Последний человек столкнулся с ней, упал и окончательно запутался в паутине доверенностей, заявлений, поручительств и договоров. Свое «я» заменил номером и ничего не выражающим инертным лицом. Мысли и чувства стерлись и заменились пустотой и слепой покорностью, следованиям данным инструкциям. Очереди изменили его физиологию. Его ноги теперь почти не сгибаются, и человек разучился сидеть. Изредка наступает беспокойство, вызванное голодом и жаждой, которое быстро проходит поеданием булочки, запитой газировкой.
Люди стремились к цивилизации, к высокой культуре, думали найти ее в государственности, но государственность имеет одну неотъемлемую часть: бюрократию. Ведь неважно, какой официально правящий режим в стране: демократия, монархия, анархия или охлократия. На самом деле страной будет править бюрократия. Стоит этому режиму раз установиться, и он уже не уйдет из власти и из жизни людей.
И последний человек понял это. Треть народа не выдержала этой мысли, подумали, что бюрократию не избежать в этой жизни и так как с жизнью покончить куда легче, чем с бюрократией, они взяли веревку и разом повесились. Вторая треть распродавала свои квартиры, уволилась с работы, растеряла свои связи, порвала свои контакты и удалилась далеко в лес, завела свое хозяйство и, в общем, сделала своими руками маленький рай среди бескрайних российских лесов и полян, которых вдоволь хватило на сии нужды этой трети российского населения. А что касается последней трети, то она запилась, закурилась и умерла то ли от горя и осознания того, что этот худший мир не изменить, то ли от удушья сигаретного дыма и захлеба спиртного, что наполнили все полупустые российские города. Так, российской урбанистической цивилизации пришел бюрократический апокалипсис – событие необратимое, верное и окончательное настолько, насколько бредив этот рассказ.