Записки кавалериста
6-го кавалерийского казачьего корпуса имени И.В.Сталина
июль 1941 года.
Стоял конец июля 1941 года.
На окраине разрушенного и ещё дымящегося пожарищами Минска кишел
огромный людской муравейник измождённых людей. Это были советские
военнопленные.
Минск и его окрестности, где соединились танковые клещи противника,
были забиты танками, орудиями и колоннами машин с солдатами противника.
Истерически захлёбываясь кричало фашистское радио, проставляя
"Победы немецкого оружия".
Когда к лагерю советских военнопленных подъехала санитарная машина,
женщины окружившие лагерь и перебрасывающие через проволоку пищу для
знакомых и не знакомых пленных бойцов, хлынули к раскрывшимся воротам.
Из металлического кузова машины, под¬держивая друг друга, выходили
пленные советские офицеры. Едва держась на ногах, вытащили двое
носилок и под ударами и ругательствами эсэсовцев пошли с носилками
в небольшую клетку, особо тщательно ограждённую несколькими рядами
колючей проволоки. Это место было отведено для советских военнопленных
офицеров и строго охранялось эсэсовцами. Женщины с рыданиями бросились
к группе советских военнопленных, передавая им хлеб, картошку и записки
с просьбой разыскать среди военнопленных их родных и близких. Но под
прикладами и штыками эсэсовцев женщины отхлынули, вытирая слезы и
кровь на лицах.
Степнова внесли в лагерь на носилках и поставили на солнцепёке.
Старший лейтенант Гор¬ский достал кусок палатки и сделал навес.
"Очень слаб, - заключал военнопленный врач, осмотрев Степнова и
сунув санитару несколько таблеток витамина "С" сказал - Давай три
раза в день, нужно помочь полковнику".
Вечером того же дня туда же в огромную клетку, привезли генерала Никитина
и несколько офицеров штаба 6-го кавалерийского корпуса. Через день,
едва передвигая ноги, Степнов подошёл к генералу Никитину. Он лежал
в вырытой ямке с перевязанной рукой. Лицо его было восково бледным,
а веки глаз набух¬шими от долгой бессонницы и напряжения. Увидев
Степнова, генерал встал и хотел что-то сказать. Но спазмы схватили
его горло, и он махнул рукой.
"И вы здесь, товарищ генерал?"- превозмогая усталость и боль во
всем теле, спросил Степнов, глядя на Никитина, изумлённым взглядом.
Никитин на мгновение опустил голову. Потом подняв глаза на Степнова,
генерал с горечью произнёс: " А я то думал, что хоть вам удастся
вылезти из этого железного мешка и, добравшись до своих рассказать,
как погибал наш корпус! А оказалось, что и вам не удалось.
А теперь все кончено! Корпуса уже нет больше", - совсем подавленно
проговорил Никитин. Глаза генерала подёрнулись влажной плёнкой, а
на пергаментно-жёлтом лице вздрогнул и задрожал, как натянутая
струна косой нерв. "6-ой казачий кавалерийский корпус носивший
имя Сталина, основное ядро героической Первой конной армии
Гражданской войны, перестал существовать".
Оба стояли охваченные жуткими воспоминаниями о пережитом, о том,
что нельзя было объяснить. Почти пятьсот километров прошли части
корпуса по лесным извилистый дорогам войны прорываясь из вражеского
кольца к Минску. Обрастая на марше беззаветно храбрыми лётчиками и
танкистами, оказавшимися без боевых машин, с яростью громили
наседавшего врага легендарные дивизии Первой конной. Но всякому
напряжению бывает предел. Пятьсот километров в окружении до зубов
вооружённого, одетого в броню, врага, без снабжения продуктами для
людей, фуражом для лошадей, без патронов и снарядов, без горючего
для машин и даже без топографических карт для командиров и штабов?!
Каждые сутки, два, три боя, ночной изнурительный марш, а днём поиск
травы для своего боевого друга-коня! Как все это могло случиться!?”
- беспрестанно теребил душу зловещий вопрос.
"Лучше смерть, чем это!"- проговорил, наконец, генерал, глядя
на людской муравейник, копошащийся рядом в грязи и пыли.
Взгляды Никитина и Степнова встретились, и они поняли друг друга.
"Да, лучше смерть",- подтвердил слова генерала Степнов.
Каждый из них, к тому времени, уже уничтожил не одного захватчика.
А теперь стоял вопрос, - как можно дороже "продать" свою жизнь,
уничтожив как можно больше врагов и тогда... и тогда конец.
Договорённость без слов была достигнута. Кругом, не переставая
колготилась унизительная жизнь. В небе, подпирая чешуйчатые облака,
гудели моторами эскадры бомбардировщиков врага, летящих на восток.
"Что ж это такое, товарищ генерал? - где же наша авиация?"-
возмущённо спросил лейтенант-танкист с раненным плечом, гля¬дя на
строй гудящих в небе бомбардировщиков врага.
Со стороны Березины глухо донёсся грохот сражений. В плечевой ране
лейтенанта, плохо прикрытой рваными лоскутами от нательной рубахи,
шевелились черви. Генерал посмотрел на лейтенанта, и его лицо
отразило внутреннее страдание.
"А может, есть поважнее места сынок, где нужна сейчас наша
авиация, а?" - просто, по-отцовски объяснил генерал.
На обескровленном лице лейтенанта отразилась, какая-то жертвенная
улыбка и удовлетворённость.
Карие совсем ребяческие глаза блеснули слезами.
"Эх! - хорошо было-бы...! Пусть мы здесь... так бы и быть!
Но чтобы там, - по первое число всыпали фашистским гадам проклятым! –
со страдальчески скривившимся лицом и ещё не угасшей, внутренней
надеждой, проговорил лейтенант. "Спасибо, товарищ генерал", - сказал
он и, повернувшись, пошёл в свою ямку, где он лежал вместе со
своими товарищами под одним, чудом уцелевшим в скатке, одеялом.
Прохладны были белорусские ночи для измождённых людей.
Генерал и Степнов долго смотрели вслед лейтенанту, и у них обоих
сжималось сердце.
"Если враг развяжет войну, то воевать будем на чужой территории"
- почему то вспомнились Степнову крылатые когда-то слова, которыми
успокаивали советских людей. Веря в это, поэты и композиторы слагали
песни. По всей стране эти песни пели старики и дети в полной
надежде на то, что это так и будет. "Если завтра воина, если
завтра в поход, мы сегодня к походу готовы!"
И вот теперь перед глазами, горящая пожарами советская земля и
стонущий народ. Чего ж не дал этот народ, чем поскупился, чтобы
сделать оборону страны неприступной? - думал в эти мучительно
тяжёлые мгновения Степнов. Кажется, все дал и ни чем не поскупился.
Так почему же такое бедствие? – Почему такое горе свалилось на людей!?"
И, как будто уловив мысли Степнова, генерал сказал:-
"Победа малой кровью! Вот она большая и не объяснимая кровь и
страдания. - Уму непостижимо! Взглянув да Степнова, генерал
добавил, - но теперь не об этом думать нужно, Никодим Дмитриевич,
- теперь бороться, бороться до последнего дыхания!
В этом главное!"