает ему большую оригинальность.
СЕМЬ ИСКУССТВ - в Средние Века так называли семь предметов, которые преподавались в университетах: Trivium (грамматика, риторика, диалектика) и Quadrivium (геометрия, арифметика, астрономия, музыка).
СЕНЬЯЛЬ - в поэзии трубадуров, имя жоглара, дамы, или того кому посвящена поэма. Обычно сеньяль не называет настоящее имя человека. Напр. Bel Vezer (Прекрасная Внешность).
СИРВЕНТЕС - в поэзии трубадуров, то же, что и кансо, но в отличии от него, отличается сатирическим тоном. Любовь и ухаживание чаще всего исключены из этого жанра, ценимого поэтами и слушателями. Включает в себя несколько категорий: моральные, против упадка; личные, целящие в конкурента; политические, рассказывающие о событиях в провинции, завоевательных походах, Инквизиции, Риме, церковниках...; литературные, являющиеся полемикой о профессии трубадура.
ТЕНСО - стихотворения, в которых участвует два-три поэта; дебаты, обмены мнениями или ссоры на профессиональные или общие темы: любовное ухаживание, политические вопросы, манера и стиль стихосложения, и т.д.
ТОРНАДА - строфа, равная половине куплета (т.е. если, например, в куплетах стихотворения 6 строк, то в tornada будет всего 3).
ТРОВАР ЛЭЮ - один из двух стилей, которые использовались трубадурами. Тровар лэю - легкая для понимания поэзия.
ТРОВАР КЛЮС - один из двух стилей, которые использовались трубадурами. Тровар клюс - трудная для понимания поэзия. Этот стиль обычно скрывает тайный смысл, добраться до которого можно только с помощью ключа (сlau), а иногда нужен и второй ключ (clau segonda). Беспорядочные слова, трудные конструкции и сложные рифмы, все это предполагало прятать смысл поэмы от глупцов (fatz, necis), но который не ускользнет от посвященных (entendens). Этот стиль звался также trobar car, prim, sotil, cobert, escur (боготый, новый, изящный, скрытый, темный).
ТРУБАДУР - средневековый поэт южной Франции, сочинявший стихи на древнеокситанском языке (langue d'oc). Трубадуры были людьми всех слоев общества: феодалы, церковники, горожане. Трубадур воспевает благородную и совершенную даму. Творчество трубадуров свидетельствовало о большой культурной утонченности южной Франции в Средние Века.
ТРУВЕР - эквивалент трубадура на севере Франции; трувер пишет на лангедойль (северном диалекте французского языка).
ЭНСЕНЬЯМЕН - поучения жогларам, написанные каталанским феодалом Guiraut de Cabrera, жившего около 1150 г и гасконским трубадуром Guiraut de Calanson (ок. 1200). Представляют собой дидактические поэмы морального и профессионального направления. Эти ensenhamens показывают нам, как жоглар должен был выполнять свои обязанности и вести себя в обществе.
ФАЦ - "глупец". Так трубадуры обозначали всех людей, которые не могут понять поэзию трубадуров, особенно поэзию стиля клюс.
ФРИЮНДИН, ФРОУВЕ - миннезингеры обычно скрывают имя возлюбленной под такими неопределенными терминами (friundin - подруга; frouwe - дама). У трубадуров этому соответсвует сеньяль (senhal).
ЭНТЕНДЕНС - "посвященный". Так трубадуры обозначали своих собратьев по профессии, которым был доступен смысл стихотворений, написанных закодированным языком (стиль клюс); в отличии от "посвященных", "фац" (глупцы) не понимали этого тайного смысла. Именно поэтому сегодня поэзия трубадуров кажется часто бессмысленной: у нас нет "ключа" к ней (т.е. в понимании трубадуров, все мы - "фац").
ЭСТАМПИДА - в поэзии трубадуров, песня, сопровождаемая танцем.
ШПРУХ - жанр в поэзии миннезингеров; по форме похож на lied, но содержение шпруха дидактического или нравственного характера.
Джауфре Рюдель (Jaufr; Rudel) (до 1113 — 1170) — провансальский трубадур.
Биография
Как свидетельствуют «биографии» поэта, составленные в XIII веке, Рюдель был знатным человеком — князем Блаи, участвовал во втором крестовом походе. С именем этого поэта связана одна из самых популярных легенд о возвышенной любви. В жизнеописании трубадура рассказывается, что Рюдель, сеньор Блаи, полюбил графиню Годьерну Триполитанскую за красоту, добродетель и благородство, о которых слышал от паломников, и сложил в её честь много прекрасных стихов. Единственная тема его песен — разлука. Все песни таинственны и грустны. Чтобы увидеть эту «далёкую любовь» (amor de lonh), Рюдель отправился на Ближний Восток в 1146 году, став участником крестового похода этого года, но во время морского путешествия заболел и скончался в Триполи на руках графини. Она приказала похоронить его с почестями в соборе триполитанского ордена тамплиеров, а сама в тот же день постриглась в монахини. Возможно, эта легенда придумана «биографами» трубадура на основании его кансон, в которых повествуется о безнадёжной любви поэта к далёкой прекрасной женщине — о «любви издалека».
В свое время Рюдель, оставивший потомству всего шесть стихотворений (ноты имеются в рукописях четырёх из них), особенным успехом не пользовался; только в двух старопровансальских текстах упоминается о нём и его романтической любви.
Образ поэта в литературе и музыке
Легенда о любви трубадура к графине Триполитанской была очень популярна в европейской литературе XIX—XX вв. Она вдохновила Эдмона Ростана на создание поэтической драмы «Далекая принцесса» (1895; в переводе Т.Щепкиной-Куперник — «Принцесса-греза»).
Кайя Саариахо на либретто Амина Маалуфа написала оперу Любовь издалека (другое название — Далёкая любовь, 2000); также ей принадлежит произведение «Lonh» («Издалека»; написано в 1996) для сопрано и электроники на стихи Д. Рюделя.
Жофре Рюдель: далекая Любовь.
Не будет счастья мне в любви,
Коль счастья нет в любви далекой:
Ведь лучше той мне не найти
Нигде, ни близко, ни далеко;
Ее недаром славят все;
И в сарацинов я земле
Рад пленным быть, чтоб быть лишь с нею.
Грустя и радуясь, уйду,
С любовью свидевшись далекой:
Когда увижу? - не могу
Сказать, ведь земли так далеко.
Там долго нужно проблуждать
И часа встреч не угадать;
Все предаю я в Божьи руки.
Как сладко будет попросить
У ней с дороги кров далекой,
Быть может, там же с нею жить
Хотя пришел я издалека;
Польются речи без конца,
Когда там встретятся сердца,
Любовь хранившие в разлуке.
Уверен я поныне в том,
Что встречу я любовь далеко,
И мыслью счастлив, - но потом
Грущу вдвойне: она далеко.
О, если б странником я стал
К святым местам, и взор упал
Ее на посох мой с сумою!
Пусть Бог, Кем в мире все живет,
Внушитель той любви далекой,
Даст силы мне, коль час придет,
Увидеть ту любовь далеко.
В укромном месте с ней тогда
И сад, и комнатка - всегда
Дворцами будут предо мною.
Прав тот, кто говорит, что я
Горю любовию далекой;
Нет радости тут для меня
Вне счастья той любви далекой, -
Но что хочу - не для меня:
Такая уж судьба моя;
Любить, не ведая ответа.
Но что хочу - не для меня!
Будь проклята, судьба моя;
Любить, не ведая ответа!
(пер. С.Рафаловича)
Когда дни длинны в мае,
Я люблю сладкую песню птиц, (прилетевших) издалека,
А когда я ухожу,
Я вспоминаю о далекой любви.
Я иду, опустив голову, склонившись от любви,
Так что ни пение птиц, ни цветок боярышника
Не нравятся мне больше, чем зимний холод.
Никогда я не буду наслаждаться любовью,
Если не смогу насладиться этой далекой любовью.
Я не знаю (женщины) более мягкой и прекрасной,
Нигде больше, ни вблизи ни вдалеке.
Так ее имя (т.е. репутация) правдиво и прекрасно,
Что туда, в сарацинское королевство
(я хотел бы) быть позванным, ради нее, как пленник.
Печальный и радостный, я уеду,
Когда увижу эту далекую любовь,
Но я не знаю когда я ее увижу,
Ведь наши земли так далеки (друг от друга).
Есть много путей и дорог,
И поэтому я не провидец...
Но пусть все будет, как понравится Богу.
Радость мне явится, когда я попрошу у нее,
Ради Божьей любви, приютить далекого гостя,
А если она захочет, я поселюсь рядом
С ней, хоть я и издалека.
Тогда разговор покажется благородным,
Когда я, далекий влюбленный, буду так близко,
Что изящными беседами я смогу вкусить утешение.
Я думаю искренно, что Бог правдив,
Через него я увижу далекую любовь.
Но на одну хорошую вещь, что выпадает мне,
У меня есть две плохие, потому что эта любовь так далека. Ах! Если бы я был паломником там,
(я хотел бы, чтобы) я и мой посох
и моя одежда отразились в ее прекрасных глазах.
Пусть Бог, который создал все, что рождается и умирает,
И создавший эту далекую любовь,
Даст мне силы, так как я собираюсь
Увидеть скоро эту далекую любовь,
Лично, в таком месте,
Что комната и сад
Покажутся мне навсегда дворцом.
Правду говорит зовущий меня жадным
И желающим далекой любви,
Ибо никакая любовь не усладит меня так,
Как эта далекая любовь.
Но моим желаниям есть препятствие:
То, что мой крестный приговорил меня
Любить, но не быть любимым.
Проклятие на крестного,
Который приговорил
меня не быть любимым.
Когда родниковая вода
Проясняется, как обычно (весной)
И когда появляется цветок шиповника
И соловей на ветке
Начинает, модулирует, улучшает
И утончает свою сладкую песнь,
Хорошо будет, если и я начну свою.
Любовь из далекой земли,
Из-за вас страдает все мое средце;
И я не смогу найти лекарства,
Если не пойду на ее призыв,
С обаянием сладкой любви,
В саду или под занавесом,
Рядом с желанной подругой.
Но так как мне в этом отказывают,
Не удивительно, что я горю,
Ведь не было еще христианки,
Или, упаси Бог, более милой
Еврейки или сарацинки;
Тот накормлен манной,
Кто получит хоть каплю ее любви.
Мое сердце не перестает желать
Ту, которую я люблю больше других;
Думаю, любовь обманывает меня,
Если превращается в вожделение;
Более мучительна, чем шип,
Боль, которая вылечивается радостью любви,
Поэтому я не хочу, чтоб меня жалели.
Без пергаментного письма
я посылаю этот стих, который мы поем
На ясном романском языке,
Господину Угу Бруну через Фильола.
Мне приятно, что люди из Пуату,
Берри и Гиенны и Бретани
Будут ему рады.
Когда соловей в листве
Дает любовь, просит и берет ее,
И, веселый, сочиняет свои песни
И смотрит на свою подругу,
И ручьи прозрачны и поля прекрасны
Из-за нового, правящего (чувства) радости,
В сердце мне приходит большое счастье.
Этой любовью я так воспламенен,
Что когда я бегу к ней,
Мне кажется, что назад
Я возвращаюсь, а она убегает;
А моя лошадь бежит так медленно,
Что вряд ли кто-нибудь доберется туда,
Если только Любовь не задержит ее для меня.
Я люблю ту даму,
Которой я не смею высказать мое желание;
Скорее, когда я смотрю на нее,
Я становлюсь несчастным из-за нее.
Буду ли я когда-нибудь столь дерзок,
Чтобы посметь сказать ей, что я принадлежу ей,
Так как о другом я не смею просить у нее пощады.
Ах! Как чудесны ее слова,
Как милы и приятны ее поступки;
Среди нас не родилась другая,
Которая имела бы такое милое тело:
Она стройна, свежа, с нежным сердцем;
Не думаю, что есть более прекрасная,
И ни на кого я не смотрел с такой радостью.
Любовь, я радостно ухожу от вас,
Потому что иду искать лучшую участь,
И я так удачлив,
Что скоро мое сердце обрадуется
Милости моего хорошего Врача,
Который любит меня, зовет и ценит,
И дал мне надежду.
Бернарт де Вентадорн:
Сеньоры, посоветуйте мне сейчас,
Вы, у котрых опыт и понимание:
Дама, которую я давно любил
Дала мне свою любовь.
Но сейчас я точно знаю,
Что у нее есть другой любовник.
И никогда еще никакого "соседа"
"соседство" не было так тяжело перенести.
Одна вещь мучает меня
И в мыслях я останавливаюсь -
Я продлю свои страдания,
Если я согдашусь на такую ситуацию,
А если я ей прямо скажу, что я думаю,
Я вижу себя с двойной потерей.
Так что, что бы я не сделал,
Я не сделаю себе ничего хорошего.
И если я ее буду любить, в бесчестье,
Я буду посмешищем для всех,
Почти все эти люди примут меня за рогоносца,
Которому на это наплевать.
А если я потеряю ее дружбу,
Я буду обделен любовью,
И никогда Бог не позволит мне
Снова писать vers или canso.
Так как я вовлечен в безумие,
Я, правда, сойду с ума, если не выберу
Из тех двух зол наименьшее:
Ведь лучше, я это ясно вижу,
Иметь половину от нее,
Чем потерять всю, из-за моей ярости,
Ибо я не видел никогда, чтобы злой любовник,
Сделал себе что-нибудь хорошее в любви.
Если она хочет другого любовника,
Моя дама, что ж, я ей это не запрещу.
И я согласен на это скорее из страха,
Чем по выбору.
И если человек хоть когда-то заслуживает благодарности
За какую-нибудь принужденную услугу,
Значит, мне нужна какая-то награда,
Мне, прощающему такое зло.
Водой, выплаканной из глаз,
Я пишу сотни любовных писем
И шлю их самой прекрасной,
Самой учтивой.
Много раз я вспоминаю потом
О том, что она сделала при расставаньи:
Я увидел, как она закрыла лицо,
Чтобы не говорить мне "да" или "нет".
Гарсио, сейчас же спой мне
Эту мою песню, и отнеси ее
Посланнику, кто был там.
Я спрашиваю его, какой совет он подаст.
Когда я вижу, как жаворонок машет,
Радостный, крыльями в луче солнца,
И будто забывшись, падает,
Из-за нежности, приходящей в сердце,
Увы! Как я завидую всем,
Кого я вижу счастливыми!
И я удивляюсь, что тотчас же
Мое сердце не тает от любви.
Увы! Я думал, что хорошо знаю
Любовь, а как мало я знаю о ней,
Ибо я не могу остановиться любить
Ту, у которой я не найду ничего хооршего.
Она взяла все мое сердце, и скрылась от меня,
Она взяла меня самого, и весь мир.
А все взяв, она мне оставила лишь
Мою любовь и горящее сердце.
Я уже не имел никакой власти (над собой),
И не был собой, с тех пор
Как она позволила мне взглянуть в ее глаза,
В это зеркало, которое мне так нравится.
Зеркало! Когда я посмотрю в тебя,
Меня (начинают) убивать глубокие вздохи,
И я потерял себя так, как потерял себя
Прекрасный Нарцисс в ручье.
Я отчаиваюсь в женщинах:
Никогда не буду им доверяться.
И, как раньше я их защищал,
Теперь я их оставлю:
Потому что никто из них не защищает меня от той,
Которая убивает меня и разрушает.
Я всех их боюсь и остерегаюсь,
Потому что знаю, что они все одинаковы.
В этом действительно женщина
Моя Дама, и за это я ее упрекаю:
Она хочет то, что ей запрещено хотеть,
(она сделала) то, что ей запрещено.
Я действительно попал в немилость,
И сделал то, что делает сумасшедший на мосту,
Я знаю, почему все это случилось со мной -
Я захотел залезть на слишком крутую гору.
Так как для моей дамы ничто не важно,
Ни мои молитвы, ни милость, ни права,
Если ей не нравится, что я люблю
Ее, никогда я ей это не скажу.
Здесь я ухожу от любви и я отказываюсь от нее.
Она хотела моей смерти, и я ей отвечаю смертью.
И я ухожу, так как она не удерживает меня,
Бедный, в изгнанье, не знаю куда.
Пение, для меня, на может быть хорошим,
Если песня не идет от сердца,
А песня не может идти от сердца,
Если там нет настоящей, искренней любви.
Поэтому мое пение самое лучшее,
Так как я посвящаю радости Любви
Уста, глаза, сердце и ум.
Пусть Бог никогда не даст мне такую силу,
Что желание любви больше не придет ко мне.
Даже если я не смогу получить ничего от нее (т.е. любви), и каждый день ко мне будет приходить горе,
У меня всегда будет хорошо на сердце, по крайней мере,
И от этого у меня гораздо больше радости,
Ведь у меня хорошо на сердце, и я внимаю этому.
Любовь критикуют из невежества,
Глупые люди! Не нет вреда любить,
Так как любовь не может угаснуть,
Если это только не обычная любовь.
Такая любовь - не любовь; та
(от любви) имеет только имя и видимость,
которая не любит ничто, что не выгодно.
Если я захотел бы сказать правду,
Я хорошо знаю, от кого идет обман:
От женцин, любящих за деньги.
Они продажные торговки.
О, если бы я был лжецом!
Я говорю правду грубо,
И мне жаль , что я не лгу.
В угождении и в тоске (друг по другу)
(есть) любовь двух настоящих влюбленных;
ничто не может быть хорошим,
если любовь не взаимна.
И, конечно, от рождения дурак тот,
Кто упрекает даму за то, что она хочет
И советует ей то, что ей не нравиться.
Я хорошо устроил свою добрую надежду,
Так как Дама показывает благосклонность ко мне,
Дама, которую я больше всего люблю и хочу видеть,
(она) благородна и мягка, непритворна и верна,
с которой и король был бы счастлив.
Прекрасная и изящная, с чудесным сердцем,
Она сделала меня богачом из ничего.
Я, кроме нее, никого не люблю и не боюсь ничего,
И ничего горем не будет для меня,
Если только я смогу угодить моей даме.
Тот день кажется мне рождеством,
Когда она своими красивыми, одухотворенными глазами смотрит на меня - н она это делает так медленно, что один день длится сто дней для меня.
Мой стих искреннен и естественнен,
И хорош тот, кто понимает его,
И еще лучше тот, кто (сам) ищет радость( т.е. любовь).
Бернар де Вентадорн понимает его,
говорит, делает его и ждет радость.
Мое сердце так полно радости*,
Что (мне кажется) все меняется:
Белым, алым и светлым цветком
Мне кажется мороз.
А с ветром и дождем растет мое счастье.
Поэтому мое пение устремляется
вперед и поднимается,
А сам я улучшаюсь.
Стлько у меня на сердце любви,
Радости и сладости,
Что зима мне кажется цветком,
А снег зеленью.
Я могу идти без одежд,
Раздетый, в одной рубашке,
Потому что прекрасная любовь защищает меня
От холодного северного ветра.
Но безумен тот, кто забывается
И теряет все приличия!
Я позаботился об этом,
С тех пор как потребовал
Любви самой прекрасной (дамы),
От которой я жду такую большую честь,
Что, вместо ее благородства
Я не хочу иметь даже Фризу.**
Она лишила меня своей дружбы,
Но я доверяю ей,
Потому что я хотя бы завоевал
Ее прекрасную внешность.
И у меня от этого, по-моему,
Столько счастья,
Что в тот день, когда я вижу ее,
У меня больше нет печали.
Мое сердце - все в любви,
И моя душа бежит туда (ней),
В то время как я здесь,
Вдали от нее, ао Франции.
Я жду надежду
От той, которая так мало мне помогает,
Я колеблюсь,
Как корабль на волне.
От горя, подавляющего меня,
Я не знаю куда деваться:
Всю ночь оно меня заставляет
Ворочаться на постели.
От любви мне столько муки,
Что Тристан Влюбленный
Не испытывал столько боли
Из-за Изольды Белокурой.***
Увы, мой Бог! Если б я мог походить на ласточку,
Которая полетит по воздуху
И придет глубокой ночью
Туда, в ее дом!
Благородная, изящная дама,
Ваш возлюбленный умирает!
Боюсь, как бы сердце не разорвалось,
Если эта мука продлиться дольше.
Дама, вашей любви
Я молюсь и люблю (ее).
Красивое, свежее тело,
Вы меня заставляете испытывать такую боль!
Нет ничего в мире,
О чем я думаю столько же.
Так что когда я слышу, как о ней говорят,
Мое сердце переворачивается,
И лицо освещается,
Что б об этом ни говорили.
Пусть вас (т.е. людям) кажется сразу,
Что я хочу смеяться. Я ее так люблю
Что часто плачу об этом,
Потому что более сладий вкус
Имеют для меня вздохи.
Гонец, иди, беги,
И расскажи самой прекрасной
О боли и горе,
Которое я испытываю, и о мученичестве.
Неудивительно, что я пою
Лучше, чем другой певец,
Ведь я тот, чье сердце так тянется к любви
И тот, кто более всех послушен ее закону.
Сердце и тело, ум и чувство,
Силу и власть, все это я собрал в себя.
И узда так тянет меня к любви,
Что я не обращаю внимание ни на что другое.
Когда я вижу ее, это заметно
По моим глазам, лицу, цвету,
Ведь я дрожу от страха,
Как лист на ветру.
У меня не больше ума, чем у младенца,
Так покорен я любовью;
И к человеку, настолько побежденному,
Дама должна проявлять заботливость.
Боже! Если бы можно было отличить
Истинных влюбленных от фальшивых,
И если бы льстецы и обманщики
Носили рога посреди лба!
Все золото мира, все серебро
Я б отдал, если б имел его,
Лишь ты моя дама увидела,
Как искренно я люблю ее.
Хорошее дама, я прошу у вас только
Взять меня в слуги себе,
Чтобы я мог вам служить, как хорошей хозяйке,
Какой бы ни была награда.
Вы видите меня к вашим услугам,
Вы, честная и скромная, веселая и учтивая.
Вы же ни лев и не медведь, который убил бы меня,
Если б я отдал себя ему.
Моей Учтивой, туда, где она,
Я посылаю этот стих и пусть ей не будет грустно,
Ведь я не так уж далек.
Светлое время Пасхи
Со свежей зеленью
Приносит нам листья и цветы
Разных цветов,
Так что все влюбленные
Веселы и поют,
Кроме меня, плачущего и ноющего,
Так как я не вкушаю радости.
Я жалуюсь всем вам, господа,
На мою даму и на любовь,
Так как эти два предательницы,
В которые я верил,
Заставлют меня жить в горе
За все то добро и честь,
Которые я делал милой,
Не ценящей и не помогающей мне.
С тех времен, когда мы были детьми
Я люблю и ухаживаю за ней.
И моя любовь удваивается
С каждым днем года.
И если мы сейчас
Не займемся любовью и дружбой,
Пусть, когда мы состаримся,
Она спросит, хочу ли я еще этого.
Увы! Что мне жизнь,
Если я не вижу Ее каждый день,
Мою естественную радость
В кровати, под окном,
Ее тело белое,
Как снег под Рождество,
Так чтобы мы могли вместе
Меряться, равны ли мы?
Это такое время,
Милая и драгоценная дама,
Чтобы ты тайно
Поцеловала меня,
Просто потому,
Что я хочу этого.
Такой поцелуй стоит двух других,
Тех, что дают насильно.
Милая, если бы я
Не полностью зависел от вас,
Я бы оставил пение
Из-за жестокости педанток.
Когда появляются новые листья и зелень
И цветут цветы на ветке
И когда соловей, ясно и громко,
Поднимает голос и начинает песнь,
Я нахожу радость в нем, в цветах,
В себе и особенно в моей даме.
Я окружен радостью со всех сторон,
Но она - радость, от которой идут все другие.
Я так люблю мою даму и дорожу ею,
И так боюсь ее и почитаю,
Что не смею говорить ей о себе.
Я ничего не прошу у нее и ничего не посылаю.
Но она знает о моей боли и горе,
И, когда захочет, она осыпает меня милостью и честью,
И, когда захочет, я подчиняюсь даже меньшему,
Чтоб никакое порицание не пришло к ней.
Если б я умел околдовывать людей,
Мои враги стали бы младенцами,
Чтобы никто из них не открыл бы
И не сказал бы что-нибудь, что может быть против нас.
Я знаю, что я увижу милую,
И ее прекрасные глаза и свежий румянец,
И буду целовать в губы во всех направлениях,
Так чтобы целый месяц оставались следы.
Я бы хотел найти ее одну,
Спящую или притворяющуюся таковой,
Чтобы украсть сладкий поцелуй,
Ведь я не достоин того, чтобы просить его у нее.
Клянусь Богом, дама, мы не извлекаем пользу из любви;
Время идет, и мы теряем лучшее!
Мы должны говорить тайным языком,
И, так как храбрость ничего не стоит, будем хитрыми!
Увы! Я умираю от тоски!
Часто я так сильно тоскую,
Что воры могли бы унести меня,
А я бы и не понял, что происходит.
Боже! Любовь! Ты находишь меня побежденным:
Без друзей и без другого хозяина.
Почему бы тебе, хоть раз, не заманить
Мою даму, прежде, чем меня сожжет страсть?
.....
(И Бог дал ему такое счастье, благодаря его хорошему поведению и веселым стихам, что она любила его безгранично, и забыла разум, благородство, честь, достоинство, оскорбления; она убежала от разума, и последовала своему желанию).
Так как вы просите меня, господа,
Спеть, я спою;
А когда я думаю о пении, я плачу,
Едва лишь начинаю.
Вряд ли вы увидите певца,
Хорошо поющего, если он несчастлив.
Так ли я несчастлив в любви?
Нет, лучше, чем когда-либо!
Тогда почему я печален?
Я знаю, что большую честь
Мне сделал Бог,
Так как я люблю прекраснейшую,
А она меня, насколько я знаю.
Но я сейчас где-то далеко,
И я не знаю, что с ней!
Я так убиваюсь от горя,
Ведь у меня нет возможности
Часто бывать там!
Любовь, что мне делать?
Когда я вылечусь от тебя?
Думаю, я умру
От желания, приходящего ко мне,
Если прекрасная пригласит меня
Быть рядом с ней, где она спит,
Чтобы я ласкал ее и целовал
И прижимал к себе
Ее белое, нежное и гладкое тело.
Милая дама, пощади
Вашего верного возлюбленного!
Со сложенными руками, склоненной головой
Я отдаю себя вашей милости.
Я клянусь вам верой,
Что я никого так не любил.
И если придет миг,
Покажи мне наилучшее поведение;
Я очень этого хочу!
Чтобы лучше скрыть темные мысли и боль,
Я пою, играю, радуюсь и развлекаюсь.
Я делаю усилия, так как я умею петь и смеяться.
Но я умираю и не показываю вид;
Любовью я одержим,
Ведь Любовь завоевала меня силой и битвой.
Бог не создал еще той муки и мученичества,
Кроме боли любви, которые я не прошел бы спокойно.
Все же, хоть мне тяжело, я терплю,
Так как Любовь заставляет меня любить там, где ей угодно; и я говорю вам, что если я не любим,
Это не от моей бездеятельности.
Я слуга, друг и вассал моей дамы
И я прошу лишь одно у нее:
Тайно повернуть ко мне прекрасные глаза,
Ведь когда мне плохо, они мне помогают,
В них хвала, достоинство и изящество
И в мире нет друга, который бы так ценил меня.
В сердце я порицаю и обвиняю себя,
Что так потакаю своим желаниям.
Никто не должен говорить так,
Ведь никто не знает будущего.
Что мне тогда делать с ее тайными взглядами?
Подведу их? Пусть лучше мир подведет меня!
Корона, я посылаю приветствие и любовь,
И молю мою даму помочь и ценить меня.
Когда я вижу, как среди полей
С деревьев слетает листва,
До распространения холода
И до исчезновения хорошего сезона,
Мне приятно, что мою песню слышат,
Ведь я не сочинял около двух лет,
И я должен возместить это.
Мне тяжело служить той,
Кто так надменна со мной,
Ведь если мое сердце просит у нее что-нибудь,
Она не соизволит и слова сказать.
Мое глупое желание убивает меня,
Потому что оно преследует прекрасную видимость
Любви и не видит, что любовь ждет.
Пусть Бог, охраняющий весь мир,
Положит ей в сердце склонность ко мне,
Так как мне не помогает еда
И никакое богатство не утешает меня.
Я столь неуверен насчет прекрасной,
Что я отдаю себя ей, моля о пощаде.
Если ей угодно, пусть она отдаст или продаст меня!
Плохо она сделает, если не пригласит меня
Прийти туда, где она раздевается,
Чтобы я был у нее в услужении,
Рядом с ней, на краешке кровати;
Я бы снял ее изящные туфельки,
Коленопреклонный и униженный,
Если ей будет угодно протянуть ко мне ноги.
Эта песня сделана совершенно,
Без единого плохого слова,
За землей Нормандии,
За диким и глубоким морем.
И хоть я далек от моей дамы,
Меня тянет к ней, как магнит,
Да защитит ее Господь.
Если английский король и нормандский герцог
захотят, я бы увидел ее там,
когда нас застигнет зима.
Милостью английского короля и нормандског герцога,
И если бы не Мой Магнит,
Я бы остался здесь и после Рождества.
В муке и боли
Я от любви, не отпускающей меня,
Так что я не могу пойти ни туда ни сюда,
Без того, чтобы она не держала меня в своей упряжке.
А сейчас у меня есть храбрость и желание
Ухаживать, если смогу, за той,
Которой, захоти и король,
он показал бы много дерзости.
Увы! Несчастный! Что делать?
Какому совету последовать?
Она ведь не знает горе, что я терплю,
А я не смею просить пощады.
Глупец! У тебя мало ума,
Ведь она никогда не полюбит тебя,
На за имя ни за близость.
Пусть лучше тебя унесет ветер!
А теперь, раз я все равно умру,
Не признаться ли ей в моем горе?
Мне следует сделать это сейчас же.
Нет, я не сделаю этого, клянусь,
Даже если бы я знал,
что вся Испания станет моей.
Я скорее умру от стыда,
Чем выскажу такую мысль.
Так как я не пошлю ей гонца,
И не могу говорить сам,
Не знаю, что и посоветовать себе.
Лишь одно утешает меня:
Она знает алфавит и умеет читать,
А мне нравиться писать
Слова, и, если ей угодно,
Пусть она читает их, ради моего спасения.
Друг Бернарт де Вентадур,
Как ты можешь удержаться от песни,
Когда слышишь, как радуется
Соловей день и ночь?
Прислушайся к радости, которую он выражает;
Всю ночь он поет под цветком.
Он разбирается в любви больше, чем ты!
Пейре, спать и отдыхать
Я люблю больше, чем слушать соловья;
И ты никогда не скажешь столько,
Чтобы я вернулся к безумию опять!
Слава Богу, я освобожден от цепи,
А ты и все другие влюбленные
Остались позади в безумии.
Бернарт, едва ль учтив и успешен тот,
Кто не может выдержать любовь;
А она ведь никогда не заставить нас страдать так,
Чтобы не стоить больше, чем что другое.
Ведь если она ранит, потом она утешает.
Трудно получить хорошее вознаграждение без боли,
Но всегда радость побеждает слазы.
Пейре, если бы на два-три года
Мир был сделан, как я хочу
Я бы хотел (скажу тебе правду),
чтобы за женщинами не ухаживали:
Они будут так страдать,
Что сделают нам такую честь,
Что будут ухаживать за нами, а на мы за ними.
Бернарт, не прилично,
Чтобы женщины ухаживали; лучше,
Чтобы мужчины ухаживали и просили пощады.
И тот глупее, по-моему,
Сеющего в песок,
Кто очерняет их достоинства
И такой мужчина плохо воспитан.
Пейре, у меня грустно на сердце,
Когда я вспоминаю о лгунье,
убившей меня, не знаю почему;
Может, оттого, что я ее слишком любил.
Я долго каялся,
И знаю, что если б каялся еще дольше,
Я нашел бы ее еще хуже.
Бернарт, вы обезумели,
Ведь так вы уходите от любви,
От которой мужчине достоинство и сила.
Пейре, тот кто любит, сходит с ума,
Потому что обманщицы себе
Забрали всю радость, достоинство и силу.
Комментарии к Tant ai mon cor plen de joia:
* песня составлена поэтом в Нормандии после отъезда в Англию Элеоноры Аквитанской (1152), вышедшей замуж за Генриха II, короля Англии. В этой поэме поэт выражает два неразделимых чувства: радость и горе. Поэт несчастен, потому что разлучен со своей возлюбленной, но в это же время он счастлив, так как он влюблен, а это и есть радость. К тому же, в трубадурской поэзии, любовь и должна быть далекой и недосягаемой; только это питает ее. Поэтому даже жалобы и слезы воспринимаются как счастье.("…более сладкий вкус имеют для меня вздохи...").
** поэт просто указывает, что он предпочитает свою даму, чем богатую страну Фризу.
*** трубадуры часто упоминают в своей поззии знаменитые любовные истории древности и средневековья. Чисто французские темы были менее популярны.
Коль не от сердца песнь идет,
Она не стоит ни гроша,
А сердце песни не споет,
Любви не зная совершенной.
Мои кансоны вдохновенны -
Любовью у меня горят
И сердце, и уста, и взгляд.
Готов ручаться наперед:
Не буду, пыл свой заглуша,
Забыв, куда мечта зовет,
Стремиться лишь к награде бренной!
Любви взыскую неизменной,
Любовь страданья укрепят,
Я им, как наслажденью, рад.
Иной такое наплетет,
Во всем любовь винить спеша!
Знать, никогда ее высот
Не достигал глупец презренный.
Коль любят не самозабвенно,
А ради ласки иль наград,
То сами лжелюбви хотят.
Сказать ли правду вам? Так вот:
Искательница барыша,
Что наслажденья продает, -
Уж та обманет непременно.
Увы, вздыхаю откровенно,
Мой суд пускай и грубоват,
Во лжи меня не обвинят.
Любовь преграды все сметет,
Коль у двоих - одна душа.
Взаимностью любовь живет,
Не может тут служить заменой
Подарок самый драгоценный!
Ведь глупо же искать услад
У той, кому они претят!
С надеждой я гляжу вперед,
Любовью нежной к той дыша,
Кто чистою красой цветет,
К той, благородной, ненадменной,
Кем взят из участи смиренной,
Чье совершенство, говорят,
И короли повсюду чтят.
Ничто сильнее не влечет
Меня, певца и голыша,
Как ожиданье, что пошлет
Она мне взгляд проникновенный.
Жду этой радости священной,
Но промедленья так томят,
Как будто дни длинней стократ.
________
Лишь у того стихи отменны,
Кто, тонким мастерством богат,
Взыскует и любви отрад.
Бернарт и мастерством богат,
Взыскует и любви отрад.
***
У любви есть дар высокий -
Колдовская сила,
Что зимой, в мороз жестокий,
Мне цветы взрастила.
Ветра вой, дождя потоки -
Все мне стало мило.
Вот и новой песни строки
Вьются легкокрыло.
И столь любовь нежна,
И столь любовь ясна,
Что и льдины, как весна,
К жизни пробудила.
Сердце страсть воспламенила
Так, что даже тело
И в снегах бы не застыло,
Где кругом все бело.
Лишь учтивость воспретила
Снять одежды смело, -
Ей сама любовь внушила
Крепнуть без предела.
Любви мила страна,
Что Донною славна.
Не пизанская казна -
Не в богатстве дело!
Донна пусть и охладела,
Но живу мечтая.
Ненароком поглядела -
Вот и рад тогда я!
Лечит сердце мне умело
Греза молодая,
Коль оно осталось цело,
От любви страдая.
Моей любви волна
В любые времена
Через Францию вольна
Плыть, как песня мая.
Счастье мреет, обещая
Все, что мне желанно.
Так кораблик, чуть мелькая,
Виден средь тумана,
Где грозит скала седая
Бездной океана.
На душе тоска такая!
Счастье столь обманно...
Моя любовь грустна,
И я не знаю сна.
Мне судьбина суждена
Бедного Тристана...
Боже, взвиться бы нежданно
Ласточкой летучей!
Вот лечу у ней утром рано,
Обгоняя тучи,
А она лежит, румяна,
Всех на свете лучше.
- Сжальтесь, Донна! В сердце рана -
Словно пламень жгучий!
Ах, любовь страшна!
Коль Донна холодна,
То любовь напоена
Скорбью неминучей.
Но упрямы и живучи
Страстные желанья,
Их стремит порыв могучий
Через расстоянья.
Если ж выпадает случай,
Что мои стенанья
Вдруг сменяет смех певучий, -
Отдал сердцу дань я:
Ведь так любовь чудна,
Что радостью пьяна,
Хоть и в радости слышна
Горечь расставанья.
_________
Спеши, гонец, - она
Тебе внимать должна!
Пусть польются письмена
Песнею страданья.
(Перевод В. Дынник)
Арнаут Даниэль был, пожалуй, наиболее выдающимся мастером изысканного стиля. В 26 песни "Чистилища" великий Данте устами Гвидо Гвиницелли назовет его "лучшим ковачем родимой речи". Еще бы: сам Даниэль говорит: "Гну я слово и строгаю".
Другой важнейший жанр лирики трубадуров - сирвента, песня о религии, морали, политике, либо персональная сирвента - о достоинствах и недостатках покровителей поэта или его самого.
Вот так называемая "Галерея трубадуров" Петра Овернского в переводе Анатолия Наймана. Здесь мы во всей красе увидим поэтическое искусство трубадура и одновременно отметим вещь совершенно вечную для поэтов всех времен и народов: критику соперников, то есть то, что афористически выразил в одном из своих стихотворений советский поэт Дмитрий Кедрин, сформулировавший:
"У поэтов есть такой обычай -
В круг сойдясь, оплевывать друг друга".
Трубадуров прославить я рад,
Что поют и не в склад и не в лад,
Каждый пеньем своим опьянен,
Будто сто свинопасов галдят:
Самый лучший ответит навряд,
Взят высокий иль низкий им тон.
О любви своей песню Роджьер
На ужасный заводит манер -
Первым будет он мной обвинен;
В церковь лучше б ходил, маловер,
И тянул бы псалмы, например,
И таращил глаза на амвон.
И похож Гираут, его друг,
На иссушенный солнцем бурдюк,
Вместо пенья - бурчанье и стон,
Дребезжание, скрежет и стук;
Кто за самый пленительный звук
Грош заплатит - потерпит урон.
Третий - де Вентадорн, старый шут,
Втрое тоньше он, чем Гираут,
И отец его вооружен
Саблей крепкой, как ивовый прут,
Мать же чистит овечий закут
И за хворостом ходит на склон.
Лимузинец из Бривы - жонглер,
Попрошайка, зато хоть не вор,
К итальянцам ходил на поклон;
Пой, паломник, тяни до тех пор
И так жалобно, будто ты хвор,
Пока слух мой не станет смягчен.
Пятый - достопочтенный Гильем,
Так ли, сяк ли судить - плох совсем,
Он поет, а меня клонит в сон,
Лучше, если б родился он нем,
У дворняги - и то больше тем,
А глаза взял у статуи он.
И шестой - Гриомар Гаузмар,
Рыцарь умер в нем, жив лишь фигляр;
Благодетель не больно умен:
Эти платья отдав ему в дар,
Все равно что их бросил в пожар,
Ведь фигляров таких миллион.
Обокраден Мондзовец Пейре,
Приживал при тулузском дворе, -
В этом есть куртуазный резон;
Но помог бы стихам и игре,
Срежь ловкач не кошель на шнуре,
А другой - что меж ног прикреплен.
Украшает восьмерку бродяг
Вымогатель Бернарт де Сайссак,
Вновь в дверях он, а выгнан был вон;
В ту минуту, как де Кардальяк
Старый плащ ему отдал за так,
Де Сайссак мной на свалку снесен.
А девятый - хвастун Раймбаут
С важным видом уже тут как тут,
А по мне, этот мэтр - пустозвон,
Жжет его сочинительства зуд,
С жаром точно таким же поют
Те, что наняты для похорон.
И десятый - Эбле де Санья,
Он скулит, словно пес от битья,
Женолюб, пострадавший от жен;
Груб, напыщен, и слыхивал я,
Что, где больше еды и питья,
Предается он той из сторон.
Ратным подвигам храбрый Руис
С давних пор предпочтя вокализ
Ждет для рыцарства лучших времен;
Погнут шлем, меч без дела повис -
Мог тогда только выиграть приз,
Когда в бегство бывал обращен.
И последний - Ломбардец-старик,
Только в трусости он и велик;
Применять заграничный фасон
В сочинении песен привык,
И хоть люди ломают язык,
Сладкопевцем он был наречен.
А про Пейре Овернца молва,
Что он всех трубадуров глава
И слагатель сладчайших кансон;
Что ж, молва абсолютно права,
Разве что должен быть лишь едва
Смысл его темных строк прояснен.
Пел со смехом я эти слова,
Под волынку мотив сочинен.
Еще разновидность персональной сирвенты - плач. Ниже привожу фрагмент плача Б. де Борна, поэта и воина, по молодому королю Генриху Плантагенету, брату Ричарда Львиное Сердце (перевод А. Наймана).
Пенье отныне заглушено плачем,
Горе владеет душой и умом,
Лучший из смертных уходит: по нем,
По короле нашем слез мы не прячем.
Чей гибок был стан,
Чей лик был румян,
Кто бился и пел -
Лежит бездыхан.
Увы, зло из зол!
Я стал на колени:
О, пусть его тени
Приют будет дан
Средь райских полян,
Где бродит Святой Иоанн.
Тот, кто могилой до срока захвачен,
Мог куртуазности стать королем;
Юный, для юных вождем и отцом
Был он, судьбою к тому предназначен.
Сталь шпаг и байдан,
Штандарт и колчан
Нетронутых стрел,
И плащ златоткан,
И новый камзол
Теперь во владенье
Лишь жалкого тленья;
Умолк звон стремян;
Все, чем осиян
Он был, - скроет смертный курган <...>
Де Борн - вообще самый политический из всех трубадуров. Его политические и военные сирвенты вместе с обширными прозаическими комментариями к ним образуют нечто вроде настоящего рыцарского романа, романа исторически правдивого, главная линия которого - отношения автора с королем Ричардом. Кстати, Данте встречает Борна в восьмом круге "Ада" среди зачинщиков раздора.
Да и сам Ричард был недурным трубадуром, чему свидетельством их поэтическая переписка с Дофином Овернским (пер. А. Наймана).
Ричард:
Дофин, как и графу Ги,
Вам - чтоб от схватки сторон
Вы меньший несли урон -
Хочу я вправить мозги:
Нас связывал договор,
Однако с недавних пор
Ваш образец - Изенгрин
Не только в смысле седин.
Пустились со мной в торги,
Едва лишь узнав, что звон
Монет не проник в Шинон
И влезла казна в долги;
Используете раздор,
Чтоб сделать новый побор:
По-вашему, ваш господин -
Скупец и маменькин сын.
Предпримете ль вы шаги,
Чтоб был Иссуар отмщен?
Собран ли ваш батальон?
Пускай мы ныне враги,
Прощаю вам ваш позор,
Ведь Ричард не любит ссор
И в бой во главе дружин
Пойдет, коль надо, один.
Я лучше, чем вы, слуги
Не знал, но лишь бастион
Над замком был возведен,
Вы стали делать круги:
Покинули дам и двор,
Любовь и турнирный спор.
Так выбейте клином клин -
Ведь нет средь ломбардцев мужчин.
Сирвента, во весь опор
Скачи в Овернь! Приговор
Мой объяви, чтоб един
Стал круг из двух половин.
Ребенку ложь не в укор,
И пренье с конюшим - вздор:
Не было б худших причин,
Чтоб гневался властелин!
Дофин:
Король, из меня певца
На свой вы сделали вкус;
Но столь коварен искус,
Что не могу ни словца
С вами пропеть в унисон:
Чем мой объявлять урон,
Свой сосчитайте сперва,
А то вам все трын-трава.
Ведь я не ношу венца
И не могу, хоть не трус,
Избавить от вражьих уз
То, что имел от отца;
Но вы-то взошли на трон;
Зачем же в Жизоре - он?
Ведь турки, идет молва,
Бегут от вас, как от льва.
Я выбрал бы путь глупца,
Взяв бремя ваших обуз;
Легок был стерлингов груз
Кузену Ги, и рысца
Нескольких кляч - не резон
Слушать стремян ваших звон:
Хотите вы торжества,
А щедры лишь на слова.
Пока во мне храбреца
Вы славите, я на ус
Мотаю, что предан - плюс
Что нет и на вас лица;
Но Богом мне сохранен
Пюи и с ним Обюссон:
Там чтутся мои права -
Вера моя не мертва.
Сеньор, то речь не льстеца,
Мне по сердцу наш союз;
Не будь столь лют тот укус,
Я был бы у стен дворца
Теперь же, но возвращен
Мне Иссуар и Юссон -
Я вновь над ними глава,
Вновь радость во мне жива.
Слились бы наши сердца,
Когда б не новый конфуз:
За ангулемский-то кус
Плачено не до конца,
Тольверу же дар вдогон
Шлете, как щедрый барон,
Вы там всему голова -
История не нова.
Король, мой дух возбужден
Тою, чье слово - закон,
Ибо любовь такова,
Что Дама всегда права.
Другой жанр поэзии трубадуров - прения. Он имеет два варианта: тенсону - свободный диалог и джок партит, или партимен, в котором задается тема, сводимая к дилемме и обсуждаемая затем собеседником, придерживающимся иных взглядов. Так, индивидуальнейшее дело - поэзия - в творчестве трубадуров становится общим делом нескольких индивидуальностей.
Иные жанры: пастурель (пастораль) посвящена, как правило, встрече на лоне природы рыцаря и пастушки. Прелесть пастурели не в сюжете, известном с античных времен, а в полемике разных идеологий: куртуазной и здравого смысла. В этом жанре, как ни в каком ином, чувствуется уже приближение эпохи Возрождения, а вместе с ней и появление таких произведений, как, например, "Дон Кихот" Сервантеса. Здесь еще раз проявлется все великолепие поэтических индивидуальностей авторов трубадурской поэзии, ведь, несмотря на схожесть ситуации, все пастурели чрезвычайно разнообразны. Сравните, например, фрагменты пастурелей Гаваудана и Гираута Рикьера (перевод А. Наймана):
Гаваудан:
Ранним утром третьего дня
С гребня холма спускаясь в лог,
Под боярышником увидел я
В тот миг, когда заалел восток,
Девушку, чей облик и взор
Другую мне напоминали
И так приветственно сияли,
Что я поскакал во весь опор <...>
Гираут Рикьер:
<...> Спросил я у девы:
"Искусны ль в любви вы?
Любили ли вас?"
Ответила: "Все вы,
Сеньор, столь учтивы,
Что труден отказ".
"Вы, дева, красивы,
И, коль не гневливы,
Тогда всё за нас!"
"Сеньор, те порывы
Безумны и лживы,
Где пыл напоказ".
"Страсть видно на глаз".
"Слепа я как раз" <...>
Следующий жанр - альба, песня, посвященная неизбежности разлуки влюбленных на утренней заре, о наступлении которой возвещает сторож или верный друг, всю ночь охранявший место свидания. Здесь можно вспомнить знаменитую сцену свидания Ромео и Джульетты в шекспировой трагедии, заканчивающуюся как раз таким утренним расставанием, отягощенным тем, что Ромео предстоит пуститься в бега.
Слово "альба", что означает "заря, рассвет", обязательно завершает стихи этого жанра. Приводим альбу анонимного автора в переводе А. Наймана.
Дама и друг ее скрыты листвой
Благоуханной беседки живой.
"Вижу рассвет!" - прокричал часовой.
Боже, как быстро приходит рассвет!
- Не зажигай на востоке огня -
Пусть не уходит мой друг от меня,
Пусть часовой дожидается дня!
Боже, как быстро приходит рассвет!
- Нежный, в объятиях стан мне сдави,
Свищут над нами в ветвях соловьи,
Сплетням назло предадимся любви,
Боже, как быстро приходит рассвет!
- Нежный, еще раз затеем игру,
Птицы распелись в саду поутру,
Но часовой не сыграл ту-ру-ру,
Боже, как быстро приходит рассвет!
- Дышит возлюбленный рядом со мной,
В этом дыханье, в прохладе ночной
Словно бы нежный я выпила зной.
Боже, как быстро приходит рассвет!
Дама прельстительна и весела
И красотой многим людям мила,
Сердце она лишь любви отдала.
Боже, как быстро приходит рассвет!
Заметьте при этом, насколько альба - тематически взрывоопасный для куртуазной поэзии жанр!.. С общим течением ее связывает, пожалуй, лишь печальная необходимость разлуки.
При всем великолепии, роскоши, изысканности поэзии трубадуров, она была, конечно же, далеко не для всех, хотя провансальские горожане знали и ценили ее. Но, коротко говоря, все-таки по дороге трубадуров никто, кроме них самих, не ехал. Дорога эта ждала гения, того, кто объединит их усилия и откроет чудо красоты поэтического слова всему народу и миру.
Для кого трубадуры тщательно укладывали 30 х 30 строк на одну рифму?.. Да для Данте же, чтоб он, умножив 3 на 3, создал текст, пролагающий путь всей новой мировой литературе и открывающий эту книгу всем грамотным людям.
Любовь к поэзии трубадуров характерна, как для Данте, для многих и многих позднейших поэтов, не говоря уж о самом куртуазном кодексе, который исповедуют и герои Дюма, и всей личностью - Александр Блок и еще, и еще вплоть до персонажей сериала об Анжелике супругов Голон.
Трубадуры вдохновляли Гейне, Уланда, Эзру Паунда, Пушкина и романтиков, и символистов... Таких разных авторов, да? Но и сами трубадуры были очень разными, даже по происхождению. Среди них и герцог Гильем Аквитанский, и принц, а позже король Ричард, и плебей Маркабрю, и сын повара, крупнейший поэт этого течения Бернарт де Вентадорн, и крестьянский сын Гираут де Бернейль, и некий монах из Монтаудона, и чаще всего - рыцари среднего достатка или обедневшие дворяне. Многие - воины, участники крестовых походов, как Вакейрас или Бертран де Борн, и... даже те самые прекрасные дамы, как, например, графиня де Диа, Мария де Вентадорн и другие.