- А какова ваша роль во всей этой операции? Я имею в виду военных? – Полысаев не успел рассмотреть того кто задал вопрос.
Лейтенант выпустил дым и стряхнув пепел на пол, растер его носком черного начищенного армейского ботинка.
- Вбить в вашу голову единственную мысль, - ответил он – Никто кроме вас самих, случись что ,вам не поможет и не спасет, поэтому держитесь друг дружки как кровные братья и постарайтесь не облажаться .Вот в чем заключается моя роль.У кого еще есть вопросы? Я не говорю о вопросе «какой самый короткий путь в город?», который наверняка вы все теперь себе задаете – лейтенант поднял лицо на добровольцев, посчитавших аплодисменты излишней признательностью его чувству юмора.
- Почему, мать твою налево, армия не использует все средства для того чтобы остановить червей?!.. Где войска? Где техника?? – слова принадлежали не выдающейся комплекции криворотому, со шрамом на губе завхозу районной школы. Полысаев рассудил про себя что завхоз прав – армейские могли бы быть более расторопными.
Лейтенант гвардейцев, чье лицо было окутано пластом дыма, за ответом в карман не полез.
- При всем моем желании, - выдохнул он струю, оживившую неподвижность пласта – я не могу отдать распоряжение о том чтобы червей бомбили с воздуха. Что касается армии – мы выполняем приказы, а не гастролируем ансамблем самодеятельность, как бы кому это не было противно.
- Вам отдали приказ сидеть сложа руки, резаться в карты и разыгрывать комедию с карантинными постами?
Севастьянов, переводивший до того с видом конвеерного механизма лицо с ответчика на вопрошающих, понял что настал момент ему лично вмешаться в разговор и проявить недюжинные задатки руководителя.
- Если мы сейчас начнем собачиться и препираться, устраивая дебаты о том кто полезен а кто нет – это не сдвинет дело с мертвой точки ни на миллиметр – участковый выправил спину и встал в полный рост перед бригадой, находящейся у него в подчинении волею судьбы – Не лучше ли нам поднять наконец жопы, убраться наружу из этой душегубки, взять каждому по лопате и отправиться туда, где солдатики обнаружили яйца?
- Кто-нибудь останется в автобусе? – на этот раз голос происходил от Немурзина – Я считаю что машина должна ожидать нас с заведенным мотором, если вдруг предстоит ретироваться.
Вопрос электрика растаял где-то в верхних слоях атмосферы.
После непродолжительного молчания, бетонной плитой нависшего над головами «очистителей», Севастьянов критически смерил прищуренным взглядом ногу Полысаева и его опиравшуюся на трость позу.
- Пойдут все.. – расчленил тишину бригадир, надеясь что металл в его голосе донесет до каждого истукана подтекст о неприятии возражений - ..кроме водителя. – добавил он.
Полысаев не стал ломать из себя героя, бить кулаком в грудь и кидаться кричать о том что только через его труп бригада отправится на дело без такого важного и незаменимого человека как он. Полысаев прекрасно понимал что пользы от него как от пешего члена бригады, ковыляющего позади всех с палочкой, ровно никакой или же польза эта будет весьма незначительна. Мнение участкового было встречено безмолвным согласием и противящихся ему среди пятнадцати мужчин в автобусе, откинув пришлого лейтенанта, не нашлось.
- Если все готовы – прошу мерси на выход..Разбирайте лопаты.. Вы, - Севастьянов кивнул здоровяку с кепочкой-платком и предположительным гастритом – берите канистру с ядом и приготовьте распылитель так, как я показывал. Вперед, ребята, сегодня вечером я хочу услышать о вашей доблести в новостях – участковый оперся одной ногой о ступеньку и спрыгнул на землю.
- Где будут зачитывать посмертные награды? – родилась у кого-то злая шутка.
- Ну, с Богом! – рядом с Полысаевым, потеснив его, державшегося за поручень, поднялся, скромно и отчужденно сидевший во время всей поездки и не проронивший ни слова участник рейда с густыми седеющими усами под картофельным носом и в полосатом батнике – Раз надо, так надо.. – пробормотал он скорее самому себе, чем кому-либо другому из группы.
Полысаев проводил спину последнего ступившего на землю добровольца и остался сидеть у окна, ожидая с тревогой в сердце дальнейшего разворота событий.
О том что произошло в последующие час с четвертью можно рассказать в нескольких словах. Правду о случившемся оставленному участковым охранять автобус Полысаеву удалось узнать в дальнейшем от непосредственных участников вылазки – членов бригады, и правда эта была страшным началом, не увидеть которое ему суждено было лишь по чистой случайности, началом той кровавой и отчаянной бойни, где свидетелем он был до самого конца ее, до самого последнего дня, до самого последнего вздоха. Вот что именно узнал Полысаев из рассказа добровольца, оставшегося в живых среди нескольких таких же счастливчиков, того самого, что запомнился ему своими словами, брошенными перед уходом и показавшимися лишь случайно вырвавшейся из уст молитвой.
Обогнув пустой поселок, стараясь двигаться по окраинной улочке, куда не долетало зловоние от разлагавшихся тел мертвого скота, бригада поднялась на холм, защищавший поселок от ветров в зимние холода, по другому склону которого из расщелины с бетонным подступом сочился родник пресной чистой воды, пропадавший в поле высушенного солнцем камыша и растворявшийся где-то среди его ломких оранжевых стволов. Родник смешивался с водою обтянутого тиной гадостного лягушачьего угодья – назвать эту продолговатую зловонную лужу озером не хватило бы фантазии даже у самого наделенного ею чудака. Несколько червей, попавшихся на пути и словно бы лениво загоравших под жесткими жарящими лучами были уничтожены бригадой без особого труда, а порубленные лопатами на куски тела их, оставшиеся позади вышедших на берег добровольцев, еще несколько минут бились в предсмертной агонии и пытались соединиться, выплескивая на траву бурую, тотчас же запекавшуюся кровь.
Первая кладка – десятка два яиц, спрятанная на дне сырой глинистой впадины, стала такой же легкой и скорой добычей. Раздробив яйца, кладку перекопали на месте, опрыскав ближайшие к ней камыши порцией вытягиваемого из баллона ручным насосом яда. Облачко жидкости, сходное по цвету с разведенным малиновым сиропом, накрыло собою несколько метров болотной земли и кустарника. Вскоре были найдены и уничтожены еще две кладки, в каждой из которых насчитывалось по паре дюжин плотно прилегавших друг к другу, голубоватой скорлупы, с серыми прозрачными прожилками яиц. Пять или шесть червей соскользнули с уходившего тут утопленником головой в болото склона и бросились на защиту готовящегося вылупиться потомства. После от них осталось лишь перерытое с глиной жалкое кровавое месиво.
Бригада двинулась дальше, не забывая распылять по сторонам горчивший в носу мелкими брызгами малиновый яд. Еще одна кладка.. И еще одна.. Выливавшиеся из толщи камыша черными изгибами черви лишались головы прежде чем успевали скрутить хвост кольцом и приготовиться к прыжку. Через какое-то время их перерубленные и сверкавшие каплями яда останки усеяли часть берега шумевшего непроходимой стеной камыша болота.
Участковый не стал делить группу, трезво рассудив что оставленная без поддержки распылителя половина его людей рискует гораздо больше чем первая. Шаг за шагом, уничтожая все новые и новые попадавшиеся им на пути кладки, бригада обогнула спускавшееся острым концом в низину болото и остановилась перед полем камыша, разросшегося на этом клине стоячей воды так щедро, точно каждый стебель его уходил основанием не в бездонную трясину, а произрастал на благородной и хорошо удобренной почве. Это место было настоящим маркетом-клондайком яичных кладок. Не две и не три, а все восемь или девять, они оказались сосредоточенны здесь столь тесно и сподручно для безжалостно крушивших и разорявших их добровольцев, что в голове Севастьянова тотчас же возник план действий, столь же опасный и безрассудный, сколь и ничтожен был его опыт борьбы с червями. Достаточно вспомнить что вылазка очистительной бригады была первой засечкой на его счету. Но не будем чрезмерно жестоко судить за роковую ошибку простого смертного. Не стоит судить тем более что через несколько минут бригадир сам убедился в собственной оплошности. Убедился раз и навсегда..
- Жгите кусты! – приказал Севастьянов, остановив прежде приготовившихся поработать лопатами мужчин – Подпалим камыши и не успею я докурить сигарету, как все эти яйца превратятся в угли! Жгите, драть их боком!
Замысел бригадира пришелся по душе добровольцам, почувствовавшим уже к тому часу жажду и нытье в потрудившихся руках. Сжечь такую кучу яиц одной брошенной в порох сухого камыша спичкой – это была неплохая идея!
Посланный запустить красного петуха от изголовья камышового угодья Немурзин прекрасно справился с задачей, потому как через минуту сопровождая нараставший чудовищно треск, в небо взвился столб сизого подбрасываемого пламенем дыма.
- Ваша там, - наша тут.. – дождавшись когда электрик с лицом нашкодившего мальчишки заспешил обратно, прижимая на бегу карман на груди, Севастьянов разоружил ближайшего к нему экипированного двустволкой человека, опустил спаренное дуло к камышам и нажал на курок. Щелчок бойка прозвучал кошачьим чихом вместо грозового раската.
- Левый ствол. – объяснил причину молчания хозяин ружья. Севастьянов взвел собачку и ударивший в капсюль патрона ее клювик вырвал сноп огня наружу, двинув стрелка отдачей приклада в бок. Простреленные камыши вспыхнули, точно до того их щедро поливали бензином.
- Отходите! – Севастьянов вернул ружье владельцу. Из ухнувшего ствола выплывали запоздалые кольца сладкого порохового дымка. – Отходите все! Сейчас будет жарко!
Уговаривать вчерашних обывателей покинуть ореол набиравшего силу пожарища оказалось излишней предосторожностью, потому как все до единого, позабыв о брошенном бригадире, карабкались уже на склон высушенного холма.
Покорив высоту и обернувшись, намереваясь насладиться результатами своего труда, Севастьянов был потрясен мгновенно, впрочем как и каждый очиститель в тот момент, восставшим будто из-под земли, угрожавшим им своею силой и безудержностью, адским огненным озером. Взметая к солнцу воздушный пепел срезаемых волною жара пушистых щеточек и ломких стеблей, пламя охватило всю камышовую гавань маленькой отдушины сельских удильщиков.
Через полминуты температура воздуха накалилась настолько, что смешав жар огня с пеклом, исходящим от печеных камней, сама атмосфера теперь вокруг, подкрепленная жутким пейзажем пылающего озера, походила на ту, какая наверняка наличествует в преисподней.
Четырнадцать человек бригады, вытирая бусинки пота со смуглых, очарованных огнем лиц и счищая ударами в землю кровь с лезвий лопат, выстроились на вершине болотного холма, глазастого от змеиных нор и поднимавшего их всех над пучиной пожара точно на ладони.
Вдруг со стороны болота цвет холма, горчично-серый от глины, составлявшей его основу и выжженной травы, стал меняться прямо на глазах. От края до края поля резвящегося огня подножие холма вмиг побурело, зашевелилось, собралось тучно краскою поблескивавшего черного лака, и тотчас же живой поток этот подминая под себя и глину со следами человеческих ног, и примятые мертвые кусты и ложбинки с отверстиями нор, двинулся вверх по склону, прямиком под ноги людей и подальше от устроенной ими жаровни.
Это были черви!!!
Покинув горящее укрытие и лишившись отложенных в этом смрадном оазисе яиц, они двигались скоро и словно бы точно зная намеченный на сегодня маршрут. Черви покидали камыши, спасаясь бегством, расползаясь в стороны от охваченного огнем болота. Влево – к сельскому яблоневому саду с ржавым куполом водонапорной башни за ним. Вправо – к грунтовой дороге, упиравшейся в автостраду. И наконец прямо – на холм, где их поджидала группа оцепеневших от ужаса добровольцев, за которыми скрывался опустевший поселок, а за ним блокпост с армейским грузовиком и автобусом.
Число червей, выползавших из камышей однородной извивающейся в неказистом танце массой, было невероятно! Тысячи!!.. Тысячи червей покидали подожженное болото, заполоняя все ближайшие к ним земли, точно саранча и не оставляя ни клочка, свободного от их коротких, толстых, подрагивающих в спешке хвостов.
Кто-то закричал. Резко и грубо оборвав тишину кипящего потока. Люди на холме вздрогнули, несколько человек опомнилось и бросилось бежать к поселку.
Участковый поднимался на холм вслед за бригадой последним, как и подобает командиру, показав неприятелю худую спину позже всех, потому то черви и настигли его прежде остальных. Получив несколько укусов, Севастьянов издал такой предсмертный вопль, какой, можно было подумать, никогда бы не смог появиться из его глотки. Крик сорвался в визг человека расстающегося с надеждой на спасение. Севастьянов попытался бежать, царапая землю руками и производя на свет невероятные движения отбивающихся ног, с которых свисали черви, но побег его не удался – он упал, а облепившие тело нитками твари принялись разрывать его, еще живое и причитающее, на части. Помочь бедняге ничем уже было нельзя, и пойми это те, кто бросился на выручку бригадиру, они были бы живы и по сей день. Но нет, эти люди кинулись в дикую бесполезную драку, исход которой был заранее предрешен, глупую и бессмысленную тем более что невероятное скопление червей в болоте, о котором не подозревал никто, само было ответом на вопрос о том что теперь предпринять и как это сделать правильнее. Перебить такую армию червей не удалось бы ни одной бригаде, пусть даже обладающей целой поливальной машиной с ядом, а дюжине вооруженных лопатами храбрецов совершить подобное стало тем более не под силу. Одного за другим, добровольцев покусали, лишив подвижности и сожрали на месте, а некоторые из них даже не успели потерять сознания, увидя как треугольные головы червей прокусывают ткань одежды на ногах, руках, животе, а вокруг, истекая кровью и прощаясь обезумевшими от боли глазами, погибают несчастные товарищи.
Через несколько минут все было кончено и задранные останки очистителей теперь вряд ли можно было опознать… Разве что по одежде..
Два оружейных хлопка пробудили Полысаева от полуденной дремы. Мгновенно проснувшись и различив среди деревьев четыре фигуры, спешащие к автобусу изо всех сил, Полысаев тут же понял каким-то чутьем что стряслась беда и причем беда не малая.
Четыре человека бежали, перескакивая через кусты и канаву, сдирая при падении кожу на коленях и отчаянно подавая ему, очевидно, а не кому-то другому отрывистые, мало что объяснявшие знаки, не призывая, впрочем, в чем он единственно был убежден, присоединиться к общему веселью.
Полысаев вдавил шарик высокой рукоятки скоростей в верхний левый угол, бросил педаль и автобус, мотор которого он не глушил ни на минуту, недовольно скрипнув, рванул с места, чтобы побыстрее подобрать кричащих издали мужичков. Крылья пыли взметнули по обе стороны стекла водительской кабины. Полысаев открыл дверь, различив что один из четверки секунду назад упал и покатился по земле, а трое других пропали в непроглядном удушающем облаке.
Подпрыгнув к дверям, Полысаев схватил за шиворот и втянул на ступеньки показавшуюся в пыли клетчатую рубаху вместе с хозяином внутри. Тут же, едва не растоптав его голову, в автобус ворвались еще двое, затягивая внутрь за собою мешок четвертого тела.
- Закрывай дверь!!
Полысаев увидел что к ноге неподвижно лежащего на прорезиненном полу автобуса добровольца привязан черный короткий отросток длинной не более человеческой руки. Человек этот уже не мог самолично распоряжаться собственной судьбою и оказался втащен за спасительную дверь искусственно.
«Червь!» - догадался Полысаев, разворачивая автобус, проломав при этом гигантскую брешь в ветхом заборе заброшенного огорода. Мимо и назад промелькнул зеленый грузовик. Гвардейцев нигде не было видно. Что с ними? Где они?.. Мысли в голове Полысаева цеплялись одна за другую и торопились попасть первыми к обсуждению, точно голодная свора щенят к тарелке с кашей.
За спиной лязгнул порезавший пол металл. Вниз по ступенькам к запертой двери пролетел дергающийся обрубок. Страшные хриплые голоса. Непонятные крики глушит мотор. Что там у них ??! Обрубок на нижней ступеньке перепачкал панель двери бурыми кривыми линиями и запятыми – ни больше ни меньше предсмертное послание.
Автобус выпрыгнул с гравия на автостраду и вернувшись после крена влево на свою полосу, набрал скорость, не останавливаясь уже больше до самого города.
Россказни толмачей о предстоящей благодати в виде дождя оказались правдивыми ровно настолько, насколько справедливым выглядело бы предположение о возможности снегопада на экваторе. Политые щедрыми обещаниями о скорой передышке среди нападок жары и о не менее скором выправлении ситуации с червями, горожане ( или во всяком случае та их часть, что не утратила дара здравомыслия ) не особенно поспешили верить ни первому ни второму и каждый посчитал за лучшее готовиться к худшему. А именно – к продолжению масштабного барбекю, устроенного небесной канцелярией и к продвижению червей в город, а посему тысячи автомобилей, навьюченные в спешке разнообразнейшим домашним скарбом, рыча и гудя хоботными фанфарами недовольства, скопившиеся на пересечениях основных проспектов города, желая поскорее покинуть его владения и поддавая время от времени друг дружке в зад, не были уже ни для кого удивительной картиной.
Не найдя в себе лишней дозы терпения сидеть на диване и под трепет вентилятора ожидать вместе со всем семейством тетки чрезвычайного сообщения, которое, объявленное заранее, должно было бы уже появиться и стать историей, Маша Корягина решила сама отправиться в город, а именно в парк подле здания Верховного Совета и разузнать на месте что и как должно быть сегодня и что еще более худшего можно ожидать.
Заверив тетку тут же, что никакая напасть и угроза быть травмированной не может быть ей в этом помехой, Маша перекинула через плечо сумку с мелочами, о пользе и нужности которых ведал сам Господь, попросила себе немного бумажных денег и выбралась на улицу. Не зная наверняка еще каким именно путем идти, но представляя уже неплохо положение и расклад нужной ей части города, она зашагала в сторону служивших теперь девушке маяком шпилей с двумя вяло обвисшими в безветренном зное флагами, каковые различимы были прекрасно за крышами дальних домов, куполами церкви и кронами деревьев, составлявших им компанию.
Оказавшись в людской массе намного проще и быстрее становились доступными самые последние новости, рассудила Маша, и если отделить зерна от плевел, отбросив глупые пересуды и не внимая немыслимым предположениям, настоящее положение вещей явственно и четко вырисовывалось на фоне этого дикого разброда температур человеческих мыслей и полярности ожиданий предстоящего конца, о котором каждый говоривший с точностью наоборот повторял или как о конце злоключениям, или же как о конце всяким, и без того робким, надеждам.
Часы на перекрестке, миновать который Маше предстояло лишь спустившись в подземный переход, радовавший своей сырой прохладой, показывали четверть второго. Сверив показания с расположением стрелок на своих наручных часиках, подаренных отцом в день шестнадцатилетия, Маша нашла что разница между спорящими часами совсем незначительна и составляет всего минуту.
Гомон перекрестка, надрывный звук работающих моторов, крики голосов, казавшиеся никчемной тратой сил, ревущее завывание сирены патрульных машин, пробивающихся к месту рассыпавшейся фарами потасовки металла – все это теперь накрыло Машу с головой, как морская волна накрывала ее при купании.
Выйдя по ступеням с другого конца освещенного мерцанием ламп подземного хода, она вновь всплыла на поверхность неуправляемой и оттого нестройной какофонии, заспешив подальше от неспокойного перекрестка вверх по улице, с каждым шагом подгоняя судьбу бежать впереди себя и, не теряя времени даром, мостить путь правильными решениями, перекрывая глубину уготованных ям спасительными мостиками доброго провидения.
Совершая прогулку, Маша ушла от дома довольно далеко. Плененная новизной и интересом неизведанных улиц, она потратила на пешую ходьбу по пыльным тротуарам и тенистым аллеям около двух часов, чего нисколько не заметила поначалу, но лишь некоторая усталость в ногах и чувство голода заставили ее потом вспомнить о предосторожности и чрезмерной волнительности тетки, что и побудило девушку, нашедшую город в суматохе отъезда и в отчаянном разброде предчувствий, повернуть назад и поспешить донести до своих родных всякие выуженные и добытые второпях ее пытливым острым умом новости.
Первой трудностью, с какой столкнулась Корягина, приняв решение возвращаться, стало абсолютное безразличие к ее персоне, стойко и одиноко выжидающей на остановке, тех немногих автобусов, что промчались по проспекту мимо с крайне безразличным видом. Из окна одного из них припавший к стеклу мальчуган ехидно высовывал мелькавшим на тротуаре прохожим острый подвижный язык. Сжалившись над безропотно стоявшей под навесом девушкой, проходившая мимо женщина открыла ей секрет такого странного поведения транспорта. Из слов горожанки Маша узнала что движение по проспекту перекрыто с полудня и самое лучшее, на что она теперь может рассчитывать, так это собственная пара ног.
Поблагодарив избавившую ее от удивленных взглядов даму, Маша прикинула расстояние до теткиного дома, каковое ей теперь предстояло вновь преодолеть пешком и нашла что Провидение, взявшееся позаботиться о ней сегодняшним днем могло бы быть чуточку благосклоннее, так как расстояние это было приличным.
- Прекрасно. – сказала Маша счастливому лицу обладателя банковского депозита с рекламного плаката, украшавшего перегородку остановочного навеса. - Просто здорово! – повторила она еще раз и подняла руку в надежде остановить повернувшую из проулка машину. Денег, находящихся в сумочке, вполне хватило бы на то чтобы оплатить проезд, но так уж вышло что правившего автомобилем и озиравшегося по сторонам человека, с ворохом сомнений взглянувшего на поднятую руку, деньги в этот час не интересовали. Машина умчалась вниз по проспекту, а навстречу ей, растрачивая силы на бесполезное при дневном свете сияние фар, прогрохотали мимо, один за одним, четыре переполненных солдатами бортовых грузовика.
Следующая машина, показавшаяся вблизи остановки, пронеслась мимо с таким же неподкупным взглядом глаз ее владельца, как и первая.
Вот и третий автомобиль. Сердце Маши сжалось и, отпущенное вновь, забилось в горячей мольбе. Не теша себя особенно пустыми надеждами, девушка закрыла глаза и взмахнула рукою, отведя другой за спину сползавшую на бедро сумочку. Нет, и этот не остановится, решила Маша.
Стон тормозов опроверг ее опасения. Не веря в такую удачу, заглушив побыстрее начавший набирать силу где-то в уголке ума росток отчаяния, она распахнула дверь, уселась на заднее сидение и захлопнула поскорее дверь обратно, не желая более оставаться на улице и поклявшись уехать сейчас за какие угодно деньги.
- Мне нужно добраться до улицы Н-ской… Район второй поликлиники. - попросила Маша широкую покатую спину водителя через минуту после того как машина побежала по асфальту. Голова мужчины, казавшаяся большим яблоком на гребне холма, кивнула, а неожиданно мягкий и певучий голос ангельски ответил что подобное предложение ему подходит. Так и поехали.
В отличие от пройденного, второй перекресток встретил их на пути цементно сросшейся пробкой, где каждая машина, предупредительно грозя красными фонарями заднему соседу, считала своим долгом издавать непрерывные, дробящие слух гудки.
- Подавай назад!! – кричал молодой худощавый парень, исполняя среди сошедшей с ума оркестровой ямы сольную партию. Форма регулировщика на спине оравшего благим матом парня была пропитана потом и прилипла к телу, на груди же оказавшись и вовсе расстегнутой – Подавай назад, оцетофил!! Тебе говорю, тебе! Подавай к японской матери назад!!
Пуще всех на перекрестке гудели нашпигованные солдатами грузовики. Точно такие же как те, что некоторое время назад отсалютовали перед Машей на проспекте.
- Как вы считаете, - девушка подалась вперед, чтобы ее голос был различим среди всеобщей вакханалии – Это надолго?
Водитель, в напряжении не выпуская руля из широких кистей, ожидавший когда же наконец можно будет сдвинуться с места, обернулся на вопрос и Маша рассмотрела его крупный бугристый нос картошкой.
- Даже и не знаю что вам ответить – полногубый чуть кривой рот открывался еле заметно, отчего слова казались особенно приглушенными и причудливо гнусавого тона – Должно быть, не меньше чем на минут десять. Грузовики требуют пропустить их на проспект, а гаишник, похоже, готов отдать полжизни только за то, чтобы выполнить их требование.
- Они все едут в одну сторону? – больше, чем спросила, Маша сказала это самой себе, так как в минуты волнения ей легче было рассуждать вслух, объясняясь на месте, а не таить слова внутри.
- Грузовики?
- Да. Несколько минут назад я видела точно такие же на другой улице недалеко.
- Верно. – ответил картофельный нос – Был такой грех.
- Зачем же так много солдат за один раз?
Незнакомец, подобравший Машу на опустевшей обочине, удивленный будто поставленным вопросом, повернул лицо чуть больше и с интересом оглядел юную кареглазую пассажирку.
- Разве вы не слышали чрезвычайного сообщения? По телевизору? Или радио? – у него хватило чувства такта на то чтобы слова не прозвучали укоризненно.
«Чрезвычайное сообщение» - пронеслось у Маши в голове. Его-то она и пропустила.
- Нет. А о чем там было сказано?
- Вот это да! Вы, стало быть, проморгали самое интересное – машина впереди загудела, выбросив им в лицо облако выхлопа, но тревога оказалась ложной – места больше не стало, а площадь все продолжала и продолжала пополняться новыми кузовами. Отвлеченный на минуту шофер за рулем вернулся к тому, чтобы ввести несведущую девушку в курс дела. – Сообщение передали только час тому назад и если в это время вы бродили по улицам, то уж конечно никак не могли его слышать.
- Так и есть. Все это время я была на ногах.. Бродила пешком.
Мужчина за рулем, которому посчастливилось получить информацию из первых рук ( благо что радиоприемник, вмонтированный в панель, был настроен на местную станцию) продолжил посыпать с воодушевлением внимавшую жадно девицу всеми неизвестными ей дотоле подробностями.
- Короче говоря, к населению города обратился сам мэр и объявил что дело пахнет керосином. Все, кого вы тут видите – правая рука отпустила натертый руль и указала на панораму за окном – скорее всего сматывают удочки.
- Что-нибудь, связанное с червями?
- Точно! – услышала Маша обдавший ее тело ушатом ледяной воды ответ – Черви ворвались в город! Очень много червей, и заняли почти весь юго- восточный район, все Марьино и окрестности! Сейчас его пытаются оцепить солдатами, чтобы не дать заразе пробиться дальше. По Ялтинскому шоссе тоже идут колонны грузовиков.
- Пробились в город? – прошептала Маша. Слова, услышанные только что, казались ей глупым вымыслом и если не попыткой запугать ее, допустившую оплошность и не дождавшуюся сообщения, то во всяком случае злой неуместной шуткой… Но вот только к чему этому здоровяку с внешностью добропорядочного семьянина и исправного плательщика налогов развлекать себя подобным образом?
- Все это конечно хорошо, - продолжил голос экскурсовода – грузовики, солдаты с мотыгами и разная такая всячина.. Но вот только как ситуация повернется дальше – не знает никто.
- Вы хотите сказать, что солдаты не справятся с червяками? Их же там целая армия?
Горные склоны плеч приподнялись на секунду, едва не расплющив маковку головы, и тотчас же опустились на прежнее место.
- Судя по голосу, какой был у мэра, он знает намного больше, чем сказал.
- А что сказал мэр?
- Как обычно, что говорят при таких делах – соблюдать спокойствие, не поднимать панику, все под контролем и разная подобная чепуха Но при нашей организованности и умении вести дела – честное слово, я бы больше поверил, если б узнал что все под контролем у червей а не у армейских.
Пальцы на руке Маши, упиравшейся в мякину сидения, очень сильно вдавились и смяли плюшевый чехол. Ей становилось не по себе.
- Что же с теми людьми, которые живут в Марьино и возле? Как же быть, если черви окружают их со всех сторон?
- Им посоветовали не совать нос на улицу и вообще не покидать своих домов – Маша не могла видеть как обветренные губы водителя сложились в ироничную подкову, а их обладатель хмыкнул. – Дельный совет, ничего не скажешь! Каким же надо быть идиотом, чтобы выпереть свой зад на улицу, где кишмя кишат черви!
Грузовики, получив дорогу, обогнули клумбу кольца и чуть не сбивая зеркала бокового вида у шеренги пропустивших их легковушек, воинственно и не торопясь, под улюлюкание гудков желавших им удачи соплеменников, скрылись где-то позади, повернув на опустевшем за это время проспекте за угол. Они держали путь на юг.
- Ну вот.. Теперь дорога снова наша.