Он создал Гринландию, как Шекспир прекрасную Иллирию, а француз Тальма – Остров Любви. Все эти замечательные авторы эмигрировали в язык. Дело в том, что у человека есть огромное преимущество перед всеми другими существами. Кроме природы, космоса и стада – социума, у него есть язык. Большинство людей – рабы языка, но некоторые бегут из тюрьмы и создают свой. Природу и социум не переделаешь, а вот язык полностью подвластен писателю. Вместо Ялты, Одессы, Севастополя на карте языка возникли Лисс, Зурбаган, Гель-Гью.
Мы вправе поинтересоваться, а где же Вятка, из которой появился этот волшебник в шляпе. Вот Вятки на его карте нет. Потому что он не хотел иметь ничего общего с вспыльчивым сыном польского ссыльного по фамилии Гриневский. Грин и Гриневский отличаются друг от друга, как Одесса от Зурбагана. Общая топография и биография ничего не значат. До тридцати лет Гриневский был русским Мартином Иденом, босяком Челкашом, авантюристом, революционером, беглым каторжником, узником тюрем. Полный набор университетов русского интеллигента, не желающего быть рабом государства, семьи и общества.
Исключен из училища за насмешливый стишок. Ушел из Вятки в Одессу. Стал мореманом. Нанимался матросом, но безуспешно. Гордый шляхетский нрав не позволил. Матрос должен беспрекословно подчиняться, а Грин по природе был капитаном. Это в жизни. А в литературе и в языке он в 40 лет осуществил свою мечту в «Алых парусах» – с легкостью стал и Грэем, успешно прошедшим путь от юнги до капитана, и веселым матросом Летикой, говорящим в рифму, лучшим другом капитана. А где же Ассоль? Где хотя бы намек на нее или на Фрези Грант, бегущую по волнам?
Тут несомненно какой-то сбой в природной программе. Мы ничего не знаем даже о юношеской влюбленности. В Старом Крыму, где пятидесятидвухлетний Грин умер от рака желудка и легких, под бушпритом корабля с женской фигуркой, собственноручно прибитой писателем к стене над кроватью, я отчетливо ощутил, что это деревянная Прекрасная Дама и была его единственной возлюбленной. Она и Ассоль, и Бегущая по волнам – мечта, победившая грубятину жизни.
Грин не был мечтателем. Мечтатель остается рабом мечты. Грин все осуществил в языке. Но язык – единственная реальность писателя. Никакой Маркс и никакой Фрейд этого никогда не поймут. Хотя я с легкостью могу представить австрийского психоаналитика, потирающего руки над «Алыми парусами». Ясно что Грэй дефлорирует море – Ассоль с помощью корабля, а паруса – символ той простыни, которую вывешивают на всеобщее обозрение после брачной ночи в доказательство девственности невесты. Потому они и алые. Оставим психоанализ Фрейду, а экономику Марксу. Ни к тому, ни к другому Грин в отличие от Гриневского отношения не имеет. В реальности языка самое главное не действия, а слова, хотя Фауст у Гёте и переписывает евангелие от Иоанна. Вместо «в начале было Слово» пишет «вначале было дело». Не знаю, как у Господа, а у писателя в начале слово.
Стоит воскликнуть: «Это Дезирада!» – и пульс учащается, и морем пахнет, и дыхание захватывает. Ассоль тоже не мечтательница. Она просто лучше понимает реальность, чем все обитатели ее деревушки вместе взятые. Она что хотела, то и получила. Да и капитан Грэй, конечно же, занимается контрабандой. Просто он удачливей Чичикова или еще не успел состариться. Тот ведь тоже уподоблял свою жизнь кораблю, гонимому волнами и ураганами. Правда, Чичиков сравнил себя не с кораблем, а с баркой. Контрабанда Грина – это активно потребляемый кокаин и морфий. Этим он ничем не отличается от Брюсова, Блока и своего кумира Эдгара По. Но в отличие от безумного Эдгара или Валерия Грин не был наркоманом в медицинском смысле этого слова. Потреблять потреблял, но в полную зависимость от вещества не впадал. Природа одновременно защитила его и от любви, и от опиума. И все же следы наркотических видений отчетливы и в «Крысолове», и во всех значимых вещах Грина. Он, конечно, один из столпов психоделической литературы. Бегущая по волнам убежала от Гриневского, но приплыла к Грину. «Добрый вечер, друзья! Не скучно ли на темной дороге?» С Грином не скучно.
«Чтоб я так жил!» – воскликнул один из посетителей домика Грина в Крыму. Действительно, последние годы жизни, благодаря покровительству Горького и других писателей, Грин жил неплохо. Когда же удалось поселиться в саду, казалось, исполнились все мечты. Причитания биографов из-за отсутствия в доме мебели – только стол, стулья и кровать, вызывает смех. А что еще нужно писателю, живущему в земном раю вдали от житейских бурь?
В разговоре с Юрием Олешей Грин признался, что его очень обидела одна критическая статья, где роман «Блистающий мир» назван фантастическим. «Я не фантаст. Я символист!» – воскликнул Гриневский – Грин. Что Грин не фантаст, это очевидно. Все происходящее с ним и с его героями происходило со многими людьми, нюхнувшими серебряной пыли кокаинчика. Но только немногие смогли это выразить в слове. У Грина все получилось. Просто понадобилось придумать новый язык и переименовать мир. Он, как новый Адам, дал себе, своим героям, городам и морям новые имена и заставил нас в них поверить. Если верить другому новому Адаму – Даниилу Андрееву, то герои намного реальнее своих прототипов. Алые паруса переросли метафору, стали новым мифом, творящим другую реальность. Участь Бегущей по волнам такая же. Она останется навсегда. В отличие от Крыма, Одессы, Ялты и Севастополя. Зурбаган, Лисс, Гель-Гью никогда не смогут от нас отделиться. Они построены прочно. Мы живем в них, а они в нас. Реализованная мечта – главная контрабанда капитана Грина – успешно пересекает и будет пересекать любые границы.